Дневник экстремиста. Краткие записи о прошлом.

Всем Думающим посвящается...

Моя сознательная жизнь началась по достижении мной 11 лет. Не знаю, что подвигло меня более на стремительное выделение из общей массы: воспитание, детский идеализм, вызванный прочтением огромного количества разнообразных книг (библиотека моей матери - простой швеи - могла успешно конкурировать с пыльными полками «передовой интеллигенции»), или же особенности нашей жизни, которую люди обычно называют истёртым словосочетанием «не сахар».

Начну же я с того, что почти в семь лет я был отдан в Православную гимназию, которая подчинялась Епархии со всеми вытекающими отсюда последствиями: обязательные исповеди, причастия, молебны и т.п. Этим моя мать хотела привить мне любовь к богу и ближнему, кротость и смирение. Я тогда не мог даже на десять процентов оценить жертву, которая была принесена в угоду «праведности». А это далекая от православного благоговения вещь - тысяча сто рублей ежемесячно за обучение в сием богоугодном месте. По тем деньгам это довольно внушительная сумма, равнявшаяся 2\3 нашего скромного бюджета, состоящего из зарплаты матери и «огромной» государственной «помощи» в сорок пять рублей. К тому же мать отдавала деньги за обучение в музыкальной школе. Отец же, физрук, а также по совместительству полуизвестный автор-исполнитель, покинувший нас ( я, мать и Барнаул)в 1993 году, «устроился» на «алиментную» работу, на которой даже не появлялся никогда, и отсылал что-то около двухсот-трехсот рублей в течение трех лет, после чего и эти крохи стали приходить раз в полгода, в зависимости от того, когда на его жизненном графике пересекались в одной точке кривая «память» и кривая «совесть».

Как видите, материальное состояние было «швах», что является синонимом к нашему «пиздец», если от него отрубить русскую глубинность понимания безнадежности. Но и в этом «швахе» находились средства для обучения простого сына швеи и учителя физкультуры в «элитной школе» с «личным» подходом к ученику (после, когда я по детской наивности спрашивал, куда уходят огромные деньги, мне всегда говорили, что «тут не «массовка» - каждому ученику особенное внимание учителя, а вот пойдешь в «массовку» - будут бить и всем будет на тебя «по барабану». А ты хочешь, чтобы тебя били?..» И тому подобный бред). Так что, как сами понимаете, средств на «мирское житие» оставалось чертовски мало.

И знаете, у них довольно неплохо получалось «обращать к господу»! По крайней мере в начальных классах (хоть и крестились в трапезной мы не искренне, а как можно быстрее, чтобы побыстрее начать есть) у меня сохранялась вера в доброго, любящего господа, который зорко бдит над вечно снующими под его носом людишками. И, ложась спать, я, наверное на протяжении лет пяти, каждую ночь читал «Молитву отходящего ко сну». Неудивительно, что я теперь помню эту молитву как «Отче наш» (извините за безвкусный каламбур) - если я потеряю память, то советую врачам начать её восстановление со слов этой молитвы.

Пропаганда не отличалась яркостью или необычностью - она была направлена на детей, поэтому не должна была отвечать на все вопросы, принося их в жертву сказкам о «добром царе-великомученнике» и тому подобной чуши. Вся агитация вертелась вокруг «смирения», Николая II и притчах о «всеобъемлющей любви Христа». До сих пор где-то в кипе прочтенных книг валяется пару книг о «Ники» (он же последний русский царь) и несколько книжек о всевозможных святых.

Вспоминаю молебны в церкви - духота, запах ладана, толпы «рабов божьих», усердно крестящих лбы. Даже когда верил в бога - не любил церковь. Как здание-пирожок, так и попов-начинку.

Пожалуй, хватит эмпирических повествований о «неких силах» в Гимназии - перейдем к конкретным лицам.

Директор: Галина Николаевна К.

Чуть полноватая женщина, обладающая всеми признаками интеллигенции в плохом смысле этого слова. Авторитарна. В её речи имелось слово-паразит - «так сказать». Мешало восприятию того, что она говорила, и с тех пор я стараюсь контролировать свою речь, не допуская подобных слов. Спасибо ей за это.

Имела фанатичную ненависть к коммунизму - к «70ти годам безбожия». Помню, как-то раз попал я в её кабинет по поводу идеологического спора с кем-то из учитилей. До самого последнего дня моей жизни перед глазами будет стоять её красное лицо, которое, брызжа слюной, вопрошало: «Что, встаешь, проклятьем заклей-М-Л-енный?!» - намеренно выделяя эти буквы. Сейчас смешно. А было страшно.

Умна и довольно хорошо начитана. Когда мы с ней виделись последний раз, была довольно приветлива - мы на равных и в дружеской форме обсуждали творчество Лимонова. Никакой неприязни не осталось, даже наоборот - она мне симпатична, что странно - именно она давила мою нежную детскую свободу мысли в те годы. У меня до сих пор чувство, что бог для неё был как для фельдкурата Отто Каца из «Похождений бравого солдата Швейка...» - чем-то вроде делового партнера, благодаря которому она получала зарплату.

«Батюшка» или поп (как кому больше нравится): «отец» Константин.

