СССР во второй половине 1989 – начале 1990 года

Шахтерские забастовки. Во второй половине 1989 года в стране появилось совершенно новое явление – «независимое рабочее движение». Летом 1989 года страна оказалась потрясена забастовками шахтеров. Наилучшим образом эти события изложены в воспоминаниях тогдашнего лидера шахтеров Кузбасса Теймураза Авалиани, которые мы и процитируем:

«Общественное мнение ежедневно подогревалось информациями о неудовлетворительном состоянии дел в Кузбассе и в стране. Почти во всех СМИ появлялись рубрики, передачи такие, как на центральном телевидении передача “Прожектор перестройки” Масла в огонь подлила Х1Х партконференция и ХХ V11 съезд КПСС. Не обеспечив реальный рост выпуска продукции в стране ЦК КПСС, организовал, по сути дела, травлю партийных и хозяйственных кадров, обвинив во всем местные власти. Апофеозом травли и распространения анархии стали выступления Горбачева в Красноярске, Донбассе, Москве с призывами к рабочим” Вы их давите снизу, а мы будем давить сверху. “Все разрешено, что не запрещено” и другие подстрекательские провокации. Пытались ли разрядить обстановку местные партийные, государственные и хозяйственные органы? Да пытались! За 5 лет перед забастовкой выпуск товаров народного потребления вырос на 8-36%, сельского хозяйства на 8%. Но серьезный рост упирался в поставки фуража, сырья и комплектующих. То, что область не производила, да и не могла. Потребность в сложной бытовой технике, легковых автомобилях не покрывалась катастрофически. Народ хотел хорошо жить. На базаре автомашины “Жигули” покупали за 2-е цены. И вместе с тем население выбрасывало в мусор ежедневно тысячи тонн черствого хлеба и пищевых отходов. Соотношение цен не контролировалось.

Недовольство же народа продолжало нарастать. Обстановка накалялась. Ситуация выходила из-под контроля властей. Власти не могли не знать о настроениях в рабочих коллективах. Для того и существовали органы КГБ. Однако сами подливали масла в огонь. С прилавков магазинов исчезло все мыло – и туалетное, и хозяйственное. Исчез стиральный порошок. Исчез чай. В январе-апреле 1989 года забастовки вспыхивали поочередно на десятках шахт, в том числе на шахте им.60-лет Октября в г. Осинники и шахте Тайбинская в г. Киселевске. Лично я не придавал им большого значения, хотя вел в эти месяцы предвыборную кампанию по избранию в народные депутаты СССР. Требования, как я считал, не стоили выеденного яйца, и их можно было Правительству удовлетворить без всякого напряжения. Тем более в Кузбассе побывал сам Председатель Совмина СССР. Уже после выборов, числа 28 апреля, мне позвонил секретарь Киселевского ГК КПСС Юрий Дмитриевич Торубаров и, сообщив, что на шахте Тайбинская забастовка, предложил мне вместе с ним туда проехать. В зале раскомандировки собралось человек 400. Кто уже переоделся в грязную спецуру, кто еще не успел. Митингом руководил рабочий, студент заочник коммунист Жукевич. Руководителям шахты, в том числе профкома, шахтеры уже не доверяли. Вопросы выступающие поднимали самые разные. От мыла, спецодежды, работы столовой и буфета до установления единого выходного дня в воскресенье, оплаты ночных, поставки горной техники, крепежных материалов, инструмента. По сути, обычная рабочая планерка, после, которой вопросы решаются на месте. По содержанию же появились новые вопросы. Требования единого выходного, оплаты ночных и снабжения моющимися средствами. Эти вопросы местное руководство уже решить было не в состоянии. Я, уже как народный депутат СССР, дал министру угольной промышленности М.И.Щадову телеграмму по единому выходному и оплате ночных. Шахтеры приступили к работе. Через неделю получил вежливый ответ от министра “Фиг Вам!” Так происходило и на других шахтах. Терпение народа кончалось!

