Выборы президента РФ 1996 года

 

глава из книги "Крестный отец Кремля Борис Березовский"
(М., "Детектив-пресс", 2001)

 

Глава восьмая

«ЧЕРНАЯ КАССА»

ПРЕЗИДЕНТСКОЙ КАМПАНИИ ЕЛЬЦИНА

 

Давос

 

Каждый год в конце января богатые и влиятельные люди со всего света съезжаются в Давос, эксклюзивный горнолыжный курорт в Швейцарии. Это событие называют Всемирным экономическим форумом.

Когда в начале 1996 года Борис Березовский приехал в Да­вос, предстоящие президентские выборы в России находились в центре внимания. Положение Бориса Ельцина было весьма сложным: до выборов оставалось всего шесть месяцев, а по результа­там социологических опросов лидер коммунистов Геннадий Зю­ганов опережал других кандидатов с большим отрывом. Опросы показывали, что за шестидесятипятилетнего Ельцина готовы от­дать свои голоса от пяти до восьми процентов опрошенных. В спис­ке претендентов на президентский пост он занимал четвертое или пятое место. На парламентских выборах в декабре прошлого года российские избиратели решительно выступили против его полити­ки; коммунисты и партия Жириновского получили две трети мест в нижней палате парламента. Накануне Нового, года у Ельцина случился инфаркт, и его отправили на лечение в санаторий «Бар­виха».

Создавалось впечатление, что деловая и политическая элита во всем мире поставила на нем крест — шансы Ельцина на переиз­брание были минимальны. Между тем Геннадий Зюганов своими умеренными взглядами произвел на Запад положительное впечат­ление — когда коммунисты придут к власти, никакой революции на большевистский манер не будет, заявил он. «Я помню прекрас­но, какое было отношение деловых кругов Запада к Зюганову в Давосе, — говорил Березовский. — Я помню, как энергично велись переговоры с Зюгановым о возможном партнерстве и прочее, прочее. Но у нас (российских олигархов) альтернатив не было — мы не могли вести разговоры с Зюгановым о партнерстве».

В российскую делегацию в Давосе входили такие политики, как Анатолий Чубайс и Юрий Лужков, предприниматели Влади­мир Гусинский, Владимир Виноградов и Михаил Ходорковский. Березовский понимал, что ведущим российским бизнесменам не­обходимо объединиться вокруг Ельцина, несмотря на разногласия. Первым делом он решил наладить отношения со своим главным противником — Владимиром Гусинским. Их встреча состоялась; они договорились забыть, как выразился Березовский, о своей «же­стокой конкуренции» и создать объединенный фронт против ком­мунистов.

«Не могу сказать, что сегодня у нас с Борисом Абрамовичем любовь и дружба, — сказал Гусинский в интервью российской га­зете пару месяцев спустя. — Просто в какой-то момент понима­ешь, что, продолжая драться, ты наносишь ущерб не только про­тивнику, но и себе. У меня нет шансов одержать верх над Березов­ским, как и у него нет шансов одержать верх надо мной. Поэтому нам нужно было когда-то сесть и договориться».

Когда Гусинского спросили о новой единой цели, возникшей у российских олигархов после Давоса, он ответил: «Я бы не стал говорить о банковской корпоративности. Такого не бывает. Возможно только временное объединение интересов. У каждого фи­нансового института нет ни друзей, ни врагов — есть временные союзники и временные конкуренты. Проходит время, и все меня­ется».

Но чтобы обеспечить Ельцину необходимую поддержку дома, объединения банкиров в Давосе было мало. Некоторые олигархи — например, Владимир Потанин, глава «Онэксим-банка», — туда даже не поехали. Несмотря на весь свой дар убеждения, Березовс­кому не удалось уговорить влиятельных российских промышлен­ников, в частности главу «Газпрома» Рема Вяхирева, и главных нефтедобытчиков, что объединить их должен именно он. Тогда Бе­резовский обратился к Анатолию Чубайсу. Будучи архитектором приватизации в России, Чубайс практически каждому из новой элиты хоть что-то дал. Он больше всех подходил на роль руково­дителя предвыборной кампании Ельцина. Он всегда был прекрас­ным администратором — хладнокровным, трезвомыслящим и решительным. Он хранил верность олигархам, пользовался поддер­жкой на Западе. И руководители транснациональных корпораций, и правительственные чиновники на Западе считали Чубайса сво­им человеком в России.

«(Чубайс) тогда был практически не у дел, — рассказывал Березовский газете «Коммерсант». — Я встретился с Чубайсом с глазу на глаз. Я тогда предложил ему попытаться создать некую группу из нас, объединить нас, имею в виду финансовую элиту. Мы все ему доверяли. Мы точно знали, что со всеми нами у него были абсолютно формальные отношения, когда он был на госу­дарственной службе. Наверное, это было главным — мы не сомне­вались в его порядочности».

После жесткой критики залоговых аукционов, как подтасо­ванной приватизации, президент Ельцин был вынужден отправить Чубайса в отставку с поста первого заместителя премьер-мини­стра в середине января. Со своей стороны олигархи щедро профи­нансировали вновь созданную некоммерческую организацию, ко­торую Чубайс возглавил после ухода из правительства. «Столич­ный банк сбережений», совместно контролируемый Березовским и Александром Смоленским, предоставил этой благотворительной организации беспроцентный кредит в 3 миллиона долларов. День­ги вложили в государственные облигации ГКО, годовой доход в долларах составлял около ста процентов. Позже Генпрокуратура займется расследованием нецелевого использования финансов в благотворительной организации Чубайса. (Через девять месяцев расследование было прекращено.) Так или иначе, проработав в частном секторе в 1996 году всего шесть месяцев, в налоговой декларации Чубайс указал налогооблагаемый доход в 300 тысяч долларов от «лекций» и «консультаций».

Для элиты новых русских Чубайс был чудотворцем — ведь им удалось фантастически разбогатеть именно благодаря ему. Но Березовский сохранил на диво презрительное отношение к строителю российского капитализма. «Чубайс хорошо исполня­ет задания, которые дает ему хозяин, — говорил позднее Березов­ский. — В свое время (начало 1996 года) он был нанят на работу теми, кого потом стали называть «семибанкирщиной» (Березовс­кий, Потанин и другие олигархи). Это факт. Он был наемным служащим с очень хорошей зарплатой. И он адекватно этой зар­плате справился с задачами, которые перед ним поставили эти конкретные люди. А задача была простая: нам нужно было вы­играть президентские выборы».

Березовский и его сообщники вернулись в Москву и плотно занялись предвыборной кампанией. Генерал Коржаков говорит, что был поражен новой стратегией и особенно новым союзом между Березовским и Гусинским. «Когда (Березовский) вернулся в Мос­кву, он прибежал ко мне в Кремль и сказал, что не надо никого убивать, а лучше всем вместе дружить, — вспоминает Коржаков. — Я удивился. «Как же ты можешь сегодня просить убить человека, а завтра дружить с ним?»9

К компании «Березовский—Гусинский—Чубайс» присоединились остальные олигархи. Из государственных чиновников к ним примк­нул верный союзник Березовского Валентин Юмашев и давний кол­лега Ельцина Виктор Илюшин. Оставалось только убедить Ельцина.

 

«Власть мы не отдадим»

 

Пятнадцатого февраля Ельцин отправился в свой родной Сверд­ловск, чтобы заявить об участии в президентских выборах на вто­рой срок. День выдался холодный; президент еще не оправился пос­ле недавно перенесенного инфаркта. Его голос был хриплым и сла­бым, вероятно, из-за гриппа. Шансов на победу Ельцина в выборах было мало. Россияне устали от коррупции, некомпетентности и нищеты. Правда, Ельцин всегда был особенно силен, когда его за­гоняли в угол, но, чтобы выиграть июньские выборы, от него тре­бовалось нечто немыслимое.

Предвыборную кампанию официально возглавлял старый, проверенный кадр ельцинской администрации — первый вице-пре­мьер Олег Сосковец, экс-министр металлургии и надежный собу­тыльник президента. Сосковец входил в так называемую консер­вативную фракцию ельцинского окружения, членами которой яв­лялись большинство руководителей силовых министерств: Грачев, министр обороны; Барсуков, глава ФСБ, и Коржаков, руководи­тель СБП. Именно эта группа годом раньше организовала штурм Чечни, закончившийся полным провалом.

Промышленный управленец старого образца, Сосковец умел говорить на языке секретарей обкомов, которые все еще управля­ли страной от имени Ельцина. Как и секретарям обкомов, Сосковцу был свойствен жесткий авторитарный стиль руководства. Ана­толий Чубайс позже вспоминал, как в самом начале ельцинского правления, когда правительство изо всех сил отнимало у комму­нистов последнюю власть, Сосковец проверял лояльность функ­ционеров, выступавших на заседаниях Кабинета министров:

  А ты — рыночник?

  Да.

  Ну тогда продолжай доклад.

Столь же примитивной была и стратегия предвыборной кам­пании Сосковца — она опиралась на грубую силу. Отношение ель­цинской команды к выборам хорошо проиллюстрировал его друг и союзник генерал Коржаков. В апреле 1996 года Коржаков встре­тился в частном порядке с Виктором Черномырдиным, чтобы убе­дить его повлиять на губернаторов. «Губернаторы вас слушают­ся, — сказал ему Коржаков. — Они знают, что по вашему пред­ставлению назначают, по вашему представлению снимают, и они вас боятся. Просто скажите им: « 60 процентов голосов должно быть за Ельцина». И они выполнят».