Огромный священник, словно срисованный с карикатуры в журнале «Безбожник» за 1937 год: пельменнообразные губы, счастливые сытые глаза, большие руки, попеременно поглаживающие то бороду, то живот, который тоже был сыт и счастлив.

Как-то раз на исповеди (когда я еще ревностно веровал), я ему признался, что библейские рассказы мне упорно кажутся вымыслом, да к тому же вымыслом нескладным. Батюшка, посмеиваясь, накрыл меня епитрахилью (это не матерное словечко, а тряпка, болтающаяся на шее у попа - что-то вроде фартука) и, так же посмеиваясь, прочитал отпустительную молитву. Сейчас я понимаю, почему он смеялся. Я просто сказал вслух его мысли. «Устами младенца...»

Сейчас, когда я вспоминаю его проповеди, на ум приходит самое точное сравнение с литературным персонажем. Поросенок Сквирел из «Фермы животных» Оруэлла. Так же убедительно раскачивался и повизгивал.

Мой классный руководитель: Галина Николаевна З.

Если брать пример того человека, которого я ненавидел «всеми фибрами», то это - Г.Н. Мне мистически не везло на Галин Николаевных. И из этого невезения девять десятых приходилось на классную. Наша ненависть была взаимной, но мне не повезло больше, потому что я нарвался на климакс. Она применяла все, что могла - от выбрасывания моих вещей в окно, до моральной дискриминации («Дайте, ребятки, я вас всех обниму!.. А ты, Полторацкий, отойди!»). К её сожалению, она достигла противоположной цели - вместо затурканного ребенка без мнения, она, путем подталкивания меня на место отщепенца, выпустила на волю Протест, ставивший её в неудобные ситуации перед другими учителями. Я был очень остр на язык, и ей приходилось краснеть из-за моих острот. Впрочем, она ненавидела меня все больше.

Ну если вы думаете, что там были все козлы, то вы глубоко ошибаетесь. Расскажу о человеке, морально возвышающимся над массой.

Это учитель английского: Ирина Ивановна С.

Человек, судьба которого достойна восхищения - она бросила состоятельного, но нелюбимого мужа ради инвалида-колясочника. Но любимого. Вы сейчас киваете головами:»Да, это подвиг!» А признайтесь себе честно - смог бы кто-нибудь из вас, читающих эти строки, повторить её поступок. «Рациональный и здравый подход» в кончном итоге возьмет верх у 99% людей. А это, к сожалению, значит то, что на такие вещи, как пренебрежение материальным благополучием, способны единицы. Так что не торопитесь кивать головами...

Она была человеколюбивей всех самых «человеколюбивых» «батюшек» и «матушек». Луч света в темном царстве, она не могла не раздражать «пантеон», ибо была открыто против того, что видела в действиях «господ православных». И эта клоака, видя свое бессилие в её поглощении, отторгла её. «Уволена по собственному желанию»... Я переживал - это был мой любимый учитель.

Остальные учителя были кто кем: кто «рабами божьими», кто просто хитрыми приспособленцами, кто предметниками, далекими от «божественного просветления» и просто делающими свою работу.

Я описал тех, кто меня учил, а также «учил». Описывать учеников я не буду, ограничусь лишь тем, что в основном это были сынки «бизнесменов». На первых порах социальная пропасть была не так заметна, но со временем я стал понимать, что я являюсь белой вороной в среде, чуждой мне на все сто. Они носили другую одежду (новую! Я не знал, что это такое - в основном это были вещи «...рёхъюродных» братьев), ели другую пищу, имели чуждые мне интересы. Хотя именно мой класс был очень дружен, и я имел поддержку со стороны разношерстного, но сплоченного коллектива.

Приходя домой я погружался в книги и просиживал за ними до двенадцати часов подряд. Примерно в третьем классе у меня начало падать зрение. За недолгие два года оно упало до -4.5. Но если бы мне сейчас предложили вернуть мое зрение в обмен на те десятки тысяч строк, прочтенных в те годы - я бы не раздумывая отказался. Что толку видеть мир, смотреть на его красоту, не понимая всей тяжести этой красоты, её многоукладности? Разве интересно смотреть на бабочку, не зная, для чего ей её красивая окраска? Разве интересен хобот слона, когда ты не знаешь, сколько миллионов лет понадобилось, чтобы он превратился в то, что мы привыкли видеть? Эти и другие вопросы витали у меня в голове, и я удовлетворял свою любознательность насколько мог. Пусть и ценой зрения.

Жизнь так и текла бы своим чередом. Но в один день наша жизнь круто повернулась - на заводе, на котором работала моя мать, объявили сокращение. И она, часто болевшая, оказалась не нужна. Наступили темные дни - пособия по безработице в 700 рублей и мелких подработок не хватало даже на обучение. Долги за обучение и за квартиру росли. Жили мы впроголодь - такие слова, как «яйца», «молоко», а уж тем более «мясо» изчезли из нашего лексикона.

Сейчас я понимаю, что бедность - величайший дар для молодых умов. Она дает им толчок, который не способно дать ни одно состояние на свете. Она толкает интеллект на поиск её причин. Она распыляет слабых духом и укрепляет и продвигает сильных. Я благодарен судьбе за лишения - будь я богатым, разве бы я задумался о том, как тяжело есть ежедневную кашу на воде?..