В отличие от других шахт наиболее конкретно свои требования составили и предъявили шахтеры шахты им. Шевякова из города Междуреченска. 28 декабря 1988 года группа рабочих написала письмо на Центральное телевидение в передачу “Прожектор перестройки”. Письмо подписали две сотни рабочих участков № 5,8,10, и послали в Москву. Телевидение не стало заниматься не столь броским вопросом и переслало его в ЦК Профсоюзов рабочих угольной промышленности. ЦК переслало в Кемеровский облсовпроф. Оттуда его переслали в город Новокузнецк, руководству объединения “Южкузбассуголь”, в которое входила шахта им. Шевякова.Вопль шахтеров не был услышан ни “рупором перестройки”, ни ЦК профсоюза, ни облсовпрофом, ни терркомом профсоюза, ни дирекцией объединения. 17-18-июня 1989 года рабочие пишут уже “письмо казаков турецкому султану”, в котором выдвигают 21 требование. Тон меняется с просительного на требующий, устанавливается срок выполнения – 10 июля 1989 года и заявляется забастовка.

Москва и Кемерово хранят гробовое молчание.

10 июля 1989 года. Ночная смена, выйдя из шахты утром, аккумуляторы не сдала. К ней присоединились 2-ая, а затем и 3-я смены. К 18 часам на бремсберге собрались шахтеры всех трех смен шахты. Никто в шахту не спустился. Приехал генеральный директор объединения. Выступал. Но ни одного требования не решил. На работу никто не пошел.

11 июля 1989 года. Вечером прилетел Министр угольной промышленности М.И Щадов. Попытался говорить с шахтерами шуточками – “ Этот пункт будем решать. Этот пункт посмотрим. Ну, а этот Вы загнули”. Шахтеры угрюмо молчали. Ни по одному пункту министр решения не принял, не имел полномочий. Шахтеры в шахту не спустились.

12 июля 1989 года. В центре Междуреченска в час ночи на площади собрались тысячи шахтеров, всех шахт города. Опять вышел Министр. Пообещал решить вопрос с оплатой ночных. Пообещал выделить городу 1400 тонн мяса, 1400 тонн сахара. Шахтеры на площади засвистели. Послышались крики: “Нам твои подачки не нужны”. Министр, не привыкший к таким встречам, ушел. Наконец были достигнуты неофициальные, джентльменские договоренности, только для шахт Междуреченска.Но было уже поздно. Пламя забастовки перекинулось на другие города Кузбасса и стремительно разгоралось. По собственной инициативе почти из всех городов Кузбасса ходоки потянулись в Междуреченск узнать, что же там происходит. Информация визуальная. В городе кипят митинговые страсти. Народ не знает даже требования, которые предъявили шевяковцы Министерству. Одно понятно – почти все предприятия города не работают.

13 июля 1989 года. Забастовкой охвачено уже пять городов: Междуреченск, Осинники, Новокузнецк, Прокопьевск, Ленинск-Кузнецкий. Всего бастуют 52 угольных предприятия, приблизительно 55 тысяч человек. Бастует весь юг Кузбасса.

14 июля 1989 года. Шахты Междуреченска приступили к работе. Число бастующих в Кузбассе увеличилось: предприятий до 103, шахтеров до 73 тысяч человек. Забастовка охватила города: Осинники, Новокузнецк, Прокопьевск, Киселевск, Белово, Ленинск-Кузнецкий, Кемерово, Березовский. Везде на центральных площадях городов идут круглосуточно митинги.

15 июля 1989 года. К бастующим присоединились шахтеры городов Мыски и Анжеро-Судженска. Уже бастует 125 предприятий и более 110 тысяч человек. Во всех городах идут митинги круглосуточно. Шахтеры приходят на работу, переодеваются в спецодежду и едут на митинг. Приходит новая смена все повторяется. В скверах на газонах появились палатки, горят костры. 17 июня было проведено первое заседание забастовочного комитета Кузбасса, председателем которого я был избран.

