Смерть ребёнка в «православном приюте». РПЦ якобы как всегда ни при чём

 

Не кажется ли вам, что в последнее время слишком часто появляются новости такого характера: какого-нибудь религиозного деятеля уличают в совершении преступления или просто аморального поступка, не соответствующего статусу священнослужителя, а официальные представители РПЦ в ответ на просьбу прокомментировать ситуацию заявляют примерно следующее: «это не наш, он к РПЦ отношения вообще не имеет, а рясу нынче можно купить в любом военторге». Вот, например, последние новости из этой серии, заголовки которых говорят сами за себя: «Пьяный иеромонах матерился в кафе»  или «Устроивший пьяное ДТП священник всё ещё не лишён родительских прав». Но то были смехуёчки, а кончилось тем, что снисходительное отношение к подонкам в рясах закончилось убийством.

Особенно возмущает лицемерие представителей РПЦ: типа, этот «православный приют» подчиняется не Гундяеву, а каким-то там конкурирующим торговцам опиумом для народа, и поэтому якобы гундяевская РПЦ никакой ответственности не несёт. Хотя именно клерикализация общества, которую насаждают гундяевцы, сделала возможной такую противоестественную для XXI вещь, как «православные приюты»

 

 

 

Это уголовное дело сейчас называют Мосейцевским. 22 ноября прошлого года в частном доме села Мосейцево Ростовского района Ярославской области было обнаружено тело 13-летней девочки. Причиной смерти воспитанницы религиозного приюта послужила закрытая черепно-мозговая травма.

По подозрению в совершении преступления была задержана ее приемная мать, 67-летняя матушка Людмила. Под стражу была взята и ее ближайшая помощница Раиса Гусманова.

Побывав в ярославской глубинке, спецкор «МК» узнала, как появилась в селе секта и почему приемные дети оказались там по сути в заложниках.

Видавший виды «пазик» огибает озеро Неро и углубляется в лесной массив. Мой вопрос «Теплее в салоне будет?» не находит отклика. То, что сапоги вот-вот примерзнут к полу, удивляет, похоже, только меня. То же равнодушие и настороженность я встречаю, когда начинаю расспрашивать жителей Мосейцева о Людмиле Любимовой, которая в 2000 году обосновалась с общиной в селе.

Только у себя дома, без свидетелей, при условии, что я не назову их фамилии, cеляне начинают откровенничать.

— Их тут несколько семей с приемными детьми. За ними — связи и деньги, — говорит житель Мосейцева Иван. — Около их домов раньше по ночам стояли иномарки с московскими и ивановскими номерами. Но говорить об этом было не принято. У нас тупиковая дорога, кругом лес. Пойдешь за грибами или ягодами — откуда прилетит пуля, никто не узнает.

Раньше в Мосейцеве процветал совхоз «Заветы Ильича». Работала школа, столовая, детский сад. Теперь клуб стоит заколоченный, много брошенных домов, из жилых — не больше ста, где прописано 270 человек.

Двухэтажный каменный дом, где раньше учили детей, признали аварийным. Но пришлым людям неведомым образом удалось его взять в аренду, а потом и получить в собственность.

— Сначала мы даже обрадовались их приезду, думали, что деревня оживет, будет больше ребятишек, — рассказывает живущий по соседству с Любимовой Юрий. — Они купили в селе два старых дома. И сразу начали их перестраивать: укрепили фундамент, надстроили второй этаж. Обнесли строения высоким глухим забором, который у нас прозвали китайской стеной. Отгораживаться у нас ведь не принято. Почти у всех в селе — открытые палисадники, за которыми летом хозяйки разбивают клумбы с цветами.

— В подворье матушки Людмилы кто-то из покровителей вложил немалые деньги, — говорит Иван. — Вскоре у них появился свой трактор и автобус.

Соседка Анна в свою очередь говорит, что первые два года православная община была достаточно открытой. Около дома, где была школа, постоянно горел прожектор. Как-то на Рождество Любимова устроила праздник, куда пригласила и местных ребятишек. Потом организовали празднование Дня пожилого человека. Еще несколько раз устраивали музыкальные вечера с чаепитиями.

— Помню, на День Победы у памятника Людмила Павловна толкнула пламенную речь. Язык у нее был хорошо подвешен. Говорить она умела, — рассказывает Иван. — Нашим деревенским бабам она как-то поведала, что сама родом из Москвы, ранее была преподавателем. В Мосейцеве судачили, что муж у нее в прошлом — дипломатический работник.

Отношения вначале между пришлыми и сельчанами были достаточно доверительными.

