Редактор Анна Черникова
Архивный редактор Павел Красовицкий
Координаторы Вера Макаренко, Алина Сайдашева
Проверка фактов Сырлыбай Айбусинов
Расшифровка Наташа Шаушева
Главный редактор и руководитель проекта С. Турко
Дизайн обложки Ю. Буга
Корректоры О. Улантикова, М. Шевченко
Компьютерная верстка М. Поташкин
Художественное оформление и макет Ю. Буга
© Михаил Зыгарь, 2021
© ООО «Альпина Паблишер», 2021
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
«Слишком рано ты взялся писать эту книгу. Еще многие живы. А пока люди живы, они могут врать», – говорит мне один из собеседников. И это правда. В книге, действительно, много врут. Это неизбежно.
Многие свидетели будут говорить, что все было не так, – и будут правы. В воспоминаниях каждого версии случившегося отличаются. Совпадений почти нет. У каждого свой 1996 год, свой Ельцин, свой Зюганов.
Я уверен, что многие собеседники лгали мне совершенно искренне, полагая, что говорят чистую правду. А если некоторые выдумывали сознательно – ну что же c этим поделать. Их мифы – тоже часть истории.
Эта книга про прошлое, но в то же время – и про будущее. Пожилой правитель не может расстаться с властью, а его окружение что есть силы убеждает его в том, что он единственный – никто, кроме него, не справится.
Сюжет вокруг выборов 1996 года уже стал классикой. Он не принадлежит только участникам, он принадлежит всем нам. Наша жизнь такова, какова она есть: события 1996-го, описанные в этой книге, – это завязка нашего сегодняшнего сюжета, это то, с чего начались наши дни.
Можно сказать, что это Россия за секунду до Путина.
Иногда кажется, что вся описанная в книге история не могла произойти на самом деле – слишком выдуманной она выглядит. Местами она напоминает трагедию Шекспира. Чем Борис Ельцин не король Лир? Но мне захотелось представить ее в виде фарсового приключенческого романа. Пусть это будут «Три мушкетера», и тогда президент Ельцин – это король Людовик XIII, генерал Александр Коржаков – кардинал Ришелье, а первый помощник Виктор Илюшин – капитан мушкетеров де Тревиль. Участники предвыборного штаба – это смелые мушкетеры. Анатолий Чубайс пусть сыграет роль Атоса, Игорь Малашенко – Арамиса, Сергей Зверев будет Портосом, а Валентин Юмашев – д'Артаньяном. Геннадию Зюганову, главному антиподу президента, конечно, уготована роль герцога Бэкингема. С героинями в этом романе проблема. Татьяна Дьяченко одна за всех проходит путь от скромной Констанции до самоуверенной Анны Австрийской – по мере того, как ее д'Артаньян превращается в кардинала Мазарини. Кто миледи, спросите вы. Выходит, что эта роль достается Борису Березовскому, который вечно всех опутывает своими чарами.
Почему такая странная аналогия? Зачем эта шутка?
«Три мушкетера» – это, конечно, книга для детей. Юные читатели видят в ней лихое героическое приключение. Взрослый же, вчитавшись в текст Александра Дюма, удивится – как много бессмысленного насилия и лжи, насколько отношения между героями иррациональны, а альянсы нелогичны и скоротечны и как благородные цели вскоре оказываются неактуальными и забываются. Исторические фигуры в романе не больше чем статисты, страна – и вовсе декорация. Герои много говорят о чести, долге и об ответственности – и мы им верим. Но вот если без дураков. Ответственность? Вы серьезно?
На события, которые описываю я, тоже интересно взглянуть другими глазами. Например, попытаться понять: как же так вышло, что герои сражались за все хорошее и победили – а в итоге добились прямо противоположного тому, за что боролись.
Вдруг, проследив за приключениями наших героев, мы сумеем разобраться, когда и что пошло не так? В какой момент они ошиблись? Либо они заблуждались с самого начала? Или, наоборот, были во всем правы?
Для того чтобы написать эту книгу, я взял больше сотни интервью, всякий раз обещая собеседникам, что обязательно сверю с ними цитаты и не буду ссылаться на них без их согласия. Были и такие, кто обещал «закопать меня заживо», если я упомяну их в книге (все же 1990-е иногда были брутальными).
Некоторые главные герои оказались недосягаемыми. Я никогда не брал интервью у Бориса Ельцина – хотя и начал работать журналистом во время его президентства. Я никогда не встречался с Александром Лебедем и, как ни странно, с Борисом Березовским – хотя и говорил с ним по телефону, будучи сотрудником принадлежавшей ему газеты «Коммерсантъ». Я не успел взять для этой книги интервью у Игоря Малашенко. Но смог, чуть раньше, еще до того, как начал писать книгу, пообщаться с Павлом Грачевым, Юрием Лужковым и Виктором Черномырдиным.
Я благодарю всех героев книги, которые помогли мне, рассказав о том, что помнят: Петра Авена, Тимура Бекмамбетова, Олега Бойко, Пилар Бонет, Павла Бородина, Александра Вайнштейна, Андрея Васильева, Алексея Волина, Марка Гарбера, Елену Горбунову, Владимира Григорьева, Юлия Дубова, Сергея Зверева, Дмитрия Зеленина, Геннадия Зюганова, Константина Кагаловского, Григория Казанкова, Михаила Касьянова, Евгения Киселева, Михаила Козырева, Джеймса Коллинза, Демьяна Кудрявцева, Александра Коржакова, Наташу Королеву, Альфреда Коха, Сергея Лисовского, Александра Любимова, Андрея Макаревича, Бориса Макаренко, Майкла Макфола, Татьяну Малкину, Сергея Медведева, Андраника Миграняна, Лолиту Милявскую, Александра Минкина, Игоря Минтусова, Дарью Митину, Дениса Молчанова, Дмитрия Муратова, Стаса Намина, Анну Наринскую, Людмилу Нарусову, Глеба Павловского, Сергея Пархоменко, Томаса Пикеринга, Алексея Подберезкина, Владимира Потанина, Сергея Пугачева, Ивана Рыбкина, Юрия Рыдника, Эдуарда Сагалаева, Георгия Сатарова, Николая Сванидзе, Алексея Ситникова, Ольгу Слуцкер, Светлану Сорокину, Гарика Сукачева, Олега Сысуева, Василия Титова, Николая Травкина, Артемия Троицкого, Михаила Фридмана, Ирину Хакамаду, Михаила Ходорковского, Олега Цодикова, Анатолия Чубайса, Павла Чухрая, Игоря Шабдурасулова, Василия Шахновского, Сергея Шпилькина, Игоря Шулинского, Валентина Юмашева, Татьяну Юмашеву, Константина Эрнста, Григория Явлинского, Леонида Ярмольника и еще многих собеседников, которые попросили меня не упоминать о нашей встрече.
«Борис, давай снимем пиджаки, это же все-таки не протокольная встреча», – говорит президент США Билл Клинтон. Заходит официант с тележкой. Российский президент Борис Ельцин берет себе большой стакан минеральной воды.
«Журналисты ждут от нашей встречи большого провала. Давай разочаруем их? Мы вместе добились многого. Мы все-таки уничтожили вероятность ядерной войны…» – начинает Клинтон. «Закончили холодную войну!» – добавляет Ельцин.
Клинтон начинает жаловаться: «У нас в конгрессе есть экстремисты, которые очень расстроены тем, что с окончанием холодной войны у них исчез главный враг, с которым нужно бороться. Эмоционально им очень нужен враг – чтобы посвящать борьбе с ним свою жизнь». Ельцин кивает.
Встреча происходит 23 октября 1995 года недалеко от Нью-Йорка, в поместье покойного президента США Франклина Делано Рузвельта. Двум президентам только что провели экскурсию по дому – Ельцин внимательно слушал рассказ о том, что Рузвельт большую часть президентства был тяжело болен и прикован к инвалидной коляске, однако избирался четыре раза. Только после его смерти американский конгресс принял поправку, запрещающую президенту занимать пост больше, чем два срока.
Вчера Ельцин выступил в ООН. Сегодня все газеты написали, что переговоры двух президентов обречены на провал.
«Что-то мне подсказывает, – продолжает Клинтон, – что в твоей стране есть люди, которые считают, будто мы хотим лишить вас вашего законного места в мире, лишить вас доступа к рынкам, в целом лишить той роли, которой вы заслуживаете. В этом подозрении нет ни капли правды. Я не хочу ничего подобного».
«Ты прав. И даже больше. В целом люди говорят: "Ельцин продался американцам и Клинтону"!», – возмущается российский президент. И сетует на то, что Россия и США «в последние два месяца сбились с пути». «Это не проблема между нами лично – между нами нет взаимного недоверия, но наши страны, наши правительства сталкиваются по очень многим вопросам». А и в России, и в США в следующем году президентские выборы, поэтому президенты «должны действовать в унисон, чтобы помогать друг другу в предвыборных кампаниях».
Клинтон согласен и обещает в начале следующего года предоставить России кредит. Ельцин жалуется, что американцы начали бомбардировку Боснии, не посоветовавшись: «Ты не можешь сказать, что я сделал что-то, не проконсультировавшись с тобой. По крайней мере ничего, что было бы важным для тебя».
Клинтон говорит, что бомбардировки начались в соответствии с резолюцией ООН, за которую Россия голосовала, – «Поэтому я и не позвонил, хотя, наверное, должен был».
Они обсуждают миротворцев в Боснии – Ельцин говорит, что российские военные могут быть в подчинении у американских генералов – но только не в рамках НАТО.
В комнату заходит официант с напитками. Ельцин спрашивает, нет ли пива. Клинтон посылает официанта за пивом.
Клинтон спрашивает, а в чем проблема с НАТО – по его словам, в противном случае конгресс не разрешит отправить американские войска на Балканы: «В Сомали мы были под эгидой ООН и потеряли немало народу – это был худший момент моего президентства».
«Только не НАТО, пожалуйста, – просит Ельцин, – у русских аллергия на НАТО». Клинтон настаивает. «Ну, тогда я проиграю. Лично я. В 1996 году – из-за того, что Россия будет под НАТО», – объясняет Ельцин.
Клинтон предлагает подумать еще. И просит Ельцина послать на Балканы хотя бы два батальона: воздушно-десантный и инженерно-саперный.
Президенты прерываются на рабочий ланч. За обедом подают калифорнийское вино из региона Russian River Valley. «Это в твою честь», – говорит Клинтон. Пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев вспоминает, что Ельцину – так ему кажется, будто нарочно все время подливают. По словам помощника Клинтона Строуба Тэлботта, Ельцин выпивает бокалов пять и сильно пьянеет. В своих воспоминаниях Тэлботт напишет, что Клинтону всегда было проще иметь дело с подвыпившим Ельциным.
После обеда переговоры продолжаются. Приносят десертное вино – Ельцин отказывается («слишком сладкое») и спрашивает, нет ли коньяка. Клинтон отправляет Тэлботта поискать коньяк, но тот не находит.
Клинтон и Ельцин начинают говорить об Иране, но вскоре президент США предлагает оставить эту тему – пусть ее обсудят премьер-министр России Виктор Черномырдин и вице-президент США Эл Гор. Ельцин хмурится. «Хорошо, что у Виктора и Эла есть возможность вникать во все детали и в то же время принимать решения на высоком политическом уровне», – говорит Клинтон. «Да, и у них есть больше времени на то, чтобы пить водку и вино, чем у нас», – отвечает Ельцин.
В конце разговора Ельцин подводит итог: «Наше партнерство – это самая ценная вещь для нас. Ты и я можем уйти со сцены; но то, чего мы добились вместе, переживет нас и станет нашим наследием. Это главное, что мы должны развивать. Мы с тобой, Билл и Борис». Клинтон говорит, что это как в семейной жизни – требуется очень много терпения, чтобы преодолевать трудности.
Президенты встают, чтобы идти на пресс-конференцию. Но уже в дверях Клинтон вспоминает, что за обедом Ельцин рассказывал о подарке, который ему несколько лет назад сделал предыдущий американский лидер Джордж Буш-старший – ковбойские сапоги. Но они оказались малы. Клинтон просит Ельцина разуться, чтобы проверить, какой у него размер. Ельцин снимает правый ботинок, Клинтон тоже – они меняются обувью. Оказывается, что размер обуви у них одинаковый. Ельцин начинает шутить, что так и надо пойти на пресс-конференцию – в ботинках друг друга. Шеф протокола Ельцина Владимир Шевченко чуть ли не на коленях начинает умолять президента: «Борис Николаевич, пожалуйста, пресса отреагирует совсем не лестно». Клинтон испытывает облегчение – он не хочет выходить к журналистам в ботинках Ельцина.
Президенты появляются перед прессой. Ельцин начинает: «Уважаемые журналисты… Я ехал сюда не с таким оптимизмом, который сейчас у меня имеется. И это все из-за вас. Потому что… вы предрекли, что наша встреча сегодня провалится… Так вот я вам говорю, что вы провалились».
После этой фразы Клинтон принимается хохотать. Вслед за ним начинают смеяться журналисты. Ельцин тоже улыбается. Клинтон надрывается: он всхлипывает, сгибается едва ли не пополам, утирает слезы, обнимает Ельцина. Немая сцена продолжается секунд 40.
«Клинтон изображает, что ему очень смешно – вспоминает Сергей Медведев, – и явно переигрывает. Заливается так, что мы думаем: сейчас упадет. Мне кажется, это он от страха, как бы Ельцин, не дай бог, не ляпнул что-нибудь еще, что могло бы осложнить отношения Клинтона с прессой. Ведь это святая святых – все американские президенты понимали, что с прессой надо дружить».
У Клинтона в этот момент отличные отношения с журналистами. Никто еще не знает о его романе со стажеркой Моникой Левински, который длится уже несколько месяцев.
После паузы Ельцин продолжает: «Наше партнерство слишком крепко. Наше партнерство рассчитано не на один год, не на десятилетия, а на столетия. На века!»
Пресс-конференция заканчивается, Ельцин возвращается в Москву. Обычно рано утром Ельцин отправляется в Кремль – у него нет привычки работать за городом. Но 25 октября он едет отдохнуть от долгого перелета в Завидово. Это охотничье хозяйство, принадлежащее Управлению делами президента, где любил охотиться советский лидер Леонид Брежнев, теперь же это одно из любимых мест отдыха Ельцина. Он идет в баню. На следующий день, 26 октября, его ждут на Красной площади – там закончилось строительство Иверской часовни, и президент должен присутствовать на ее освящении. Но он не появляется.
Ельцина на вертолете доставляют в Центральную клиническую больницу. У него инфаркт. Это уже второй инфаркт за год – первый был в июле.
Само собой, отменяются все ближайшие мероприятия – и переговоры президентов Сербии, Хорватии и Боснии в Москве, и государственный визит Ельцина в Китай. Под вопросом дальнейшие планы: выживет ли президент, выдержит ли он предвыборную кампанию, стоит ли вообще ему баллотироваться на второй срок – президентские выборы запланированы через полгода, в июне 1996-го.
В первый же деньболезни, 26 октября, первый помощник президента Виктор Илюшин сообщает журналистам, что у Ельцина «обострение ишемической болезни сердца». Слова «инфаркт» он не употребляет – как не делал этого и в июле.
Вечер, проливной дождь, толпа журналистов стоит около ворот главного входа в ЦКБ. Ждут, что кто-то выйдет и расскажет о состоянии здоровья президента. Ворота открываются, появляется первая леди, Наина Ельцина. Охранник несет над ней зонт. Они торопливо идут к машине, но по дороге останавливаются. Наина Ельцина смотрит на журналистов и с заботой в голосе произносит: «Ребята! Ну что же вы тут стоите? Идите домой! Завтра из газет все узнаете!»
Информации очень мало – говорят, что президент в порядке, работает с документами. Пресс-служба публикует фотографию Ельцина в спортивной футболке – якобы в ЦКБ, – но она подозрительно похожа на кадры, сделанные годом ранее в Сочи.
За здоровьем Ельцина следит вся мировая пресса. 29 октября The New York Times пишет, что «Россия – это полудемократия», «Борис Ельцин – царь, а теперь царь очень болен, время его правления, очевидно, подошло к концу, второй срок маловероятен».
Ельцин был избран президентом России в июне 1991 года, тогда еще существовал Советский Союз. Пятилетний срок его правления истекает через полгода – в июне 1996-го. И хотя пару дней назад Ельцин говорил Клинтону о своем намерении переизбраться вполне определенно, никто в России об этом еще не знает. Все питаются слухами. Поговаривают, что Ельцин вообще не будет баллотироваться или что отменит выборы: потому что слишком непопулярен. Теперь к этому добавляются еще и слухи о здоровье президента. Никто в России, вслед за Илюшиным, не произносит слово «инфаркт», но всем ясно, что очередная болезнь президента делает шансы на переизбрание еще более призрачными.