Возможно, эта стратегия и принесла бы в итоге свои плоды, но в начале 1996 года она была безрезультатна. Вскоре Коржаков начал действовать уж совсем грубыми методами. Если верить ему самому, он сказал коммунистам следующее: «Смотрите, ребята, не шутите. Мы власть не отдадим!»

Складывалось впечатление, что выборы надо отменять, ина­че Ельцину при власти не остаться.

 

Собрание в доме приемов «ЛогоВАЗа»

 

В середине апреля тринадцать ведущих российских бизнесменов собрались в доме приемов «ЛогоВАЗа», роскошном особняке Бе­резовского в центре Москвы — обсудить предстоящие выборы. В «группу тринадцати», как ее называли, входили руководители крупнейших российских нефтяных компаний, самого большого независимого телеканала, автомобилестроительного гиганта, ве­дущей аэрокосмической фирмы и большинства крупнейших бан­ков. Они составили обращение к российским враждующим поли­тическим партиям, которое было опубликовано 27 апреля в веду­щих газетах страны.

«Общество расколото, — так начиналось обращение. — Этот раскол катастрофически нарастает с каждым днем. И трещина, разделяющая нас на красных и белых, своих и чужих, проходит через сердце России. ...В итоге победит не чья-то правда, а дух насилия и смуты. Взаимное отторжение политических сил столь велико, что утвердиться одна из них может только путем, веду­щим к гражданской войне и распаду России».

«Группа тринадцати» предложила собственное решение: «В этот ответственный час мы, предприниматели России, предлага­ем интеллектуалам, военным, представителям исполнительной и законодательной власти, правоохранительных органов и средств массовой информации, всем тем, в чьих руках сегодня сосредото­чена реальная власть и от кого зависит судьба России: объединить усилия для поиска политического компромисса. ...Российских по­литиков необходимо побудить к весьма серьезным взаимным ус­тупкам, к стратегическим политическим договоренностям и их правовому закреплению».

Письмо заканчивалось угрозой: «Отечественные предприни­матели обладают необходимыми ресурсами и волей для воздей­ствия на слишком беспринципных и на слишком бескомпромисс­ных политиков».

Письмо было воспринято российскими и западными СМИ как призыв к приостановке действия Конституции и достижению вза­имовыгодной договоренности между политическими партиями. Пожалуй, больше всего в этом письме удивляло, что ведущие биз­несмены представали в нем как влиятельнейшие лица, от которых зависит судьба России. Выдержанное в приказном тоне, письмо повелевало ведущим политикам страны выстроиться в линию. Бе­резовский впоследствии объяснил антиконституционный характер письма поведением консерваторов в окружении Ельцина: «Эта компания — Коржаков, Сосковец, Барсуков — оказывала силь­нейшее давление на президента с тем, чтобы, по существу, отме­нить выборы, — рассказал Березовский российскому журналисту год спустя. — И путь был выбран самый что ни на есть порочный и опасный. Обсуждался запрет коммунистической партии, разгон Думы и перенос выборов на два года...»

Призыв «группы тринадцати» к «компромиссу» между Ель­циным и коммунистами не был до конца искренним. Он восприни­мался, скорее, как предупреждение коммунистам: бизнесмены не допустят возвращения к государственной экономике, если на вы­борах победит Зюганов. Ведь в течение нескольких месяцев до публикации этого письма Березовский и его союзники не раз соби­рались в доме приемов «ЛогоВАЗа», чтобы выработать страте­гию, которая позволит Ельцину победить.

Через две недели после появления письма в газетах Зюганов решил ответить на обращение предпринимателей. Он предложил провести теледебаты с Ельциным — «дискуссию» по проблемам, стоящим перед Россией, и путям их разрешения. Ельцин сразу от­казался, опасаясь импровизированного обсуждения наболевших российских проблем.

Между тем Борис Березовский занимался координацией дея­тельности по сбору средств на предвыборную кампанию Ельцина. «Не секрет, что именно российский бизнес, именно новые люди сыграли решающую роль в победе демократических сил на этих выборах, — поделился он со мной некоторое время спустя. — Это была борьба за кровные интересы».

 

Татьяна

 

Воодушевленный поддержкой своих новых союзников, Ельцин ре­шил не переносить выборы. Березовский и другие олигархи завери­ли его, что он может победить в июне. Затем Ельцин сформировал под своим началом новый предвыборный штаб, заместителями ста­ли Черномырдин и Илюшин. Внутри этой новой организации Чу­байс возглавил «аналитическую группу», но, по существу, стал но­вым руководителем предвыборной кампании. «Таким образом, мы заняли как бы все интеллектуальное пространство, связанное с вы­борами президента, — заметил Березовский. — А президент полу­чил новый информационный канал, чего мы и добивались».

Вскоре Чубайс все взял в свои руки. Сначала его штаб разме­щался в здании Московской мэрии, несколькими этажами выше офиса группы «Мост». «Это действительно удобно, — замечал Коржаков, — под боком Филипп Бобков со своими профессиональ­ными аналитиками и эксклюзивной информацией службы безопас­ности «Моста». Размещение штаба Чубайса рядом с группой «Мост» показало, как быстро изменился политический пейзаж — ведь всего год назад люди генерала Коржакова совершили «наезд» на группу «Мост» — «Мордой в снег!» — по наущению Бере­зовского и президента Ельцина.

Вскоре штаб Чубайса переехал в «Президент-отель». Это тща­тельно охраняемое здание было закрыто для посторонних. Оно входило в сферу ведения управляющего кремлевской собственно­стью Павла Бородина (оказавшегося в 1999 году в центре рассле­дования швейцарской прокуратуры по делу о взяточничестве и отмывании денег), и сюда по самым разным поводам стекались бизнесмены и правительственные чиновники — сторонники Ель­цина.

Ключевой фигурой во вновь созданной команде стала три­дцатишестилетняя дочь Ельцина Татьяна Дьяченко. «Это приду­мал Юмашев, — вспоминает Березовский. — Он позвонил мне в шесть утра и говорит: «У меня есть совершенно гениальная идея». И произносит только одно имя: «Таня». Я спросонья не вполне по­нял. «Что «Таня»?» Он отвечает: «Таня должна работать с нами в аналитической группе». ...Идея действительно была гениальной, я тогда ее недооценил. Это открывало доступ информации к пре­зиденту. До выборов оставалось мало времени, и принимать ре­шения надо было мгновенно. А эти решения мог принимать только президент. Поэтому нужна была оперативность и доверие к этому информационному каналу».

Березовский, Юмашев и Чубайс согласились, что участие Та­тьяны в работе предвыборного штаба принесет неоценимую пользу. Но как обратиться к ней с этим предложением? Как объяснить ее участие российским политическим кругам? По словам Коржакова, эта тройка отводила Тане такую же роль, какую сыграла дочь французского президента Жака Ширака Клод — она смягчила образ отца на президентских выборах во Франции в 1995 году. Фактически Татьяна сыграла куда более важную роль, чем просто советник по связям с общественностью, — она стала одной из ключевых фигур в предвыборной кампании. Все крутилось вокруг нее, и от нее зависели судьбы давних помощ­ников Ельцина.

Говоря о предвыборной кампании 1996 года, Березовский вы­соко оценил вклад Татьяны в дело олигархов. «Трудно заподо­зрить Татьяну Дьяченко в том, что она имела какие-то иные цели, кроме тех, которые имели мы (олигархи) все», — сказал он российскому журналисту.

Татьяна была частым гостем не только в особняке Березовс­кого; ее нередко видели и в другом предвыборном штабе Ельцина (официальном) — «Президент-отеле». Это была территория Чу­байса. Присутствие Татьяны в группе Березовского—Чубайса пре­допределило кончину предвыборного штаба Сосковца—Коржако­ва. Позднее Березовский вспоминал, как на новое развитие собы­тий отреагировали «консерваторы»: «Сначала они не вполне понимали, что происходит, — так резко изменился весь политичес­кий расклад вокруг президента».

«В предвыборном штабе Таню назначили независимым наблю­дателем, — вспоминает Коржаков. — (На самом деле) все знали, что дочь Ельцина полностью зависит от мнения Березовского и Чубайса».

 

«Несерьезная сумма»

 

Березовский и его коллеги делали все возможное, чтобы обеспе­чить победу Ельцина. Государственным служащим запрещалось принимать участие в предвыборной кампании, однако был задей­ствован практически весь государственный аппарат, особенно губернаторы. Государственным телеканалам, например ОРТ Бе­резовского, полагалось сохранять нейтралитет, однако на них не­скончаемым потоком показывали новости, документальные про­граммы и рекламные ролики, возвеличивавшие Ельцина и дискре­дитировавшие его противников. В соответствии с законом расходы партии на предвыборную кампанию не должны превышать 3 мил­лионов долларов, но, по оценкам СБП, на кампанию Ельцина было истрачено более одного миллиарда, а по оценкам вашингтонского мозгового треста «Центра по стратегическим и международным исследованиям» — более двух миллиардов долларов.