— Их там обитало человек 20 взрослых и столько же детей. Они к нам приходили с просьбами о помощи, мы им точили косы, подсказывали, что и как надо сажать, — говорит Иван. — Пока они не обзавелись коровами, мы давали им молоко. Я поинтересовался как-то, откуда, мол, приехали? И услышал: кто из Краснодара, кто из Архангельской области. Зачем? «Будем строить здесь новую Россию». Было видно, что на земле они работать не умеют. Все посевы у них зарастали бурьяном, хотя они то и дело выгоняли девчонок с тяпками на огород.

Глядя на матушку Людмилу в очках с толстыми стеклами, жители Мосейцева только диву давались: «Одинокая пожилая женщина. И как ей удалось удочерить сразу 6 девочек?» Тем более что Любимова как-то проговорилась, что не имеет российского, «бесноватого» паспорта, а живет еще по советскому, по сути — недействительному документу.

А удивляться было чему! Девочек, по рассказам деревенских жителей, пытались определить в школу, но выяснилось, что они ничего не знают по программе. Чтобы они догнали сверстников, их перевели на семейную форму обучения. В школу, что в соседнем селе Угодичи, они должны были являться только для аттестации.

— Наш местный фельдшер Нина постоянно настаивала, чтобы девочки проходили профилактический медицинский осмотр, но в ответ слышала только: «Они все проходят в Ростове», — делится с нами Анна.

Между тем состав общины, которую Любимова иной раз называла «домом милосердия», постоянно менялся. И в какой-то момент его обитатели отгородились от внешнего мира. Общие праздники закончились. Девочкам запретили общаться с местными жителями.

— Помню, иду, здороваюсь, одна из приемных дочерей Любимовой проходит мимо, потупив глаза, вторая — и вовсе шарахнулась от меня и вдруг начала в голос читать молитвы, — рассказывает Юрий. — Я уж не знаю, что им там за забором внушали.

Те, кто бывал у Любимовой в доме, рассказывали, что все полки там были заставлены иконами, а в самом центре — образ святого Амвросия так называемой катакомбной церкви. А девочки очень быстро и громко читают книги на старославянском языке.

Потом в дом к себе сектанты уже никого из посторонних не пускали, говорили: «Входить нельзя. Это частная территория».

В то же время деревенские стали замечать, что Любимова часто отлучается из села. За ней то и дело приезжали машины. Матушку Людмилу стали видеть в Никитском монастыре в Переславле-Залесском, где, по слухам, обитал ее «духовный наставник». Жители Мосейцева считают, что он-то, скорее всего, и определял устои в общине.

— Первое время они еще ходили в нашу местную церковь Сергия Радонежского. Она у нас старинная, 1787 года постройки, с уникальным 5-рядовым иконостасом, — говорит Анна. — Потом у Любимовой вышел конфликт с отцом Владимиром, который приезжает к нам на воскресные богослужения. Людмила Павловна со своими помощницами накатала на него в епархию донос. Якобы он неправильно проводит службу. И они стали ездить на сторону, в Белогостицы, где стоит небольшая церковь-времянка.

Тем временем в селе, по рассказам местных жителей, общине передали уже пять домов. В них стали появляться странные личности, которые, по сути, были у Любимовой батраками. Правда, сама матушка Людмила предпочитала называть их трудниками.

— Смотрим, у нее косят траву мужики явно бомжеватого вида, мелькают женщины с татуировками, — говорит Юрий. — А ранее мы познакомились на поле с двумя женщинами из этой общины. Они занимались с девочками литературой, домоводством, казались нам достаточно образованными и разумными. И вот при встрече их спрашиваем: «Как вы там сосуществуете с бывшими уголовниками?» Они выглядели расстроенными, сказали: «Надо уезжать из этого гадюшника». После этого разговора мы их уже не видели в деревне.

А вскоре общину сотрясло первое ЧП. 8 апреля 2008 года в лесопосадке, недалеко от трассы, ведущей в Холмогоры, была найдена изнасилованной и задушенной 39-летняя Елена Соколова, которая работала на подворье у матушки Людмилы. Женщина собралась съездить в Москву, чтобы навестить родственников. Проводить Елену вызвался двухметровый великан Михаил Вахнов, который работал в том же «доме милосердия» скотником. Выяснилось, что он же и расправился с женщиной, которую называл сестрой. Ранее 32-летний Вахнов уже попадал на скамью подсудимых, в 1999 году его обвиняли в убийстве женщины на кладбище, но признали невменяемым. После принудительного лечения он пешком из Москвы пришел в общину к Любимовой.

Трагедия, похоже, только ожесточила матушку Людмилу. Из-за забора все чаще стали доноситься детские крики.