17 июля 1989 года в Кузбассе уже бастовало 166 предприятий и 181 тысяча человек. Поднимались рабочие Донбасса, Воркуты, Караганды. В городе Макеевка прошел митинг, в котором приняли участие более 5 тысяч шахтеров.Приблизительно в 20.00 часов кавалькада автомашин прибыла к Прокопьевскому ГК КПСС. Члены забасткома заняли места за столами в актовом зале. Я с заместителями за столом в президиуме. Три стула оставили свободными. Приехавшие вошли в зал. Н.Н.Слюньков, Л.А.Воронин, С.А.Шалаев прошли в президиум. Остальные (человек тридцать) расположились на задних рядах. Мне надо было установить статус прибывших и их компетенцию. Также зная привычку вышестоящих товарищей к снисходительно-покровительственному общению, мне надо было предотвратить и это. Дождавшись когда все расселись, я обращаясь к Н.Н.Слюнькову, спросил: “С кем имеем честь?” Надо отдать должное Николаю Никитовичу он сразу понял ситуацию. Спокойным голосом ответил: “Мы комиссия ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС, с полномочиями решать все возникшие проблемы” В ответ я сразу передал ему наш вариант предварительного соглашения. Бегло просмотрев текст Н.Н.Слюньков, сказал: “ С нами прилетела большая группа опытных специалистов и нам необходимо пару часов для всестороннего ознакомления с этим документом. После этого мы готовы будем приступить к его рассмотрению” Прибывшие члены комиссии и эксперты удалились в кабинет первого секретаря горкома КПСС.

18 июля в Кузбассе бастовали 123 предприятия и более 140 тысяч человек. В этот день объявили забастовку в Донбассе 40 угольных предприятий.Глубокой ночью на 19 июля Н.Н.Слюньков, Л.А.Воронин, С.А.Шалаев и члены забасткома пришли на площадь перед драмтеатром к шахтерам, которых было тысячи три. Я обратился с сообщением, что все пункты протокола согласованы и надо, прекращать забастовку. В ответ послышался свист и крики.Было, похоже, что кто-то опередил нас и настроил шахтеров отрицательно.

19 июля. Утром забастком проголосовал за каждый пункт протокола отдельно. После окончания голосования я, Ю.Л.Рудольф, Ю.А. Герольд подписали протокол. Н.Н.Слюньков, Л.А.Воронин, С.А.Шалаев подписали его раньше – ночью. После подписания протокола сразу в 9.45 было единогласно принято решение регионального забастовочного комитета о приостановке забастовки и преступлении к работе. Необходимо отметить, что уже 17 июля в область налетело более ста иностранных корреспондентов телевидения и газет. Я ежечасно чувствовал, что отдельные члены забасткома (которых уже вычислили иностранные журналисты и некоторые московские эксперты) подпитываются все новыми и новыми авантюрными идеями, которые через 2 года были провозглашены Ельциным в форме – “Берите свободы, сколько съедите!” 20 июля 1989 года. В Кузбассе с утра еще не приступили работать 34 тысячи шахтеров на 35 шахтах. Третья смена вышла на работу полностью. Но забастовал Донбасс и Караганда. 350 тысяч шахтеров! Но вернусь в Прокопьевск конца июля 1989 года. После подписания протоколов члены регионального забастовочного комитета разъехались по своим городам решать местные вопросы с партийно-правительственной комиссией, договорившись встретиться 31 июля в Прокопьевске. Собравшись, как договорились 31 июля, мы узнаем, что семь человек, собравшись на день раньше, уже сняли с должности председателя Т.Г.Авалиани и ставят вопрос об избрании нового председателя.. Это сообщение вызвало резкие возражения и возмущения. Проголосовали за подтверждение полномочий председателя. Один проголосовал против и два члена забасткома воздержались. Но сам факт сбора семерых говорит, что за кулисами, за нашими спинами действовали сволочи. На этом заседании было принято предложение штаб-квартиру регионального забастовочного комитета Кузбасса перенести в город Кемерово и переименовать его в региональный рабочий комитет Кузбасса. В облисполкоме нам был выделен на шестом этаже зал на 60 мест и кабинет. Было принято решение заседания рабочего комитета в полном составе проводить раз в неделю по вторникам. Управление железной дороги и облавтоуправление членам рабочего комитета выдали служебные удостоверения на право бесплатного проезда по области. Для оперативной работы из состава рабочего комитета, по их желанию, были выделены семь человек, которых поселили в гостинице “Кузбасс”. Заработную плату за ними сохранили на шахтах по решению СТК!