Этот момент заставил меня крепко задуматься, и моя детская любознательность не находила ответ на вопрос: «Почему мы никому не нужны?» Я начал искать ответ. Мои «наставники» из Гимназии приводили мне цитаты из Библии, смысл которых заключался в следующем: смирись, не ропщи, каждому дан крест по силам его. Меня явно не устраивала такая логика - слишком уж разные «кресты» даны людям, чересчур разные. Родились то все голенькие, орущие и розовые, а «крест», выходит, зависит от того, сколько у тех, кто тебя родил, денег? От того, где работает тот, кто тебя содержит? И почему я должен с этим смиряться? «Ибо велика мзда на небесах»?! Предложил по наивности детской: а как мне обменять кусочек мзды на деньги или хотя бы на еду? Эх, поступился бы я парочкой эдемских фруктов ради «хлеба насущного»! На что получал ответ, который вводил мои мысли в заколдованный круг: «А ты терпи, смирись, и будешь в раю!» И толстый Сквирел убедительно раскачивался, призывая «стойко переносить все тяготы и лишения, ибо то есть испытание Божье».

Как-то разговорился я с дедом по отцу(земля ему пухом), с которым всегда спорил по поводу бога и прочих «высоких» материй. Раньше и слушать его «сказки» не хотел (в гимназии сказали, что мой дед богоборец и безбожник-большевик - плохой человек и в раю таким делать нечего), но моя вера в «христову истину» пошатнулась под ударами взросления и голода. И сказал мне дед, что когда-то не было такого, чтобы человек оказался без работы. Умеешь шить - примут швеей, умеешь трамвай водить - пожалуйста. Не было хозяев (не поверил деду. Как показала история - правильно, что не поверил. Хозяева были - по-другому назывались только) - каждый работал на всех и, значит, на себя. После этого он часто мне рассказывал про Советский Союз, обнажая плюсы и скрывая минусы. И я, разочарованный идеей «смирения» и «покаяния», стал читать советскую литературу о жизни «самого счастливого советского человека».

Скоро я, как мне казалось, отыскал все ответы на мои вопросы. Против меня сразу же ополчилась моя мать. Мне это тогда казалось очень странным - она же страдает от такой жизни! Я спрашивал её: «Ты голодала при Советах?» И, получая отрицательный ответ, еще больше не понимал её яростного сопротивления моим взглядам. «Я могла себе позволить, работая в ателье, съездить на море...» Море... Это из области фантастики...Как-то в детстве мы с мамой поехали на Каспий к дяде. Это было самое яркое воспоминание моего детства... И какого черта ты не хочешь так жить, мама?!

Тогда я не знал, что есть вещи, которые не заменить никакими благами, ни самой вкусной едой, ни ежегодным отдыхом на море... Но это я понял позже, а пока...

Пока я мечтал о самой, как мне казалось, прекрасной стране - Союзе Советских Социалистических Республик. Я жадно поглощал книги самых различных авторов - от Сидорова с его «Повестью о Красном Орленке» до Лордкипанидзе, возвещающем о «Заре Колхиды». Ведь на бумаге было все так свободно, прекрасно, романтично! Возвращаясь в реальность я в бессилии скрежетал зубами - все было так же холодно и пусто, как и вчера. Я решил бороться. Тем чем мог - яростно спорил с учителями, дерзил, пытался доказать свою правоту. Но кое-где мой максимализм натыкался на холодные постулаты, опровергнуть которые я был не в силах из-за слабой аргументации своих «кавалерийских» выпадов.

И я начал читать тех, кто объяснил мои чувства несправедливости к этому миру. Это были Маркс, Энгельс, Ленин. Читая их впервые, я уподоблялся глухому, слушающему музыку - он знает, что слушает Баха, но не слышит тех звуков, которые сделали его всемирно известным. Проще говоря - я мало что понимал. Понимал (вернее, мне казалось, что понимал) лишь «самые простые» вещи, по совместительству оказавшиеся самыми объемными и важными - объяснение проблем присваивания чужого труда, неравенства, нищеты. Изучая это, я вынужден был погружаться в теорию все глубже и глубже. Все постепенно становилось на свои места. Как вы уже догадались - «это было позже, а пока...»

А пока я учился. Учился, параллельно ища единомышленников, вникая в сущность мира денег, созданного для денег и ради денег. А мне было лишь неполных 13 лет...

Ирина Ивановна уволилась, и в гимназии встала потребность в учителе английского. На её место приняли учительницу, которая сразу показалась мне как-то выделяющейся из массы учителей и учителишек. Она не верила в «господа вездесущего», менее других общалась с коллективом. Естественно, она сразу же стала мне интересна - мы стали разговаривать после уроков, обсуждать темы, которые со мной не обсуждал никто из учителей.

Как-то раз (на дворе 2004й, по совпадению - год выборов в Думу) я спросил её, за кого она будет голосовать. Ответ поразил меня - за коммунистов! Я думал, что кроме моей бабушки за КПРФ никто не голосует, а тут молодая женщина, только что закончившая институт!.. Мне стало интересно, что подвигло её на такое решение. Мы разговорились. Я спросил - а знает ли она молодежь с похожими взглядами? Она пообещала мне, что найдет телефон Комсомола.