— Как-то в очередной раз я услышал: «Прости, мамочка, не бей, я больше не буду!» — делится с нами Иван. — При встрече попросил не обижать детей. На что Людмила Павловна заметила: «Только замахнусь, они уже в крик! На самом деле даже пальцем не трогаю».

Но соседи видели, как девочки в 5 утра с молитвами обходят дом, грузят тяжелые стройматериалы, полными лопатами кидают навоз в 3-тонный прицеп от трактора.

— Я тогда сказал Любимовой: «Павловна, что же ты девочек не бережешь, им же еще рожать?» — говорит ее сосед Анатолий. — На что она мне ответила: «Они не будут рожать».

В 2011 году сбежавшая из общины женщина-олигофрен Марина рассказала о странных порядках, которые царят в «доме милосердия» в Мосейцеве.

В общине у нее остались три дочери. Приютившим Марину сердобольным людям с большим трудом удалось вызволить девочек из лап матушки Людмилы. То, что рассказали девочки, всех повергло в шок. По их словам, они лизали ноги мужчинам, останавливавшимся у матушки Людмилы. С завязанными глазами их сажали в машины, везли куда-то и оставляли в «красивых домах с дяденьками»…

По факту насильственных действий сексуального характера Следственный комитет Ростовского района возбудил уголовное дело.

— Когда к Любимовой пришли два милиционера, она их в дом не пускала, пока не приехали ее московские адвокаты, — говорит Юрий.

Был определен круг фигурантов, но к делу приобщили справку о том, что Марина — инвалид по психическому заболеванию. Неопровержимых улик найти не удалось. Показания детей с умственной отсталостью поставили под сомнение. И дело приостановили.

А 22 ноября 2014 года случилась новая трагедия.

— Людмила Павловна пришла к нашему фельдшеру Нине и, не моргнув глазом, сообщила: «У меня Таня умерла, приемная дочь», — рассказывает Анна. — Когда медик зашла в дом к Любимовой, та, показывая на девочку, лежащую на диване, спокойно сказала: «Я ее уже и обмыла, и одела». Нина наша бросилась проверять, как зрачки девочки реагируют на свет, а Таня уже холодная совсем. Мы эту девочку хорошо помним. Курносенькая, она чуть шепелявила и очень заразительно смеялась. Бедняжке в своей недолгой жизни пришлось многое испытать. Отец на ее глазах убил мать. Девочка осталась сиротой, оказавшись в монастырском приюте, долго вздрагивала по любому поводу. Оттуда ее потом и взяла Любимова.

При смерти любого человека на дому медик обязан вызвать участкового уполномоченного полиции.

— Приехал участковый, а следом примчались и следователи, и криминалисты. У нас тут столпотворение было до 3 утра, — говорит Иван.

При осмотре на теле погибшей девочки эксперты насчитали 29 повреждений, а на голове — 6 гематом.

— Понятые рассказывали, что там и сантиметра неповрежденной кожи не было. Девочка была вся синюшная. И тело, и голова оказались все в ссадинах и кровоподтеках. Похоже, что ее долго били палками.

Эксперты установили, что причиной смерти стала закрытая черепно-мозговая травма. Сама приемная мать утверждала, что девочка ударилась головой, упав с печи в подвал дома.

— Когда в доме шел обыск, Людмила Павловна вертелась как уж на сковородке. Говорила, что у нее нет никаких телефонов, стали искать — нашли два мобильника. Утверждала, что нет никаких денег, — а в тайнике обнаружилась довольно крупная сумма наличными.

Синяки были обнаружены и у других приемных дочерей Любимовой. С подворья матушку Людмилу препроводили в следственный изолятор. Вместе с ней также была задержана ее ближайшая помощница Раиса Гусманова.

По рассказам местных жителей, другая сподвижница Любимовой Наталья Роговая, у которой тоже отобрали трех приемных детей, ходила по деревне и просила жителей, чтобы они выступили в ее поддержку и в поддержку Людмилы Павловны. Против Роговой теперь тоже возбуждено уголовное дело. В ходе проверки выяснилось, что она систематически избивала своих приемных дочерей 2 и 3 лет, а также вырывала детям волосы, заставляла их стоять на коленях.

Приемные дети Роговой, как и пять приемных дочерей Любимовой, сейчас находятся в реабилитационном центре. С детьми работают психологи.

Проведенная ситуационная медицинская судебная экспертиза показала: 13-летняя девочка не могла получить такие травмы при падении с высоты собственного роста.

Но ни Любимова, ни Гусманова показаний не дают, своей вины не признают, говорят: «За свои грехи ответим перед Богом».

Обе отказались проходить проверку на полиграфе, сообщив, что это противоречит их религиозным убеждениям.

