А. Батов

О теоретическом “новаторстве” нетерпеливых

Вряд ли кто осмелится отрицать, что современное коммунистическое движение в России в течение уже многих лет находится в тяжёлом состоянии. Кризис движения выражается в его оторванности от народа, связанной с этим слабости, отсутствии единой стратегии и тактики борьбы, непонимании и неспособности проанализировать как прошлое, так и действительность. В области теории и идеологии царят разброд и шатания. Марксизм очень часто используется не как руководство к действию, а как догма или сборник цитат на все случаи жизни. Слабая идеологическая работа в партии обусловила расцвет разнообразных извращений и даже ревизии марксизма. Чуть ли не каждый член партии имеет своё собственное, “особенное” мнение или даже целую теорию относительно таких вопросов как советский социализм, роль Сталина, построение коммунизма, современный рабочий класс, свершение революции и т.п.

К числу тех членов партии, которые смело развивают собственные теории, относится и наш товарищ А. Буслаев. Он уже известен своими работами, в которых отстаивает возможность построения в отдельно взятой стране, ни много, ни мало, коммунизма, а также возможность создания in vitro искусственного интеллекта. В этой же статье пойдёт речь о “современной теории революционной ситуации”, которую тов. Буслаев изложил в одноимённой статье, помещённой как во внутрипартийном дискуссионном издании, так и в открытом доступе в Интернете.

* * *

Сначала коснёмся мелочей.

Для стиля тов. Буслаева характерно постулирование заведомо спорных положений, притом зачастую кажется, что делается это намеренно. Например, в начале своей статьи, описывая классическую теорию революционной ситуации, он путает понятие “субъекта” и “субъективного фактора” революционной ситуации, называя субъектом революции политическую партию, которая готова выполнить требования революционных масс. Поскольку с философской точки зрения субъектом является носитель предметно-практической деятельности, источник активности, направленной на объект, субъектом революции, по моему скромному мнению, следует считать все слои, классы, социальные группы общества, вовлечённые в революционный подъём, а не только авангард одного из этих классов. Вот что такое субъект революции. Субъективный фактор революционной ситуации – это мера готовности прогрессивных классов реализовать сложившуюся под действием объективных условий революционную ситуацию, превратить её в революцию. Мера эта достаточно точно определяется наличием в обществе революционной партии, неразрывно связанной с прогрессивным классом и последовательно выражающей его интересы. К терминам следует относиться внимательно.

Далее автор нарочито бегло касается ситуации на Украине, называя её вслед за некоторыми российскими троцкистами “революционной ситуацией”. Понятно, что тяжёлая, изнурительная многолетняя борьба без видимых результатов породила у многих товарищей “революционную” нетерпеливость, но давайте смотреть на факты, а не на патетичные репортажи СМИ. Тот, кто знаком с ситуацией непосредственно, а не по россказням буржуазных журналистов, знает, что называть события на Украине “революционной ситуацией” – значит, выдавать желаемое за действительное. Возмущение народа, стихийное, недостаточно зрелое, было умело использовано различными буржуазными группировками в борьбе за власть. Театрализованные представления на Майдане, выступления самых высокооплачиваемых поп-звёзд, недешёвые автобусы для транспортировки проплаченных “революционеров”, хорошие обогреваемые палатки на площади, сборные пункты в регионах, где любой желающий мог записаться в сторонники Ющенко, получить деньги и отправиться в Киев ближайшим автобусом, и многое другое – это ли “революционная ситуация”? Конечно, нет. Это грамотное, умелое использование буржуазией трудящихся. События на Украине, конечно, требуют серьёзного анализа, выходящего за рамки данной статьи. Но, во всяком случае, пример Украины как нереализованной революционной ситуации, приведён автором неудачно.