Президиум ЦК профсоюза угольной промышленности 16 августа принял постановление “О забастовках шахтеров и первоочередных задачах профсоюза рабочих угольной промышленности”, в котором говорилось совсем не то, что говорили шахтеры в забоях. Шахтеры говорили о снижающемся уровне реальной оплаты труда, ухудшении снабжения шахтерских городов, сносе разваливающихся деревянных и каркасно-засыпных бараков, постройки 1930-1944 годов, перебоях в водоснабжении и теплоснабжении жилья, увеличивающемся разрыве в оплате труда шахтеров и ИТР, предоставлении единого выходного дня в воскресение, увеличивающемся отставании цен на уголь от цен на всю остальную промышленную продукцию, а ЦК профсоюза делал упор, как и Сов. Мин. СССР, на предоставлении юридической и экономической самостоятельности шахтерам, как – будто их рукой уже водили Березовские, Дерипаски, Абрамовичи, Гусинские. 12 сентября все это повторилось уже на пленуме ЦК профсоюза. На этот раз были приглашены на пленум порядка семидесяти человек руководителей забастовочных комитетов всех угольных регионов СССР. Здесь интерес представляет совещание забасткомовцев, собранное накануне, 11 сентября, неизвестными инициаторами в гостинице “Спутник”, где были размещены приглашенные. На совещание, в качестве гостя, был приглашен Гавриил Попов. Мне было очень интересно наблюдать за ним. Уже привыкший к благоговению со стороны московской “демократической интеллигенции” Гавриил Попов чувствовал себя очень неуютно среди шахтеров, не стеснявшихся в выражениях и не признающих ни чертей, ни дьяволов. Он сидел в, буквальном смысле, боязливо озираясь по сторонам. Закулисные организаторы совещания видимо рассчитывали на этом совещании организационно оформить забастовочный комитет всех угольных регионов СССР, с включением туда членов межрегиональной депутатской группы. Ко мне перед началом совещания подошли представители Воркуты, Караганды, Донбасса и предложили возглавить комитет. Не знаю почему, но затея мне крайне не понравилась. С таким мнением были согласны и большинство Кузбассовцев. Я от обоих предложений отказался.

Как я уже отмечал выше, в период забастовки в Кузбасс прилетело более ста иностранных журналистов, многие из которых не только писали, снимали, а и подбирали из числа актива забасткомовцев “студентов” для своих курсов. Буквально начиная с августа подобранных ими членов забасткомов различные профсоюзные, внеправительственные организации Греции, Англии, Франции, США стали приглашать к себе на различные семинары, курсы, просто ознакомительные поездки за счет приглашающей стороны. Цель приглашающих сторон была одна – пропаганда своего образа жизни и агитация за создание независимого профсоюза горняков. Когда наши группы возвращались из этих поездок следом контейнерами, автотранспортом шла гуманитарная помощь: сигареты, макароны, мыло, мочалки, компьютеры, ксероксы, бумага, лекарства и т.д. Помощь раздавалась тем, кто переходил из углепрофсоюза в новый Независимый профсоюз горняков (НПГ). Так создавалось НПГ при полном непротивлении действовавшего профсоюза и при активнейшей поддержке сначала межрегионалов, а затем ВС РСФСР, во главе с Ельциным. Так горбачевцы спровоцировали шахтеров на забастовку, подняли их на дыбы и направили против КПСС, Советской власти и центральных органов власти.

К этому времени я уже заметил, что за моей спиной активисты стачкома Асланиди, Кислюк, Голиков и другие установили контакт с Б.Ельциным. Радикалы, уже настроенные московскими “демократами”, стремились перейти от экономических требований к политическим. Каждая группировка стремилась захватить инициативу и перехватить актив рабочих на свою сторону. По сути развернулась борьба московских “переговорщиков” и “демократов” за новых забастовщиков. В октябре развернулась подготовка к 1V Конференции рабочих комитетов Кузбасса. И тут на политическую авансцену повыскакивали “демократы” из числа Кузбасской интеллигенции, нахраписто предлагая свою помощь, свои разработки. Они сумели, как цыганки, загипнотизировать шахтеров своими прожектами свободных экономических зон, экономической самостоятельностью, блефом свободы и т.д. Они сразу поняли, что в складывающейся в стране ситуации рабочие комитеты, контролирующие протоколы по выполнению достигнутых договоренностей, в конце концов, отомрут, а партия трудящихся, пусть на первых порах региональная, останется. Это им было не к чему. У них уже были свои структуры во главе с Гайдаром, Бурбулисом, Шумейко и другими.