Комсомола! Коммунистический Союз Молодежи! Моей радости не было предела - я думал, что он рухнул вместе с СССР. Оказывается, есть молодые люди, разделяющие идеи справедливости! Система не смогла окончательно заменить дешевыми ценностями потребления ценности духовными! Остались!.. Остались!..

Это была первая трещина системы Капитала, которую я увидел. Она не смогла уничтожить тех, кто Свободен Духом. Я почувствовал себя Человеком, Который Что-То Может.

На следующий день она принесла мне номер телефона этого полумифического комсомола. Сразу же, придя домой, я позвонил по этому номеру. Трубку взяла девушка. Я представился, рассказал, что хочу стать комсомольцем. Мне сказали, что я не могу пока им стать - нет четырнадцати лет. Но если захочу - могу стать пионером. Мне это не понравилось. Я представил, что мне придется общаться с одногодками и упал духом. Мне очень редко удавалось найти собеседника, равного мне по возрасту, с которым было бы интересно. Мои друзья были старше меня минимум на два года. Поэтому я был настойчив, и попросил все-таки встретиться, чтобы пообщаться вживую. Меня пригласили на собрание.

Дни до вторника я отсчитывал по часам. А что, если не примут? Скажут: «Мал. Куда ему?» Я не мог ждать 14ти лет - слишком много, можно всего столько успеть!

Вторник. Я прихожу на собрание. Около двадцати молодых парней и девушек - все старше меня минимум на пять лет. Мне начинают задавать вопросы: «Как ты дошел до идеи?», «Что движет твоим стремлением бороться?» и т.д. Отвечаю, как есть. Кивают головами, перешептываются. Когда меня спросили, что я читал, назвал сочинения классиков: Энгельса, Маркса. Валить вопросами теории не стали - понимали, что по малости не понял многого. Тут же написал заявление о приеме в СКМ - Союз Коммунистической Молодежи. Голосовали единогласно. Я был счастлив. Я нашел тех, кто поможет мне плыть против течения.

Все события, произошедшие со мной, от матери утаил - представил, как она отреагирует на мое решение.

А тем временем учеба в «богоугодном заведении» продолжалась. Я все чаще вступал в споры с учителями - и когда мой крик безысходности я поменял на самое страшное оружие - факты - мое пребывание в гимназии встало под вопросом. Очень часто я был несдержан, груб, хамил на каждом шагу, что подливало масла в огонь. Обстановка накалялась. Класс с большим вниманием слушал о зверствах царского режима - Ходынка, Кровавое Воскресенье, Ленский расстрел, чем о том, как «Николай-великомученник обожал своих детей и жену.» Учителя теряли авторитет у класса на глазах - это была в том числе и моя заслуга. В бога уже не верил НИКТО из класса. Никто не крестился перед иконами, не пел хвалебные псалмы.

Одно из самых ярких событий того года - мой первый марш - «Антикапитализм». Молодежь под красными флагами, с лозунгами «Капитализм - дерьмо!» и «Сегодня с листовкой - завтра с винтовкой!» заставляла оглядываться обывателя, мирно спешащего по своим мелким делам. Бойся, потребитель!.. Твоя система не вечна! И мы - могильщики этой системы!..

Я углублялся в теорию, и все более понимал, что то «самое прекрасное государство - СССР» не настолько уж прекрасно. Все было пропитано ложью, сродни сегодняшней. Ложь!.. Вот что моя мать ненавидела в Советском Союзе! Вот что тяжело съесть, даже заедая самыми дешевыми продуктами и запивая самыми дешевыми напитками! Эти «два киллограмма соды на одного советского человека», эти «перевыполнения планов по выплавке чугуна», это умалчивание о преступности, катастрофах, репрессиях! Все в интересах его величества Капитала, изменившего лишь маску буржуя на маску «товарища секретаря». Суть та же, что и везде... Нет, эту систему надо ломать! И чем скорее, тем лучше...

Конец второй четверти. Восьмой класс. Директор вызывает нас с матерью. «Понимаешь, Данил, всем будет лучше, если ты уйдешь. Мы простим вам все долги - только уходи. Тебе не место рядом с людьми, которые страдают оттого, что ты пинаешь их идеалы, хамишь, ни во что их не ставишь.» Что ж. Напугали ежа голой задницей - не больно-то уж и приятно было тут «иметь место». Но спасибо - открыли мне глаза на мир. Аривидерчи!..

Новая школа - рядом с моим домом. «Массовка», которой меня пугали в гимназии, оказалось намного приятней, чем я предполагал. Разницы, по большому счету, нет, но тут все вещи называют своими именами, а это воспринимается приятней. Также больше свободы - ты вправе верить, не верить,думать, не думать - всем похуй, в широком смысле этого слова. Пока конечно это не угрожает престижу школы (Недавно директор мне жаловался, что его беспокоят люди из служб по поводу меня).