* * *

Теперь по сути. Не начав ещё развивать собственных теорий, наш представитель “революционного марксизма” вдруг ревизует теорию В.И. Ленина. Во 2-м параграфе своей статьи он постулирует: “Так, поскольку критерии наличия или отсутствия признаков революционной ситуации носят субъективный характер…” Великая путаница и странная игра слов получается. Сами признаки революционной ситуации носят, безусловно, объективный характер, т.е. не зависят от воли и желаний отдельно взятых людей, а вот констатировать их наличие или отсутствие можно, оказывается, по собственному произволу. Стало быть, если мы с тов. Буслаевым попали под дождь, к примеру, то критерии наличия или отсутствия дождя будут носить исключительно субъективный характер, даже если этими критериями послужат капли дождя и сильная подмоченность верхней одежды. Этот во всех отношениях замечательный и ничем не обоснованный постулат, как и прочие, брошен автором как бы походя, незаметно. Но он имеет громадное значение, поскольку фактически именно на этом утверждении покоится фундамент новой “теории” тов. Буслаева. Постулатом о субъективном характере оценки наличия революционной ситуации он развязывает себе руки и как бы говорит: кто-то может утверждать, что революционной ситуации сейчас в России нет, а я вот утверждаю, что она есть, и никто меня не опровергнет, потому что любая оценка будет субъективной, да иначе и нельзя. Итак, нет нужды спорить о степени вызревании революционной ситуации, о тенденциях в этом процессе – всё это заведомо субъективные умозаключения! А раз так, то никто не запретит тов. Буслаеву объявить о наличии в России революционной ситуации и действовать сообразно этому своему постулату.

За объявлением “субъективного” характера оценки революционной ситуации кроется нежелание или неумение проанализировать объективные условия и придти к объективным выводам. Ясное дело, что любое суждение отдельно взятого человека можно без особых разбирательств объявить “субъективным”. Объективная истина при таком подходе полностью стирается, исчезает, выпадает из поля зрения. Наш “революционер”, инстинктивно чувствуя уязвимое место своих построений, прячется за невообразимую философскую конструкцию. Пусть сейчас идёт дождь! Но я спрячусь под зонтик и скажу, что дождя нет. И это моё субъективное мнение будет столь же равноправным, как и противоположное “субъективное” мнение тех, кто стоит рядом.

Такая вот деградация в сторону субъективизма и даже агностицизма. Нет нужды объяснять, что объективная реальность безжалостно исправляет разнообразные субъективистские измышления. У каждого может быть своя оценка наличия или отсутствия революционной ситуации в стране, наличия или отсутствия дождя на улице и т.д. Но объективным является то мнение, которое соответствует окружающей нас действительности. И соответствие это устанавливается практикой. В данном случае – общественной практикой. А вовсе не заклинаниями “я прав, остальные неправы”.

* * *

Доброй половиной содержания 2-го параграфа статьи, называемого “Дальнейшее развитие теории революционной ситуации”, являются разнообразные цитаты и их толкование в авторском варианте.

Тов. Буслаев цитирует “сталинское” издание Большой Советской Энциклопедии, где говорится об общей и непосредственной революционной ситуации. Согласно этой цитате, общая революционная ситуация имела место в России уже в 1901-1902, а также с 1908 г. Далее автор неким хитрым образом прилагает эту теорию к современности. “Приложение” это также весьма характерно для автора. Заключается оно в таком же постулировании своих мыслей, которое мы уже разбирали выше. “Прилагая эту теорию к современности, можно показать…” – пишет автор и далее высказывает своё мнение по поводу наличия революционной ситуации в нашей стране в последние годы (общая революционная ситуация – постоянно с 1991, а непосредственная – в 1993, 1998 и “в некоторой степени” в 2001-2002). Напомним, что согласно построениям нашего незадачливого теоретика критерии наличия или отсутствия революционной ситуации носят субъективный характер. Таким образом, наш незадачливый “революционер” попадает в собственную ловушку – ведь его аргументы можно отбросить на том основании, что они являются “субъективным мнением”. Однако автор не замечает этого капкана и победно заключает: “Поэтому категоричные утверждения об отсутствии революционной ситуации неверны”.