«Деньги пошли на губернаторов и на подкуп людей, — вспо­минает полковник Валерий Стрелецкий, руководитель отдела по борьбе с коррупцией СБП. — Их истратили на различные фиктив­ные партии, например партию Ивана Рыбкина (умеренно левая партия), и различные общественные движения, например казаче­ство. «Наш дом — Россия» (партия премьер-министра Черномыр­дина) тоже получила деньги из этого фонда. Повсюду создавались предвыборные штабы...».

Какое-то время спустя я спросил Чубайса, во что обошлась предвыборная кампания Ельцина. «Не знаю, не могу сказать, — ответил он. — Но официально зарегистрированный фонд кандида­тов (3 млн долларов) — это совсем несерьезно».

«Ельцинская предвыборная кампания финансировалась в ос­новном за счет тайных поступлений от российских банков и фи­нансово-промышленных групп, а также отдельных предпринима­телей, — говорит Коржаков. — Эти деньги поступали в так назы­ваемую «черную кассу»; за них никто не отчитывался. Березовский сразу стал основным распорядителем этой кассы».

Много денег из этого фонда ушло на оплату проельцинских программ на частных телеканалах, рекламных щитов, установ­ленных местными градоначальниками, проельцинских рок-концер­тов, организованных шоу-бизнесом, листовок и плакатов, издан­ных частными издательствами. Регистрацией денежных поступ­лений на президентскую кампанию и контролем их расходования в основном занимался предвыборный штаб. Эта система работала как «черная касса».

«Всю схему координировал теневой предвыборный штаб в доме приемов «ЛогоВАЗа», — говорит Стрелецкий. — Ее приду­мали те же люди, что придумали залоговые аукционы. В начале 1996 года они много раз встречались в доме приемов «ЛогоВАЗа»: Березовский, Татьяна Дьяченко, Чубайс и другие. На этих встре­чах Татьяна Дьяченко представляла интересы отца, Березовский представлял интересы предпринимателей, а Чубайс руководил самой кампанией».

Хотя деньги «черной кассы» прокручивали многие коммерчес­кие банки, главная роль была отведена Александру Смоленско­му, возглавлявшему «Столичный банк сбережений» (в котором, как станет известно позже, Березовскому, по некоторым оценкам, принадлежало 25 процентов акций)30.

«Среди банкиров Смоленскому была отведена роль админист­ратора, — объясняет Стрелецкий. — Березовский осуществлял связь с правительственными структурами. Он ближе всех стоял к прави­тельству и фактически играл связующую роль между Кремлем и биз­несом. Если возникал вопрос, который требовал решения властей — какой-нибудь экономический вопрос, представлявший интерес для группы олигархов, — его решал Березовский. Если Смоленский был руками, то Березовский был головой этого организма».

Березовский стремился представить себя главным архитекто­ром ельцинской кампании. Он публично хвастался своим превос­ходством и постоянно принижал роль другого человека, который мог претендовать на титул руководителя кампании, — Анатолия Чубайса. «Ни одной идеи во время этой кампании не исходило от Чубайса, — сказал Березовский в интервью «Коммерсанту». — Он — не генератор идей, но блестящий их аналитик и реализатор. Очень часто наши предложения вызывали у него возражения, но потом он смирялся или подхватывал их. Во всяком случае, он их исполнял, и на очень высоком уровне».

Разработанная Березовским схема финансирования президент­ской кампании была верхом изобретательности: зачем зависеть от добровольных частных взносов, когда можно прокручивать госу­дарственные средства? В то время, когда учителя, врачи, солдаты и рабочие месяцами не получали зарплату, миллионы пожилых людей не получали пенсии, ельцинская команда решила бросить миллиарды долларов на переизбрание президента. Но использовать бюджетные средства для финансирования предвыборной кампа­нии — это явно противоречило закону, эти деньги надо было от­мыть через крупные промышленные империи Березовского и дру­гих олигархов. «Средства «черной кассы» были незаконными не только с точки зрения правил избирательной кампании; они пред­ставляли собой выручку от операций на черном рынке», — заме­тил Стрелецкий. Бизнесмены вносили в «черную кассу» сотни мил­лионов долларов. В обмен они получали суммы, превышающие их взносы во много раз, в виде государственных субсидий.

«Метод «вербовки» предпринимателей был продуман зара­нее, — отмечает Стрелецкий. — Он подводил фундамент под про­цесс приватизации. Маленькой группе бизнесменов отдали все, весь государственный пирог. ...Бизнесменам, включая Березовского, выигравшим залоговые аукционы в 1995 году, разрешили одер­жать победу, при этом подразумевалось, что ...разрешая грабеж, государственные чиновники оказывают им услугу, но при одном условии — придет время, когда бизнесмены должны будут дать крупные суммы денег на избирательную кампанию».

Государственные пакеты акций, оценивавшиеся на фондовом рынке в июле 1997 года в 14 миллиардов долларов, были проданы на залоговых аукционах олигархам менее чем за один миллиард. Это было далеко не все, что ельцинское правительство заплатило Березовскому и его коллегам за поддержку. Крупные сумы бюджет­ных денег были оставлены на счетах в уполномоченных банках, ко­торые могли ими свободно распоряжаться в течение нескольких ме­сяцев. Предпринимателям пообещали дополнительные выгоды от приватизации (тоже в миллиарды долларов) после переизбрания Ельцина. И, наконец, как утверждают Коржаков и Стрелецкий, Березовский и другие олигархи получили возможность «снимать сливки» с предвыборной кассы.

Деньги на президентскую кампанию, вспоминает Стрелецкий, давали тысячи компаний. Практически любая компания, которая зависела от расположения правительства Ельцина, легко подда­валась на уговоры дать деньги на выборы. «Все эти деньги шли в общий котел, общую кассу, а затем оттуда шло распределение средств, — говорит Стрелецкий. — Деньги поступали от самых разных предприятий и структур, но только узкий круг людей, вклю­чая Березовского, имел доступ к общаку. Этот узкий круг лиц ос­тавлял часть денег на кампанию, а часть брал себе. ...Прежде чем деньги (на кампанию) доходили до места назначения, они проходи­ли через цепочку посредников, каждый из которых что-то остав­лял себе».

Массовое прикарманивание средств не было секретом для ель­цинского окружения. Вечером 16 апреля генерал Коржаков и пре­мьер Черномырдин выпивали в Президентском клубе. У них была редкая возможность обменяться мнениями о ходе избирательной кампании. Коржаков записал разговор на пленку.

«Ч. Мы сейчас финансовую сторону кампании выборной на­лаживаем. ...Мне разверстку принесли, и я их предупредил: все будем проверять, смотреть документы, анализировать, суммы колоссальные идут. Это такая ненадежная публика, лучше сразу этих подлецов отшить.

К. Конечно. Как на вашей кампании «Наш дом — Россия» на­живались? Мне же рассказывали. У меня случайно один человек сидел в клубе «Олби», где они все тусовались. Он рассказывал: «Я попал просто в клоаку. Они выпили, и разговоры пошли толь­ко о том, как «бабки» делить, как собирать, как кому отдавать. О выборах даже не вспомнили.

Ч. Подонки. Сейчас даже Смоленский заволновался. ... Не зна­ет, куда деньги уходят. Я хочу с Михаилом Ивановичем перего­ворить. (Барсуковым, начальником ФСБ.)

К. Там ребята (в предвыборном штабе) сидят цепкие. Чубайс определяет, какую программу и кто из них экспертирует. В зави­симости от этого выделяют деньги.

Ч. Там цена четыре миллиона, пять, семь, пятнадцать...

К. Да.

Ч. Большие суммы. На 200 миллионов много можно сделать, это же в твердой валюте.

К. Много украсть можно.

Ч. Все равно украдут, другое дело — сколько. И какова эф­фективность всех этих дел? Что мы от этого получим? Украдут все равно...»

 

«Из их мозгов сделали пюре»

 

Если ельцинская кампания была безнадежно коррумпирована, то кандидат от коммунистов был безнадежно скучен. Более того, возникал вопрос: а нужна ли коммунистам победа? Они прекрас­но чувствовали себя в роли оппозиционной партии. Генерал Алек­сандр Лебедь, один из кандидатов в президенты, впоследствии занявший пост советника Ельцина по национальной безопаснос­ти, утверждает: с 1993—1994 года лидеры коммунистической партии тайно получали деньги от правительства. Другими сло­вами, лидеры коммунистов были не так независимы, как каза­лось их сторонникам[1].

И все же у коммунистов была неплохая возможность выиг­рать выборы. Россия разваливалась, и ответственность за это ле­жала на правительстве Ельцина. Кроме того, коммунисты распо­лагали мощной сетью первичных парторганизаций; их активисты работали в самых отдаленных уголках страны. Эти преданные соратники вполне годились для того, чтобы вести кампанию по старинке: агитировать по квартирам, раздавать на улицах лис­товки, проводить митинги. И все-таки коммунистам было трудно достучаться до масс. Им крайне не хватало денег, у них не было доступа к телевидению.

Именно последнее роковым образом сказалось на предвыбор­ной кампании коммунистов. Большинство россиян узнавали ново­сти почти исключительно с телевизионных экранов. Телеканалы — и государственные, и частные — объединились вокруг Ельцина.