Многим Ельцин не кажется единственным возможным кандидатом. Даже больше того, многим он не кажется кандидатом вовсе – в ноябре 1995 года, по данным ВЦИОМ, его рейтинг около 4 %. Даже среди сторонников президента есть куда более популярные политики: премьер-министр Виктор Черномырдин (10 %), бывший и. о. премьера Егор Гайдар (7 %) и нижегородский губернатор Борис Немцов (6 %). А на верхних строчках в рейтингах – оппозиционеры: либерал Григорий Явлинский (15 %) и коммунист Геннадий Зюганов (11 %)[1].
Впрочем, президентские выборы – это вопрос не самый актуальный для страны. Намного раньше – 17 декабря, всего через полтора месяца, должны состояться парламентские выборы. Инфаркт Ельцина происходит на финише предвыборной кампании. Парламентские выборы – это репетиция президентских. Главная дилемма – победят ли коммунисты, требующие возврата в Советский Союз и выступающие под популярным лозунгом «Банду Ельцина под суд», или все же демократы – как в 1995 году еще всерьез и безо всякой иронии называют и сторонников Ельцина, и всех прочих политиков, которые не хотят возврата к советскому прошлому.
«Тьма над нами! – кричит Иван Грозный. – Бояре расхитили казну земли русской. Воеводы не хотят быть защитниками христиан. Отдали Русь на растерзание Литве, ханам, немцам. Каждый думает о своем богатстве, забыв об Отечестве. А посему, повинуясь великой жалости сердца, беру снова государства свои и буду владеть ими самодержавно».
«А на каких условиях?» – спрашивает паренек в толпе.
«После узнаете», – страшным шепотом отвечает Иван Грозный, отвернувшись от толпы, и уходит. А убитого паренька уже волокут по снегу.
Это сцена из рекламного ролика банка «Империал», его снял режиссер Тимур Бекмамбетов. Ролик крутят по телевидению в начале осени 1995 года, в преддверии парламентских выборов.
В середине 1990-х телевизионная реклама – самое массовое и самое важное искусство в стране. Население России сидит у телевизора – других развлечений почти не существует. Кинотеатров мало. Кафе и рестораны – только для богатых, которых называют «новыми русскими». Вся страна смотрит телевизор: латиноамериканские сериалы, новости и рекламу.
Для массовой зрительской аудитории телевизионная реклама – это главный культурный феномен 1990-х. В советские годы на телевидении рекламы почти не было. Ее появление – один из самых очевидных символов перемен. Рекламе верят. Рекламные ролики знают наизусть и цитируют в разговорах. Рекламный сериал «Всемирная история. Банк "Империал"» – один из самых ярких на телевидении. Появление каждого нового ролика – событие. Для многих детей 1990-х ролики «Всемирной истории» едва ли не заменяют уроки в школе.
Поначалу Бекмамбетов делает исторические анекдоты или притчи, чаще всего без политического подтекста: о Суворове, о Екатерине II и о Тамерлане. Но в начале осени 1995-го Бекмамбетов снимает свой первый по-настоящему политический рекламный ролик: с Иваном Грозным в качестве главного героя.
«Это было политическое высказывание. Риторика Ивана Грозного смыкалась с зюгановской – коммунисты тоже говорили, что буржуазия все растащила, разворовала, надо у них все отобрать, взять в руки», – так спустя 25 лет описывает главную идею той рекламы сам Бекмамбетов. Ролик Бекмамбетова очень хорошо понятен зрителю 1995 года: с одной стороны смутное время с его боярами-расхитителями, с другой – угроза диктатуры, призыв к восстановлению былого величия, и все это закончится большой кровью.
Эта реклама очень нравится администрации президента. И тогда же в начале осени 1995-го популярного режиссера Бекмамбетова приглашают в Кремль – есть предложение поработать.
В Кремль его сопровождает приятель Михаил Лесин – молодой продюсер, соучредитель рекламной компании Video International. На проходной выясняется, что пропуска на Лесина нет – но он настаивает на том, чтобы Бекмамбетов провел его: «Попроси, чтоб на меня заказали пропуск. Ты же не один будешь снимать эту рекламу, ты должен вести переговоры вместе с продюсером».
Бекмамбетов идет, добивается пропуска для Лесина и возвращается за ним. «Мы с Лесиным вошли, и больше он оттуда не вышел», – шутит сейчас Бекмамбетов.
Действительно, Лесин скоро становится своим в Кремле, а его компания Video International оказывается постоянным подрядчиком властей.
В результате похода Бекмамбетова в Кремль возникает заказ на серию роликов про Ивана Рыбкина. Это председатель Государственной думы и на старте предвыборной кампании 1995 года – один из фаворитов Кремля. Два года назад, в 1993-м, он входил в руководство компартии, именно благодаря голосам коммунистов стал спикером Думы. Но потом Рыбкина быстро переманили на сторону власти.
За полгода до парламентских выборов помощник президента Ельцина Георгий Сатаров придумал такую конструкцию: в Думу должны идти сразу два блока сторонников президента: правый и левый – ведь самые устойчивые политические системы всегда двухпартийные. Кремлевские идеологи начала 1995 года фантазировали так: Ельцин – русский Джордж Вашингтон, создатель российского демократического государства. Поэтому, как было с Вашингтоном, его последователи должны разделиться на две партии. В Америке правую партию возглавил министр финансов Александр Гамильтон, а левую – госсекретарь Томас Джефферсон.
Правда, в XVIII веке в Америке все это случилось стихийно, а в России произошло по решению администрации: Джефферсоном назначили председателя Государственной думы Ивана Рыбкина – ведь он совсем недавно был коммунистом, значит, левый. А Гамильтоном сделали премьер-министра Виктора Черномырдина – ведь он возглавляет правительство реформаторов, значит, правый.
В итоге осенью 1995 года Рыбкин идет на выборы уже не с коммунистами, а как человек Ельцина – по замыслу кремлевских политтехнологов, он должен возглавить левоцентристское движение, которое отберет у коммунистов голоса.
Бекмамбетов придумал для Рыбкина странный рекламный ролик. По зимнему полю бредут корова и бык. «Вань, а Вань, а что такое справедливость?» – спрашивает корова. Бык отвечает ей: «Справедливость? Ну вот тебя доят. И из твоего молока делают масло. А ты сама это масло пробовала? В-о-о-т. А ты говоришь – "справедливость"». В конце ролика кандидат Рыбкин кормит корову бутербродом с маслом, а закадровый голос говорит: «Вот теперь справедливость».
Когда съемки закончились, вспоминает Бекмамбетов, фермер, хозяин коров, позвал съемочную группу к столу со словами: «Вот она, ваша актриса». Спустя годы режиссер очень смеется, вспоминая эту работу.
Ресурсов для ведения нормальной кампании у Рыбкина немного – у главы правительства Черномырдина явно больше. И быстро становится ясно, что шансы у Рыбкина минимальные, поэтому его продвижением особенно не занимаются – даже ролик с коровами похож скорее на насмешку, чем на серьезную политическую технологию. (На выборах блок Рыбкина получит 1 % и не попадет в Думу. Расчет Кремля отобрать голоса у коммунистов не оправдается.)
Рекламная компания Video International осенью 1995 года – один из лидеров рекламного рынка в России. С ней сотрудничают многие популярные режиссеры. Рассказывают, что в 1995 году один из классиков, недавний лауреат «Каннских львов», снимает политическую рекламу по заказу Кремля – специально к думским выборам. Его трудно удивить знаменитостями на площадке, он недавно работал с далай-ламой, поэтому команды съемочной группе он раздает, не обращая ни на кого внимания: «Тут свет поярче. Тут контровой. И мордатому бличок на репу».
Смущается вся съемочная группа, только не «мордатый». Это премьер-министр Виктор Черномырдин. Он главный герой рекламного ролика, человек опытный и привык не мешать работать профессионалам. Если режиссер говорит, что ему нужен «бличок на репу», то пусть будет «бличок на репу».
Черномырдин – главный кандидат Кремля на парламентских выборах, он возглавляет движение «Наш дом – Россия».
Его не стали регистрировать в Министерстве юстиции как партию – по законам 1995 года этого для участия в выборах не требуется. Однако именно «Наш дом – Россия» – первая в постсоветской России «партия власти». Эту структуру возглавляет премьер, в нее входят члены правительства, губернаторы и прочие чиновники вниз по вертикали. Ее предвыборной кампанией заведует администрация президента, а за результат на местах отвечают региональные губернаторы. К осени 1995 года Виктор Черномырдин многими воспринимается как человек, который реально руководит Россией. Борис Ельцин болен, а Черномырдин – на работе.
В июне 1989 года министр газовой промышленности СССР пришел на заседание Совета министров Советского Союза с революционной идеей. Он предложил ликвидировать его министерство. Участники заседания не верили своим ушам: им казалось, что министр сошел с ума. Министра звали Виктор Черномырдин.
Черномырдин получил должность министра в 47 лет, когда в 1985 году страну возглавил Михаил Горбачев, которому было всего 54 года, и начал двигать во власть новое поколение
На заседании правительства в 1989 году Черномырдин рассказал, что за последние годы изучил мировой опыт, съездил на Запад, посмотрел, как устроена энергетическая система в Европе. Он уверен, что его министерство надо ликвидировать, а вместо него создать государственный концерн, который будет более эффективно вести хозяйство. «Виктор Степанович! Ты больше не хочешь быть министром? Ты понимаешь, что ты всего лишишься? Дачи, привилегий?» – пытался отговорить его глава правительства СССР Николай Рыжков. Но Черномырдин настаивал на своем.
«Я выслушала все, что сейчас докладывал министр, – взяла слово Александра Бирюкова, зампред правительства СССР, – и ничего не поняла из того, что он сказал. Но хочу сказать: а почему бы нам не попробовать? Чего мы боимся? Мы его хорошо знаем. Если у него не получится, то мы ему голову оторвем и все вернем на свои места». И советское правительство поддержало реформу Министерства газовой промышленности.
Иначе сложиться и не могло – Черномырдин был в тренде, тогдашний глава Советского Союза Михаил Горбачев требовал «нового мышления» и даже провел в том же 1989 году первые в стране альтернативные выборы – народных депутатов СССР.
Советскому Союзу оставалось просуществовать всего два года – в 1991-м он распался, а те министры, которые планировали оторвать Черномырдину голову, потеряли работу. Одновременно рухнула и прежняя советская экономика – предприятия остановились, страна оказалась в шаге от голода. Но бывший министр газовой промышленности успел к этому моменту не только расформировать собственное министерство, но и создать концерн «Газпром», который стал едва ли не единственным источником валюты для государственного бюджета.
В 1992 году руководитель самой богатой теперь уже российской госкомпании «Газпром» Виктор Черномырдин вновь был призван в правительство, которое возглавлял Егор Гайдар. На этот раз – вице-премьером по топливно-энергетическому комплексу. Но вскоре начал нарастать конфликт между парламентом и президентом, депутаты были недовольны реформами, которые проводило правительство, и не утвердили Гайдара премьером. И Гайдар предложил Ельцину компромисс: сделать главой правительства Черномырдина – он, с одной стороны, искренний сторонник реформ, а с другой – вызывает доверие у депутатов. Они считают его опытным советским руководителем, он умеет говорить и на их языке тоже.
Так Виктор Черномырдин стал премьер-министром. Удивительным образом, он сработался с гайдаровскими министрами: ведь он понял, что советская плановая экономика нежизнеспособна, а рыночная – наоборот. Но Черномырдин пришел к пониманию того, что предлагают более молодые министры, не за партой университета, а самостоятельно – прямо на производстве, а потом и в правительстве. Недоброжелатели повторяют шутку, якобы придуманную Гайдаром: «Черномырдин получил самое дорогое экономическое образование в мировой истории».
К 1995 году Черномырдин становится вторым по значению человеком в стране. В марте Ельцин поручает Черномырдину создать и возглавить правящую партию.
Черномырдин далеко не любимец прессы, каким некогда был Ельцин. Журналисты постоянно смеются над его своеобразными афоризмами вроде «Хотели как лучше, а получилось как всегда» или «Отродясь такого не бывало – и вот опять». Думская кампания НДР довольно старомодна и неизобретательна. Рекламные плакаты НДР – на них изображен Черномырдин, сложивший руки домиком, – высмеивают: говорят, что он кого-то крышует. Наконец, сам блок, помня о прежнем месте работы Черномырдина, называют «Наш дом – "Газпром»".
Но в разгар кампании случается самый страшный на тот момент в России теракт. В июне 1995 года группа террористов во главе с Шамилем Басаевым захватывает город Буденновск в Ставропольском крае. В заложниках оказывается около полутора тысяч человек – всех их сгоняют в центральную районную больницу. Ельцин собирается на саммит «Большой семерки» в Канаду и поездку решает не отменять. Переговоры с Басаевым по телефону ведет премьер-министр Черномырдин – причем их транслирует телевидение на всю страну. Легендарной становится фраза премьера «Шамиль Басаев, говори громче, вас не слышно».
Черномырдина потом будут упрекать в том, что он пошел на поводу у бандита и создал ненужный прецедент: если бы не эти переговоры, то не было бы и последующих терактов. Но в результате переговоров все заложники были освобождены. СМИ обращают внимание на то, что Черномырдин – единственный представитель власти, который не побоялся взять на себя ответственность. «Горцы прикрылись беременными женщинами, а вся российская власть – Черномырдиным» – с таким заголовком выходит газета «Московский комсомолец» после событий в Буденновске.
«Я думал не о нем и не о себе, а о тех людях, которые были в больнице. Конечно, нужно было разговаривать. Если страна не защищает своих граждан, то что же это за страна? Даже если бы было 10 человек, я бы все равно стал разговаривать», – так потом будет вспоминать эти события Черномырдин.
Успешное завершение переговоров в Буденновске меняет расклад в российской политике. Спасший заложников премьер показывает, что он самостоятельная политическая фигура, способная заменить главу государства и сделать это качественно и эффективно. Между президентом и премьером все чаще ощущается конкуренция.
Когда в июле 1995-го у Ельцина случается первый инфаркт, западная пресса начинает писать, что Черномырдин – очевидный преемник Ельцина и для России было бы лучше, если бы он стал президентом: он выглядит куда более надежно и предсказуемо.
Эти публикации вызывают мощную ревность у окружения Ельцина.
Черномырдин публично демонстрирует лояльность: он заявляет, что не собирался и не собирается баллотироваться в президенты. Но Ельцин, оправившись от инфаркта, выступает с прогнозом, что «Наш дом – Россия» получит на парламентских выборах всего 10 %. Все понимают, что окружение президента совсем не хочет для НДР хорошего результата, который бы превратил Черномырдина в слишком сильного конкурента Ельцину.
В октябре 1995-го, после второго инфаркта Ельцина, западная пресса вновь обращает все свое внимание на Черномырдина как на человека, который по Конституции станет и. о. президента в случае, если глава государства умрет. Журнал Time задается вопросом, передаст ли президент ядерную кнопку Черномырдину на время болезни. И отвечает: конечно, нет. И сам Ельцин, пока может, не расстанется с властью. Но в первую очередь этого не допустит тот, кого в реальности стоит называть вторым человеком в стране. Это глава Службы безопасности президента Александр Коржаков.
Сейчас, много лет спустя, Александр Коржаков любит показывать шрам на руке. Он рассказывает, чтоэто его порезал Борис Ельцин в 1991 году в Якутии. Они якобы парились в бане и решили побрататься, смешав кровь. Но нож был слишком острым, а Ельцин слишком пьяным и не рассчитал силу удара. «Чуть руку не отрезал», – говорит Коржаков.
Неясно, можно ли ему верить, – сейчас у Коржакова сложная репутация. Нет сомнений, что многое из того, что он рассказывает, – выдумка. Но некоторая часть его слов все же подтверждается фактами и документами.
Все началось в 1985 году. Едва возглавивший СССР 54-летний Михаил Горбачев в поисках более молодых кадров начал переводить в Москву руководителей из регионов. Глава Свердловской области Ельцин был ровесником Горбачева, он получил должность руководителя столицы. Тогда это называлось «первый секретарь московского горкома». Ельцину выделили несколько телохранителей, одним из них был 35-летний офицер КГБ Александр Коржаков.