Оставим в стороне путаницу автора и зададимся вопросом – что же хотел он нам доказать? Учитывая его последнюю сентенцию, а также его неоднократные публичные высказывания, речь идёт о том, что январские волнения в нашей стране ознаменовали собой появление непосредственной революционной ситуации. Однако автор так и не решился сказать об этом в статье прямо. Да и доказательства для такого тезиса просто-напросто отсутствуют. Поэтому и мы не будем критиковать то, чего нет, а публичные высказывания тов. Буслаева о непосредственной революционной ситуации в январе 2005 г. в России оставим на его совести.

Если же говорить о наличии общей революционной ситуации, то спорить тут не о чем, ибо спор на эту тему неизбежно превратится в оторванную от действительности схоластику. Ведь в некотором смысле общая революционная ситуация с 1917 присутствует во всём мире. Слова классиков о наступлении эры революций – не пустой звук.

Себе в союзники тов. Буслаев привлекает и Сталина. Как и в прошлом случае, он вновь обильно цитирует первоисточники, кое-где подчёркивает общие слова, но непосредственных выводов сделать не решается. Поэтому нам придётся говорить, к сожалению, не о прямых и ясных выводах автора, а о тех мыслях, к которым автор подталкивает читателя, не говоря о них явно.

Повторим первую цитату Сталина, которую приводит автор: “Как определить наступление момента революционных взрывов? Когда можно сказать, что “плод созрел” и можно начать действия? Когда… наши лозунги и директивы отстают от движения масс, когда мы с трудом и далеко не всегда успешно сдерживаем массу…”

Этой цитатой наш “революционер” недвусмысленно намекает читателю на то, что сейчас именно такое отставание и наблюдается. И на этом основании можно-де сделать вывод о том, что долгожданный “момент революционных взрывов” наступил.

Однако давайте разберёмся, в чём суть слов Сталина. Название работы, из которой взята цитата, – “О политической стратегии и тактике русских коммунистов” – говорит само за себя. Сталин разбирал действия большевистской партии в разных условиях на протяжении всей борьбы за свержение самодержавия, затем буржуазного строя, а также уже после начала революции. Большевистская партия (“партия ленинского типа” или, как часто называют за границей, “партия нового типа”), помимо прочего, характеризуется живейшей связью со своим классом. Никто не поспорит с тем, что партия большевиков смогла взять власть, удержать власть, организовать успешный отпор международной буржуазной интервенции, а затем и фашизму во многом благодаря тому, что она отражала жизненные интересы широчайших слоёв трудящихся. Партия постоянно действовала в связи с этими интересами, не отставая и не забегая вперёд. Партия давала лозунги, директивы, делала призывы, адекватные происходящим в обществе процессам, общественному сознанию. Связь со своим классом – главнейшее и необходимое условие функционирования коммунистической партии. Ясно, что в своей работе Сталин имел это в виду как необходимую предпосылку. И именно в контексте связи со своим классом следует рассматривать вышеприведённую цитату. Сталин говорит о ситуации, когда события развиваются с такой стремительностью, революционные настроения нарастают и распространяются с такой широтой, что большевистская партия, в обычных условиях являющаяся авангардом трудящихся, вдруг перестаёт поспевать за ними. Партия последовательно прививает своему классу революционные идеи, а сознание класса вдруг начинает развиваться ещё быстрее, класс обгоняет партию по революционным настроениям и решимости начать дело немедленно.

Вот что кроется за словами Сталина, вот о какой ситуации он говорил. Прав ли он, характеризуя подобную ситуацию, как необходимый признак того, что “плод созрел”? Безусловно, прав.

Но прав ли тов. Буслаев, намекающий нам на внешнюю схожесть ситуации? Ведь январские события – если не углубляться в изучение смысла цитаты, как это сделали мы только что – будто бы показали нам ту же картину. Наши лозунги и директивы тоже “отстают” от движения масс, мы “с трудом и далеко не всегда успешно сдерживаем массу”. По внешней стороне дела, всё вроде бы так и выглядит. А по сути?