Они развернули мощную пропагандистскую кампанию. Президент появлялся в программах новостей каждый вечер: встречался с пен­сионерами Заполярья, обещал большие деньги забытым населен­ным пунктам, шутил с колхозниками, пожимал руки мэру брошен­ного на произвол судьбы промышленного города. «Господин Ель­цин полностью контролирует СМИ, — заметил конгрессмен от штата Индиана Ли Хэмилтон во время слушаний в Конгрессе в апреле 1996 года по делу о российской организованной преступно­сти. — Другого претендента (Зюганова) на телеэкранах вообще не показывают».

Российские СМИ в своем большинстве зависели от государ­ственных дотаций. Газеты зависели от дешевых расценок в государственных типографиях; телеканалы зависели от низких рас­ценок государственных вещательных структур. Крупнейший потре­битель государственных щедрот — полугосударственный-получа­стный канал ОРТ Березовского — получал более 200 миллионов долларов государственных дотаций в год. Большинство российс­ких СМИ не могли существовать без государственных дотаций, и это обстоятельство позволяло правительству контролировать со­держание публикаций и программ. Самым эффективным оружием был подкуп39.

Где-то в середине президентской кампании стали появляться разоблачительные материалы американских журналистов: коман­да Ельцина подкупала нуждавшихся в деньгах журналистов и их начальников, предлагая им напечатать лестные материалы о пре­зиденте. Ставка варьировалась: от ста долларов провинциально­му репортеру за одну положительную статью до миллионов дол­ларов владельцам крупнейших российских газет.

Расследуя скрытые денежные потоки ельцинской кампании, полковник Стрелецкий пришел к выводу, что самые большие день­ги получало телевизионное начальство. По словам Стрелецкого, среди документов, попавших в руки СБП, была обнаружена бух­галтерская проводка за первую половину 1996 года на 169 милли­онов долларов, переведенных ОРТ Березовского. Стрелецкий ут­верждает, что деньги действительно перевели, но ОРТ получило только 30 миллионов долларов.

Рождение свободной прессы в России было одним из немногих обнадеживающих достижений за последнее десятилетие. Но во вре­мя президентской кампании 1996 года наблюдался заметный от кат к прошлому. Березовский даже признал, что «не верит в сво­боду прессы в том смысле, в каком это понятие представляют иде­алисты».

Сергей Пархоменко, редактор журнала «Итоги», заявил в ин­тервью «Los Angeles Times», что готов поступиться журналист­ской этикой, лишь бы коммунисты не пришли к власти. «В этой игре ставки неравны, — сказал он. — Поэтому я готов поступить­ся справедливостью. Поэтому я готов разжигать в людях дикую антикоммунистическую истерию».

На ТВ сняли целый ряд документальных фильмов о Борисе Ельцине, в основном о его молодых годах — лучшей поре жизни. Героиней одного фильма была его жена, Наина, заботливая бабуш­ка, — у себя дома она рассказывает о том, какую счастливую жизнь прожила с мужем. Самую решающую роль, возможно, сыг­рало почти ежевечернее появление президента в новостях. Либо он участвовал в важных событиях (прекращение огня в Чечне, визит Билла Клинтона в Москву, таможенное соглашение между Росси­ей и Белоруссией), либо, в отсутствие таковых, работал в Кремле или встречался с рабочими в провинции. Зюганова же практичес­ки не было ни видно, ни слышно. К концу кампании, когда Ельцин заболел, коммунисты попытались поднять вопрос: нужен ли Рос­сии больной президент? Они хотели купить рекламное время на государственном телевидении, но получили отказ.

Коммунисты теряли голоса, потому что плохо проводили рек­ламную кампанию, между тем ельцинской команде помогали луч­шие западные специалисты. Одним из первых имиджмейкеров пре­зидента стал Тим Белл, гениально проведший кампанию по выбо­рам Маргарет Тэтчер в 1979 году. Ельцинский штаб также привлек к сотрудничеству менеджеров, обеспечивших убедительную по­беду в выборах калифорнийского губернатора Пита Уилсона в 1994 году. Американские специалисты располагались в ельцин­ском предвыборном штабе, в «Президент-отеле». Они получили жесткое указание «не светиться» и выходить из отеля только в край­них случаях. Калифорнийская команда располагалась в номере 1120 «Президент-отеля»; номер 1119 напротив был занят Татьяной Дья­ченко. Профессиональные отношения между ними, по хвастливо­му признанию американского политолога Джорджа Гортона жур­налу «Time», были необычайно тесными: у Татьяны и американ­цев был один и тот же секретарь, одни и те же факсовые аппараты.

Она была связующим звеном между американцами и российским президентом. «Американские консультанты относились к катего­рии принцев заморских, — ворчливо замечает Коржаков. — После очередного совещания в штабе Таня сразу бежала к ним обсудить свежую информацию».

Американцы предложили такие грязные приемы, как исполь­зование «команды правдолюбцев»: отслеживать выступления Зю­ганова, сбивать его с толку каверзными вопросами и пытаться вывести из себя. Они усилили основные приемы ведения современ­ных политических кампаний — каждодневные памятки с указани­ем неотложных задач, насущных тем для выступления, подлежа­щих передаче образов. Они делали простые вещи — Ельцина с хмурым взглядом на рекламном плакате заменяли улыбающимся Ельциным. Его появления перед фото- и телекамерами жестко ре­жиссировались, чтобы создавалось впечатление экспромта. Посто­янно проводившиеся опросы общественного мнения и заседания фокус-групп анализировали настроения российских избирателей, в соответствии с которыми корректировался тон президентской кампании.

Ельцина отправили в изнурительную предвыборную поездку по стране — впервые в истории России. Российский президент на­девал шахтерскую каску и спускался в угольные шахты. Он встре­чался с солдатами в отдаленных военных гарнизонах. Он прини­мал хлеб-соль в глухих деревушках. На рок-концерте в Москве, организованном Сергеем Лисовским, Ельцин приплясывал на сце­не в такт музыке. Россия никогда раньше не знала такой акции, как рассылка миллионов писем за подписью Ельцина ветеранам Великой Отечественной войны, где им выражалась благодарность за службу (многие получатели, видимо, решили, что письма под­писал сам Ельцин).

Но самая изощренная реклама велась российскими рекламщиками, которых обучили американцы. Компания «Видео интернэшнл» получила заказ на создание официальной рекламы предвыборной кампании — пятнадцати рекламных роликов. По замыслу создателей, в них не было места лобовой рекламе. По­скольку Ельцин не сходил с экранов телевизоров во время вечерних выпусков новостей, его присутствие в рекламных роликах не требовалось. Проект состоял из одноминутных сюжетов о жиз­ни спортивных звезд и заводских рабочих, бабушек и бывших министров, колхозников и учителей, солдат и артистов. Под сен­тиментальную музыку эти люди рассказывали о нелегких вре­менах и испытаниях, выпавших на их долю, о своих надеждах и чаяниях. Ролики заканчивались словами: «Верю. Люблю. Наде­юсь. Б.Н.Ельцин».

Как заметили журналисты Ли Хокстейдер и Дейвид Хоффмэн из «Washington Post», «сюжеты роликов были, скорее, в духе сто­ронников коммунистов, но все говорили, что будут голосовать за Ельцина». Большинство россиян впервые подверглись столь изощренной обработке со стороны СМИ. «Из их мозгов сделали пюре», — сказал Алексей Левинсон из Всероссийского центра по изучению общественного мнения.

 

Монеты народу

 

Ельцин оказался хорошим кандидатом. Он прислушивался к сво­им советникам, когда они велели ему пользоваться телесуфлером, носить хорошие костюмы, больше улыбаться. Он знал, что надо выглядеть более энергичным и мужественным. В предвыборных поездках он представал эдаким щедрым чудаком-волшебником. Он приезжал в какой-нибудь заброшенный промышленный горо­док и обещал всем выплатить задолженность по зарплате; одной женщине в толпе даже пообещал машину (и она ее получила). Ель­цин был царем, бросавшим народу серебряные монеты. Но были и серьезные поступки: он создал специальный «Президентский фонд» (из бюджетных средств) по выплате задолженности по зарплате и пенсиям.

Подобная щедрость вела к росту инфляции. Поскольку эко­номика продолжала сокращаться, обещанные Ельциным деньги брались из валютных резервов и кредитов иностранных банков.

К счастью, весной МВФ предоставил России самый большой кредит — 10,2 миллиарда долларов на три года. Кредит быстро испарился. Несмотря на денежные вливания, валютные резервы Центрального банка за первую половину 1996 года сократились с 20 до 12,5 миллиардов долларов. Иными словами, за первые шесть месяцев 1996 года российское правительство истратило по край­ней мере 9 миллиардов долларов. Часть денег пошла на ельцин­скую предвыборную кампанию, часть — особо приближенным бизнесменам и государственным чиновникам, часть — на погашение многомесячной задолженности по зарплате.

Совмещая изощренные западные предвыборные технологии с грубым давлением на местные власти, ельцинская кампания наби­рала обороты. Президент начал демонстрировать боевой задор, решая государственные дела. Вдруг появились заметные успехи, например убийство лидера чеченских боевиков, президента Джо­хара Дудаева. Эта операция была выполнена эффектно. Чечен­ский президент погиб от разрыва управляемого снаряда, наведен­ного на сигнал его сотового телефона. Гибель Дудаева оберну­лась для кампании Ельцина крупной удачей. Два месяца спустя с чеченскими боевиками удалось договориться о прекращении огня. Россияне вздохнули с облегчением.