В конце ноября я улетел в Москву на 2-ой съезд народных депутатов СССР и пробыл там почти весь декабрь. Сначала на разных встречах и совещаниях по выполнению протоколов, затем на съезде. Потом опять на встречах. О том, что происходит в рабочих комитетах я был хорошо осведомлен, но вмешиваться не было ни малейшего желания. Рабочими комитетами овладели люди мерзкие. Такие же как пришедшие к власти в Москве, в августе 1991 года. Рабочий комитет потащил шахтеров в политические игры. Ельцин, “демократы”, иностранные эмиссары по полной программе использовали шахтеров в своих целях. По подсказке эмиссаров, чтобы похоронить Союз трудящихся Кузбасса. 30 апреля – 2 мая 1990 года прошел в городе Новокузнецке 1 съезд Конфедераций труда СССР, положивший начало развала рабочего движения. Особый интерес представляет сборник документов и материалов “Рабочее движение Кузбасса” группы ученых под руководством профессора Л.Н.Лопатина (624 стр.). В сборнике с восторгом комментируется 1-ый съезд конфедерации труда и выступления на нем народных депутатов СССР – Геннадия Бурбулиса, Николая Травкина, Каземираса Уоке, а также Глеба Якунина, Терра Филде и других дерьмократов. С восторгом описывается прием рабочкомовцев в июне 1990 года председателем Верховного Совета РСФСР Борисом Ельциным, Резолюция съезда шахтеров СССР в июле 1990 года и многое другое, что сегодня вызывает у народа русский мат и ничего больше. Но для этого надо было прожить еще 11 трагических для страны и народа лет. Июльские 1989 года события были не классическая европейская забастовка, а классический русский бунт, только современный, конца ХХ века. Бунт совершили, но как при любом бунте, власть не взяли. Власть опять взяли проходимцы».

Подведем итоги. Начатая Горбачевым политика «лечения социализма капитализмом» начала приводить к экономическим трудностям. Шахтеры Кузбасса неоднократно обращались в вышестоящие инстанции с просьбой решить их проблемы. Но социальная напряженность как будто специально подогревалась властями. Забастовки были начаты из-за, казалось бы, мелких экономических требований, удовлетворить которые не составило бы проблемы. Но власти как будто специально обостряли ситуацию. Возникшее в 1989 году организованное рабочее движение сначала не было антисоветским и антикоммунистическим – но эмиссары из-за рубежа и местные «демократы» выдавали недостатки горбачевщины за недостатки социализма. «Введите у себя рыночные отношения, добейтесь права на свободную продажу вашего угля за границу – и вы будете жить припеваючи», - говорили «демократы». Как при этом стали бы жить другие регионы и предприятия СССР, потребляющие уголь – этим не предполагалось интересоваться. При попустительстве верхушки КПСС и дезорганизованности коммунистов созданное рабочее движение было переведено организованными врагами социализма на антисоветские рельсы и стало тараном, использованным для разрушения СССР и социализма. И еще долго после этого буржуазия использовало рабочее движение как клакера своей политики.

2 Съезд народных депутатов СССР. В декабре 1989 года состоялся второй Съезд народных депутатов СССР. Он вошел в историю как съезд, принявший ряд унизительных для СССР заявлений. Основным его результатом была декларация, осудившая заключение в 1939 году договора о ненападении между СССР и Германией (в документах Съезда он назывался «пакт Молотова-Риббентропа»). В качестве основного «преступления» СССР было названо то, что будто бы во время подписания этого пакта был проведен раздел сфер влияния между СССР и Германией, в результате которого в состав СССР вошли Литва, Латвия, Эстония и Молдавия, после начала 2-й мировой войны в СССР вошли Западные Украина и Белоруссия, а после финской войны 1939-40 годов граница была отодвинута от Ленинграда. Депутаты Съезда – как «демократы» из Межрегиональной депутатской группы, так и ведомое Горбачевым «агрессивно-послушное большинство» проголосовало за это нелепое решение.