Можно ли сказать, что наша партия действительно является “партией ленинского типа”? Нет, этого сказать нельзя. Можем ли мы сказать, что наша партия – действительный авангард трудящихся? И этого сказать нельзя. Можно ли сказать, что наша партия хотя бы имеет прочную связь со своим классом? Нет, такой связи в массе своей нет. Даже и непрочных связей с пролетариатом чрезвычайно мало. Можно ли, далее, сказать, что наша партия до январских событий на протяжении последних лет своими лозунгами, призывами, своей работой адекватно отражала интересы трудящихся? Нет, этого тоже сказать нельзя. Как это ни прискорбно, но практика нашей деятельности демонстрирует обратное. Мы оторваны от своего класса, мы не знаем своего класса, мы не знаем или не понимаем его интересов, а иногда и бичуем их как недостаточно “революционные”. Мы пока не адекватны современности. И эти тезисы можно применить не только к нашей партии, но и к подавляющему большинству коммунистов страны.

Теперь ясно как божий день, что если коммунистическая партия не адекватна действительности, если она не умеет отражать интересы своего класса, если её лозунги и призывы часто не пересекаются с настроениями и чаяниями трудящихся, то практически любое сколько-нибудь существенное выступление масс окажется шагом вперёд по сравнению с бездеятельностью партии, окажется “обгоном” партии. Там, где работа партии с массами и работа масс в партии не поставлена, – там всякая народная борьба будет проходить без партии и потому впереди партии, там партия обречена вечно быть отстающим арьергардом или же вовсе сектой странных людей из другого мира.

Вот какова природа нашего нынешнего “отставания” от движения масс во многих регионах. И январские волнения, имевшие в большинстве случаев стихийный характер, со всей наглядностью доказали эту печальную истину.

Таким образом, между отставанием, о котором писал Сталин, и “отставанием”, на которое намекает тов. Буслаев, нет ничего общего. Первое – отставание сильного от сильнейшего. Второе – “обгон” слабым слабейшего.

Завершая разбор этой цитаты, следует заметить, что автор “новой теории революционной ситуации” слукавил и вырезал большую часть её. Я приведу цитату полностью (выделение – авторское):

«...2) “О зрелости плода”. Как определить наступление ...“момента революционных взрывов?

Когда можно сказать, что “плод созрел”, подготовительный период закончен и можно начать действия?

а) Когда льётся и переливается через край революционное настроение масс, а наши лозунги действия и директивы отстают от движения масс (см. “За участие в Думе” Ленина, период перед октябрём 1905 г.), когда мы с трудом и не всегда удачно сдерживаем массу, например, во время июльского выступления 1917 г. путиловцев и пулемётчиков (см. также Ленин “Детская болезнь…”);

б) Когда неуверенность и замешательство, разложение и распад в лагере противника дошли до высшей точки, когда количество перебежчиков и отщепенцев из лагеря противника растёт не по дням, а по часам, когда так называемые нейтральные элементы, вся эта городская и сельская мелкобуржуазная многомиллионная масса начинает определённо отворачиваться от противника (от самодержавия или буржуазии) и ищет союза с пролетариатом, когда благодаря всему этому неприятельские аппараты управления вместе с аппаратами подавления перестают действовать, парализуются, приходят в негодность и т.п., открывая дорогу для захватного права пролетариата.

в) Когда оба эти момента (пункты а и б) совпадают по времени, что обыкновенно и бывает в действительности».

Важнейший пункт “б” не приведён автором разбираемой статьи! А ведь до “неуверенности и замешательства, разложения и распада” правящих классов ещё ой как далеко. Как видите, тов. Буслаев беззастенчиво выкорчевал из слов Сталина всё то, что мешает ему преподнести цитату в нужном ракурсе.

Итак, с “отставанием” всё как будто бы стало на свои места.

Теперь займёмся второй цитатой Сталина, которую привёл автор. Она гласит: “Выбор момента, поскольку момент удара действительно выбирается партией, а не навязывается событиями, предполагает для своего благоприятного решения два условия: а) “зрелость плода”, б) наличие бьющего в глаза какого-либо события, правительственного акта или какого-либо стихийного выступления местного характера, как подходящего, понятного для широких масс повода к открытию удара, к началу удара” (подчёркнуто Буслаевым). Наш “революционер” также не осмеливается делать из этого какого-либо вывода напрямую, однако старательно подчёркивает те слова, которые могут навести поверхностного читателя на “нужные” мысли.