Правление Ельцина одержало еще одну победу 2 апреля, ког­да был подписан союзный договор с Республикой Беларусь — лов­кий ход, отвечавший давнему стремлению россиян к объединению славянских земель бывшего Советского Союза. (На самом деле это соглашение осталось без последствий, поскольку никак не сбли­зило эти две страны.) В середине апреля в Москву приехал Билл Клинтон и снисходительно внимал Ельцину, бившему себя в грудь по поводу величия России, что также нашло живой отклик у рос­сиян.

 

Национальный фонд спорта

 

Победа Ельцина над коммунистами была не за горами, а тем вре­менем в ближнем окружении президента разразилась борьба за власть. Борис Березовский ополчился на своего прежнего покро­вителя — генерала Коржакова. В своих интервью и воспоминани­ях Коржаков не уточняет, когда начались разногласия. До лета 1995 года между Коржаковым и Березовским все было прекрасно. Начальник СПБ помог магнату прибрать к рукам «Аэрофлот» и создать нефтяную холдинговую компанию «Сибнефть». Но осе­нью, когда проходили залоговые аукционы, Коржаков отсутство­вал. Это отсутствие на кухне, где шел дележ промышленного пи­рога страны, особенно проявилось в неудавшейся попытке «Ин­комбанка» (особенно близкого Коржакову) выиграть хотя бы один залоговый аукцион; дважды «Инкомбанк» пытался участвовать в аукционах по продаже акций крупных российских нефтяных ком­паний, и дважды ему бесцеремонно отказывали. Кроме того, Бе­резовский больше не нуждался в Коржакове как канале связи с Ель­циным — теперь у него были Татьяна Дьяченко и Валентин Юма­шев. Наконец, если утверждение Коржакова о том, что Березовский просил его убить Гусинского, — правда, то отказ начальника СБП выполнить эту просьбу сказался бы на его отношениях с Березов­ским. Так или иначе, к концу 1995 года Березовский окреп настоль­ко, что мог обойтись без протекции Коржакова.

«В окружении президента поняли, что Коржаков им мешает, — говорит Стрелецкий. — Коржаков не подпускал (бизнесменов) к Ельцину, не разрешал им приближаться к Ельцину со своими ко­рыстными интересами. Помощники президента всегда нервнича­ли, потому что Коржаков не спускал с них глаз и не позволял гра­бить безнаказанно. Они решили, что Коржакова надо убрать».

Березовский действовал быстро. В начале апреля он познако­мил Татьяну Дьяченко с некоторыми неприглядными сторонами политических интриг в Кремле: он раскрыл ей секреты Националь­ного фонда спорта (НФС). НФС был основан в 1992 году трене­ром Ельцина по теннису Шамилем Тарпищевым. Тарпищеву были свойственны те же открытость и дух товарищества, за которые Ельцин так любил Коржакова. Это был высокий человек с добро­душной улыбкой, в его энергичной походке угадывались природ­ные подвижность и быстрота. Ельцин дал Тарпищеву все, что тот хотел. Как и структура, созданная покойным гангстером-филант­ропом Отариком, НФС должен был зарабатывать деньги для на­ходившегося в бедственном положении российского спорта.

Когда в 1993 году Тарпищева назначили министром по физи­ческой культуре и спорту, он отошел от каждодневного руковод­ства НФС. Новым президентом стал тридцатитрехлетний Борис Федоров, в прошлом инженер, а ныне бизнесмен. Фонд спорта был фантастически прибыльной структурой. Он получил право беспош­линного ввоза в страну алкоголя и табака, при этом не платил налоги с прибыли. Расследование, позднее проведенное полковни­ком Стрелецким, показало, что за два года НФС получил прибыль в 1,8 миллиарда долларов. «Эти деньги разворовывались, — гово­рит Стрелецкий. —Только незначительные суммы шли на поддерж­ку спорта. Федоров и его друзья сколотили огромные состояния за счет государственного бюджета».

В конце 1994 года Березовский сделал Федорова одним из ак­ционеров-учредителей ОРТ. Федоров завоевал доверие другого предпринимателя со скандальной репутацией — Олега Бойко, ко­торый финансировал «молодого реформатора» Егора Гайдара и был замешан в многочисленных темных сделках. Будучи партне­ром Березовского, Бойко вложил деньги в скандально известное казино «Черри», одного из его компаньонов серьезно ранили при покушении на его жизнь в гангстерском стиле. Когда в середине 1995 года банк Бойко «Национальный кредит» рухнул, оставив долги на сотни миллионов долларов государственному Сбербан­ку, Федорова назначили президентом и лопнувшего банка, и хол­динговой компании Бойко «Олби». Эти компании тоже стали по­лучать щедрые дары от НФС.

Высокоприбыльные операции НФС вызывали зависть. В мар­те 1995 года, в тот же месяц, когда был убит генеральный дирек­тор ОРТ Влад Листьев, неизвестный киллер застрелил Льва Гаврилина, начальника отдела по внешнеэкономическим связям НФС. По словам Стрелецкого, Федоров растратил 300 миллионов дол­ларов из средств НФС. В России такое крупномасштабное воров­ство почти всегда сопровождалось бандитизмом.

«Часть денег (НФС) ушла на необоснованные кредиты раз­личным коммерческим структурам, — вспоминает Стрелецкий. — Федоров создал около восьмидесяти коммерческих предприятий вокруг НФС и распределял все поступавшие деньги между ними. В конечном счете, мы не смогли отыскать никаких денег и в этих коммерческих структурах. Они ушли дальше по цепочке».

Поскольку НФС являлся одной из структур, составлявших фундамент ельцинского режима, от Федорова ждали денег на пре­зидентскую кампанию. Где-то в конце марта или начале апреля, говорит Стрелецкий, Федорову велели принести в предвыборный штаб 10 миллионов долларов наличными. Федоров приехал в «Пре­зидент-отель» с деньгами в чемодане и отдал его Чубайсу. Коржа­ков, будучи страстным спортивным болельщиком и полагая, что в его обязанности входит контроль над деятельностью НФС, был очень недоволен, когда узнал, что деньги НФС идут его соперни­кам — в предвыборный штаб Березовского—Чубайса.

«Когда мы узнали об этом, мы пригласили его (Федорова) на беседу, — говорит Стрелецкий. — Сначала Коржаков встретился с ним утром в Кремле; потом вечером с ним в Белом доме встретился я. Мы сказали ему: ты должен вернуть деньги в НФС, потому что тогда шла подготовка к Олимпийским играм и к чемпионату мира по футболу и денег не было. Коржаков сказал: ты должен вернуть эти деньги, потому что они принадлежат государству».

В тот же вечер Федоров поехал к Березовскому в дом при­емов «ЛогоВАЗа» — поделиться возникшими проблемами. Бере­зовский пригласил на встречу своего друга Валентина Юмаше­ва и дочь президента Татьяну Дьяченко. Он также записал разго­вор на пленку. Федоров заявил, что его прижали к стенке мафиозные структуры, действующие внутри президентской ад­министрации — в первую очередь СПБ генерала Коржакова и ФСБ генерала Барсукова. Генерал Коржаков вымогает у него взятку в 10 миллионов долларов, сказал Федоров. Он также об­винил друга Коржакова Шамиля Тарпищева в связях с организо­ванной преступностью. «Коржаков с Барсуковым меня убьют, — заявил Федоров. — Скажите президенту, что нельзя окружать себя бандитами».

Этот рассказ о коррупции и преступности поверг Татьяну Дьяченко в шоковое состояние. «(Заявление Федорова в доме при­емов «ЛогоВАЗа») было хитроумным ходом, придуманным в ос­новном Березовским для дискредитации Коржакова, Барсукова и Тарпищева в глазах президентской дочери, — говорит Стрелец­кий. — Представление было умело срежиссировано и разыграно». Дело НФС, как и многие российские скандалы того времени, до конца расследовано не было, поэтому оценить правдивость этих заявлений трудно.

«Нам сразу стало известно об этом спектакле и о существо­вании записи, — говорит Стрелецкий. — Тогда Березовский страш­но испугался. На следующий день он пришел к Барсукову с кассе­той и сказал: «Я к этому не имею никакого отношения, просто Федоров пришел и наговорил весь этот ужас. Послушайте». На всякий случай Березовский оставил себе копию кассеты». По сло­вам Стрелецкого, Березовский отдал кассету спецслужбам, пото­му что боялся Коржакова и Барсукова и хотел показать им, что он все еще на их стороне. Но Березовский не просто проявил верность давним патронам — он дал им понять, что располагает убойным компроматом.

Коржаков не сидел сложа руки. 21 мая, почти через два месяца после записанной на пленку встречи в доме приемов «ЛогоВАЗа», главу НФС остановили сотрудники подмосковной милиции; под сиденьем его машины они обнаружили пакетик с кокаином. Его арестовали. Позже дело закрыли, однако анализ мочи, волос и ног­тей Федорова подтвердил, что глава НФС действительно бало­вался кокаином. (Федоров умер от инфаркта в 1999 году в возра­сте тридцати девяти лет.) Его отпустили почти сразу после арес­та, но с поста президента НФС уволили. Его место занял Стрелецкий из СБП.