Как-то зашел я в ларек - ужасно захотелось пива (была за мной такая слабость). Только я отпил глоточек, как увидел знакомое лицо - О! Так это же инспектор по делам несовершеннолетних! Память на лица у меня хорошая - и я признал её, хоть видел один раз, когда она читала лекцию о вреде алкоголя в нашей школе. Финита ля комедия. Изъятие пива, приди туда-то, туда-то. Хорошо. Ничего не поделаешь - пришел. Не знаю, были ли у неё на меня планы, или это я её убедил, но дело о постановке на учет она заводить не стала. Знаю, эта история была бы неинтересна, не имей она продолжения.

Прошло время. В нашу школу назначают инспектора из МВД, и этот инспектор... правильно - она. Видимо, когда она в отчете сообщила мою фамилию - начальство объяснило, что ей попался не просто подросток, а объект, режиму потенциально опасный. Меня вызывают в кабинет к инспектору. Ой, простите - к Инспектору.

- Здравствуй, Данил. Присаживайся.

- Я Вас слушаю.

- Помнишь то дело с твоим задержанием?

- Да. Ну и что - мы же с Вами договорились.

- Договорились... Ну, в общем ты пишешь имена комсомольцев (всех, которых знаешь), а я не поднимаю старое. Идет? (толкает мне ручку и листок)

(Ха! Низкопробный шантаж смешанный с никчемным нахальным блефом - по прошествии нескольких месяцев ставить на учет? А не спросят: «Чё ты раньше делала, лейтенант? Профбеседу вела?»)

- Вот и вся ваша сущность!... (комкаю листок, театрально бросаю на стол, гордо выхожу из кабинета. С театральностью переборщил - может быть усыпил тем самым проснувшееся чувство стыда. Не знаю)

Первое мая 2005 года. Совпало с Пасхой. Одна из наших комсомолок раздает яйца с портретом путина и надписью - «ЗаПУТАлись». Только она чуть отошла в сторону - её тут же винтят менты в штатском. Потасовка с «правоохранителями». Девушка отбита у ментов. Комсомольцы скрываются в толпе. Христос воскрес, бля...

Наступают каникулы. Июнь месяц. Потихоньку оцениваю новый коллектив за прошедшие полгода - успешно влился, завоевал интерес учителей - со мной с удовольствием и неудовольствием дискутируют все гуманитарии. Класс дружный -все держутся друг за друга. Уровень знаний слабее, чем был, но учиться приятней морально - меньше напряжения.

Через несколько дней я начинаю собираться на лагерь комсомольского актива на Телецком озере. Дух приподнят - скоро меня ждет интереснейшее мероприятие.

Едем. Автобус. Гитара. Разговоры. Тихая обстановка предвкушения - всегда любил...хм...»предвкушать».

Наконец приехали. Распределяем грузы - мне, помимо моего рюкзака, достается крупа. Идем. Через метров пятьсот зарабатываю себе «барометр» - вывихиваю ногу, которая уже несколько лет болит при переменах погоды, как у старого деда. Мой груз раскидывают по товарищам - ни слова упрека. Мне же стремно - чувствую себя иждевенцем. Несу нетяжелый ноутбук и походную посуду. Несколько километров через лес, грязь и тучи мошкары - и вот мы на месте. Берег Телецкого озера. Красотща! Но ни времени, ни сил созерцать сие великолепие нет - мы разбиваем лагерь.

Как объяснить на словах, что такое Походная Каша? Это самая вкуснейшая вещь, которую я когда-либо ел! С маленькими угольками, попавшими в чан, она еще вкусней - чисто морально. Разбили палатки - и спать. Над лагерем гордо веет красный флаг.

Утро. Сорок комсомольцев вытянулись в шеренгу. Зарядка, назначение отрядов. И в перый же день начинаются занятия, продолжающиеся non-stop: политические семинары, сборка-разборка «калаша», юридическая подготовка, физические упражнения, стрельба по мишеням. Свободное время - только вечером: песни под гитару у костра, разговоры... То, что незабываемо, забыть по определению нельзя.

В один из дней к лагерю приближаются двое туристов-поляков. Забираются на возвышенность - охают, пораженные видом девственной природы. Спрашивают: «Это приватное?» (Частное, собственное) Отрицательно качаем головами - нет не «приватное». Изумляются еще больше - как такая красота?..И не «приватная»?..

Вот и наша с вами жизнь - чья-то. «Приватная». И земля вокруг - «приватная». «Священно приватная» - конституциями охраняемая... И небо - «приватное»... И мысли твои, читатель - тоже «приватные»...

Последний день, отъезд. Уставшие, но довольные. Мы узнали и научились многому. Пора в город - борьба продолжается!

Лето подходит к концу. Я многое успел в это лето - в том числе съездил на шахматный турнир. Я давно занимаюсь шахматами, забыл сказать. Имею КМС на данный момент. И тщательно рушу стереотип шахматиста - «ботаника» в очках на минус сто. На смену такому прототипу приходит веселый хулиган с гитарой, способный на всяческие «шалости». Но шахматист.

Учеба, учеба и еще раз учеба... Несколько месяцев пролетают, как один. На меня бывало находит страсть учиться. Это бывает очень редко - но бывает.

У меня явно начинает проявляться апатия - разочарованность в своих силах. Я все меньше и меньше появляюсь на собраниях. Становлюсь отрешенным от того, что так тянуло меня раньше. Пусть кто-нибудь другой...