А мысли эти, по-видимому, таковы. Дождались формального выполнения указанных двух условий – и можно делать удар, невзирая ни на что. Ведь “момент удара действительно выбирается партией, а не навязывается событиями”. А если вспомнить, что “критерии наличия или отсутствия признаков революционной ситуации носят субъективный характер”, получается, что партия может фактически по своему усмотрению, волюнтаристски посчитать ситуацию революционной и “назначить” революцию. Применительно к нынешнему моменту напрашивается вывод, что надо уже спешить с “моментом удара”, потому что заботливо подчёркнутые тов. Буслаевым “правительственный акт” – закон № 122-ФЗ – и “стихийное выступление местного характера” налицо.

Если это не чудовищное извращение мысли Сталина и самых основ ленинизма, то что же это?! Ленин с его “вчера было рано, завтра будет поздно” оказывается тут безнадёжным оппортунистом и пораженцем! Надо было просто “назначить” революцию, а не идти на поводу у событий!

Всё становится на свои места, если вспомнить, что в данном случае Сталин, во-первых, говорит о вопросах тактики, во-вторых, рассматривает ситуацию в связи со всей предшествующей деятельностью партии, а вовсе не в отрыве от неё. Под выбором момента удара здесь понимается не стратегический вопрос наличия или отсутствия непосредственной революционной ситуации, а тактический вопрос, связанный с объявлением о восстании, выступлением вооружённых рабочих, взятием важнейших опорных пунктов под контроль Красной Гвардии, развёртыванием организованной борьбы на улицах и т.п. При обсуждении данного вопроса a priori предполагается, что непосредственная революционная ситуация уже сложилась, что у партии за плечами есть многолетняя борьба по защите прав трудящихся и привнесению в их сознание революционной идеологии, что подготовлена прочная смычка партии и класса и пр. Иначе и говорить не о чем. В этом контексте важного тактического, “приземлённого” вопроса и следует толковать указания Сталина о выборе момента выступления. Совершенно понятно также, что момент удара действительно выбирается партией с учётом ежечасно меняющейся ситуации; обе крайности: как волюнтаристское “назначение” революции, так и безынициативное следование в хвосте событий – одинаково неверны. В этом контексте борьбы с тактическим хвостизмом и надо рассматривать замечание Сталина о том, что момент выбирает партия. Очевидно, что обсуждаемая Сталиным ситуация имеет мало общего с современным положением дел, когда выступления угнетённых только-только начинают терять робость, когда широкие слои трудящихся ещё не включены в борьбу, когда борьба эта носит ещё стихийный, разрозненный характер, когда вследствие этого предпосылок для складывания объективных факторов революционной ситуации ещё нет, когда, наконец, субъективный фактор революционной ситуации также нельзя считать сформировавшимся.

Таким образом, напрасно нетерпеливый “революционер” радуется “правительственному акту” и “стихийному выступлению местного характера”. Внешнее, механическое совпадение не всегда означает сходства действительного.

Наконец, коснёмся последней цитаты, которую приводит тов. Буслаев в доказательство своих так и не высказанных мыслей. Это слова знаменитого революционера Че Гевары, чей лик является символом РКСМ(б) и прогрессивной молодёжи всего человечества. В своей книге “Партизанская война” в главе 1.1 (“Сущность партизанской борьбы”) Че сказал: “Не всегда нужно ждать, пока созреют все условия для революции: повстанческий центр может сам их создать”. Вот так, ясно и безапелляционно. Кажется, и по форме, и по сути полное противоречие с “классической”, ленинской теорией революционной ситуации, да ещё с явным уклоном в субъективизм, столь милый сердцу нашего тов. Буслаева. Что ж, автор чувствует это и на сей раз не удерживается от комментария: “Подтверждением этого вывода стала кубинская революция 1959 года: “классической” революционной ситуации на Кубе не было, а революция произошла”.