Коржаков оказался верным охранником: даже когда в 1987-м Ельцин попал в опалу, тот его не бросил и продолжал навещать. За что и поплатился: в 1989-м его вынудили уйти из КГБ за присутствие на дне рождения Ельцина. После этого Коржаков стал работать только на своего опального шефа. В 1991 году после победы Ельцина на выборах президента России Коржаков возглавил его Службу безопасности. В 1993-м, когда у Ельцина обострился конфликт с Верховным советом, именно Коржаков взял на себя руководство операцией по усмирению восставших парламентариев. После обстрела из танков и штурма здания Верховного совета Коржаков лично пошел арестовывать лидеров оппозиции и отбирать удостоверения у их сторонников. Решимость Коржакова значительно увеличила его аппаратный вес в глазах Ельцина.
Коржаков рассказывает, что в конце 1992 года у Ельцина во время визита в Китай случился инсульт. Глава охраны провел вместе с Ельциным всю ночь. Якобы они разговаривали о том, сможет ли президент остаться в политике. Коржаков уверяет, что Ельцин переживал, говорил, что очень боится отказаться от власти, так как коммунисты снова заберут ее себе. А охранник утешал: «Вспомните Рузвельта, его в последние годы возили в кресле, и ничего – не стеснялся, главное, чтобы голова работала». К утру умелые врачи поставили Ельцина на ноги – так, что он смог сам подняться по трапу и улететь в Москву. (Семья Ельцина 25 лет спустя уверяет, что это выдумка и у президента не было инсульта.)
Коржаков – тень президента, самый близкий к нему человек. Он больше, чем член семьи, – он проводит с президентом почти все время. Коржаков сопровождает Ельцина во всех поездках. Они вместе парятся в бане в выходные. Семья недолюбливает Коржакова – жена и дочери Ельцина считают, что охранник его спаивает. Но им приходится с этим мириться.
Коржаков подтверждает, что они с Ельциным часто выпивали вместе, правда, настаивает, что он иногда разбавлял Ельцину водку. Вот как он описывает обычный распорядок:
Борис Ельцин с партнерами по теннису: Валентином Юмашевым (в центре) и Александром Коржаковым (справа)
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
«У Ельцина день начинался рано. Он всегда приезжал в Кремль в восемь – полдевятого. В 10 часов звонок повару: "Дима, ланч!" (Яичница-глазунья, 50 граммов черной икры, бородинский хлеб и стопка водки.) Ровно в 11 звонок: "Ну что, Александр Васильевич, пообедаем?" – "Борис Николаевич, через четыре минуты буду у вас". Ровно через четыре минуты к нему прихожу. Мне подняться надо. Я на втором этаже, а он на четвертом. И все, день закончился и у меня, и у него. Дальше мы сидим».
Нет сомнений, что Коржаков сильно преувеличивает: у Ельцина плотный график встреч, вести такой образ жизни он не мог бы. Да и у самого Коржакова куда больше забот, чем пить с президентом. Он уже не просто глава охраны, он главный советчик Ельцина; у него свое мнение не только по поводу безопасности президента, но и по поводу всех аспектов политики и экономики. Он имеет свободный доступ к главе государства. Коржаков превращается в самостоятельную публичную фигуру: может позволить себе давать интервью журналистам, высказывать свое мнение по разным политическим вопросам.
Евгений Киселев, один из самых популярных телеведущих 1990-х, вспоминает, что в 1994 году на НТВ из президентской пресс-службы пришла очередная протокольная съемка: совещание Ельцина с руководителями силовых ведомств. Телохранитель Ельцина, обычно стоявший на полшага позади президента, на этот раз был участником совещания, то есть сидел за столом вместе с министрами обороны и внутренних дел, а также с главой ФСБ. «Картинка не оставляла сомнений: начальник службы охраны президента участвует в обсуждении государственных вопросов наравне с высокопоставленными силовиками», – вспоминает Киселев. Тогда он в своей программе сделал вывод, что бывший телохранитель Ельцина начал превращаться в политического тяжеловеса.
Нового уровня влияния Коржаков достиг в июле 1995-го, когда его приятель Михаил Барсуков был назначен директором ФСБ, – это произошло после трагедии в Буденновске. Так Коржаков превратился в куратора силовых органов. Именно после того как 10 июля они с Ельциным и Барсуковым отмечали это назначение и пили не водку, как обычно, а почему-то сладкий ликер Cointreau, закусывая свежей клубникой, у президента случился первый инфаркт. По версии Коржакова, телохранитель обнаружил президента ночью лежащим на полу в ванной без сознания, поэтому Ельцина успели спасти. Семья президента 25 лет спустя настаивает, что Ельцин сам вернулся из ванной к кровати и вызвал врача, дверь никто не выбивал.
30 августа в семье Ельцина пополнение – младшая дочь Таня родила президенту второго внука. Его назвали Глебом. «У меня родился ребенок с синдромом Дауна, – рассказывает спустя 25 лет Таня. – Мне было 35 лет, но никто из докторов не сказал, что, в принципе, в этом возрасте надо делать генетический тест. Наверное, думали, что у дочери президента не может родиться ребенок с генетической аномалией. Но это случилось, и это было шоком». Вся семья очень поддерживала Таню, особенно бережно и трогательно о ней заботился Коржаков. Он навещал ее в роддоме – и она попросила его стать крестным отцом Глеба.
Осенью 1995-го Ельцин лежит в больнице, до парламентских выборов в России остается полтора месяца, но весь мир следит за другой гонкой. 5 ноября 1995 года проходит первый тур президентских выборов в Польше. Действующий глава государства Лех Валенса противостоит Александру Квасьневскому, лидеру социал-демократической партии – это новое название бывшей Коммунистической партии.
Симпатии Кремля очевидны. Валенса – символ польской демократии, борец с коммунизмом, создатель профсоюза «Солидарность», который в 1989 году смог сокрушить коммунистический режим в Польше. А своим грубоватым поведением и простой манерой говорить Валенса напоминает Ельцина. На его фоне Квасьневский – символ реванша и потери всех достижений последних лет.
Всем известно, что годы реформ в Польше, как и в России, прошли тяжело, рейтинг Валенсы еще в сентябре составлял всего 10 %. Но предвыборная кампания смогла выровнять позиции кандидатов: по итогам первого тура они идут почти нос к носу. Президент Валенса набирает 33,1 %. А соперник опережает его совсем чуть-чуть: за Квасьневского 35,1 %.
Ни у кого нет сомнений, что президент выйдет победителем. Он, конечно, мобилизует свой электорат, голоса выбывших кандидатов должны перейти именно Валенсе. Агитация за него строится на том, что Квасьневский – это возврат к темному коммунистическому прошлому. За Валенсу церковь, за него же самые дисциплинированные избиратели – пенсионеры, в 1995 году в Польше они больше всех ненавидят коммунистов – в отличие от более аполитичной молодежи.
Второй тур польских выборов проходит 19 ноября. Вопреки всем прогнозам экс-коммунист Квасьневский сохраняет лидерство – он получает 51,7 %, за Валенсу голосуют 48,3 %. Лидер российских коммунистов Геннадий Зюганов одним из первых поздравляет Квасьневского с победой. Российские политики и чиновники смотрят на происходящее как на предзнаменование. Ситуация в Польше кажется похожей на российскую как две капли воды. И это притом, что Валенса был абсолютно здоров.
В связи с болезнью Ельцина в Кремле вспоминают и другой недавний пример: 68-летний президент США Джордж Буш осенью 1992 года проиграл выборы своему более молодому конкуренту Биллу Клинтону. Причин было много, но именно нездоровье президента стало важным козырем в борьбе против него. В январе 1992 года во время долгого и утомительного турне по Восточной Азии Буш переутомился и потерял сознание прямо во время торжественного ужина. Сидя за столом рядом с японским премьер-министром Киити Миядзавой, он вдруг упал ему на колени и заблевал ему брюки. Инцидент совпал с началом праймериз в США. Американское телевидение несколько дней показывало эти кадры: как президент падает, первая леди Барбара Буш спешит на помощь мужу, поднимает его, прижав к его рту салфетку, и как затем президент приходит в себя, встает, машет рукой и, извиняясь, уходит, поддерживаемый охраной. Свидетельство того, что Буш нездоров, стало очередным ударом по его рейтингу – он не смог переизбраться на второй срок.
Накануне парламентских выборов к президенту – теперь он продолжает лечение в санатории «Барвиха» – приезжают первый помощник Виктор Илюшин и главный политический стратег его администрации Георгий Сатаров. Они показывают результаты последних социологических опросов: лидируют главные противники Ельцина – коммунисты, на втором месте «Наш дом – Россия» Виктора Черномырдина.
Ельцин просматривает бумаги. «Нет, все будет не так», – ворчит он на советников и начинает рядом с цифрами социологов вписывать свои прогнозы.
По версии Ельцина, уверенное лидерство захватит «Наш дом – Россия», коммунисты останутся позади. Сатаров и Илюшин, вытаращив глаза, смотрят на самоуверенного пациента и одновременно тянут руки, чтобы забрать бумагу себе. Илюшин хватает ее первым. У советников нет сомнений в том, на чем основывается уверенность президента. Помимо обычной, всем доступной, социологии, Ельцину приносят также итоги так называемых «закрытых опросов», которые проводит Федеральное агентство правительственной связи и информации (ФАПСИ), одна из структур, напрямую подчиненная Коржакову. Цифры ФАПСИ показывают, что рейтинг Ельцина намного выше, чем утверждают гражданские социологи, – а значит, эти секретные опросы нравятся президенту больше.
17 декабря 1995 года проходят выборы. Побеждают коммунисты, причем уверенно – 22 %. На втором месте с 11 % партия Владимира Жириновского, вновь недооцененная социологами, победитель выборов 1993 года. «Наш дом – Россия» третий с 10 %, как еще в сентябре предрекал Ельцин.
«Это воспринимается как катастрофа, – вспоминает пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев. – Борис Николаевич понимал, что коммунисты получают Думу и будут использовать ее, атакуя его по всем направлениям». Многим в Кремле это напоминает ситуацию 1993 года – Ельцину противостоит враждебный парламент. Но теперь он сам куда менее силен и популярен – а через полгода выборы президента.
Ельцин голосует в санатории. В этот день журналисты спрашивают у него, будет ли он баллотироваться в президенты. Он обещает, что решит в феврале. Такой же вопрос задают и Коржакову. Он отвечает журналистам примерно то же, что обычно говорит и президенту: «Если Ельцин не выдвинется, то в стране та-а-а-акое начнется!»
Политики и журналисты анализируют итоги выборов. К примеру, газета «Коммерсантъ» в своем расследовании сообщает, что причина низкого результата НДР – это саботаж. Региональные штабы возглавляла номенклатура, как правило местные губернаторы, и они всю работу провалили. В итоге партия власти выиграла только в крупных городах.
Через неделю тот же «Коммерсантъ» проводит опрос, кто в следующем году станет президентом. Участвуют в основном крупные бизнесмены, политики и деятели культуры. Звучат две фамилии: либо президента, либо премьера. К примеру, политик Ирина Хакамада отвечает так: «Если Ельцин войдет в гонку, то он и станет президентом. Если он уступит это место Черномырдину, то Черномырдин». А бывший и. о. премьера Егор Гайдар – его партия только что проиграла выборы и пролетела мимо Думы – говорит: «Главное, чтобы не пришлось делать "разумного" выбора между Жириновским и Зюгановым».
Генерал Коржаков и после выборов продолжает объяснять Ельцину, что у всех остальных нет шансов победить коммунистов. Соцопросы показывают, что рейтинг Ельцина – меньше 5 %, то есть в два раза ниже, чем у Черномырдина. Но Ельцин и Коржаков не верят этим опросам – у них есть собственные цифры от ФАПСИ.
Незадолго до Нового года Ельцин сообщает помощникам, что принял решение. Он даже приезжает в Кремль, чтобы поздравить сотрудников с наступающим праздником и вдохновить их на разработку его предвыборной стратегии. Георгий Сатаров вспоминает, что помощники стоят в ряд, официант проходит вдоль них с подносом, на котором бокалы с шампанским. Один бокал – чуть выше остальных, и содержимое в нем чуть темнее. Этот бокал для Ельцина. «Ну вот, – обиженно говорит Ельцин, – вы пьете шампанское. А я – заменитель». Помощники сочувствуют ему и желают здоровья. Они нанимают команду имиджмейкеров во главе с Игорем Минтусовым, которая разрабатывает вариант предвыборной стратегии Ельцина – она получает название «Проснувшийся лев»: мол, президент долго держался в тени, но сейчас готов вернуться и всех разорвать. Образ очень нравится самому Ельцину.
Коржаков настаивает в воспоминаниях, что накануне Нового года у Ельцин случается очередной инфаркт и «его прячут в санатории в Барвихе». По словам начальника охраны, он вместе с друзьями – вице-премьером Олегом Сосковцом, управделами президента Павлом Бородиным и министром спорта Шамилем Тарпищевым – часто навещает его. Во время каждого визита Коржаков уверяет шефа, что тот обязательно победит на выборах: «Другого равного кандидата все равно нет. Конечно, если бы у вас был преемник, вы бы могли спокойно уйти на пенсию и знать, что он продолжит ваше дело. И мы бы агитировали за преемника. А раз его нет, не ваша вина в этом. Может, президентство – это ваш крест? Придется нести его дальше». А еще Коржаков, как обычно, якобы напоминает Ельцину про парализованного президента Рузвельта – и обещает, что, если надо, будет носить его на руках.
Семья Ельцина 25 лет спустя уверяет, что все это выдумка Коржакова и предновогоднего инфаркта не было.
Впрочем, возможно, Коржаков что-то путает – и предновогоднего, третьего за год, инфаркта у Ельцина не было. Уже 8 января 1996 года из Парижа приходит новость о смерти экс-президента Франции Франсуа Миттерана, который меньше года назад покинул свой пост. И Ельцин, будто и не болел вовсе, немедленно летит в Париж. 1996 год начинается для него с президентских похорон.
В январе 1996-го, вскоре после новогодних праздников, в кабинете первого вице-премьера Анатолия Чубайса звонит телефон. Это его начальник, председатель правительства Черномырдин, который извиняющимся тоном говорит: все плохо, дело идет к увольнению.
Чубайс и Черномырдин очень разные люди. Главе правительства 57 лет, он крепкий хозяйственник советской закалки, а его заму – 40 лет, он интеллигент из Петербурга. Они даже никогда не выпивают вместе – а для Черномырдина это важно. Тем не менее они доверяют друг другу, и премьер явно жалеет, что ему не удалось защитить Чубайса. Впрочем, он и себя ощущает на грани отставки. По словам Чубайса, он благодарит Степаныча (так он зовет премьера) и решает сыграть на опережение. Он немедленно звонит Ельцину.
«Борис Николаевич, у меня отец военный, – так он вспоминает тот разговор. – У нас с детства есть простое правило. Если тебя конкретный человек привел для конкретной задачи, дальше он имеет право тебя отстранить в любой момент, когда это целесообразно. Поэтому я согласен с этим хоть и болезненным, но необходимым решением. Если оно принято, значит, принято. Спасибо за то, что доверили работу. Спасибо и до свидания».
Ельцин шокирован таким звонком – Чубайс уверяет, что вообще-то президент в тот момент его терпеть не может, но звонок его даже трогает. И подобревший Ельцин советует Чубайсу поехать к его первому помощнику Виктору Илюшину – чтобы ознакомиться с текстом указа. И даже выбрать формулировку помягче.
Чубайс обнаруживает у Илюшина два варианта: в одном написано, что его увольняют за полный развал работы, неспособность организовать выполнение поставленных задач и так далее. Второй вариант чуть мягче – «за низкую требовательность к подведомственным федеральным ведомствам и невыполнение ряда поручений президента». Чубайс злится и на предложение Илюшина выбрать, какая формулировка ему больше нравится, отвечает отказом. Илюшин сам выбирает более мягкую.
К этому моменту Анатолий Чубайс – один из самых известных людей в стране. И один из самых одиозных. В советские годы Чубайс жил в Ленинграде, занимался экономической теорией и возглавлял группу молодых специалистов, которые разрабатывали сценарии, как можно советскую экономику сделать рыночной. Аналогичную группу, но в Москве, создал Егор Гайдар – они познакомились с Чубайсом еще в 1983 году. В 1990-м «Демократическая Россия» выиграла местные выборы в Ленинграде и фактически превратилась в правящую партию в городе. И Чубайс, как самый известный экономист-рыночник в Северной столице, становится первым заместителем главы городского правительства и главой комитета по экономической реформе. На этой должности он проработал год: у него не сложились отношения с первым мэром города и лидером ленинградских демократов Анатолием Собчаком. Летом 1991 года Собчак перевел Чубайса на скромную должность советника по экономике.
В августе 1991 года во время путча и обороны Белого дома в Москве Егор Гайдар познакомился с Борисом Ельциным, и президент поручил главе московского клуба молодых экономистов писать программу нового российского правительства. А Гайдар позвал в Москву своего ленинградского коллегу: в ноябре 1991 года Чубайс занял должность главы Госкомимущества, то есть фактически стал министром, отвечающим за приватизацию.