Ложь и лизоблюдство давит отовсюду - телевизор, учебники, газеты... «Все хорошо, а будет еще лучше!» Бля, кому хорошо? Тебе хорошо, боров из «ящика»?! Тебе, тварь, выкинувшая с завода мою мать?! Вам хорошо, суки...

Как же порой хочется остановить крутой «джип», вытащить за шкирку свинью, обвешанную цепями, и распороть живот, и смотреть, как из раскуроченного желудка глупо пялится хуево переваренный бутерброд с икрой...

Я буду ждать, сволочи...

2005. Август. «Реквием по заводам». Колонна молодых коммунистов идет по пустынным аллеям заводского района. Пустые здания, ржавые доски почета. Кому почет? Оглянсь - напротив истлевшего стенда стоит чудовище - «Гипермаркет». Огромный храм фанатиков потребления. Жадно раскрыл свою пасть, всасывая людишек в свое нутро. Был завод - ХБК. Завода теперь нет - зато есть сотни прилавков с никчемным тряпьем, ненужными побрякушками и книжонками о «Похождениях мадам Коко на 8й авеню». Тошнит. И мы выплескиваем свою ненависть к унижению на улицы - слушай, человек! Очнись и слушай! Нельзя так жить - мы умираем, превращаясь в набор клеток, требующих еду и дешевых развлечений! Нельзя!..

Доходим до «сковородки» - небольшой площади у здания Политехнического. Студенты недоуменно смотрят на нас с явной мыслью: «Заняться нечем, что-ли?» С началом митинга на «сковородку» вылетают 10-15 студентов с метлами. Показательно - нам показали, мол, выметайтесь. Боятся... Мы же будем первыми, кто сметет ВАШ мусор. Самый грязный из всего мусора на свете. Человеческий.

Январь 2006. Страна взбудоражена законом о монетизации льгот. У стариков отнимают последнее, что у них осталось. Площадь вмещает десять тысяч недовольных. Я же валяюсь с температурой дома, душой находясь на площади. Проклятье!..

Узнаю, что одна из наших комсомолок задержана. Предъявлено обвинение в организации массовых беспорядков. Нашли виновных! Да это ваших министров судить надо! Самым жестоким и праведным судом - судом толпы. А что, вышел бы Греф или Зурабов к народу... В толпу... Посмотрел бы я, что от них осталось!

Матери все хуже и хуже. Её рвет после практически любой еды. Умоляю сходить к врачу. Но ей некогда - надо зарабатывать деньги.

Лето. Я выполняю норму КМС по шахматам. Рад, что тут говорить...

Матери становиться очень плохо. Меня будят звуки рвоты в 4 часа ночи. Вызываю скорую. Усатый врач явно не доволен, что его оторвали от обьятий Морфея. Начинает орать на обессиленную мать и меня, что могли вызвать в семь - как раз его смена кончается. Пидор. Еле сдерживаюсь, чтоб его не ударить - от этой сволочи зависит жизнь моей матери.

Её увозят. Потом мне скажут, что начался некроз поджелудочной железы и все решили какие-то 15ть минут. Чуть позже - и кончилась бы смена врача дежурной скорой помощи, а вместе с ней и жизнь моей матери.

После тяжелой операции (которую заведующий хирургическим отделением после назовет чудом) её организм борется за жизнь. Спустя год бабушка расскажет мне, что врачи охарактеризовали её состояние как безнадежное. Спасибо ей, что не сказала мне этого. Я бы сошел с ума.

Через неделю ей становится лучше. Тяга к жизни пересилила болезнь, которая уносит каждого второго в Пустоту.

Дед умирает. Грыжа в желудке перекрыла пищевод. Операцию делать нельзя - от наркоза не отойдет. Обреченный на голодную смерть он плачет от боли и горя. Даже ложечка бульона через 20 минут выходит обратно. Жаль его до слез - уезжаю в Томск на полуфинал России по шахматам с надеждой застать его живым по возвращении. Приезжаю. Поминки - схоронили. Тут же отец, толкающий мне всякое фуфло про мою «плохую мать», про то, как она скрывает чуть ли не миллионы, которые он высылает. Да... Тогда я подумал - гнилой человек. Все. Больше ничего про него не подумал. Русский язык хоть и богат, но не придумал того мата, способного раскрыть сущность моего бати. Живи своей жизнью, слабак.

Умер тот, кто был мне идеалом. Фронтовик, отец четырех детей, культурный человек с двумя высшими образованиями. Коммунист до последнего вздоха. Вечная тебе память...

Начало 2007 года. 24 января. Площадь Советов «временно закрыта для демонстраций и митингов ввиду ремонтных работ». Митинг против роста цен. Разрешили его проводить в месте, удалееном от основного скопления людей. Выступают несколько ораторов, по бумажке читая, как все плохо и что «надо голосовать за КПРФ» и проч. и проч. Недовольный народ начинает расходиться. «Стойте!», - это я. «Что вы добьетесь бессмысленными мигингами? Идем к Администрации - покажем, на что мы способны!» Призыв встречен одобрением. Бегаю по толпе - собираю людей. После митинга собирается человек 200-300. Мы идем к зданию Совета.