Подобное решение съезда было чем-то новым в юридической практике. Ведь ни Англия, ни Франция не осудили подписания своими бывшими руководителями в 1938 году позорного Мюнхенского соглашения, давшего Гитлеру полномочия для развязывания войны. В то время как пакт о ненападении 1939 года сыграл положительную роль, о чем подробно рассказывалось в соответствующей главе новой истории. Если бы не добровольное вхождение «государств» Прибалтики в состав СССР и не отодвижение границы в результате финской войны, то во время Великой Отечественной войны мы не удержали бы Ленинград, что ставило под сомнение исход всей войны (подробнее о финской войне 1939-40 годов можно прочитать в хорошей статье в газете «Лимонка»). Те, кто выступал за осуждение пакта Молотова-Риббентропа впоследствии стали заявлять, что «лучше бы во 2-й мировой войне победил Гитлер, потому что тогда мы сейчас пили бы баварское пиво». Впоследствии их мечты сбылись. А «покаяние» за «пакт Молотова-Риббентропа» положило начало целой серии таких «покаяний». Например, фашистские режимы «независимых государств» Прибалтики всерьез требуют, чтобы Россия покаялась перед ними за… освобождение от Гитлера, в ответ на что президент буржуазной России В.Путин в 2005 году заявил им: «ну ведь мы еще в 1989 году уже покаялись перед вами за пакт Молотова-Риббентропа, чего вам еще надо?».

Кроме покаяния за победу в Великой Отечественной войне, 2-й Съезд народных депутатов покаялся и за более свежие события – за события в Тбилиси 9 апреля 1989 года. Депутатская комиссия во главе с Собчаком тогда распространяла небылицы о том, что во время разгона антисоветской демонстрации в Тбилиси советские солдаты якобы саперными лопатками резали животы беременным женщинам, неизвестно зачем пришедшим на эту демонстрацию. Сегодня всем известно, что ничего подобного и близко не было, но тогда многие всерьез верили в этот бред, и Съезд народных депутатов покаялся за несуществующие «преступления» Советской армии, внеся тем самым очередной вклад в расшатывание советского строя.

Смерть Сахарова. Во время работы 2 Съезда народных депутатов скончался депутат Андрей Сахаров. В молодости он был участником Советского атомного проекта, одним из ведущих создателей советской водородной бомбы. Первая в мире водородная бомба, взорванная 1953 году, была изготовлена именно по схеме, предложенной Сахаровым (впоследствии, правда, эта схема была признана неэффективной и в серийное производство не пошла). Советское государство по достоинству оценило заслуги Сахарова – к сорока годам он уже был академиком и Трижды Героем социалистического труда. Однако в 1960-х годах он отошел от научной работы и стал одним из вождей антисоветского диссидентского движения. Советская власть в знак уважения к его заслугам не применяла к нему репрессивных мер, как к другим диссидентам (достаточно отметить, что даже Большая Советская энциклопедия, изданная в 1970-е годы, в разгар диссидентской деятельности Сахарова, не забыла упомянуть о его заслугах перед Родиной, а массовые научно-популярные издания миллионными тиражами рассказывали о его исследованиях (см., например, журнал «Наука и жизнь», №12 за 1967 год)). Терпение властей лопнуло в 1980 году, когда Сахаров выступил против ввода советских войск в Афганистан, за что был сослан в Горький (400 километров от Москвы), где в комфортных условиях мог продолжать заниматься научной работой. В 1986 году вернулся в Москву, и в 1989 году был избран народным депутатом от Академии наук, входил в антисоветскую «межрегиональную депутатскую группу», незадолго до смерти написал свой проект Конституции СССР (вместо названия СССР там использовалось название «союз Советских республик Европы и Азии»), содержавший странное сочетание социалистических социальных гарантий и капиталистических «демократических свобод» (впрочем, такая «конвергенция» была характерна для тогдашнего общественного мнения: масса советских обывателей хотела, чтобы ассортимент колбасы был как при капитализме, а цены на нее – как при социализме, чтобы работать как при «развитом социализме», а зарплата была бы как в развитых капстранах, и чтобы при этом квартплата опять же была как при социализме).

Что заставило некогда талантливого ученого стать антисоветчиком? Говорили о его неудовлетворенных амбициях: из-за секретного характера его работы все его заслуги были известны только узкому кругу людей. Кроме того, он был слаб в идеологии и не желал с этой своей неграмотностью покончить. Более того, среда, в которой он вращался, была настроена скептически по отношению к Советской власти: тогдашняя «научная элита» открыто против социализма не выступала, боясь потерять свои привилегии, но и инициативно работать на строительство коммунизма тоже не рвалась. О нравах, бытовавших в среде научных работников того времени, хорошо рассказано в книге Ю.И.Мухина «Убийство Сталина и Берия»[1].