 

Тактика устрашения

 

Руководители президентской кампании понимали: проводись вы­боры как референдум по результатам деятельности президента, он почти наверняка проиграл бы. Деятельность Ельцина на посту российского президента не выдерживала никакой критики; даже самых изощренных имиджмейкеров ожидал полный провал. Кам­панию решили построить на контрасте. Да, россияне на дух не пе­реносили Ельцина и его политику, но голода и гражданской войны они боялись еще больше. Надо было убедить их, что победа ком­мунистов обернется для России катастрофой, и Ельцин — един­ственный гарант стабильности.

По телевизору стали постоянно крутить хронику об ужасах коммунистического режима. В последние недели предвыборной кампании отпечатали больше миллиона плакатов, на которых был изображен Зюганов, а внизу подпись: «Это может быть ваша пос­ледняя возможность купить продукты!»[2]. Плакаты расклеили на продуктовых рынках по всей стране. Тогда же газета «Коммер­сант», видимо на собственные деньги, напечатала 10 миллионов листовок под заголовком «Боже упаси!»[3]; в них рассказывалось, какие беды могут обрушиться на Россию в случае прихода к вла­сти коммунистов. Эти листовки россияне находили в своих почто­вых ящиках[4].

10 июня в доме приемов «ЛогоВАЗа» Борис Березовский со­брал «группу тринадцати» (в этот раз было на два подписанта меньше), чтобы подписать еще одно открытое письмо по поводу выборов. Это письмо в открытую призывало голосовать за Ель­цина. Кандидат от коммунистов Геннадий Зюганов подвергался в нем жестокой критике. Экономическая программа коммунистов, говорилось в письме «группы тринадцати», «нацелена на возврат страны в лучшем случае к ситуации середины восьмидесятых». В худшем случае, говорилось между строк, победа коммунистов приведет к голоду, войне и массовому террору. «Если меры, изло­женные в программе (коммунистов) будут выполнены, катастро­фа разразится через четыре-шесть месяцев», — предупреждала «группа тринадцати». Идея коренным образом изменить страте­гию группы, и в частности выступить с этим ужасающим проро­чеством, принадлежала Березовскому.

«Сегодня лидеры коммунистов не скрывают, что для них са­мое важное: изменить форму собственности и в очередной раз сде­лать государственную собственность главной, — сказал Березов­ский в интервью российской газете за несколько недель до это­го. — Мы уже провели сверхэксперимент, который доказал... что эта форма собственности (социалистическая) порождает неэффек­тивную экономику, не способную обеспечить элементарные по­требности народа. Отсюда напрашиваются простые выводы: если экономика не способна обеспечить потребности народа, нужны по­литические средства. Какие? Построить лагеря, уничтожить пару миллионов людей, создать внешнего врага — остальное абсолют­но ясно».

Менеджер предвыборной кампании Ельцина Анатолий Чубайс и через полтора года после выборов придерживался этой линии. Он ска­зал мне: «Ничего более омерзительного, отвратительного, человеко­ненавистнического и чудовищного, чем коммунизм, не существует... Зюганов — это уничтожение частной собственности, тоталитаризм, уничтожение свободы, лагеря и убийство миллионов людей».

11 июня, на следующий день после публикации вто­рого письма «группы тринадцати», в московском метро произошел взрыв бомбы, унесший жизни четырех человек. Сторонники Ельцина немедленно обрушились с обвинениями в адрес экстремистски настроенных коммунистов и вновь обратились к россиянам с призывом «го­лосовать за гражданский мир и стабильность». Никто не взял на себя ответственности за взрыв, виновные найдены не были.

 

Вербовка генерала Лебедя

 

Пока сторонники Ельцина и коммунисты обливали друг друга грязью, у остальных сильных кандидатов сохранялась возможность сформировать блок антикоммунистический и антиельцинский од­новременно. Одним из таких кандидатов был либеральный парла­ментарий Григорий Явлинский, автор экономической программы «500 дней». Явлинский, человек умный и проницательный (он все­гда давал исключительно точный анализ ситуации в России), с безупречной репутацией, но с ограниченным контингентом изби­рателей — уж слишком явным представителем интеллигенции он был. Так или иначе, объединять свое «Яблоко» (набиравшее в со­циологических опросах 10 процентов голосов) с какой-нибудь партией он постоянно отказывался.

Другим сильным кандидатом был Владимир Жириновский, на­бравший наибольшее число голосов на выборах в Государствен­ную думу в 1993 году. Однако на этот раз кампании Жириновско­го не хватало прежнего блеска. Он смягчил свою экстремистскую риторику и не мелькал на экранах телевизоров; как следствие в социологических опросах он набирал около 5 процентов. В любом случае Жириновский зарекомендовал себя ставленником ельцинс­кого режима.

Фактически оставался только генерал Александр Лебедь. Бывший командир в воздушно-десантных войсках в афганской вой­не, в 1991 году он сыграл ключевую роль в том, что во время ав­густовского путча армия заняла сторону Ельцина. Два года спус­тя, являясь командиром 14-й армии, он сохранил мир между При­днестровской республикой и Молдавией. В Лебеде больше всего привлекали его личные качества: жесткость, прямота, откровен­ность и честность. Россия давно ждала всадника на белом коне, который навел бы в стране порядок, и для многих этим человеком был Лебедь.

Борис Березовский приметил его давно. Порвав с Коржако­вым, Березовский решил сделать ставку на нового российского силовика — генерала Лебедя. Он надеялся, что, неискушенный в интригах Кремля, Лебедь станет пешкой в руках закулисных иг­роков. В краткосрочной перспективе основная ценность генерала состояла в его способности оттянуть на себя большое число голо­сов. Он проповедовал закон и порядок и нашел отклик среди изби­рателей, собиравшихся голосовать за коммунистов.

Восьмого мая Березовский и другие члены «группы тринадца­ти» встретились в Москве с Лебедем. Выйдя после двухчасовой встречи за закрытыми дверями, они воздержались от комментари­ев. Когда к генералу Лебедю подошли журналисты, он отмел до­мыслы о том, что между ним и ельцинским лагерем было достигну­то соглашение. «Меня не купили, — сказал он. — Я не продаюсь».

Возможно, грубоватого генерала-десантника и не купили, но Березовский и его деловые партнеры дали деньги на его избира­тельную кампанию. Вдруг он стал заметным кандидатом — за­мелькал на телеэкранах, в газетах, на рекламных щитах. По мере роста своей популярности Лебедь отбирал все больше голосов у коммунистов.

Шестнадцатого июня Ельцин победил в первом туре выборов. Он получил 35 процентов голосов, а его противник Геннадий Зюга­нов — 32 процента. Сюрприз преподнес Лебедь, получивший солид­ный результат — 15 процентов. Второй тур назначили на 3 июля.

Сразу после первого тура события стали развиваться стреми­тельно. 18 июня Ельцин назначил генерала Лебедя советником по национальной безопасности и секретарем Совета безопасности. Для вхождения в состав правительства Лебедь поставил одно условие — уволить с поста министра обороны генерала Павла Грачева. Гра­чева уволили на следующий день. С государственной точки зре­ния это надо было сделать давно. Некомпетентный и хвастливый, Грачев нес ответственность за развал Российской армии и крова­вую авантюру в Чечне. Но политически его отставка таила в себе опасность. Грачев был одним из старейших и ближайших друзей генерала Коржакова, и его отставка была сигналом, что лагерь Березовского—Чубайса идет против всей «консервативной» фрак­ции в ельцинском окружении. Эта фракция, теперь состоявшая из трех человек — Коржакова, Михаила Барсукова (начальник ФСБ) и первого вице-премьера Олега Сосковца, — осталась единствен­ной преградой, мешавшей группе Березовского—Чубайса устано­вить полный контроль над Кремлем.

 

Коробка с деньгами

 

Со своей стороны Коржаков уже принял решение: раскрыть секре­ты «черной кассы» ельцинской предвыборной кампании. В переиз­брании Ельцина сомнений практически не было, и это позволяло предать гласности махинации предвыборного штаба. Коржакову надо было действовать стремительно. Ситуация менялась еже­дневно. «Во время президентской кампании 1996 года Ельцин по­ручил мне не только участвовать в важнейших выборных мероп­риятиях, но и контролировать финансовую деятельность предвы­борного штаба, — сказал он жестко. — Сотрудники СБП выявили серьезные нарушения, суть которых можно сформулировать пре­дельно кратко: деньги из предвыборной кассы безбожно разворо­вывали».

В день, когда Лебедь вступал в должность секретаря Совета безопасности, оперативная группа из отдела полковника Стрелец­кого по борьбе с коррупцией СБП готовилась к началу операции. У команды Стрелецкого было мало шансов попасть в «Президент-отель» — вотчину Чубайса. СБП не могла проникнуть и в дом приемов «ЛогоВАЗа» Березовского. К счастью, у ельцинской кам­пании имелся еще один опорный пункт — Белый дом, где храни­лись важные предвыборные документы и деньги.

Поздно вечером 18 июня сотрудники Стрелецкого проникли в комнату 217 в Белом доме. Это был кабинет Германа Кузнецова, заместителя министра финансов и, по сведениям СБП, одного из основных распорядителей «черной кассы». В сейфе Кузнецова опе­ративники нашли пачки долларовых купюр, а также квитанции об уже переведенных в иностранные банки средствах.