Вдруг, как по щучьему велению, на крыльце «белого дома» выстраивается ряд полицейских (всегда был за то, чтобы называть вещи своими именами. Милиция - это народные отряды правопорядка. Это же - карательная структура государственной машины. Охранка). Народ кричит, требуя Карлина - губернатора. Вместо него выходит Кнорр - глава местной «Единой России». Потрясая сытым брюшком, призывает нас расходиться. Я начинаю говорить ему, кто он есть на самом деле. «Оскорбляю», по-ихнему. Майор отдает приказ - начинается «винтилово». Первыми под «горячие руки» попадают члены Национал-Большевистской Партии. Они всегда впереди опасности - для них это экстрим, к тому же их лозунги отличаются излишней радикальностью - всегда «клиенты» ментов №1. Толпа отбивает их из лап ментов. Мне запомнился полицейский, с дубинкой натыкающийся на стариков и причитающий:» Ну что же вы, бабушки? Ну что же вы дедушки?» Смешной в своей безысходности - стариков лупить рука не подымется, а нацболов достать - приказ. Краснеет, какая-то бабулька отбирает у него рацию. Растерянней лица я не видел больше никогда.

Толпа рассасывается. Мы уходим вместе с ней. Только вышли с площади - за нами «бобик». Срываюсь влево - ухожу через дворы. Как потом узнал, одного анархиста все же задержали. И двух нацболов, которых не успели отбить. Уходя, мы кричали: «Мы еще вернемся!.. И когда вернемся - просто так не уйдем!..» Это пророческие слова. Когда-нибудь мы обязательно сюда вернемся...

Акция произвела болшой резонанс в обществе. Продажные СМИ откликнулись на этот крик обездоленных, забитых, но гордых людей публикациями о «кучке бабок» и «молодых экстремистов, бездумно орущими, чтобы поорать». Но те, кому тяжело, поняли, почему с такой ненавистью глядат глаза людей на власть в лице кнорров и ментов. Поняли, я уверен.

В нашей школе сменили инспектора - на место прежней пришла молодая девочка 19ти лет. Я был вызван к ней в кабинет. Она разбиралась в политике не сильней пятилетней. Для неё я был, наверное, «страшный и непонятный куммунист», неизвестно за что объявивший бой этой махине, которой она служила. По стране в это время пронеслась волна маршей «несогласных». Крупный марш намечался в Москве. Робко протянула мне бумажку на подписание, которая гласила, что «я, Полторацкий Даниил Дмитриевич, обязуюсь не выезжать за пределы края с такого-то по такое-то». Как видите - бумажка антиконституционна больше, чем я. Никуда я ехать не собирался, как и подписывать эту чушь (у меня даже мелькнула мысль написать «заяву» в прокуратуру), но мой взгляд встретил её глаза. Она просила. Я понял, что её «наругают» из-за того, что я не подпишу. Карьера «доблестного служителя правопорядка» даст трещину - не смогла даже у какого-то мальчугана подпись взять! И потом - я завоевал себе союзника путем ничего не значащей уступки. С тех пор она мне сообщала довольно интересную информацию на мой счет. Например, что меня будут пытаться «винтить» на митинге 1го мая и обвинить в «нарушении общественного порядка». Я попросил, чтобы в случае чего она подтвердила эти слова. Я задал ей вопрос - что дороже: погоны или честь? (Когда же я избавлюсь от пафосности и стремлению убеждать через риторические вопросы? Хотя пока это мне помогает) Честь дороже. Хм... Думаю, что если бы меня все-таки достали и скрутили, обвинив в злостном «нарушении порядка» с административным судом в качестве бсплатного приложения - она бы сдержала свое слово. И звездочки бы с погон полетели. Такое говорить - что наша милиция заранее знает, кто, где и как будет себя вести! Хорошая девочка. Глупенькая, но хорошая. Через некоторое время она ушла из школы.

Я стал зачитываться Лимоновым. Прошел все Три Стадии Восприятия: очарование, разочарование, реальное восприятие. Начал писать стихи. Сейчас они мне кажутся ширпотребом на изъезженной теме непонимания и одиночества, но тогда они отражали мое состояние в полной мере:

Хочу летать, хочу, чтоб были крылья,

Чтоб в эйфории сердце замерло.

Уйти от мира злобы и насилья,

Где разума плотины прорвало.

Но как взлететь над жалкими умами

Рабов порока, денег и страстей?..

Мне бесы говорят, что будет с нами,

А ангелы взывают быть глупей.

О, как легко жить взгляд потупив в землю,

Не смея вверх с надеждой посмотреть!..

Пустить всё по Великому Теченью,

Спокойно жить, спокойно умереть;

Песчинкой влиться в море равнодушных

И затеряться в вечной суете.

На площадях, в кафе, трамваях душных,

Составить часть того, что значит «ВСЕ»...

Я не хочу!.. Хочу летать, как птица,

Не телом, а истерзаной душой.

Но не дано мечте осуществиться,

Пока ты вместе не взлетишь со мной.

Мне нечего там делать в одиночку,

Летим со мной! И в синей темноте

Дыханьем страстным мы поставим точку,

Над всеми, что остались на земле.

Так дайте крылья, дайте хоть надежду!

Верните душу! Я наверх хочу!...

Но мир ко мне всё также глух, как прежде,

И, прикурив от сердца, я молчу...