Здесь достаточно будет высказать лишь несколько соображений. Во-первых, наш “революционер” снова слукавил и обрезал цитату. Вот она полностью: “Мы считаем, что из опыта кубинской революции следует извлечь три основных урока для революционного движения на латиноамериканском континенте…” - и далее по тексту вторым пунктом следовали те слова, на которые так уповал тов. Буслаев. Согласитесь, что смысл несколько меняется – оказывается, Че поосторожничал и выдвинул свой “антиклассический” тезис только для Латинской Америки.

Во-вторых, непосредственная революционная ситуация на Кубе всё же была. Если бы тов. Буслаев чуть подробнее ознакомился бы с историей Кубы, он бы знал, что в те годы складывались ключевые объективные признаки революционной ситуации: и обострение сверх меры нужд и лишений трудящихся, и растущее нежелание низов жить по-старому (что, в частности, выразилось в мощных всеобщих забастовках в 1955, потрясших диктатуру), и неспособность увязшего в обязательствах перед США режима Батисты управлять по-новому. Именно этими и только этими объективными условиями объясняется тот “поразительный” факт, что ничтожная кучка революционеров за несколько лет превратилась в мощную повстанческую армию.

Наконец, в-третьих, приходится признать, что Че оказался не прав. И неправота его, к сожалению, доказана его собственной кровью. Как известно, повстанческий центр, созданный Че в Боливии, так и не смог получить прочную опору среди трудящихся и был разгромлен, а сам Че трагически погиб. Объективные условия для свершения революции в Боливии в тот момент не созрели. Общественное сознание пребывало на недостаточно высоком уровне. Известно, что многие крестьяне относились к действиям отряда Че либо индифферентно, либо даже враждебно. Власти ещё могли маневрировать. Кризис ещё не разразился. У правящего класса ещё был ресурс.

Героическая, но неудачная попытка преодолеть “субъективным фактором” отсутствие объективных условий служит поучительным уроком для нетерпеливых “революционных” субъективистов.

* * *

В 3-м, последнем параграфе своей статьи наш новатор пытается рассмотреть “понятие о революционной ситуации в условиях реставрации капитализма”. Не совсем понятно, чего ради это затевается, ведь во 2-м параграфе автор статьи уже “приложил” теорию революционной ситуации к современности и получил весьма радужные выводы. Но, видимо, есть нужда.

Перечисляя разные версии причин крушения СССР, тов. Буслаев обобщает их и в результате вдруг постулирует следующее: “Социализм – это есть первая фаза коммунизма, или переходный период от капитализма к коммунизму. Поэтому социализм – это общественный строй, в котором идёт борьба между сторонниками коммунизма и сторонниками капитализма. И какая из этих двух сил победит – это определяется субъективным соотношением классовых сил. Реставрация капитализма произошла потому, что в определённый момент истории реакционные силы оказались сильнее. Реставрация капитализма будет пресечена, когда сильнее окажутся прогрессивные силы. Таким образом, современная эпоха характеризуется резким увеличением роли субъективного фактора по сравнению с предыдущими временами”.

Итак, борьба между сторонниками и “субъективное соотношение”! Оказывается, классовая борьба – это не столкновение жизненных интересов самых разных социальных слоёв, не борьба общественных укладов, способа производства, не сложнейший процесс с тысячами разнообразных факторов, а всего лишь борьба сторонников той или иной “команды”. Большей вульгаризации марксизма трудно и сыскать. Как будто специально о взглядах тов. Буслаева писал Ленин, когда давал такую карикатуру: “Должно быть, выстроится в одном месте одно войско и скажет: “мы за социализм”, а в другом другое и скажет: “мы за империализм” и это будет социальная революция!” (ПСС, т. 30, с. 54) Этой фразой Ленин высмеивал тех догматиков, которые, упёршись лбом в догму о “классической” революции, не желали признавать революционного характера ирландского восстания, которое имело свою специфику и отличалось от привычной схемы. Но столь же применима эта карикатура и к вульгаризаторам марксизма, которые в сложнейшей борьбе экономических интересов внутри общества видят лишь подобие русской народной забавы “стенка на стенку”.