В 1992 году Чубайс приобрел известность по всей стране – правительство объявило о начале ваучерной приватизации. Всем гражданам России раздали так называемые приватизационные чеки – ваучеры. В теории ваучер символизировал долю каждого россиянина в приватизируемой государственной собственности. На деле большинство граждан вложили свои ваучеры в чековые инвестиционные фонды, которые оказались финансовыми пирамидами – и разорились. Для подавляющего большинства населения страны приватизация выглядела как грандиозное надувательство: Чубайс обещал, что за ваучер можно будет получить два автомобиля «Волга» – это очень престижная и дорогая по советским меркам машина. В реальности никто ничего не получил, и все почувствовали себя обманутыми. А Анатолий Чубайс превратился в символ этого обмана. Впрочем, исторический результат ваучерной приватизации был достигнут – в России появилась частная собственность.
Но в конце 1995 года Анатолий Чубайс провел второй этап приватизации – так называемые залоговые аукционы. На этот раз все прошло совершенно тихо и незаметно, зато в частные руки перешли крупнейшие предприятия России, а их новые собственники фактически были назначены миллиардерами – совсем скоро их станут называть олигархами. Но вовсе не залоговые аукционы являются причиной падения Чубайса. За 1995 год он нажил себе очень влиятельных врагов – и среди них Александр Коржаков.
Раннее утро. Два шестисотых «Мерседеса» заезжают в Кремль. Из них выходят два влиятельных бизнесмена: это Борис Березовский и Олег Бойко. Они идут в 14-й корпус, где на четвертом этаже находится рабочий кабинет президента. Но Березовскому и Бойко нужно на второй этаж – там расположен кабинет Александра Коржакова. «И вот в этой приемной, на подоконниках, мы и живем – расстилаем свои документы и работаем», – так, по словам Бойко, начинается едва ли ни каждый день для них двоих в начале 1990-х. В этой приемной и согласовывается большая часть нужных политических решений.
У Бориса Березовского с 1993 года очень тесные отношения с кремлевскими чиновниками. Правда, он далеко не самый богатый человек в стране. И бизнес у него не самый прибыльный. В советские годы он был математиком – сначала делал серьезную научную карьеру, а потом придумал научный бизнес: организовывал написание кандидатских и докторских диссертаций под заказ. Сам он ничего не писал, у него была разветвленная сеть талантливых ученых и обширная клиентура из числа желающих получить корочку кандидата или доктора наук.
В 1989 году Березовский переключился на более выгодный бизнес – стал торговать автомобилями «Жигули». В СССР машина была почти недостижимой мечтой каждого гражданина. Березовский создал фирму ЛогоВАЗ, которая имела хорошие связи с автозаводом в Тольятти и могла продавать производимые там автомобили. Дело в том, что СССР поощрял экспорт советских машин – за границу их продавали ниже себестоимости. Березовский придумал, как воспользоваться этим: он брал автомобили, якобы на экспорт, получая при этом от руководства АвтоВАЗа отсрочку платежа на год. Но машины выезжали за границу только на бумаге. Из-за инфляции рыночная стоимость их постоянно росла – в итоге прибыль составляла до 300 %. В 1993 году Березовский создал инвестиционный фонд AVVA – он собирал у населения ваучеры и деньги на строительство завода, который производил бы новый «народный автомобиль» – малолитражку ВАЗ-1116. Правда, денег на завод в итоге не хватит, и русский «Фольксваген-жук» так никогда и не будет произведен. Да и Березовский к этому моменту уже потеряет интерес к автопрому.
В конце 1993 года Березовский знакомится с корреспондентом «Огонька» Валентином Юмашевым. Юмашев не простой журналист – он ghost writer президента Ельцина. Когда во второй половине 1980-х Ельцин был в опале, Юмашев снял про него документальный фильм, потом в 1990-м помог ему написать книгу «Исповедь на заданную тему». В конце 1993-го они как раз заканчивают вторую – «Записки президента». Березовский предлагает проспонсировать публикацию. Позже Березовский будет говорить, что нашел полмиллиона долларов для того, чтобы профинансировать издание книги, причем половину суммы выложил из своего кармана. Своим карманом он называет AVVA. Вторую половину дает гендиректор АвтоВАЗа Владимир Каданников.
Работа над книгой завершается в рекордно короткие сроки. Благодаря книге имя Березовского узнает Ельцин. И бизнесмен знакомится с ближайшим окружением президента: с начальником охраны Коржаковым и даже помощником Илюшиным.
«Главное качество Березовского, – рассказывает владелец Альфа-банка Михаил Фридман, – он умеет искренне любить нужного ему человека. Если ему необходим Коржаков, то он его искренне любит в этот момент, не изображает любовь, а любит всеми фибрами души – настоящее чувство всегда ощущается. Отсюда и уникальный дар убеждения: любящий человек может убедить тебя в чем угодно. Он же искренен в своих чувствах и желает тебе только добра. Ты ощущаешь его тепло, и ты ему доверяешь».
Презентация книги назначена на 12 июня 1994 года – она должна состояться в так называемом президентском клубе на улице Косыгина, 42. Это один из особняков, построенных Хрущевым для членов Политбюро на Ленинских горах (сейчас они называются Воробьевыми), а в начале 1990-х превращенный в закрытый клуб с бассейном и теннисными кортами, баром и рестораном. Там бывают первые лица страны: Ельцин, Коржаков, Черномырдин и их окружение. Березовский становится первым бизнесменом, которого принимают в клуб.
За пять дней до презентации книги на Березовского совершено покушение. В центре Москвы на улице Новокузнецкой напротив офиса компании ЛогоВАЗ происходит взрыв. Бомба заложена в припаркованную рядом машину и срабатывает в тот момент, когда из ворот ЛогоВАЗа выезжает автомобиль Березовского. Водителю отрывает голову, охранник и восемь случайных прохожих ранены. Сам бизнесмен отделывается несколькими царапинами, но его лицо и руки обожжены. 12 июня Березовский все-таки решает пойти на презентацию книги Ельцина. Президент в ужасе смотрит на обожженное лицо спонсора книги. Через два дня он подписывает указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности».
Именно в клубе Березовский начинает тесно общаться с Коржаковым. И силовые органы всерьез берутся за расследование покушения. Считается, что убить Березовского хотел глава ореховской преступной группировки по кличке Сильвестр (Сергей Тимофеев). 14 июня, в день подписания президентского указа, арестовывают жену Сильвестра. Березовский к тому моменту уже улетел лечиться в Швейцарию. А через три месяца, 13 сентября 1994 года, в Москве взрывается машина Сильвестра. Ему везет меньше, чем Березовскому: он погибает на месте.
Вскоре после презентации книги Ельцина другая история из жизни президента выходит на телевидении – в куда более скромном виде. Молодая журналистка телеканала НТВ Елена Масюк по собственной инициативе едет на родину главы государства в село Бутка Свердловской области и снимает репортаж для воскресной итоговой программы. Программу ведет Евгений Киселев, вице-президент НТВ и один из самых популярных на тот момент телеведущих. Ему сюжет не нравится, и он долго не хочет ставить его в эфир. Киселев считает, что съемки плохие, и интервью неудачные, и закадровый текст неубедительный. «Какие-то дальние родственники, якобы седьмая вода на киселе, старики со старухами. Нищенствуют и президента ругают», – говорит он. Но в конце концов сюжет показывают – и зрителям в Кремле он не нравится. На следующий день Киселеву звонит Илюшин: «Вы не могли бы подъехать?» (Илюшин такого разговора не помнит и 25 лет спустя говорит, что не звонил.)
«Тяжелый у меня разговор с вами будет, – так, по воспоминаниям Киселева, начинает Илюшин. – Тяжелый-тяжелый, потому что даже прямо и не знаю… Вы даже не представляете себе, как обиделся Борис Николаевич, как обиделась Наина Иосифовна, как все обиделись… Ведь люди в вашем сюжете, они же к президенту никакого отношения не имеют… У него же в этом селе вообще никакой родни не осталось. Это все самозванцы! Он в этой Бутке толком и не жил…» «И что же теперь делать?» – спрашивает Киселев. «Не знаю, не знаю. Вот просто имейте в виду», – как бы по-дружески предупреждает Илюшин. (Члены семьи Ельцина спустя 25 лет говорят, что такого не было – никто не обиделся. Илюшин настаивает, что за все годы работы с Ельциным в Свердловске и Москве ни разу не получал указаний как-то реагировать на репортажи или публикации в СМИ.)
На чиновничьем языке такое предупреждение означает, что собеседник должен сам все понять и загладить свою вину – уж по крайней мере больше не допускать подобных ошибок. Киселев рассказывает о встрече владельцу телеканала Владимиру Гусинскому и генеральному директору НТВ Игорю Малашенко, но они, конечно, не придают сигналу никакого значения и решают, что опасаться совсем не стоит. Они ошибаются. По мнению Киселева, именно с этого сюжета и начинается война окружения Ельцина против Гусинского.
Владимир Гусинский по образованию театральный режиссер, он окончил ГИТИС, но уже в советские годы занялся бизнесом. Сначала практиковал частный извоз, потом создал кооператив, который производил металлические изделия, а в 1989 году основал коммерческий банк – Мост-банк.
В 1993-м к нему приходят тележурналисты Евгений Киселев и Олег Добродеев с предложением организовать телекомпанию, которая производила бы аналитическую программу «Итоги». Идея Гусинскому нравится, и он решает не мелочиться, а запустить сразу частный телеканал. Его называют НТВ, и он выходит в эфир в октябре 1993-го, даже без согласования с Кремлем – на частоте петербургского телевидения. Позже Владимир Гусинский и его заместитель по аналитической работе Сергей Зверев договариваются с Виктором Черномырдиным и администрацией президента – и Борис Ельцин подписывает указ, позволяющий НТВ вещать несколько часов в день на четвертой кнопке.
Бизнес Гусинского развивается стремительно, осенью 1994 года он не обращает никакого внимания на рассказ Киселева о поездке в Кремль и недовольстве Ельцина. Все внимание Гусинского тогда приковано к борьбе за авиакомпанию «Аэрофлот». Он хочет сделать принадлежащий ему Мост-банк уполномоченным банком «Аэрофлота», поскольку, по правилам бизнеса 1990-х, не так важно, кому принадлежит компания, – важнее, кто контролирует денежные потоки. И в целом все получается. До тех пор, пока заместитель Гусинского Зверев вдруг не начинает замечать, что все будто бы упирается в какую-то невидимую преграду. Почти готовы нужный указ президента и постановление правительства – но, вспоминает Зверев, «я чувствую, что кто-то работает против нас».
Зверев приезжает к Гусинскому в баню и говорит: «Вова, ты таки будешь смеяться, но я понял, кто нам мешает. Это Борис Абрамович Березовский». «Этого не может быть», – отвечает Гусинский. Зверев приводит убедительные доказательства. Тогда Гусинский обещает: «Я с ним разберусь».
Деловые интересы Березовского и Гусинского никогда раньше не пересекались. Про интерес Березовского к «Аэрофлоту» до этого момента никому не известно. И Гусинский не намерен уступать: «Пусть он хуй сосет у пьяного ежика», – комментирует он, используя свое любимое выражение.
Гусинский приглашает Березовского на встречу и начинает ее словами: «Боря, ты же должен понять, мы тебя трахнем». Тот говорит: «А как?» Гусинский подробно рассказывает, какие связи в правительстве, в Кремле, в мэрии Москвы и в остальных госструктурах он задействует. Березовский внимательно слушает и подыгрывает, время от времени вставляя: «А я тогда так» или «А я на это отвечу вот так». Гусинский распаляется. В конце его монолога Березовский говорит «ну ладно» и уходит. «Вова, зачем ты ему все сдал? – спрашивает Зверев. – Ты же просто выложил все карты на стол ему, зачем?» «Мы его испугали», – отвечает Гусинский.
«В общем, не Гусинский трахнул Березовского, а совсем наоборот», – так описывает Зверев последствия той встречи.
19 ноября 1994 года правительственная «Российская газета» публикует статью без подписи под названием «Падает снег». В предисловии к тексту говорится, что это не редакционный материал, а анонимное письмо, якобы пришедшее в редакцию. Газета не собиралась его публиковать, а хотела сначала силами журналистов проверить изложенные в нем факты. Но как только началось расследование, в адрес редакции сразу же стали поступать угрозы. Тогда руководство газеты решило из принципа не уступать давлению и напечатать текст как можно быстрее.
В статье рассказывается, что мэр Москвы Юрий Лужков хочет стать президентом страны и уже начал предвыборную кампанию – и его главным спонсором будет владелец группы «Мост» Владимир Гусинский. Текст констатирует, что у Гусинского есть мощнейший медийный ресурс, чтобы дискредитировать президента Ельцина и сделать главой государства Лужкова. Двумя основными «штыками» Гусинского и Лужкова в информационной войне статья называет ведущего НТВ Евгения Киселева и журналиста газеты «Московский комсомолец» Александра Минкина. Гусинский на момент публикации в «Российской газете» действительно близок к Лужкову. Мост-банк – один из уполномоченных банков мэрии Москвы, большая часть денег столичного правительства проходит через него.
И даже после этой публикации медиа, принадлежащие Гусинскому, не начинают вести себя более осторожно. Наоборот, как раз в день выхода статьи в «Российской газете», 19 ноября 1994-го НТВ запускает новое сатирическое шоу – программу «Куклы», франшизу французского сатирического шоу Guignols de l'info. Каждый выпуск – это набор комедийных сцен, героями которых выступают марионетки, изображающие руководителей государства и известных политиков.
Гусинский и Лужков даже не сразу понимают, кто организовал публикацию в «Российской газете». Через две недели они отвечают на обвинение: мэр Москвы дает интервью трем журналистам, в том числе гендиректору НТВ Игорю Малашенко, и 2 декабря 1994-го оно выходит в «Общей газете». Лужков опровергает все обвинения: «Первое, что я хочу сразу сказать: я не собираюсь выдвигать свою кандидатуру на пост президента России. Второе: я не считаю себя политиком».
Утром выходит интервью, а уже днем следует новый сюрприз. Вооруженные люди в масках окружают высотное здание, похожее на книжку, на Новом Арбате напротив Белого дома – мэрию Москвы[2]. Правда, их интересуют вовсе не те этажи, которые занимают подчиненные Лужкова. Часть здания арендует группа «Мост» Владимира Гусинского. Силовики блокируют вход. Кладут лицом на землю и держат в таком положении несколько часов охранников и водителей «Моста». На телеканале НТВ происходящее немедленно назовут операцией «Мордой в снег».
Александр Коржаков рассказывает спустя 25 лет, что это он скомандовал начать операцию против Гусинского – по требованию Ельцина. Якобы президент разозлился из-за того, что его жена Наина куда-то ехала и перед ней перекрыли дорогу из-за кортежа Гусинского. Вот Ельцин и приказывает «разобраться с Гусинским». О своих контактах с Березовским Коржаков почему-то не упоминает, хотя предполагает, что Березовский мог повлиять на президента через Юмашева. И, конечно, Коржаков не может скрыть собственной неприязни к Лужкову. (Семья Ельцина настаивает, что операция была личной инициативой Коржакова: Наина Ельцина не любит быстрой езды и никогда не жаловалась на кортеж Гусинского.)
Гусинский всего этого не знает, он звонит приятелю, шефу московской ФСБ Евгению Савостьянову, и тот присылает на место своих людей. В итоге около мэрии едва ли не начинается сражение между сотрудниками ФСБ и Службы безопасности президента. После нескольких выстрелов фээсбэшники понимают, кто перед ними, и вовремя уезжают. А Коржаков добивается от Ельцина немедленного увольнения Савостьянова – за то, что тот обслуживает интересы банкира.
Ближайшее окружение Гусинского в ужасе. По воспоминаниям Зверева, сотрудники «Моста» тайно выносят из офиса или уничтожают документы, которые, как им кажется, могут оказаться компрометирующими. Противостояние длится всего один день, но приводит к невероятному скандалу в прессе. За «Мост» вступаются не только СМИ, принадлежащие Гусинскому. Газета «Известия», к примеру, выходит с заголовком «Кто управляет страной – Ельцин, Черномырдин или генерал Коржаков?».
Вскоре после обысков Гусинский, опасаясь ареста, улетает в Лондон. Одновременно, как вспоминает Зверев, начинается наступление на весь его бизнес: «На Мост-банк в первую очередь, как финансовую основу всей группы Гусинского».