После своей смерти Сахаров был поднят на знамя перестройщиков, провозглашен «совестью демократии», «величайшим борцом за перестройку», и прочая, и прочая. Народных депутатов, критиковавших с трибуны съезда антисоветизм Сахарова, стали обвинять в том, что они «травили гиганта мысли, отца русской демократии»[2]. На самом Сахаров был хоть и по-своему честным человеком, но человеком без твердого характера и без твердых идейных убеждений. Его смерть была использована «демократами» для раскрутки своего движения.

Введение поста президента СССР. Тем временем горбачевское руководство решило ввести пост президента СССР. Это было сделано для того, чтобы сделать Горбачева независимым и от партии, и от депутатов. Хотя в тот момент Горбачев контролировал и ЦК КПСС, и большинство Съезда народных депутатов, тем не менее это не могло продолжаться бесконечно: и коммунисты, и народные депутаты, которые в большинстве своем все-таки оставались сторонниками социализма, в определенный момент могли прозреть. Кроме того, в ЦК КПСС и в Верховном Совете СССР практиковалось коллегиальное принятие решений, что было неудобно окружению Горбачева. Поэтому «реформаторы» и навязали введение поста президента СССР, чтобы дать Горбачеву единоличную власть для более удобного осуществления «реформ».

Учреждение поста президента СССР (с соответствующими изменениями в Конституции состоялось на Третьем съезде народных депутатов СССР в марте 1990 года. «В перспективе» предполагалось избирать президента СССР на всенародных выборах, однако «на первый раз» было протащено решение об избрании президента на Съезде – популярность Горбачева в народе неуклонно падала и к моменту выборов он мог бы эти выборы и проиграть.

Выборы президента состоялись на заседании съезда, прошедшем 14 марта 1990 года. Вот цитата из протокола счетной комиссии: «Общее число народных депутатов СССР – 2245. Получили бюллетени для голосования ровно 2000. При вскрытии избирательных ящиков было обнаружено 1878 бюллетеней, из них недействительных бюллетеней – 54. За кандидата в президенты (Горбачев М.С.) – 1329 голосов, против – 495 голосов». Фактически с учетом отказавшихся голосовать, против Горбачева высказалось 41% депутатов.

При выборах президента Горбачеву пришлось пережить неприятный момент, связанный с возможностью выдвижения на пост президента тогдашнего премьер-министра СССР Н.И.Рыжкова, который имел высокую популярность и немалые шансы на избрание, и в этом случае сползание к капитализму, вероятно, удалось бы затормозить. Тогдашний помощник Лигачева В.Легостаев описывал эту ситуацию так:

«В охватившей тогда большинство партийных организаций тревожной атмосфере недоверия к Горбачёву и ЦК возник спрос на лидера, способного стать альтернативой переродившемуся генсеку. На этом фоне в июле 1989 года всеобщее внимание неожиданно привлёк к себе Николай Иванович Рыжков, ранее подчёркнуто безучастный к внутренним проблемам КПСС. На совещании партработников в Кремле, одном из тех, которые периодически собирал Горбачёв, чтобы выпускать пар накопившихся к нему претензий, Рыжков выступил с речью, в которой неожиданно для него как председателя Совета Министров уделил большое внимание проблемам партии. Хотя и с оговорками, но тем не менее впервые на мероприятиях подобного рода он произнёс вслух слова: «Партия в опасности!». Мало того, перед лицом партийных секретарей, в полной тишине внимавших его выступлению, Рыжков призвал Горбачёва уделить больше внимания своим партийным обязанностям, доверив экономику заботам правительства. Ошарашенный столь необычным поведением премьера Горбачёв был вне себя.
     После этого выступления авторитет Рыжкова в глазах партии возрос многократно. Все как-то вдруг разглядели в председателе Совмина самостоятельную политическую фигуру, способную в подходящий момент вытеснить Горбачёва с поста генсека. Развей тогда Николай Иванович свой успех, пойди на разрыв с Горбачёвым, прояви последовательность в ориентации на партию, и многое в судьбе СССР и самого Рыжкова наверняка сложилось бы иначе. Причём в лучшую сторону. Но, к сожалению, природа так сконструировала последнего председателя Совета Министров СССР, что в нём странным образом уживались между собой две совсем разные личности. Одна - с орлиным клёкотом стремилась в горние выси большой политики, негодовала на Горбачёва, страстно желала служить социалистическому Отечеству, не щадя живота своего. Другая - походила на осторожного битого жизнью чиновника, с младых ногтей приученного склонять свою выю пред волей начальника. Отношения между этими личностями складывались таким образом, что в моменты особо ответственного политического выбора чиновник неизменно побеждал в Николае Ивановиче мужественного политика. Вот и после кремлёвского взлёта Горбачёв, по аппаратным слухам, поимел с премьером специальный разговор, после которого автор боевого клича «Партия в опасности!» как бы «сдулся», отступил в тень, переместился в отношении КПСС на позицию знаменитого булгаковского кота Бегемота: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус»
     Хорошо помню роль Рыжкова в шекспировской по накалу страстей трагедии, разыгравшейся десять лет назад на подмостках III съезда н/д СССР. На этом съезде Горбачёв, изо всех сил подпираемый другим своим верным санчо Анатолием Лукьяновым, продирался правдами и неправдами сквозь отчаянное сопротивление депутатов к выдуманной им лично для себя должности президента СССР.
     С большим трудом выломав народным избранникам руки, Горбачёв и Лукьянов, ничтожным преимуществом в 46 голосов, добились от них согласия на изготовление первого президента СССР тут же, на съезде. Ответным ходом несмирившиеся депутаты выдвинули альтернативой кандидатуре Горбачёва на роль президента Рыжкова. Тот, движимый чиновничьим инстинктом самосохранения, заявил самоотвод. Страсти разгорелись. Депутаты продолжали настаивать на своём, разве что не бухались Николаю Ивановичу в ноги с мольбами не уходить от борьбы. Обуреваемый сомнениями, дрожащим от напряжения голосом Рыжков упорствовал. Это было незабываемое зрелище для людей с железными нервами. Ситуация складывалась таким образом, что не сними премьер свою кандидатуру, Горбачёв при нормальном голосовании, несомненно, потерпел бы поражение. Однако, как известно, Николай Иванович так и не нашёл в себе мужества переступить невидимую черту, отделяющую самого высокопоставленного из чиновников от настоящего партийного лидера. Тем самым он подарил Горбачёву пост президента СССР.
     Сейчас, вспоминая о событиях III съезда, Рыжков частенько ссылается на формальное решение Пленума ЦК, рекомендовавшего Горбачёва в президенты: дескать, подчинился партийной дисциплине. Однако почему же он не выступил на этом Пленуме с обоснованным отводом кандидатуры Горбачёва? Ну и самое главное, как мог Рыжков, произнесший в июле 1989 года слова «Партия в опасности!», спустя год, на ХХVIII съезде КПСС, всеми своим авторитетом способствовать переизбранию несомненного предателя Горбачёва на пост Генерального секретаря ЦК партии? Загадка души подначального человека».

В продолжение темы: стенограмма заседания III Съезда народных депутатов СССР по выборам президента

На главную

[1] Еще одно свидетельство типичного поведения тогдашней «научной элиты» описывает журнал «Атомная стратегия»:

«Наконец, осенью 1933 года при поддержке Н.Бухарина, удовлетворившего ходатайство известных французских физиков П.Ланжевена и М.Кюри, Гамов вместе с женой выехал на Сольвеевский конгресс в Брюссель и, несмотря на данные им клятвенные обещания, на родину не вернулся. Сегодня можно по-разному оценивать его поступок. Но то, что он, оставшись за границей, закрыл доступ туда многим молодым ученым того времени, факт общепризнанный. Так он лишил того же Капицу его вольного статуса, чем последний был глубоко огорчен...

Что касается личных качеств Гамова, то они нравились далеко не всем. Со студенческих лет он отличался определенной заносчивостью. Три приятеля - Гамов, Иваненко и Ландау - вызывали у многих студентов-однокурсников в Ленинградском университете эффект отчуждения. Но все отдавали должное их незаурядным способностям.

Интересно отметить, что в 1932 году В.Г.Хлопин в характеристике, данной Гамову для военкомата в связи с отсрочкой от призыва, наряду с упоминанием о нем как выдающемся молодом ученом написал следующее: «По своему поведению мало дисциплинирован и является типичным представителем литературно-художественной богемы».»