Официальная пропаганда утверждает, что период низкопоклонства перед Западом, господствовавший в российской политической жизни в девяностых и начале нулевых, остался в прошлом. Однако ряд признаков говорят об обратном.

Вопросы языкознания

Известно, что в русском языке очень много слов, заимствованных из других языков. Обратная тенденция неверна – из русского языка в языки других народов мира перешли считанные единицы слов – такие как bistro, soviet, sputnik, perestroika, kalashnikov – и, пожалуй все (не считая малоупотребимых диалектизмов типа matreshka, ushanka, balalaika или расхожего среди продвинутых американских фермеров слова «the kolkhoz», каковым называют кооперацию между фермерскими хозяйствами). Ну и ещё в 90-е годы мировая научная литература обогатилась неологизмом русского происхождения «the pogrom» (этим словом один из цитируемых в мире научных журналов обозвал расправу лысенковцев над вейсманистами-морганистами в 1948 году).

Такая ситуация была платой за длительную отсталость царской России от передовых стран, когда многие передовые как технические, так и социально-политические изобретения впервые появлялись. Советский период позволил преодолеть эту тенденцию. В годы реставрации капитализма вновь российский язык заполнился неологизмами иностранного происхождения.

Сторонники насаждения иностранных неологизмов любят приводить фразу Пушкина, что «но панталоны, фрак, жилет – всех этих слов на русском нет». Действительно, вполне логично, если для слов, аналогов которых в русском языке не существует, использовать их иностранные аналоги. Но только, во-первых, пожалуйста, не надо мне рассказывать, что в русском языке не существует аналогов слову «девелопмент»! А, во-вторых, в русском языке никогда не было аналога словам «авиатор» или «геликоптер», однако же как-то прижились «лётчик» и «вертолёт».

Ещё одна уродливая тенденция, проявившаяся уже в годы путинского «поднимания с колен» - это, напротив, неграмотный перевод заимствованных иностранных терминов. Уж лучше бы продолжали использовать англицизмы!

Вот, например, в англоязычном деловом планировании существует такой термин, как «roadmap». Это слово дословно переводится как «карта дороги» или «дорожная карта», в действительности же используется в значении «программа действий» или «план-график». У нас же это слово тупо переводят именно как «дорожная карта». Вот один из примеров: «правительство РФ утвердило дорожную карту выполнения майских указов президента». По смыслу – составлен план-график выполнения майских указов президента. Спрашивается – при чём здесь какая-то дорога, какая-то карта?

Или другой пример. В английском языке есть слово «practice», означающее то же самое, что аналогичное русское слово – то есть практика, практическая деятельность. Причём в английском языке у этого слова есть форма множественного числа – «practicies». В русском языке у слова «практика» нет множественного числа, поэтому наиболее адекватно слово «practicies» переводится как «опыт», в смысле опыт практической деятельности. Существует даже устойчивый словесный оборот «best practicies», которые в переводе на русский язык означает «передовой опыт». Русскоязычные же «продвинутые менеджеры» вместо этого используют корявый дословный перевод – «лучшие практики». Вероятно, они считают, что фраза «передовой опыт» - это нечто такое совковое, а вот «лучшие практики» - это продвинуто и рукопожатно.

Так что даже на таких языковых примерах видно, что низкопоклонство перед Западом никуда не делось.

Вот ещё один пример, уже не связанный с языкознанием. В качестве примеров произошедшего путинского «поднимания с колен» часто приводят два явления: строительство АЭС по российским проектам во многих странах мира и отвёрточную сборку иностранных автомобилей в России (в одной из единоросовских агиток именно так внаглую и заявлялось: «Форд», «Фольксваген» и «Ниссан» - это российские автомобили). Однако при сравнении этих двух случаев отчётливо видны двойные стандарты. Когда одна страна размещает какое-либо своё производство в какой-либо другой стране, то существует такое понятие, как «локализация» – это процент от общего объёма производства изделия, который производится на территории страны – импортёра технологии. Понятно, что чем выше процент локализации, тем лучше для страны-импортёра (загрузка своих предприятий, рабочие места) и тем ниже прибыль экспортёра. Так вот, в случае со строительством российских АЭС считается, что чем выше уровень локализации, тем лучше. То есть мы только продаём сам проект, например, в Чехию или в Китай, а производить большую часть оборудования будут местные предприятия. Заодно и освоят технологию. В случае же с автомобилестроением, напротив, хорошим тоном считается низкий уровень локализации – т.е. отверточная сборка из импортных компонентов. То есть в этих двух случаях «международного научно-технического сотрудничества» мы видим противоположную ситуацию, которая в обоих случаях направлено на одно и то же: создание преимуществ для «иностранных партнеров» в ущерб собственным национальным интересам.

Надо ли ещё доказывать, что и при Путине низкопоклонство перед Западом никуда не делось?