В те же дни проходит заседание совета директоров авиакомпании «Аэрофлот», в повестке дня которого до событий на Новом Арбате значился вопрос об утверждении Мост-банка уполномоченным банком «Аэрофлота», чего так добивался Гусинский. Но после операции «Мордой в снег» вопрос из повестки дня сам собой исчезает – и никто теперь не мешает Борису Березовскому начать устанавливать контроль над «Аэрофлотом».
Коржаков не добивает Гусинского: даже телеканал НТВ продолжает вещать. Березовскому надо было побороть Гусинского в борьбе за «Аэрофлот», а Коржакову – уничтожить угрозу со стороны Лужкова, которого он считал соперником своего шефа.
В декабре 1994 года, перед Новым годом, когда Гусинский уезжает в Лондон, Борис Березовский летит в Париж – президент Альфа-банка Петр Авен позвал его присоединиться на новогодних каникулах к владельцам банка, которые отправляются на яхте в круиз по Карибскому морю.
Он не вполне удовлетворен итогами года – в ходе соперничества с Гусинским у Березовского появилась новая мечта. Он страстно захотел иметь собственный телеканал. Но времени и терпения, чтобы создать его с нуля, как это сделал Гусинский, у Березовского нет. Ему остается только одно – взять под свой контроль уже существующий. Но это вовсе не нерешаемая задача для Березовского. Он обнаруживает, что первый канал совершенно ничей и никому не нужен.
В 1994 году государственное телевидение в кризисе – у правительства нет на него денег. После распада СССР на базе прежней первой программы Центрального телевидения СССР была создана государственная телерадиокомпания «Останкино». В 1993 году ее начальником стал легендарный Александр Яковлев – ближайший соратник Горбачева, бывший член Политбюро и идеолог перестройки. Он регулярно обращается к Ельцину и Черномырдину с просьбой о нормальном финансировании телевидения, но всякий раз получает отказ.
В воспоминаниях Яковлев описывает такую сцену. Он приходит к Черномырдину просить денег хотя бы на 14 часов вещания. Премьер при нем поднимает телефонную трубку и звонит министру финансов Сергею Дубинину:
– Ты сможешь выделить дополнительные деньги на содержание первого канала?
– Нет, не могу.
– Почему?
– Денег нет.
– Но это политически необходимо.
– Тогда разрешите напечатать деньги.
– Я тебе напечатаю, – грозит премьер и кладет трубку.
Тогда Яковлев решает пробивать идею приватизации «Останкино». К нему все чаще заходят разные бизнесмены, но особенную настойчивость проявляет Березовский – к тому же его лоббирует Коржаков.
В итоге Яковлев, Коржаков и Березовский останавливаются на такой схеме: в России должно быть создано общественное телевидение, контрольный пакет останется у государства, а 49 % отходят консорциуму частных компаний. Новая компания получает название ОРТ – «Общественное российское телевидение».
В консорциум, помимо ЛогоВАЗа Березовского, входят банки «Менатеп» и «Национальный кредит», «Столичный банк сбережений», Альфа-банк, Инкомбанк, а также Национальный фонд спорта и «Газпром». Правда, далеко не всем хочется тратить деньги на телевидение – прибыли никакой, а затрат много. Инкомбанк почти сразу выходит из консорциума. Но Березовский не отступает.
«Мы ему для массовки были нужны, – рассказывает совладелец Альфа-банка Михаил Фридман. – Вот тут подпишите, что у всех по пять процентов, – и все. Никаких денег мы не вносили – он потом уже сам все 49 % выкупил. Я не понимал, в чем бизнес ОРТ. А он понимал: чтобы чуть что кого-то плющить. И потом это, собственно, и реализовывал».
ОРТ нужно Березовскому вовсе не для заработка, после покушения он начинает смотреть на мир другими глазами. Он понимает, что заниматься политикой, влиять на власть, управлять страной – вот то, что его на самом деле интересует. «Я теперь готов был на риск, на который не решаются идти люди, не испытавшие того, что пришлось пережить мне… появилась вера в судьбу, в промысел – своеобразное бесстрашие», – так будет описывать свои эмоции сам Березовский.
Он готовится управлять ОРТ самостоятельно – это возможно. Ведь в 1990-е важно, не кто владеет самым большим пакетом, а кто контролирует денежные потоки. Остается решить вопрос, где взять деньги, – эта мысль и занимает Березовского в декабре 1995 года, когда он едет на новогодние каникулы.
В Париже Березовский знакомится с молодым 28-летним нефтяным трейдером – его тоже позвали к себе на яхту владельцы Альфа-банка. Они с Березовским обедают в ресторане Le Fouquet's на Елисейских Полях, и трейдер делится своей идеей: создать новую нефтяную компанию. Он уже приходил с этой мыслью к Петру Авену, но тот не стал его слушать, а посоветовал обратиться к Березовскому. Трейдера зовут Роман Абрамович. Березовский и Абрамович вместе летят на яхту к Авену и всю дорогу обсуждают нефтяной проект.
Идея Абрамовича проста: объединить добывающее предприятие «Ноябрьскнефтегаз» и Омский нефтеперерабатывающий завод. У Абрамовича хорошие связи на местах, он и так, по сути, контролирует Омский НПЗ, но легко может этот контроль потерять – потому что и он, и «Ноябрьскнефтегаз» на бумаге принадлежат государственной компании «Роснефть».
Через много лет, в 2012 году, на суде по иску Березовского в Лондоне Роман Абрамович скажет, что Джон Рокфеллер придумал создавать вертикально интегрированные нефтяные компании, то есть такие, у которых одновременно есть и добыча, и переработка. А он, Абрамович, следуя уроку Рокфеллера, придумал создать вертикально интегрированную компанию, объединив предприятия в Омске и Ноябрьске. В Париже в декабре 1994-го Березовскому идея Абрамовича нравится. Правда, в начале 1995 года, после возвращения с новогоднего отдыха, он забывает о ней. Есть дела поважнее – он создает ОРТ. Гендиректором нового телеканала назначен Влад Листьев, наверное, самый популярный телеведущий того времени. А потом, 1 марта 1995-го, Листьева убивают в подъезде собственного дома. И Березовский оказывается под подозрением.
В конце 1994 года у всех телеканалов России появляется новая важная тема – Чечня. Евгений Киселев вспоминает, что с лета того года у него не случалось ни одного выпуска программы «Итоги», в которой не было бы сюжета из Чечни. Президент этой республики, бывший советский военный летчик, генерал Джохар Дудаев отказывается подчиняться федеральному центру и хочет отделить Чечню от России. Поздней осенью 1994-го на НТВ выходит сюжет о том, что в Ставропольском крае разворачивают военно-полевые госпитали: это значит, что власти решили начать войну.
Примерно в то же время Игорь Малашенко встречает Евгения Савостьянова, тогда еще главу московского ФСБ, и спрашивает его о ситуации в Чечне. Савостьянов отвечает: «Слушай, Игорь, забудь про Чечню на пару недель. Мы там закончим, а потом я тебе все про нее расскажу».
В конце ноября проваливается штурм Грозного отрядами антидудаевской чеченской оппозиции и танками с российскими экипажами. 11 декабря 1994 года федеральные войска входят в Чечню, начинается война – как и предсказывал НТВ. Она, конечно, не завершается через пару недель. Гусинский и Малашенко решают, что показывать войну телеканал должен без прикрас, а корреспонденты – работать по обе линии фронта, и с российской стороны, и с чеченской. Раздражение Кремля тем, как об этой войне говорят на НТВ, растет.
В конце декабря 1994-го первый вице-премьер Олег Сосковец собирает на совещание руководителей всех СМИ. Посмотрев на сидящих в углу Малашенко и Киселева, он зловеще произносит: «С НТВ мы еще разберемся. Вы вещаете по указу президента, лицензии у вас нет. И не будет».
«Ельцину ничего не стоило подписать новый указ о том, чтобы признать эксперимент по вещанию телеканала НТВ на четвертой кнопке неудавшимся и лавочку эту закрыть», – вспоминает Киселев. Но, по его словам, в окружении президента немало людей, которые симпатизируют НТВ и защищают его перед президентом: это и помощники президента Юрий Батурин, Александр Лившиц и Георгий Сатаров, и министр иностранных дел Андрей Козырев. Киселев вспоминает, что однажды глава МИД даже приглашает его на деловой завтрак в особняк министерства на Спиридоновке – чтобы сказать, что поможет, чем сможет: «Но вы будьте поаккуратнее».
Однако обещание вице-премьера Сосковца разобраться с НТВ начинает постепенно реализовываться. Правительство готовит постановление о прекращении вещания НТВ. И вдруг происходит немыслимое – Александр Яковлев, который возглавляет не только телекомпанию «Останкино», но и регулирующий орган, Федеральную службу по телевидению и радиовещанию, неожиданно самостоятельно принимает решение выдать НТВ лицензию, не посоветовавшись ни с кем из начальства.
71-летний Яковлев, конечно, может себе позволить и не такое: он человек-легенда, «архитектор перестройки». Поэтому, когда Яковлеву звонит разъяренный премьер-министр Черномырдин, тот спокойно отвечает: «Во-первых, я по закону не имею права не выдать лицензию. Почему это у меня целая компания без лицензии работает? Я просто обязан это сделать. А во-вторых, Виктор Степанович, не забывайте, пожалуйста, что вы все-таки в прошлом – всего лишь член ЦК КПСС, а я член Политбюро[3]. Поэтому, пожалуйста, в таком тоне со мной не разговаривайте». Черномырдин извиняется.
Война в Чечне делает канал НТВ известным на весь мир. Все зарубежные журналисты, приезжающие в Россию, чтобы рассказывать о Чечне, пользуются материалами НТВ и всегда упоминают о независимом русском телеканале, который сообщает всю правду об этой войне. Слава приходит быстро: уже летом 1995 года Евгений Киселев узнает, что нью-йоркский Комитет по защите журналистов присуждает ему престижную награду – International Press Freedom Award. Но чем больше похвал в адрес НТВ за границей, тем сильнее раздражение внутри страны, особенно среди силовиков.
Чечня – больной вопрос для всей страны: ссорятся семьи, ругаются ближайшие друзья. Одни говорят, что необдуманная война – это преступление; другие считают, что иного выхода нет, нельзя позволить кучке бандитов себя запугивать. И вообще, русские своих не бросают – с 1990 года идет выдавливание из Чечни русскоязычного населения, растет число убийств. Самый острый спор происходит среди сторонников президента Ельцина. Бывший и. о. премьера Егор Гайдар в ужасе, он говорит, что после начала войны в Чечне его партия «Выбор России» больше не может поддерживать Ельцина: отправив войска в Чечню, тот предал демократию. А ведь Гайдар – лидер пропрезидентской фракции «Выбор России» в Госдуме, самой большой в парламенте, избранном в 1993 году. Однако главный спонсор партии Гайдара бизнесмен Олег Бойко с ним не согласен.
Владелец банка «Национальный кредит» и компании ОЛБИ, Олег Бойко – один из самых политически активных банкиров. Он сейчас вспоминает, что в 1993 году друзья-финансисты предложили ему наладить отношения с властью – и он взял на себя финансирование «Демократического выбора России» Гайдара. Бойко возглавил исполком партии, и хоть он и не был депутатом Госдумы, долгое время ему приходилось едва ли не в ежедневном режиме рулить парламентом. Он занимал «ленинский номер» в гостинице «Националь» – угловой люкс с балконом, где в 1918 году Ленин с женой и сестрой жили после переезда правительства из Петербурга в Москву. Бойко с балкона не выступал, но номер был удобен тем, что здание Думы располагалось ровно напротив – можно было и у себя принимать депутатов, и, если надо, самому ходить в парламент или в Кремль. Именно при поддержке Бойко Гайдару удалось превратить свою фракцию в самую большую в Думе. По итогам голосования в парламент «Выбор России» занял только второе место после ЛДПР, но во фракцию вошло много одномандатников – некоторых привлекли не бесплатно.
Начало войны в Чечне положило конец альянсу: Бойко поддерживает президента и ввод войск в Чечню. А в феврале 1995-го он уходит с поста главы исполкома «Демвыбора России», съезжает из «ленинского номера» «Националя» и перемещается в куда более удобное место для налаживания отношений с властью – на подоконник в приемной Коржакова. Бойко и Березовский все свои вопросы решают через Коржакова – а глава президентской охраны, само собой, за войну в Чечне.
Именно по предложению Бойко, в том же феврале 1995-го вошедшего в число акционеров ОРТ в составе так называемой «большой восьмерки» крупнейших российских компаний, кресло главы ОРТ вместо убитого Листьева занимает Сергей Благоволин, ранее глава московского исполкома «Выбора России».
Коржаков делится с Бойко своей идеей: выборы очень мешают стране. Особенно президентские. До выборов еще полтора года, но Коржаков очень широко трактует понятие «безопасность президента», за которую он отвечает: он должен защитить Ельцина и от возможного поражения на выборах в июне 1996-го, а значит, нужно перенести выборы, и думские, и президентские, на два года.
В марте 1995 года Бойко по совету Коржакова дает пространное интервью газете «Коммерсантъ», в котором говорит: вся «большая восьмерка» крупнейших бизнесменов страны настаивает на том, чтобы перенести выборы на два года. По его словам, население настолько разобщено, что выборы в 1996 году проводить просто опасно. Нужно сначала консолидировать общество – с чем за это время может успешно справиться недавно созданное лояльное президенту ОРТ.
Слова Бойко немедленно начинают опровергать его партнеры по «большой восьмерке» – сейчас бизнесмен признает, что интервью было скорее их с Коржаковым импровизацией, чем выражением общей позиции бизнеса. В результате идею переноса выборов не поддерживает никто, и она на время забывается.
Зато Бойко приближается к другой своей цели – приватизировать Сбербанк. Он тогда считается очень проблемным активом с миллионами вкладчиков-пенсионеров, потерявших свои кровные, – с ними совершенно непонятно что делать. В мае 1995 года первый вице-премьер Анатолий Чубайс неожиданно приезжает на собрание акционеров Сбербанка. В заседании объявлен перерыв, руководство банка выходит с вице-премьером в отдельную комнату, где Чубайс объявляет, что государство, наконец, решило приватизировать крупнейший банк страны. Госпакет, который сейчас находится у Центробанка, будет передан Госкомимуществу, а потом продан – и все это в течение месяца. В этот момент все смотрят на скромно стоящего тут же банкира Олега Бойко, миноритарного акционера, в последние месяцы активно скупающего акции Сбербанка.
Бойко вспоминает сейчас, что он, конечно, не планировал приобретать контрольный пакет: для того чтобы управлять банком, достаточно иметь самый крупный пакет, если остальные распылены.
Егор Гайдар, глава «Демократического выбора России», лишившись денег Олега Бойко, зимой 1995-го обращается за финансовой поддержкой к Владимиру Потанину, совладельцу ОНЭКСИМ-банка. Потанин помогает небольшой суммой, а взамен просит бывшего премьера об одолжении – организовать встречу с Анатолием Чубайсом, единомышленником и бывшим подчиненным Гайдара. Тот не отказывает.
Потанин долго ждет в приемной – Чубайс принимает его ближе к полуночи. И хозяин ОНЭКСИМ-банка предлагает передать ему в управление акции «Норильского никеля» – одного из крупнейших предприятий России.
Заняться производством – давняя идея Потанина, хотя он никогда раньше не имел дело с промышленностью. Ему всего 34 года, он из советской золотой молодежи, сын торгового представителя СССР в Новой Зеландии. Окончил МГИМО, работал в системе внешней торговли. Знакомства отца, конечно, очень помогают в создании собственного банка, ведущего внешнеторговые операции. Но к середине 1990-х, рассказывает Потанин, он понимает, что ему не нравится банковская деятельность, «от пустой спекуляции он не получает никакого удовольствия – его тянет к производству». К 1994 году он приходит к выводу, что большая часть предприятий в России управляется совершенно неэффективно. Старые советские руководители заводов, как правило, не знают, что делать с ними в новых условиях.
«Красные директора не платят зарплату, не могут ничего решить, неграмотно себя ведут, окружили себя бандитами, которые откровенно доят их предприятия, и так далее, – так размышляет Потанин. – Я вдруг подумал: если вот эти рулят такими колоссальными предприятиями… А они, кстати говоря, их не приватизировали, не купили, ничего не вложили, просто это все досталось им в управление… Так неужели я при тех преимуществах, которые у меня есть, при знании иностранных языков, при контактах, умении общаться, – неужели я не сделаю лучше?»
Красные директора – особый феномен 1990-х. Это старые советские руководители предприятий, оставшиеся у руля в момент распада СССР. Каждый из них за последние годы превратился в маленького царя – хозяина не только своего производства, но и окрестных земель.