«Офицеры СБП обнаружили полтора миллиона долларов на­личными вместе с корешками от платежных поручений, которые доказывали, что средства кампании переводились на счета офшор­ных кампаний, — вспоминает Стрелецкий. — Мы не знали, кому принадлежали эти компании, какие услуги они оказывали. Но мы поняли механизм, с помощью которого средства из «черной кас­сы» переводились на счета иностранных банков.

Мы нашли подготовленные платежные поручения для перево­да денег на офшорные счета. По одной такой платежке, например, 5 миллионов долларов должны были перевести в банк на Багамах за рекламные и полиграфические услуги. Мы нашли 20 таких счетов. На каждом корешке платежки стояли номер и дата. Мы обна­ружили квитанции с номерами 21, 22, 23, 24. Умножаем 24 на 5 миллионов и получаем 120 миллионов долларов. Это дает некото­рое представление о размахе хищений.

Часть средств «черной кассы» хранилась наличными в сей­фах и чемоданах; часть держали в банках, на специальных счетах. Платеж почти всегда производился наличными, чтобы избежать внимания со стороны налоговых органов. Для обналичивания средств, находившихся в российских банках, деньги переводили за границу и обналичивали там. В этот момент деньги превращались в «черный нал».

Цепочка могла выглядеть следующим образом: допустим, 50 миллионов долларов переводили из российского банка на Бага­мы. Затем эти деньги переводили в другую страну, в Европу, на­пример, или страны Балтии. Оттуда деньги перевозили в Россию наличными и помещали в «черную кассу». Но назад ввозили не все деньги. Например, если из России перевели 50 миллионов, со­всем не обязательно, что столько же ввозили назад; могли ввезти только 10 миллионов. Эти деньги никто не контролировал. Они рас­пределяли большую часть этих средств по собственным счетам, где хотели. Это была крупномасштабная афера».

К переводу денег за границу привлекались почти все круп­ные банки — «Столичный», «Менатеп», «Российский кредит», «Мост-банк», «Альфа-банк» и другие. Центральный банк России не шевельнул и пальцем, возможно, потому что сам занимался перекачкой минимум одного миллиарда долларов из средств МВФ в свою собственную офшорную «черную кассу» — финансовую компанию «Fimaco», зарегистрированную в налоговом раю на острове Джерси.

«Каждый, кто участвовал в ельцинской предвыборной кампа­нии, включая Березовского, хотел сделать на этом деньги, — го­ворит Стрелецкий. — Для этого они искусственно завышали свои расходы. Заключали липовые контракты на оказание рекламных или полиграфических услуг. За границей часть денег распределя­лась по личным счетам банкиров и государственных чиновников, а часть возвращалась в Россию. Расследование, проведенное СБП, показало, что из средств избирательной кампании было похищено от 200 до 300 миллионов долларов, в основном бизнесменами, близ­кими к предвыборному штабу в Москве».

Сейф Германа Кузнецова оказался кладезем информации. Сделав тщательную опись всего найденного, сотрудники Стрелец­кого положили полтора миллиона долларов назад в сейф. Они зна­ли, что эти деньги получены в Министерстве финансов, но хотели посмотреть, кто за ними придет.

На следующий день, 19 июля, в 17:20 при выходе из Белого дома сотрудники милиции задержали двух активистов президент­ской кампании с тяжелой картонной коробкой из-под ксероксной бумаги; она была набита пачками долларовых купюр — всего 500 тысяч долларов наличными. Активистов арестовали.

Это были Аркадий Евстафьев, бывший пресс-секретарь Чу­байса, и Сергей Лисовский, давнишний партнер Березовского по рекламному бизнесу на ОРТ. Оба они были на ведущих ролях в президентской кампании. Лисовский оставил в сейфе Кузнецова простую расписочку — клочок бумаги со словами «500 000 у.е. Лисовский».

Во время допроса сотрудниками СБП и ФСБ они своей вины не признали. «А.В.Евстафьев заявил, что не имеет никакого отно­шения к изъятой валюте и вообще не знает, откуда она вдруг по­явилась, — позднее отметил в своем докладе генеральный проку­рор России. — Лисовский С.Ф. в своем коротком объяснении ска­зал, что изъятая валюта предназначалась для платы артистам за проведенные в ходе избирательной кампании концерты».

Арест двух активистов кампании Ельцина с коробкой валю­ты дал СБП неопровержимые доказательства: в предвыборном штабе Березовского—Чубайса имеют место крупномасштабные мошенничество и растрата.

 

Федоров остается в живых

 

Незадолго до того дня, когда сотрудники СБП на выходе из Бело­го дома задержали Евстафьева и Лисовского с коробкой валюты, в другом районе Москвы было совершено покушение на бывшего президента Национального фонда спорта Бориса Федорова. Его спасло от смерти чудо. Покушение произошло рядом с его домом. После первого выстрела пистолет киллера заклинило, и тогда он несколько раз ударил Федорова ножом в шею и грудь. Но Федо­ров выжил; он скрылся в Западной Европе. Это было кровавое завершение странной истории, которая началась с посещения Федо­ровым дома приемов «ЛогоВАЗа» три месяца назад.

На следующий день Анатолий Чубайс созвал пресс-конферен­цию и обвинил в происшедшем генерала Коржакова. Все знали о конфликте генерала с Федоровым, включая отставку Федорова с поста президента НФС. «Думаю, наша общая задача — выяснить, какую роль сыграли господа Барсуков и Коржаков в событиях, связанных с господином Федоровым», — заявил Чубайс.

Он заметил, что полковник Стрелецкий, сменивший Федоро­ва на посту президента НФС, также руководил операцией по за­держанию людей с коробкой валюты. Оба инцидента, заявил Чу­байс, — дело рук полковника Стрелецкого и других офицеров СБП. «Так называемая коробка из-под ксерокса — традиционный компонент провокации КГБ советского образца, — сказал Чу­байс. — Недавно мы были свидетелями сходной ситуации, когда подбросили наркотики».

Организаторов преступления так и не нашли. Если покуше­ние совершили по приказу Коржакова, то работа была выполнена на удивление топорно, хотя шеф СБП мог выбирать из лучших профессионалов КГБ.

«Мое личное мнение — что это было выгодно только Бере­зовскому, для того чтобы дискредитировать окончательно в гла­зах президента Коржакова и Барсукова, — говорит Стрелецкий. — У Березовского была запись разговора с Федоровым, и вся страна уже знала о непримиримом конфликте между Федоровым и Кор­жаковым. Другими словами, всей стране было ясно, что эти двое — противники. Оставалось только организовать попытку покуше­ния. И она была организована. Подозрение сразу пало на нас».

Россия еще не знала содержания разговора между Березовским и Федоровым, записанного на пленку; СМИ еще не обнародовали подробности криминальных интриг, которыми поделился Федоров. Но один человек уже слышал обвинения Федорова в адрес Коржа­кова — Татьяна Дьяченко. Жестокая попытка покушения на жизнь Федорова, казалось, подтверждала ужасные вещи, которые она слы­шала в тот вечер в доме приемов «ЛогоВАЗа».

Полковник Стрелецкий убежден, что покушение на Федорова заказал Березовский или кто-нибудь из его окружения. «Что этот союзник дал Березовскому? — спрашивает он. — Союзник — яв­ление временное. Для Березовского все люди делятся на две кате гории: презерватив в упаковке и использованный презерватив. Как только человек использован, Березовский его выбрасывает»80.

Восьмого июля, через пять дней после второго тура выборов, «Новая газета» опубликовала стенограмму федоровской пленки. В тот же вечер НТВ озвучила отрывки в новостях. Пленку прессе передала, по всей видимости, группа Березовского—Чубайса, что­бы публично дискредитировать Коржакова.

Как ни странно, сам Федоров не был уверен в том, кто орга­низовал на него покушение. Через день после разоблачительной публикации в «Новой газете» он дал интервью «Комсомольской правде», где лишь предполагал, что его «подставил» Березовский. «Разговор, приведенный в статье, слеплен из разных фрагментов, в том числе из подслушанных в разное время бесед», — жаловался Федоров. На вопрос, а был ли вообще этот знаменитый разговор, Федоров ответил: «Вообще-то был, по адресу Новокузнецкая, 40 (представительство Березовского). Но к тому, о чем там говори­лось, кто-то добавил много чего другого»82.

Жена Федорова была более откровенной. В интервью, опуб­ликованном в «Комсомольской правде» рядом с интервью мужа, она сказала, что, по ее мнению, за покушением стоят те же люди, которые организовали публикацию в «Новой газете».

Итак, Анатолий Чубайс обвинял людей Коржакова в органи­зации провокаций в стиле КГБ — история с кокаином, подброшен­ным в машину Федорова в мае, с коробкой из-под ксерокса, под­брошенной Евстафьеву с Лисовским. Между тем Федоров с женой в интервью не исключали возможности, что само покушение 19 июня было провокацией с целью очернить Коржакова, предста­вив его как главного подозреваемого.

 

«Либо они затыкаются, либо посажу»

 

Возможно, правда о попытке покушения на Федорова никогда не всплывет. Но косвенные улики указывали непосредственно на Кор­жакова тем более, что за несколько дней до покушения, задержали людей с коробкой из-под ксерокса. В итоге у ельцинистов, желав­ших избавиться от шефа СБП, на руках оказались сильные козыри. Девятнадцатого июня Коржаков ехал домой со встречи с Ми­хаилом Барсуковым, на которой они обсуждали арест Евстафьева и Лисовского (с коробкой валюты). В машине раздался звонок. Зво­нила Татьяна Дьяченко из дома приемов «ЛогоВАЗа». «Вы долж­ны отпустить их, — кричала Татьяна в трубку. — Это конец вы­борам».