Идеализм. Неинтересно обывателю. Интересно тому, кто пережил одиночество. Но не какое-то отсутствие разговоров. В моем понимании одиночество - это когда не с кем помолчать...

Я стал переписываться с одной узкоизвестной поэтессой. Она писала безумные, глубочайшие стихи. «Ночное всплытие. Отрыв...» Одна эта строчка в стихотворении о состоянии души вызывала мурашки. А вдумайтесь в эти три слова - это сильно и многогранно. Она была безумна и прекрасна. Мы долго с ней переписывались. А так как личная жизнь не входит в этот дневник, то скажу лишь, что она заставила меня взлянуть на мир и на себя по-иному. «Смотрю на Вас - Вы мужчина. А смотрю в другой раз - Вы же маленький мальчик!» Понимаю - это похоже, когда смотришь только левым или только правым глазом - две разные картинки. Только это немного сложней. А правда - кто я?..

Начал зачитываться историей Фракции Красной Армии - RAF. Была в 70х в ФРГ такая левотеррористическая организация. В основном специализирующаяся на индивидуальном терроре - похищениях и убийствах оставшихся после 2й Мировой фашистских преступников и врагов народа. Романтика «городских герильеро» зачаровала меня. Невольно думалось: «А сколько у нас фашистов осталось...»

11й класс - последний школьный год. Поехал на полуфинал России по шахматам - деньги дала КПРФ.

Абакан. Хакассия. Зал лучшей школы республики. Собралась свора из местных министров и ублюдков. Торжественное открытие. Играет гимн - к потолку бешено взвивается тряпка, называемая флагом эрэфии. Он же флаг предателя Власова - их товарища и брата. Все встают. Ну, или почти все. Я сижу и злорадно наблюдаю непонимающие рожи «министров». Это не мой флаг - мой флаг красный. Меня потом наперебой стали спрашивать друзья - почему я не встал? Объяснил. К закрытию турнира не встало уже четверо.

Зимой мы едем на совместный с анархистами «Лагерь Левых Сил». После приезжают люди из КПРФ, «Справедливой России» - у нас проходило довольно много интересных семинаров. Мое мнение насчет анархистов пошатнулось. Если у нас на Алтае еще есть здравомыслящие анархи, способные хоть как-то сотрудничать, то за пределами Алтайского Края если они и есть, то только не те, что были у нас на лагере. После один из анархов написал в интернете, что мы все... короче, что им с нами не по пути. Бакунин с тобой - не по пути - так не по пути.

Там же решено начать подготовку текста обращения к Зюганову - призыв сняться с выборов президента.

После лагеря готовилось «обращение». Текст получился довольно внятный и четкий - Геннадий Андреевич, пошли ты их... Не участвуй в спектакле, откажись... Но мы не лелеяли надежду, что Зюганов откажется от фарса - слишком большие деньги замешаны. Информация была подхвачена прессой, писавшей о «письме презрения». Любят раздувать. Что же - пускай. Пусть знают, что есть люди, которые готовы бороться за народ и без думских кресел.

Школа. Выборы президента совпали с выборами мэра. Как-то я зашел в столовую, купил булочку, и уже собирался её съесть, как увидел сияющую рожу местного царька - Колганова, призывающего выбрать его мэром. Заебали!!! Даже в столовой покоя нет! Без того, чтобы посмотреть на их харю, скоро поссать нальзя будет! Да и перед кем агитацию делать в школьной столовой?! Я подошел к улыбающейся роже и сорвал её со стены. На меня тут же кинулась повариха. Завизжала: «Не трогай!» Сама поди по вечерам копейки в кошельке пересчитывает, а как ревностно его защищает! Подоспел директор - поорал, поиграл на публику, а потом завел меня в кабинет, закрыл дверь и тихонечко сказал: «Ну что же ты так? Ну сам знаю, что нельзя тут агитировать. Но подошел бы ко мне, сказал на ушко, я бы пошел и аккуратненько его снял.»

Так вот пока мы будем «говорить на ушко» - мы обречены на хреновую, беспросветную жизнь. Долг каждого нормального человека - сорвать этот плакат, как воплощение вездесущности власти. Даже в школе, где расклеивать подобные вещи по определению запрещено. Скоро мы доживем до того времени, что на презервативах начнут писать - «голосуй за Единую Россию». И на коробках с анальгином.

Природа... дятлы выстукивают морзянкой - «эта власть лучше всех на свете»... тля, пожирающая побеги, выстраивается в форме двуглавого орла - хрум-хрум... «голосуй за Единую Россию!»... природа сознательно движется к светлому капиталистическому будущему... кролики не трахаются в день смерти Ельцина - «Соболезнуем тебе страна - невосполнимая утрата! Соболезнуем!»... река течет вспять - так завещал ей «нацпроект»... волки теперь не грызут зайцев - они дают им доступное жилье, чтобы те растили своих зайчат на завтрак... природа... наша с вами природа...

Эта власть преступна! Боритесь с ней до последнего вздоха! Она делает из вас рабов! Очнитесь же!...

6-7 апреля 2008 года.

Мигель (Даниил Полторацкий)

Источник - http://altai.newleft.info/content/view/66/29/