Термин «красные директора» – наследие НЭПа, когда молодая советская власть направляла на предприятия молодых коммунистов проводить линию партии и правительства. К 1990-м смысл поменялся на противоположный: красные директора управляли государственными предприятиями как своей собственностью. Когда в 1992 году началась ваучерная приватизация, настал их звездный час. Они убеждали сотрудников соглашаться на следующий вариант: предприятие переходило в собственность трудового коллектива, а в реальности – руководства.
Используя свое положение, директора задерживали зарплаты, выплату налогов и расчеты за государственное сырье и энергию. Прибыльная часть бизнеса, например экспорт или аренда помещений, выводилась за рамки предприятия, обогащая руководство, местную власть, а зачастую и преступные группировки.
Самые знаменитые красные директора – это, к примеру, Виктор Черномырдин из «Газпрома» или его первый зам, бывший директор Карагандинского металлургического комбината Олег Сосковец. Многие красные директора были неплохими инженерами, но очень редко оказывались успешными бизнесменами. В 1990-е почти все предприятия на территории России под руководством красных директоров начинают загибаться: не платят налоги и зарплаты работникам, копят долги, останавливают производство.
«По складу характера и по опыту они были не руководителями компаний, а начальниками цехов. В ситуации, когда надо было становиться руководителями, они не смогли в них превратиться, – так описывает красных директоров Михаил Ходорковский. – Все, что можно было проебать, они, естественно, проебали. К 1995 году они уже настолько раскачали рабочий класс, что речь шла об остановке экспортных трубопроводов или о прекращении отгрузки, если говорить про "Норильский никель". Плюс, конечно, никто из красных директоров не платил никаких налогов вообще. Задолженность по налогам была за год».
С «Норильским никелем» и его красным директором Анатолием Филатовым Потанин пытается выстраивать отношения. ОНЭКСИМ-банк дал предприятию кредит и предложил сотрудничество. Филатов руководит предприятием с 1989-го – он, собственно, и сделал «Норникель» концерном, подобно тому, как Черномырдин придумал «Газпром». Филатов – полновластный хозяин Норильска. Он прекрасный главный инженер, но не самый успешный бизнесмен – под его руководством «Норникель» становится убыточным и перестает платить налоги. По легенде, Филатов изобретает хороший способ избегать претензий центра: всякий раз, когда из Москвы прилетают чиновники за деньгами, норильские рабочие выводят на взлетную полосу несколько экскаваторов. Самолет с непрошеными гостями не может сесть и улетает.
«У тебя весь сбыт в бандитах и непрофессионалах, финансовой дисциплины никакой, с налогами полный завал, – так описывает свой диалог с Филатовым Потанин. – Мы в нашем банке создали под тебя специальный департамент, который ведет твои дела. Давай ты там командуй людьми, энергетикой, хозяйствуй, а мы будем бэк-офисом, грубо говоря». Филатов отвечает, что не против.
Первый вице-премьер Чубайс внимательно слушает рассказ Потанина. Идея отдать предприятие в управление молодому банкиру кажется ему интересной. Хотя он и высказывает опасение, что без конкурса это нехорошо. «90 % страны лежит в руинах, не платятся налоги, не платится зарплата, вы сейчас между кем и кем собираетесь проводить конкурс? – убеждает его Потанин. – Вот если бы у вас здесь стояла очередь из таких, как я, которые говорили бы: давайте мы чем-нибудь поуправляем – да, тогда бы вы между нами устроили конкурс. А у вас очередь из тех, кто хотел бы, чтобы им просто поправили ситуацию». «Не издевайтесь», – соглашается Чубайс.
Но, несмотря на положительную реакцию Чубайса, план не реализуется. В последний момент, в конце 1995-го, Филатов понимает, что теряет контроль над предприятием, и идет к главному оппоненту Чубайса – первому вице-премьеру Олегу Сосковцу. Тот блокирует постановление об акциях «Норникеля».
Формально должности Чубайса и Сосковца называются одинаково – они оба «первые вице-премьеры». Чубайс курирует экономические реформы, а Сосковец – промышленность. Но, как рассказывает сам Чубайс, есть «первый первый» и есть «второй первый» – и это очень разные величины. Сосковец – «первый первый» вице-премьер, а Чубайс – только «второй первый», а значит, Сосковец намного влиятельнее.
В 1995 году Сосковец – фактически альтернативный глава правительства. Заседания кабинета под председательством премьера Черномырдина проходят по четвергам, а по вторникам собирается «комиссия по оперативным вопросам», которую возглавляет Сосковец. И в эту комиссию входят почти все министры – кроме силовиков, и решает она почти те же вопросы. То есть получается, что по четвергам премьер-министром работает Черномырдин, а по вторникам – Сосковец.
Вице-премьер Юрий Яров (слева), первый вице-премьер Анатолий Чубайс и первый вице-премьер Олег Сосковец в правительственной ложе в Думе
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Еще сила Сосковца в том, что он дружит с Коржаковым. Они почти ровесники (Коржакову – 45, Сосковцу – 46), любят выпивать вместе, легко находят общий язык. Ненавидящий Черномырдина Коржаков именно в Сосковце видит идеального премьера.
Наткнувшись на сопротивление Сосковца, Потанин решает зайти через него. Он излагает первому вице-премьеру предложение, как можно наполнить бюджет деньгами, не продав при этом никаких госпредприятий. Оно как нельзя кстати перед думским голосованием по бюджету-1995.
Дело в том, что в Думе, избранной в 1993 году, ни у кого не было большинства, спонтанные коалиции складывались под каждый новый законопроект. Проведение через Думу бюджета каждый год оказывалось делом для правительства нелегким. Как правило, депутаты утверждали бюджет уже в начале финансового периода, в феврале или в марте. С начала 1995 года депутаты готовятся к новым парламентским выборам, назначенным на декабрь, поэтому особенно критично настроены к правительству и выдвигают еще несколько любопытных требований к содержанию бюджета-1995.
С одной стороны, они поручают правительству провести в 1995 году приватизацию, с тем чтобы привлечь в бюджет не меньше миллиарда долларов. С другой стороны, запрещают продавать в частные руки стратегически важные предприятия, например, нефтяные или металлургические компании. Как выполнить предписание парламента: заработать миллиард и не тронуть крупные производства? Задача выглядит неразрешимой. Но владелец ОНЭКСИМ-банка предлагает выход: частные банки могут выдать государству кредит под залог акций добывающих предприятий. По истечении кредитного периода, если государство не возвращает полученные деньги, то банки могут эти предприятия продать с аукциона – осуществив при этом предпродажную подготовку и приведя предприятия в надлежащий вид. Сосковцу идея Потанина нравится: государство получает деньги прямо сейчас и ничем не рискует.
Олег Сосковец вызывает к себе Альфреда Коха, чиновника из Госкомимущества – ведомства, которое отвечает за приватизацию. И говорит ему: «Слушай, тут ко мне заходил Потанин Владимир Олегович. Знаешь такого?» «Знакомы шапочно», – отвечает Кох. «У него есть несколько идей, поговори с ним». На самом деле, конечно, Кох знает Потанина – они тесно общаются. С этой встречи, как уверяет Кох, и начинается приватизация. Крупнейшие российские предприятия, бывшие в СССР государственными, в течение ближайшего года перейдут в собственность нескольких банкиров. А самих этих банкиров станут называть олигархами.
30 марта 1995 года Потанин едет на заседание правительства. Его сопровождают – для моральной поддержки – два других крупных банкира: владелец Столичного банка сбережений Александр Смоленский и владелец банка «Менатеп» Михаил Ходорковский. Они нужны скорее для массовки: Потанин говорит на заседании, что его идея – это предложение консорциума крупнейших российских банков, но на самом деле он еще ничего ни с кем из коллег не обсуждал. Зато в правительстве уже все согласны.
Потанин выступает перед членами правительства и предлагает государству кредит в размере 9 триллионов рублей (примерно 1,8 миллиарда долларов по тогдашнему курсу) под залог акций РАО «Единые энергосистемы», «Норникеля», Ростелекома, ЮКОСа и еще нескольких компаний.
Правительству страшно нужны деньги. Нефть в 1995 году стоит 16 долларов за баррель, ВВП России – менее 400 миллиардов долларов. Доходы – около 37 миллиардов долларов, расходы – примерно 52 миллиарда, дефицит – 15 миллиардов. Платить зарплаты и пенсии нечем. Каждую неделю к Черномырдину приходит министр финансов с ведомостью, и премьер-министр галочками обозначает, на что тратить деньги, а на что нет.
Поэтому Черномырдин внимательно слушает выступление Потанина и уточняет: «А вы с кем-то из правительства это уже обсуждали?» «Да, с Олегом Николаевичем», – отвечает Потанин. Сосковец подтверждает, что он одобрил предложение банкира. Чубайс тоже кивает. Присутствующие в шоке – это едва ли не первый случай, когда Сосковец и Чубайс одновременно «за».
О выступлении Потанина пишет вся пресса – в 1995 году в России расцвет печатных СМИ, все интересуются экономикой и бизнесом. Впрочем, журналисты едины во мнении, что ничего из предложенного плана не получится: протащить какую-то идею через российский госаппарат – дело непростое. Бюрократия похоронит любую инициативу, уверены журналисты.
Сам Потанин понимает, что его идейный сторонник – это именно Чубайс, потому что сама мысль заменить государственную собственность на частную Чубайсу кажется крайне важной. «Чубайс играл роль такого прогрессивного рыночника, а Сосковец – ретрограда, которой за красных директоров, – рассказывает Потанин. – Вот так мы и поделились на две команды, как во дворе во время футбола».
Бизнесмены, которых Потанин считает своими союзниками, – это люди, совершившие невероятный скачок и заработавшие за последние пять лет огромное состояние. Они прошли путь от преступников (по советским законам) до миллионеров. В Советском Союзе частное предпринимательство было вне закона – бизнесменов называли спекулянтами и сажали. Например, один из самых опытных российских банкиров 42-летний Александр Смоленский в СССР отсидел два года. В 1987-м он создал строительный кооператив, а потом стал владельцем Столичного банка сбережений. У многих крупнейших банкиров середины 1990-х есть опыт нелегальной торговли. Почти все продавали компьютеры – как Михаил Фридман, или даже поддельный алкоголь и джинсы – как Михаил Ходорковский.
Лидеры российского крупного бизнеса. Стоят (слева направо): Михаил Ходорковский, Василий Шахновский, Михаил Фридман, Джаванфар Замани, Анатолий Чубайс, Владимир Потанин, Александр Смоленский, Борис Березовский, Бадри Патаркацишвили, Петр Авен, Леонид Невзлин, Виталий Малкин, Сергей Зверев и Константин Кагаловский. Сидит Александр Шохин
Личный архив Сергея Зверева
Некоторые, как Потанин, имеют богатый опыт работы в советских финансовых госструктурах. Для банкиров начала 1990-х это важно, потому что основной клиент для них всех – государство. А у государства нет выбора: промышленность в России еще не работает, деньги есть либо у бандитов, либо у банкиров. Все крупные банки работают напрямую с государством – то есть деньги правительства, министерств, государственных органов и госпредприятий лежат в частных банках. Например, ОНЭКСИМ-банк держит счета таможни и Госкомимущества, «Столичный» и «Мост» – московского правительства, «Менатеп» – Минфина, Альфа-банк – налоговой инспекции и так далее.
Коллеги Потанина реагируют на его предложение по-разному. Некоторые, как владелец банка «Менатеп» Михаил Ходорковский, – с явным интересом. Другие, вроде хозяина банка «Национальный кредит» Олега Бойко, говорят, что хотят заниматься интеллектуальной финансовой работой, а ехать в Сибирь, решать проблемы неплатежей и конфликты в трудовых коллективах, общаться с рабочими – не слишком большое удовольствие. Наконец, Михаил Фридман из Альфа-банка полагает, что идея Потанина просто нереализуема – государство ни за что не отдаст свои основные предприятия за бесценок.
«Я отнесся ко всей этой идее крайне скептически, – рассказывает спустя 25 лет Фридман. – Поначалу я просто не поверил. Было понятно, что это раздача собственности за просто так. Я считал, что это невозможно. Я еще понял бы, если бы государство решило привлечь иностранных инвесторов. Но внутри страны денег ни у кого не было. Все эти банки занимались только тем, что привлекали государственные же деньги: таможенные, минфиновские и так далее. То есть макроэкономически вся эта идея изначально была лишена смысла. Это было просто распределение собственности за символические деньги».
Олег Бойко уверен, что роль банкиров в 1990-х особенная – они держат счета госорганов, а значит, государство зависит от них. «Их можно в полном смысле слова считать олигархами», – говорит он. (На самом деле слово «олигархи» в тот момент еще не употребляется – оно появится чуть позже, как раз после залоговых аукционов.) В результате эти несколько человек, по сути, будут назначены миллиардерами, считает Михаил Фридман.
В марте 1995 года, примерно в то же время, когда банкир Владимир Потанин излагает вице-премьеру Олегу Сосковцу свой план приватизации, другой банкир – Владимир Гусинский – собирает партнеров и менеджеров, чтобы придумать, как спасать бизнес. Встреча происходит в Лондоне: Гусинский улетел из России еще в декабре 1994-го и с тех пор не рискует возвращаться. Он боится не только давления со стороны Коржакова, но и того, что его закажут и убьют.
У Гусинского разветвленная империя: и банк, и страховая компания, и медиахолдинг, и много чего еще. Партнеры выступают по очереди и все говорят одно и то же. «Володь, НТВ тянет весь бизнес на дно, банк закроют рано или поздно, страховую закроют, все остальное тоже закроют или отберут. Что делать с НТВ – решать тебе: закрывать или продавать, но расставаться надо», – так вспоминает общий тон всех выступлений Евгений Киселев. «Я почувствовал себя как на собственных похоронах, – признается он. – Тем более что не подразумевалось, что я там что-то должен был говорить, больше слушать». Зато президенту НТВ Игорю Малашенко слово дали – он выступал последним.
«Если ты, Володь, закроешь НТВ, мы – я, Киселев, Добродеев – как-нибудь устроимся, найдем себе по своей специальности какую-нибудь другую работу, – так пересказывает его речь Киселев. – А тебя уебут. Когда они увидят, что ты отдал НТВ, они решат, что ты слабак. Значит, у тебя можно забирать и все остальное. И все у тебя отберут. А пока у тебя есть НТВ, тебя никто не тронет, потому что ты не просто бизнесмен, ты владелец телевизионной компании, которая единственная в России сейчас проводит независимую редакционную политику, и об этом пишет вся европейская и американская пресса». Малашенко обращается к партнерам Гусинского: «Вы, ребята, в банковском деле, конечно, разбираетесь, а в политике не очень. НТВ – это ваша активная броня. Пока мы есть, вы защищены». Выслушав всех, Гусинский резюмировал: «Решение такое: продолжаем работать».
Приближается 9 мая 1995 года, 50-летие победы в Великой Отечественной войне. Администрация президента России готовит большой праздник и парад на Красной площади, куда приглашают всех мировых лидеров. Администрация Билла Клинтона передает через министра иностранных дел Андрея Козырева: чтобы избежать ненужных тем во время переговоров американского президента с Ельциным в Москве, было бы здорово продемонстрировать, что со свободой слова в России все в порядке. Хорошим сигналом было бы, если бы владелец НТВ Владимир Гусинский вернулся в Россию. И действительно, накануне Дня Победы Гусинский возвращается.
К тому же Малашенко уверяет его, что гроза прошла – Кремль не станет закрывать самый популярный телеканал за полгода до думских выборов, намеченных на декабрь 1995-го.
Пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев вспоминает, что в 1995 году его вызывает к себе президент. Рядом сидит Коржаков. «Что вы думаете о Киселеве? – сердито спрашивает Ельцин. – Мне кажется, с ним надо что-то делать». «А что же, Борис Николаевич?» – интересуется пресс-секретарь. «Я поручаю вам снять его с работы», – повелевает Ельцин. «Борис Николаевич, ну я как-то не представляю себе, как я его уволю», – удивляется Медведев. «А вы подумайте, как это сделать», – настаивает Ельцин. Коржаков улыбается. Медведев уходит озадаченный – и ничего не делает. Ельцин тоже больше не возвращается к этому вопросу.
Потанин утверждает, что после выступления на заседании правительства его идея подвисает – Кох забирает себе все документы и говорит, что пока ничего больше делать не надо. Конкуренты Потанина рассказывают другую версию: будто Потанин активно «тусует» Коха, то есть дружит с ним и организовывает его досуг, чтобы добиться максимально лояльного отношения. Впрочем, те же конкуренты полагают, что коррупционных отношений между ними нет: Кох и Чубайс начинают продвигать план Потанина, потому что считают его перспективным, никаких взяток Потанин им не давал.