Но Коржаков отказался.

Вечером большинство ключевых игроков ельцинской пред­выборной команды — Березовский, Чубайс, Гусинский, Борис Немцов, Евгений Киселев, Татьяна Дьяченко и другие собрались в доме приемов «ЛогоВАЗа». Встреча затянулась далеко за пол­ночь. В группе царила крайне тревожная атмосфера. Никто не знал, сколько известно СБП о коррупции в предвыборном штабе Ельцина, далеко ли продвинулось расследование по делу о ко­робке с валютой.

«С Трофимовым (директором ФСБ по Москве) я разговари­вал в час ночи, в момент, когда все это происходило, — позднее вспоминал Чубайс. — Он мне врал, что он не знает, кто такой Лисовский; а Евстафьева хоть и задержали, но сейчас отпустят».

На встрече в доме приемов «ЛогоВАЗа» решили не скрывать скандал с коробкой валюты, а, наоборот, предать его огласке и использовать в качестве предлога для отставки Коржакова. Ноч­ные программы на НТВ были прерваны сообщениями о попытке государственного переворота и об аресте заговорщиками двух помощников Ельцина — Евстафьева и Лисовского. Большинство россиян узнало о происшедшем на следующее утро. Им сказали, что генерал Коржаков и шеф ФСБ намеревались перенести второй тур выборов и разрушить демократию в России.

На Коржакова ополчилось практически все ельцинское окру­жение. 20 июня президент появился перед телезрителями и объя­вил: он отправляет в отставку Коржакова, а также Барсукова и Сосковца.

Западная и российская пресса поверила Чубайсу, что Коржа­ков предпринял попытку совершить государственный переворот. В конце концов, Чубайс был золотым мальчиком российских ре­форм, получившим громкую известность на Западе в связи с при­ватизацией российской экономики, а Коржаков — темной личнос­тью, выступавшей за перенос выборов. Газеты в России и на Запа­де объявили инцидент с «коробкой из-под ксерокса» «провокацией» и «старым приемом КГБ с подбрасыванием валюты». Появиться в эфире Коржакову, Барсукову и Стрелецкому не дали.

Чубайс знал, что коробка с валютой существовала. 22 июня, через два дня после отставки Коржакова, Чубайс встретился в «Пре­зидент-отеле» с двумя главными руководителями кампании: Викто­ром Илюшиным и советником по связям с общественностью Сергеем Зверевым. Их беседу кто-то записал — очевидно, кто-то верный Кор­жакову. «Надо найти выходы на Коржакова и Барсукова, — сказал своим коллегам Чубайс, — и объяснить им ясно и однозначно ситуа­цию: либо они ведут себя по-человечески, либо будем сажать. ..ибо они затыкаются, либо посажу, совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета».

Организаторы кампании признали, что вынос коробок с ва­лютой из ельцинского предвыборного штаба был обычной рабо­чей процедурой. Виктор Илюшин сказал, что вскоре после скан­дала он обсуждал этот вопрос с Ельциным.

«Я шефу сказал, когда вчера с ним разговаривал. Я говорю: «Борис Николаевич, вот сейчас, если захотеть, около «Президент-отеля» можно поймать как минимум 15—20 человек, которые вы­носят спортивные сумки из нашего здания с деньгами. ...Потому что если мы будем перечислять деньги по неизвестным каналам, то выборы мы не сможем организовать...» «Понимаю», — сказал президент».

Однако ельцинский штаб не мог допустить, чтобы «черная касса» вновь стала предметом гласности. Замять это дело могла только прокуратура. «До третьего числа (второй тур выборов) нам никакого шума не надо», — по словам Илюшина, сказал он генеральному прокурору Юрию Скуратову. Во время встречи с Чубайсом Илюшин позвонил Скуратову. «Юрий Ильич, — сказал ему Илюшин, — вот какой вопрос возник: можно было бы сделать таким образом, чтобы документы, которые к вам придут (из ФСБ), ни к кому, кроме вас, в ближайшее время не попали? И чтобы они у вас некоторое время полежали до совета с Борисом Николаеви­чем (Ельциным), после того как вы с ними ознакомитесь лично... Потому что у нас есть сведения опасаться того, что это очень бы­стро перетечет, если кто-то у вас будет заниматься другой, в стан наших противников. ...Да, пусть это лучше полежит у вас лично, и никому не передавайте в производство. А потом подумаем, лад­но? Потому что нам это нежелательно».

Чубайс и менеджеры предвыборного штаба стремились не толь­ко замять скандал с коробкой из-под ксерокса до последнего тура выборов, но и не дать хода уголовному делу против Евстафьева и Лисовского. На протяжении всего разговора Чубайс и Илюшин говорили о своей решимости не «сдавать» этих людей в руки пра­восудия. «Наши товарищи делали нашу работу, брали на себя са­мую рискованную ее часть, — заявил Чубайс. — Ну, ни фига себе! Они башку подставляют свою, а мы им сейчас скажем: «Извини, после 3-го выбирайся сам». Куда это годится?!. Но мы же их туда послали!»

Но что было делать ельцинским активистам с обличительными документами, скапливавшимися в прокуратуре? В разговоре, со­стоявшемся 22 июня, имел место следующий обмен мнениями:

Чубайс: Что, если вторым шагом попросить Бориса Николае­вича...

Илюшин: Вообще похоронить?

Чубайс: Нет, затребовать у Скуратова документы на анализ. Затребовать полный комплект документов.

Илюшин: Хорошая идея.

Чубайс: А потом пусть (Скуратов) просит у него назад...

Когда стенограмма этих переговоров была опубликована осе­нью в «Московском комсомольце», из лагеря Березовского—Чу­байса последовал ответ: пленка поддельная. Но прокуратура по­слала пленку на экспертизу, которая подтвердила ее подлинность96.

Хотя Коржакова, Стрелецкого и других сотрудников СБП пытались представить в глазах общественности как таинственную и зловещую силу внутри ельцинского окружения, их поведение, по крайней мере во время президентской кампании 1996 года, пред­ставляется достаточно искренним. Когда московская милиция аре­стовала Федорова за хранение кокаина, Чубайс и СМИ выдвину­ли версию, что Федорова подставили; однако расследование, про­веденное впоследствии милицией и прокуратурой, подтвердило: Федоров хронически употреблял кокаин. Когда Евстафьева и Ли­совского арестовали с коробкой валюты, из лагеря Березовско­го—Чубайса последовало поспешное заявление, что улики подбро­сила СБП; однако расследование, предпринятое прокуратурой, подтвердило: Евстафьев и Лисовский действительно взяли деньги из сейфа замминистра финансов. Опубликованная стенограмма переговоров между Чубайсом и активистами предвыборного штаба тоже была объявлена фальшивкой; однако позже прокуратура подтвердила ее подлинность. Из этих фактов следует: на протяже­нии 1996 года Коржаков и Стрелецкий говорили правду, а сторон­ники Березовского—Чубайса лгали.

Однако по результатам расследования, проведенного Генпро­куратурой, активистам ельцинского предвыборного штаба уда­лось уйти от обвинений в сокрытии преступления. «Чубайс А.Б. ... и Илюшин В.В. заявили, что они не пытались помешать законному разрешению материала, а преследовали цель предотвращения утеч­ки информации в предвыборное время», — говорилось в докладе генерального прокурора.

Прокуратура начала расследовать дело о коробке с валютой на основании нескольких обвинений: незаконные операции с ино­странной валютой и мошенничество. 5 января 1997 года обвине­ние в незаконных операциях с иностранной валютой было снято — валютные сделки перестали караться по закону. Дело по обвине­нию в мошенничестве и краже было прекращено 7 апреля 1997 года, не потому, что Коржаков и его сотрудники плохо сделали свое дело, — просто никто не знал, откуда взялись деньги.

«Исчерпав все возможности, следствие не установило источ­ник, из которого были получены изъятые доллары, — объяснял генеральный прокурор. — Факт причинения кому-либо ущерба под­тверждения не нашел. Не установлен и законный владелец ука­занной валюты. Все эти обстоятельства позволили следствию сде­лать вывод об отсутствии признаков мошенничества или иного преступления». Другими словами, раз никто не знал, кому принад­лежали 500 тысяч долларов, как можно утверждать, что их похи­тили?

Третьего июля второй тур выборов привел Бориса Ельцина к власти на второй срок — за него проголосовали 54 процента изби­рателей. Западные наблюдатели пришли к заключению, что в це­лом выборы были свободными и честными.

На главную



[1] Здесь и далее в тексте данной главы под словом «коммунисты» автор имеет в виду КПРФ

[2] Тут ошибка переводчика (с русского на английский и обратно). На самом деле текст плаката был такой: «Купи еды в последний раз»

[3] Тоже ошибка переводчика. Это издание называлось «Не дай бог»

[4] Что характерно, данная газета, изданная в лучших традициях «чёрного пиара» невиданным тиражом 10 млн экз., практически не распространялась в Москве (где образованное население не поддалось бы на такие агитки), а шла по регионам, где среди «простого населения» подобная погромная агитация могла пользоваться успехом