Субъективизм, путаной мешаниной взросший в 1-м параграфе, тщательно маскируемый цитатами во 2-м параграфе, в конце статьи расцветает буйным цветом и принимает характер эдакого глобального вывода о “субъективном соотношении классовых сил”. Нет более объективных причин. Экономический базис более не важен. Производство не играет роли. Общественное сознание формируется… незнамо как. Да и к чему нам оно? Надо лишь хорошенько сманеврировать, чтоб хотя бы на полчасика получить перевес “сторонников социализма”, и тогда уж… мы выйдем в полуфинал!.. простите, случится долгожданная революция!

И всё это увенчивается таким же необоснованным утверждением о якобы увеличении роли “субъективного фактора”. К сожалению, развенчание этого бездоказательного тезиса выходит за рамки данной статьи, поэтому на нём мы останавливаться не будем.

“История социализма и реставрации капитализма – это процесс борьбы между двумя силами: сторонниками коммунизма и сторонниками капитализма, – заканчивает свою статью тов. Буслаев, – и в какую сторону пойдет общество – в сторону коммунизма или в сторону капитализма – это зависит от субъективного соотношения классовых сил. Такая ситуация сохраняется и в эпоху реставрации капитализма. Поэтому вопрос готовности или не готовности к тому, чтобы остановить реставрацию капитализма – это не вопрос объективной ситуации, а вопрос субъективного соотношения сил”.

Стоило ли городить такой огород ради одной этой последней фразы? Стоило ли влезать в болото субъективизма, пускаться в опасные фокусы с цитатами только ради того, чтобы выстроить себе липовое обоснование “революционности”?

Тов. Буслаев думает, что стoит. Только вот кого он хотел убедить своими нелепыми построениями, начётничеством, постулированием? Не берусь судить.

Ясно одно. “Революционный” зуд толкнул тов. Буслаева на прямую ревизию марксизма, на неуклюжую попытку подыскать “новаторскую” идейную базу своему леваческому настрою. Терпеливо, упорно, систематически работать не получается – ведь придётся делать это в течение ещё многих лет. Объективные условия явно ещё не на нашей стороне. А так хочется революции! Противоречие между желаемым и действительным так сильно, что некоторые товарищи не выдерживают мысли о необходимости многолетней, изнурительной борьбы. Идейная безграмотность порождает чувство бесперспективности. Отсутствие успехов деморализует. Слабость партии вызывает отчаяние. Всё это вызывает у одних срывы и непредсказуемые шараханья, у других депрессию и оппортунистические настроения, у третьих же “революционные” истерики и выходки.

И то, и другое, и третье одинаково вредно для нас. С такими явлениями надо бороться. В том числе, бороться надо и с “революционным” ревизионизмом. Классическая теория революционной ситуации не виновата в нетерпении нашего теоретического новатора тов. Буслаева. Она по-прежнему остаётся актуальной, несмотря ни на какие псевдонаучные фокусы.

Наша основная задача – слиться с повседневной жизнью трудящихся масс, понять их интересы, суметь заставить их самих осознать эти интересы, адекватно выразить народные чаяния, научиться организованно бороться за них совместно с самими трудящимися. Работа предстоит долгая, тяжёлая, упорная. И только пройдя её, можно будет с уверенностью сказать – когда объективные процессы в нашем обществе сложатся благоприятно для революционной смены строя, наша партия будет готова возглавить революцию и довести её до победы.

Работать на революцию, а не кричать о революции! “Нам истерические порывы не нужны. Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата” (В.И. Ленин).

 

 1 Дискуссионный бюллетень РКРП-РПК, № 14, сс. 3–7, М., 2004.

 2 Затухание протестов весной 2005 г. наглядно показало, насколько неправ был автор “революционных” предсказаний.

 3 И.В. Сталин. Сочинения. М., ОГИЗ, 1947. Т. 5, сс. 73–74.

 

Ответ на данную статью А.Батова