Летом и чиновники, и бизнесмены разъезжаются в отпуска. А когда в августе 1995-го Кох возвращается с отдыха, он получает выговор от начальства за то, что план по выручке не выполнен и неясно, где Госкомимущество будет брать деньги. Через неделю на следующее заседание правительства Кох приходит с черновиком указа президента. «Это план, о котором говорил Потанин», – напоминает он членам правительства. Они тут же соглашаются – альтернатив быстро найти деньги все равно нет.
Как раз в это время Березовский вспоминает про Абрамовича и его нефтяной проект. Он объясняет своим знакомым в Кремле, что телеканалу ОРТ необходимы деньги: телевидение – очень затратный и убыточный бизнес. Но он очень нужен власти как инструмент политического влияния – особенно в ситуации, когда есть крайне критично настроенный НТВ, принадлежащий Гусинскому. Чтобы содержать ОРТ, Березовскому надо получить нефтяную компанию, доходы от которой он будет тратить на развитие телеканала. За полгода до думских выборов и за год до президентских власть в этом заинтересована даже больше, чем сам Березовский, – так объясняет он и Коржакову, и Илюшину. Обычно помощник и охранник не согласны друг с другом – но тут редкий случай, когда они едины. 24 августа 1995-го Борис Ельцин, еще на больничном после первого инфаркта, подписывает указ о создании новой структуры – она получает название «Сибирская нефтяная компания», или коротко «Сибнефть». Правительство в шоке. В первую очередь министр топлива и энергетики Юрий Шафраник, который ничего не слышал о таких планах. Он создал государственную компанию «Роснефть», а у нее неожиданно увели самые ценные ее активы – «Ноябрьскнефтегаз» и Омский НПЗ.
В процессе подготовки залоговых аукционов советник президента Ельцина по экономике Александр Лившиц предлагает добавить к схеме еще одну деталь: государство возьмет у банков кредиты не менее чем на год, а значит, они обретут в собственность заложенные предприятия тоже не ранее чем через год. Например: если банк получает нефтяную компанию под залог осенью 1995 года – за полгода до президентских выборов, то ее владельцем он станет только осенью 1996-го – через полгода после голосования. Это значит, что сохранить собственность банку удастся только в том случае, если президентом будет избран Борис Ельцин – или любой другой сторонник приватизации. Победа кандидата-коммуниста будет означать, что приватизация отменяется и банк лишается своей собственности.
Именно этот пункт, как считает Кох, привлекает особенное внимание Чубайса. Он говорит, что придуманное Лившицем условие очень важное – необходимо, чтобы оно было четко вписано в нормативные акты о проведении аукционов. Чубайс настаивает спустя 25 лет, что с самого начала важнейшей целью залоговых аукционов было привязать крупный бизнес к президенту Ельцину и правительству реформаторов. Растянутая на год приватизация гарантирует, что богатейшие люди страны будут кровно заинтересованы в том, чтобы Ельцин остался у власти.
31 августа 1995 года Ельцин подписывает указ о проведении залоговых аукционов. Потанин вспоминает, что он тогда отдыхал на Лазурном Берегу – сидел с бокалом розового шампанского в ресторане Chez Acchiardo. Узнав об указе, он срывается – и летит в Москву.
Потанин собирает у себя крупнейших банкиров страны, чтобы обсудить с ними указ Ельцина и последующие действия. «Я им предложил: чтобы этот указ реализовался, его нужно наполнить предприятиями, – вспоминает он свои слова. – Поэтому идите, договаривайтесь с заводами, с которыми у вас нормальные отношения, вписывайте их в этот список. Наверное, кто-то скажет, что это нехорошо, картельное соглашение и так далее. Мы пытались договориться о том, чтобы не сталкиваться лбами, потому что у нас были другие враги. Грубо говоря, "новые бизнесмены" против красных директоров».
Теперь уже даже вчерашние скептики понимают, что были неправы и надо попытаться принять участие в залоговых аукционах. «Стало понятно, что участие в этих аукционах даст колоссальное конкурентное преимущество, которое будет невозможно компенсировать органическим образом, – рассказывает Михаил Фридман, – Там сдают на руки сразу козырных туза, короля, даму и валета».
Владелец банка «Менатеп» Михаил Ходорковский вспоминает, что в ходе предварительного распределения, кому какое предприятие достанется, правительственные чиновники выдвинули несколько условий. Одно из них – это должны быть живые деньги, в долларах, конечно. Поэтому желающим приходится выискивать деньги по всему рынку – брать в долг у всех у кого можно.
Еще одно условие – никаких иностранных денег. Первоначально Гайдар и Чубайс были, может, не против привлечения зарубежных инвесторов, но левое большинство в парламенте запретило «продавать родину». В 1995 году все уже согласны: так правительство не утратит контроль над страной, а российский бизнес избежит появления богатых конкурентов из-за границы. В правовых актах, которые готовят организаторы аукционов во главе с Альфредом Кохом, прописано, что иностранные покупатели до конкурса не допускаются. Правда, сказано это максимально общо и нечетко – чтобы невозможно было определить, какая именно компания считается иностранной. Вместе с Кохом над формулировками работает топ-менеджер «Менатепа» Константин Кагаловский. Замысел прост: если что-то пойдет не так и аукцион выиграет неправильный участник, то результаты торгов всегда можно будет отменить по решению суда, обвинив победителя в том, что он пользовался деньгами из-за рубежа.
Наконец, последнее важное, по словам Ходорковского, условие, которое ставит правительство: «Вы должны сами разобраться с красными директорами приватизируемых компаний, потому что у правительства нет политических ресурсов, чтобы заставить их согласиться на приватизацию».
Избавиться от красных директоров, сменить неэффективных собственников и управленцев на других, более современных и компетентных, – давняя мечта Анатолия Чубайса, это, говорит он, помогает смириться с совсем не прозрачной схемой подготовки аукционов. Большая часть красных директоров по своим убеждениям – вовсе не сторонники реформ. Все они добились высоких постов при Советском Союзе, и многие сожалеют о распаде СССР. Они всячески сопротивляются нововведениям и часто саботируют решения руководства страны – прежнее правительство «молодых реформаторов» во главе с 30-летними Гайдаром и Чубайсом они вовсе игнорировали. Именно поэтому, чтобы найти с красными директорами общий язык, Ельцину пришлось поставить во главе кабинета понятных им Черномырдина и Сосковца. Наконец, многие красные директора были членами компартии и симпатизируют коммунистам. В преддверии президентских выборов иметь по всей стране целый класс враждебных тебе собственников опасно – поэтому их надо по максимуму заменить на молодых капиталистов.
Томас Пикеринг, посол США в России в 1995 году, вспоминает о своей встрече с Чубайсом. «Анатолий Борисович, вы же предаете идеи открытой экономики. Зачем вы проводите эти аукционы?» – так вспоминает свои слова Пикеринг. «А откуда нам еще деньги на президентские выборы?» – будто бы отвечает Чубайс.
25 сентября 1995 года Альфред Кох подписывает распоряжение Госкомимущества со списком выставляемых на аукционы предприятий. Список немного изменился по сравнению с тем, который весной предлагал Потанин. В нем значатся «Норникель», Новолипецкий металлургический комбинат и несколько нефтяных компаний – «Лукойл», ЮКОС, «Сургутнефтегаз» и СИДАНКО. Только что созданная «Сибнефть» пока там не упоминается.
Поскольку главная цель правительства – хоть чем-то наполнить бюджет, Чубайс начинает в 1995 году еще один крестовый поход – против налоговых и таможенных льгот. В январе 1995-го он идет к Ельцину с проектом указа, отменяющего все послабления.
Василий Шахновский (слева), Анатолий Чубайс и Виктор Черномырдин
Личный архив Сергея Зверева
«Я долго готовил указ, это была такая спецоперация, я не выпускал портфель из рук, никому не давал даже почитать проект», – вспоминает Чубайс. В приемной Ельцина он встречает своего давнего товарища Александра Лившица, помощника президента по экономике. «Знаешь, не ходи», – по-дружески предупреждает Лившиц Чубайса. «Почему?» – спрашивает первый вице-премьер. «Ну просто не ходи. Я картину знаю. У тебя нет никаких шансов», – объясняет Лившиц, имея в виду, что слишком уж могущественны лоббисты льгот. «Ну извини, я все-таки пойду», – упирается Чубайс.
Льготы были введены еще в 1992 году, их получили несколько организаций, например, Фонд инвалидов войны в Афганистане, Русская православная церковь и Национальный фонд спорта. Так «афганцы», РПЦ и «спортсмены» превратились в крупнейших контрабандистов в стране: к середине 1990-х через них идет импорт алкоголя и сигарет. Но если «афганцы» – это крупнейшая мафиозная группировка в России, то Национальный фонд спорта пытается выстроить официальную бизнес-империю. Ведь над фондом стоит Шамиль Тарпищев, выдающийся теннисный тренер, спарринг-партнер на корте и советник президента Ельцина, а также близкий друг Александра Коржакова. Рассказывают, что причина влиятельности Тарпищева в том, что на корте он всегда играет в паре с Ельциным. Тарпищев – теннисный профи, а значит, их пара неизменно выигрывает. И у президента после каждого матча прекрасное настроение. Отчасти благодаря симпатии президента теннис превращается в главный вид спорта в стране. Спустя десятилетие Россия станет одной из ведущих теннисных держав, а в 1996 году впервые в истории российский теннисист выиграет турнир Большого шлема: Евгений Кафельников победит на Roland Garros.
Придуманный Тарпищевым Национальный фонд спорта (НФС) должен финансировать развитие спорта в стране: строить школы, давать деньги на проведение турниров, спонсировать подготовку сборных, помогать ветеранам.
Но откуда взять деньги на «здоровье нации»? Кто-то в окружении Тарпищева придумывает, что надо использовать нездоровые привычки. В 1993 году Ельцин подписывает указ, по которому Национальный фонд спорта получает право беспошлинного ввоза в Россию алкоголя и сигарет.
Любимое спортивное событие президента, которое проходит в России раз в год, – Кубок Кремля. Это турнир не самой высокой категории, игроки первой десятки на него не приезжают. Но для российской элиты это важнейшее событие – Ельцин, Коржаков и Тарпищев всегда смотрят матчи в «Олимпийском», а прием участников и победителей в Кремлевском дворце съездов – главное светское событие года. В одном зале оказываются самые влиятельные люди в стране: члены правительства, депутаты Думы, сотрудники ФСБ и Службы безопасности президента, а рядом с ними лидеры измайловской, ореховской, гольяновской и других преступных группировок. НФС плотно связан с бандитами: спортсмены ввозят в Россию без пошлин алкоголь, ОПГ контролируют его продажу в стране. Титульный спонсор Кубка Кремля – производимая в Бельгии Kremlyovskaya vodka, все в правительстве знают, что ее возят «измайловские».
Впрочем, этим занимается, конечно, не сам Тарпищев: вокруг него всегда много людей, в которых он не очень-то хорошо разбирается. Финансовыми вопросами ведает его ближайший помощник и правая рука – Борис Федоров. В 1994 году Тарпищев уступает Федорову пост президента НФС. Тому всего 35 лет – еще в 1989-м он работал на заводе по производству телевизоров, потом ездил челноком[4] в Китай. В 1990-м он руководил теннисным клубом около стадиона «Динамо», а теперь оказывается во главе компании с миллиардным оборотом. Тем не менее он проявляет себя успешным руководителем: НФС получает в собственность «Интурист» и почти все крупные гостиницы в Москве, а также спортивные лотереи. Правда, это никак не отражается на успехах российских спортсменов.
Недавний челнок, возивший из Китая клетчатые сумки, теперь разводит денежные потоки и имеет собственный кабинет в Кремле. По словам очевидцев, в свободное время Федоров развлекается тем, что стреляет из пистолета по фарфоровым вазам. Но Чубайс намерен обрушить благосостояние этой спортивной империи. Чубайс заходит к Ельцину, долго его убеждает и, наконец, выходит с подписанным указом. Он демонстрирует документ побледневшему Лившицу. «Ты страшный человек», – шутит помощник президента. А Чубайс торопит его – указу надо присвоить исходящий номер и потом немедленно отправить на публикацию, чтобы он стал необратимым.
На следующее утро, рассказывает спустя 25 лет Чубайс, он встречает в лифте Белого дома Бориса Федорова. «Что вы натворили?!» – восклицает глава Национального фонда спорта. «Ну что надо было, то и натворил», – с вызовом отвечает Чубайс. «Вы сошли с ума… Вас уничтожат…» «А то, что вы страну грабите миллиардами, это нормально?» – распаляется Чубайс. «Нет, я вас умоляю. Нужно срочно отменить этот указ. У нас за ночь двое убитых». «Ну и вали нахер из России», – горячится Чубайс и выходит из лифта.
Глава НФС Федоров идет к Коржакову и убеждает его, что Чубайс хочет лишить спортсменов льгот, потому что подкуплен западными производителями табака. Якобы они намерены сами продавать сигареты в России, поэтому строят козни против льготников. «Чубайс находится под влиянием крупных производителей табачных изделий за рубежом, – жалуется он Коржакову, – и пытается лишить монополии организации, которые могли бы защитить российский рынок от контрабанды».
Все эти аргументы передают Ельцину. Уговоры длятся долго – через два месяца Ельцин звонит Чубайсу: «Это была ошибка, отменяйте», – требует президент. «Понял, Борис Николаевич, – не пытается спорить Чубайс. – Разрешите доложить предложения о порядке отмены. Дайте мне двое суток». «Доложите», – соглашается Ельцин.
Переубедить Ельцина Коржакову было нетрудно. «В 1990-е различие ментальности между 35-летними и 60-летними – фундаментальное, – вспоминает Чубайс свое противоборство с Коржаковым и Сосковцом. – У нас разный способ мышления, разный язык, разная терминология, разные ценности, манера поведения. Мы молодые, зеленые, в розовых штанишках, они – прошедшие огонь, воду и медные трубы, все в жизни повидавшие. С ними Ельцин и выпить может, а со мной нет. У меня не было случая, чтобы мы сели вдвоем и "Давай выпьем". Я его пьяным-то не видел ни разу в жизни. А они заходили к Борису Николаевичу пять раз в день, я встречался с ним раз в две недели на час. И они капали, капали, капали, капали».
Чубайсу удается достичь компромисса. Прежний указ он отменяет, но добивается того, что льготы все же будут упразднены, просто не резко, а поэтапно. Для Коржакова и его команды Чубайс превращается во врага.
Амбициозный Борис Федоров не останавливается – он планирует из торговца превратиться в банкира. Он хорошо знаком с Олегом Бойко и Борисом Березовским – те даже зовут его в число акционеров ОРТ. Но у Бойко возникают проблемы.
Попытка получить контроль над Сбербанком вызывает негодование коллег: если одному из банкиров достанется самый крупный государственный банк, это создаст невероятную диспропорцию на финансовом рынке. Бойко рассказывает, что после объявления планов правительства по приватизации Сбербанка против него объединились все остальные банкиры. Принадлежащая Гусинскому газета «Сегодня» начинает писать о том, что у «Нацкредита» Бойко проблемы – хотя еще за год до этого Бойко был одним из совладельцев газеты. Банкир подает на газету в суд, но проблемы с ликвидностью у банка действительно есть. К осени проблемы «Нацкредита» становятся почти нерешаемыми, но руку помощи протягивает Борис Федоров – Олега Бойко должны спасти деньги Национального фонда спорта. И всесильный импортер забирает «Национальный кредит» себе, чтобы провести его санацию.
Приближается приватизация крупнейших предприятий страны, но в этот раз, в отличие от ваучерной приватизации, подготовка идет очень тихо. Население страны про предстоящие аукционы почти ничего не знает или считает их чем-то неважным и неинтересным.
Единственный бурно развивающийся сектор экономики 1990-х – это не производство, а торговля. Большая часть бизнесменов (и бандитов) к плану приватизации относится совершенно равнодушно. Кому нужны проблемы, когда можно зарабатывать быстрые деньги?
Юрий Рыдник – акционер компании «Союзконтракт», в 1995 году одной из самых богатых в стране. По его воспоминаниям, перспектива покупать заводы в Сибири «Союзконтракт» совсем не прельщала: «Наша выручка в тот момент составляет 1 миллиард 200 миллионов долларов. Мы продаем куриные окорочка. Таможню мы не платим, налогов не платим. То есть чистой прибыли – 200 миллионов долларов, это больше, чем у кого бы то ни было. И все это наличными».
Куриные окорочка – самый популярный продукт 1990-х. Их еще называют «ножками Буша», потому что в Советском Союзе никогда не продавали курицу по частям. Но с начала 1990-х в Россию начали впервые привозить куриные окорочка в качестве гуманитарной помощи из США, где тогда президентствовал Джордж Буш-старший. А потом крупнейшим импортером куриных ног становится «Союзконтракт».