После проведения психолого-психиатрической экспертизы в институте имени Сербского в Москве им предъявят окончательное обвинение. Женщинам вменяют две статьи: «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего» и «истязание». Уже в ходе следствия в отношении Людмилы Любимовой прибавилась статья «неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего».

Перед отъездом из Мосейцева я зашла в местный сельсовет, чтобы узнать, как по паспорту старого образца Людмиле Любимовой удалось приобрести в селе несколько домов и прописаться. Представляющая здесь власть Валентина Борисова (Мосейцево официально относится к сельскому поселению Семибратово) прямо позеленела от ярости: «Ничего вам не скажу! Все что надо — рассказала следствию».

Ответить, по всей видимости, теперь придется многим. Уволена глава отдела по делам несовершеннолетних Ростовского района. Под следствием находится бывший начальник отдела опеки и попечительства управления образования Ростовского муниципального района Галина Рассамагина. Ей предъявлено обвинение по ч. 2 ст. 293 УК РФ («Халатность, повлекшая по неосторожности смерть человека»). В СИЗО, правда, она пробыла недолго, ее отпустили под подписку о невыезде.

Областная прокуратура не исключает, что в деле могут появиться новые обвиняемые.

Жители Мосейцева же предупреждают: «Надо проверить и другие их подворья. В Антушкине, в Ивановской области, у них содержатся малолетние мальчики. Пока не произошла трагедия, надо разворошить и то осиное гнездо».

 

Комментарии:

 

Иерей Александр САТОМСКИЙ, пресс-секретарь Ярославской епархии:

 

— В Ярославской епархии знали про православный приют в селе Мосейцево?

— На приходском уровне, от священника, который приезжал служить в церковь Сергия Радонежского в село Мосейцево и с которым, кстати, у них не было никакой связи, от благочинного протоиерея мы, безусловно, имели представление, что подобная группа лиц существует. Надо подчеркнуть, что епархия открыта к взаимодействию с различными общественными организациями и инициативами. Так, например, давно осуществляются совместные проекты с ярославским казачеством. Что касается приюта села Мосейцево, можно сказать однозначно, что никто из его представителей с инициативами стать каким-то структурным подразделением или войти под духовное попечение в епархию не обращался.

О том, что там у них происходило, мы сказать не можем. А сами себя они могут идентифицировать как угодно. С одной стороны, они могут называть себя православным приютом, но формально таковым он, безусловно, не являются. Это некая семья, члены которой считают себя православными.

— Сейчас все чаще общину в Мосейцеве называют сектой. Это на самом деле так?

— Мы сами не можем назвать их так однозначно. Это компетенция определенных органов. У нас есть соответствующая комиссия, которая действует как на федеральном уровне, так и на региональном. Но, общаясь с их региональными представителями, я понял, что они имеют существенный ряд аргументов к тому, чтобы назвать их как минимум определенной тоталитарной группой. Сказать что-то определенное об их мировоззрении нам сложно. Но то, что это своеобразная группа с признаками тоталитаризма, — факт.

— Получается, что они нигде не зарегистрированы и никому не подчиняются?

— Это ведь закрытые группы. Надо смотреть, кто у них руководители, внутренние лидеры и есть ли они вообще. А также — единичное это явление или есть какая-то всероссийская сеть, о которой мы не имеем представления.

— По одной из версий, духовный наставник матушки Людмилы, как называли в общине Любимову, жил около Переславля-Залесского.

— Такие вещи обозначить проблематично. Мы можем четко сказать, что за благословением на открытие приюта к каким-либо официальным лицам Ярославской епархии Людмила Любимова не обращалась. А надо заметить, что для столь серьезного начинания недостаточно благословения кого-то из приходских священников. Для этого в епархии существуют специальные отделы, которые курируют как социальные вопросы, так и вопросы образования.

Заведующий кафедрой уголовного права и процесса Российского православного университета св. Иоанна Богослова, член экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции РФ Игорь Викторович ИВАНИШКО:

— Употребление термина «секта» к данной общине вполне применимо. Некоторые религиозные организации, которые называют сектами, а его членов — сектантами, очень любят судиться. Обращаются с иском о защите чести и достоинства, но все время проигрывают. Суд исходит из того, что ни в одном законе нет четкого определения, что такое секта, а есть разность подходов. Секта — от латинского secta — школа, учение, sequor — следую. То есть это некое отдельное учение, отдельная школа.

 

Светлана Самоделова 

Опубликовано в газете «Московский комсомолец» №26740 от 12 февраля 2015

источник - http://www.mk.ru/social/2015/02/11/kto-i-za-chto-v-pravoslavnom-priyute-zabil-do-smerti-13letnyuyu-sirotu.html