«Денег было пиздец сколько. 3 миллиона долларов в день – в рублях, правда. Мы КамАЗами вывозили деньги. Мы тогда шутили, что деньги можно вообще не считать, на вес просто оценивать, плюс-минус миллион долларов вообще никого не интересовал», – рассказывает Рыдник. В 1995 году ему всего 29 лет, он живет в Санкт-Петербурге. «Союзконтракт» – известная компания, ее рекламные ролики крутятся на всех телеканалах. Но Потанин и Кох, конечно, даже не предлагают Рыднику и его партнерам участвовать в приватизации. А ему самому мысль купить промышленное предприятие просто не приходит в голову.
Бизнес Рыдника такой прибыльный, потому что он, как и большая часть предпринимателей в России, не платит налоги – окорочка он закупает через Национальный фонд спорта.
Впрочем, и Борис Федоров тоже не обращает внимания на залоговые аукционы. Он отстает на шаг – его амбиции сосредоточены на том, чтобы из контрабандиста превратиться в финансиста.
Казалось бы, банкиры заранее договорились: кому интересны залоговые аукционы, а кому нет. Но по мере приближения торгов выясняется, что некоторые поменяли свою точку зрения. Осенние месяцы 1995-го проходят в постоянных телефонных звонках и закулисных согласованиях.
17 ноября. Первый аукцион – продаются акции компании «Норильский никель». До последнего момента всем кажется, что ОНЭКСИМ легко завладеет «Норникелем» – ведь других претендентов нет. Против только директор Филатов, который не хочет отдавать предприятие в собственность москвичам. Но Потанин полагает, что ему по силам прогнать красного директора и забрать «Норникель» себе. Чтобы конкурс выглядел честным и конкурентным, в нем участвуют сразу три принадлежащие Потанину компании. Но в последний момент появляется новый игрок – фирма «Конт», представляющая банк «Российский кредит». Это шок для всех. «Конт» предлагает за 38 % «Норникеля» 355 миллионов долларов. Потанин и его команда уверены, что с «Российским кредитом» договорился красный директор Филатов, чтобы сорвать аукцион: «Конт» выиграет конкурс, заплатить обещанную сумму не сможет, аукцион будет объявлен несостоявшимся. А через год – кто знает, что будет через год.
Альфред Кох не теряется, он дисквалифицирует неожиданного участника, указав, что стартовая цена лота превышает собственный капитал банка «Российский кредит». И Кох отстраняет «Конт» от конкурса. До аукциона допущены три участника – компании Владимира Потанина. Две предлагают за «Норникель» по 170 миллионов долларов, третья – 170,1 миллиона. Она и побеждает.
После первого аукциона банкиры, которые еще полгода назад не собирались участвовать в залоговых аукционах, заявляют, что передумали, – и начинают протестовать против сговора. 26 ноября владелец Альфа-банка Михаил Фридман, глава «Роскредита» Виталий Малкин и владелец Инкомбанка Владимир Виноградов выступают с совместным заявлением: они требуют перенести залоговые аукционы на более поздний срок и изменить правила их проведения. Систему, при которой организатор аукциона является его участником, они считают несправедливой. Причем в первую очередь они критикуют даже не ОНЭКСИМ, который уже приобрел «Норникель», а «Менатеп», который на следующем аукционе собирается приватизировать ЮКОС.
Три банкира говорят, что Ходорковский, скорее всего, намеревается купить ЮКОС на деньги самого ЮКОСа и Министерства финансов – у обоих есть счета в «Менатепе». Чтобы помешать «Менатепу» завладеть нефтяной компанией, три банка собираются выступить единым фронтом и постараться приобрести ЮКОС на троих. Правда, Фридман признается, что свободных денег на покупку у них не хватает, – поэтому банки готовы внести часть средств в долларах, а часть в ГКО – ценных бумагах, которые выпускает российское государство.
Ходорковский до сих пор возмущается этим демаршем коллег: «Мы дикими усилиями пылесосили этот самый кэш по рынку. Живые деньги. Я тогда занимал у Гуся, у Смоленского… Еще у оборонщиков у наших брал, у разных других людей. Процесс сбора денег был драматичным. Сам аукцион был в этом смысле менее драматичным, потому что было понятно, что еще кто-нибудь так же собрать деньги просто уже не может. А конкурирующие ребята начали совать туда ГКО, ни фига себе! Нас заставили пылесосить рынок, собирая живые деньги и закладывая свои яйца просто под нож, да? А вы такие умные, ГКО-шки хотите спихнуть? Я бы тоже ГКО-шки с удовольствием поспихивал».
Против трех банкиров – возмутителей спокойствия начинается информационная атака на телеканале ОРТ. В вечерних новостях появляется Березовский и говорит, что Инкомбанк, «Роскредит» и Альфа-банк пытаются подорвать основы стабильности и копают под президента. Петр Авен звонит старому приятелю Березовскому с вопросом: «Боря, что же ты делаешь? Мы же тоже акционеры ОРТ, как и ты!» Березовский отвечает, что они играют не по правилам – надо было обо всем договориться и не выносить сор из избы.
Банкиры выступают публично, рассчитывая на то, что правительство не позволит себе их проигнорировать. Потом они приходят к Чубайсу, но он непреклонен. Условия аукционов объявлены заранее и меняться по ходу игры не будут, отвечает он. Минфин будет принимать только доллары, а государственные ценные бумаги не будет. А еще Чубайс говорит им, что ему известны истинные планы консорциума трех банков – они, мол, на самом деле планируют купить ЮКОС для того, чтобы перепродать его иностранцам. А это незаконно и запрещено.
Ему вторит Кох: он «отвечает головой» за итоги аукционов и за выполнение задачи по привлечению денег в бюджет до конца 1995 года, поэтому ничего перенести нельзя. И вообще, замечает он, тот факт, что организатор аукциона является его участником, – это не страшно и никому никаких преимуществ не дает. Но так и быть, в следующий раз это не повторится, обещает Кох.
Поскольку незадолго до начала залоговых аукционов, в конце октября 1995-го, у Бориса Ельцина случился инфаркт и теперь президент лежит в ЦКБ, никому не известно, насколько он работоспособен. Но Чубайс, ссылаясь на разговор с ним, заявляет прессе, что президент согласен, чтобы залоговые аукционы продолжались по заранее оговоренному плану.
Когда большая часть залоговых аукционов уже позади, Березовский вдруг вспоминает про «Сибнефть». По словам знакомых, он любит всегда все делать в последний момент – за минуту до дедлайна, – иначе ему неинтересно: нет вызова, а значит, нет драйва. Потанин рассказывает, что Березовский звонит ему в конце декабря – буквально накануне Нового года – и просит совета, как организовать залоговый аукцион по «Сибнефти».
Но Потанин немного путает – на самом деле это произошло в конце ноября. Борис Ельцин в тот момент в больнице, до выборов в Государственную думу остается пара недель. И вдруг Березовскому буквально в последний момент удается включить «Сибнефть» в программу приватизации. Для этого Альфред Кох и Борис Березовский несколько ночей готовят документы. Потом Березовский отвозит их первому помощнику президента Виктору Илюшину. И 27 ноября Ельцин прямо в больнице подписывает указ о том, что помимо запланированных активов на продажу должна быть выставлена и недавно созданная «Сибнефть».
Крупный бизнес в шоке – только что Чубайс настаивал, что правила менять по ходу не будут, как вдруг список приватизируемых предприятий, опубликованный еще в сентябре, корректируется.
На 7 декабря намечен аукцион по продаже 51 % нефтяной компании СИДАНКО. Заранее решено, что покупателем будет Потанин, и именно ОНЭКСИМ-банку поручено проводить торги. Но 5 декабря в 17:30 неожиданно объявляется конкурент – представитель банка «Российский кредит» приходит, чтобы подать заявку на участие в аукционе. Гарантом на сумму 125 миллионов долларов выступает Инкомбанк. Однако охранники ОНЭКСИМа просто не пускают представителей «Российского кредита» в здание. В 18:00 срок подачи заявок истекает. Президент «Российского кредита» Виталий Малкин звонит Анатолию Чубайсу и требует принять его заявку.
Уже в день аукциона Кох ставит в дискуссии точку: согласно выписке SWIFT, «Роскредит» перевел задаток 4 декабря в 18:23, а нужно было успеть до 18:00. В конкурсе остаются двое: Владимир Потанин, действующий через свой банк МФК, и компания «Консул», через которую в торгах участвуют Инкомбанк и Альфа-банк. Стартовая цена составляет 125 миллионов долларов. Кох вскрывает конверт «Консула» – они предлагают 126 миллионов. Это рекорд щедрости для залоговых аукционов – на целый миллион больше, чем начальная ставка. Кох открывает конверт Потанина – 130 миллионов долларов. Потанин побеждает.
Через несколько лет владелец «Российского кредита» Борис Иванишвили будет рассказывать журналистам, что его банк участвовал в аукционах, только чтобы сорвать их. «Если бы мы выиграли, то вернули бы акции государству, – скажет Иванишвили. – Тогда коммунисты атаковали приватизацию, залоговые аукционы давали им мощный козырь, был риск, что они вообще смогут сорвать ее. Ведь приватизационные законы писались наскоро, они были несовершенны, а продажа через залоговые аукционы и вовсе была незаконна».
8 декабря – продажа 45 % акций ЮКОСа. Консорциум из трех банков «Роскредит» – Инкомбанк – «Альфа» переводит-таки на счета Министерства финансов часть средств в долларах, а часть средств в ГКО. Но аукционная комиссия во главе с Кохом отстраняет консорциум от конкурса. Остаются только две компании, обе представляют интересы «Менатепа», одна из них побеждает.
28 декабря – последний день залоговых аукционов. За три дня до Нового года ажиотаж вокруг торгов намного меньше, чем в предыдущие недели: большая часть журналистов разъехалась на новогодние каникулы. В этот день продают недавно созданную и последней включенную в списки торгов «Сибнефть». В конкурсе четыре участника: Инкомбанк, подконтрольная Инкомбанку компания «Самеко», «Менатеп» и, наконец, Нефтяная финансовая компания – детище Бориса Березовского и Романа Абрамовича. Заранее решено, что выиграет Березовский, но Инкомбанк все же рассчитывает сорвать планируемый триумф.
Накануне конкурса юристы Березовского находят ошибки в документах Инкомбанка и объясняют Коху, как можно дисквалифицировать соперников. Аукционная комиссия отстраняет Инкомбанк. Тем временем партнер Березовского Бадри Патаркацишвили летит в Самару и убеждает главу компании «Самеко», пожилого советского красного директора, подписать бумагу о снятии с конкурса и отозвать доверенность у вице-президента Инкомбанка Сергея Калугина. Через 15 лет на суде в Лондоне Березовский будет утверждать, что Бадри просто заплатил директору больше, чем обещал Инкомбанк.
Ровно в 12 часов дня 28 декабря председатель аукционной комиссии объявляет о начале конкурса – и тут же решает сделать перерыв на два часа. Дело в том, что Бадри летит из Самары с документом от гендиректора «Самеко», отзывающим доверенность Калугина. Наконец, важная подпись доставлена. Представитель Инкомбанка возмущен, настаивает, что гендиректор не имеет права отзывать его доверенность, это полномочия совета директоров. «Ну, пусть совет директоров с гендиректором и разбирается», – говорит Кох и отстраняет «Самеко» от аукциона.
Остаются «Менатеп» и НФК. Банк Михаила Ходорковского – просто дублер компании Березовского: по правилам, аукцион считается состоявшимся, если участников больше одного, поэтому «Менатеп» создает видимость конкуренции. Стартовая цена – 100 миллионов долларов. «Менатеп» предлагает ровно 100 миллионов. НФК предлагает 100,3 миллиона долларов и поэтому побеждает. Гарантом выступает банк СБС Александра Смоленского, который по просьбе Березовского дает НФК кредит. Но на самом деле деньги, которые СБС выделяет на покупку «Сибнефти», – это в основном деньги самой «Сибнефти». 80 миллионов долларов лежат на счетах Омского НПЗ в СБС, а еще 20,3 миллиона долларов внес в банк Роман Абрамович. Борис Березовский не тратит своих денег – но все крупные бизнесмены уверены, что «Сибнефть» приватизирована именно в его интересах и для него. Что интересно, так думает и сам Борис Березовский.
Залоговые аукционы проходят так быстро, что большая часть населения страны о них даже ничего и не узнает.
Парламентские выборы тоже позади, пришло время подводить итоги и наказывать виновных. Коржаков с Ельциным разбираются, почему сторонники президента получили так мало голосов на думских выборах. Окружение Ельцина в тот момент явно делится на две группы. С одной стороны «ястребы» – Коржаков, силовики, чиновники с советским бэкграундом, как правило, поддерживающие войну в Чечне. С другой «голуби» – либералы, выходцы из правительства Егора Гайдара, сторонники демократическихсвобод и противники войны в Чечне. Лидер первой группы в правительстве – первый вице-премьер Сосковец. Лидер второй группы – первый вице-премьер Чубайс. Этих людей разделяют, как правило, не личные отношения, а именно ценностные подходы: первым нравится идея переноса президентских выборов, вторым она кажется ошибочной и аморальной.
Версия Коржакова: в поражении виновато либеральное крыло. А значит, от самых непопулярных членов правительства надо избавляться, иначе под угрозой будет результат выборов президентских. Речь, естественно, о друзьях Гайдара – ведь его партия «Демократический выбор России», у которой в прежней Думе была самая большая фракция, теперь даже не преодолела пятипроцентный барьер.
Ельцин соглашается отправить в отставку всех самых видных либералов: главу своей администрации Сергея Филатова, министра иностранных дел Андрея Козырева и первого вице-премьера Анатолия Чубайса. Увольнение Чубайса особенно важно для команды Коржакова и Сосковца. Конечно, это месть за отмену льгот НФС, которая подписана президентом. Но есть у этой отставки и другой смысл: перед президентскими выборами правительству нужны лояльные региональные элиты – как губернаторы и их окружение, так и руководители крупных предприятий. А Чубайса многие областные боссы вообще не воспринимают – поэтому на его место назначают куда более системного человека, красного директора и давнего партнера Бориса Березовского, главу АвтоВАЗА Владимира Каданникова. В отличие от Чубайса, он говорит с региональными начальниками на одном языке.
19 января 1996 года Чубайс собирает вещи в своем кабинете, прощается с коллегами и вдруг видит по телевизору выпуск новостей. В нем показывают, что в Москве прошел совет глав государств СНГ, Ельцина в очередной раз избрали его председателем – чтобы поддержать перед предстоящими выборами. После заседания Ельцин выходит к журналистам, но сам неожиданно начинает говорить вовсе не об СНГ, а о правительстве: перед камерами он начинает распекать отставленного Чубайса, критикуя и приватизацию, и экономическую политику в целом. «Много напортачил», – говорит президент. А потом идет дальше: если бы сняли Чубайса до выборов, у «Нашего дома – России» было бы не 10, а 20 %.
Газета «Московский комсомолец» на следующий день публикует карикатуру: нарисованный Ельцин говорит: «А если бы Чубайса расстреляли, НДР вообще бы победил!» На той же неделе появляется очередной выпуск сатирической программы «Куклы», где кукла Ельцина произносит легендарную фразу «Во всем виноват Чубайс».
В публичный спор с президентом неожиданно вступает бывший и. о. премьера Егор Гайдар. «Думаю, что у НДР больше всего голосов отнял Борис Николаевич Ельцин», – говорит он журналистам. Журнал «Коммерсантъ-Власть» анализирует поведение президента, разгоняющего своих сторонников, в статье под названием «Президент Лир». Впрочем, автор текста даже не подозревает, что со дня на день состоится появление на сцене реальной дочери президента.
Понедельник 9 января – первый рабочий день в 1996 году у всей страны. Новогодние каникулы окончены. День начинается с ужасающей новости: группа чеченских террористов под командованием Салмана Радуева вошла в дагестанский город Кизляр и захватила роддом, городскую больницу и вокзал. Случайные прохожие, которых террористы встретили на улицах, тоже попали в число заложников – всех согнали в роддом и больницу. Всего в руках террористов оказывается около трех тысяч мирных жителей.
Глава Дагестана Магомедали Магомедов немедленно связывается с Виктором Черномырдиным, который полгода назад спасал заложников в Буденновске, после чего начинает переговоры с террористами. К вечеру Радуев соглашается отпустить большую часть заложников, если ему предоставят десять автобусов и два грузовика.
Однако в Москве принимается решение, что повторять буденновский сценарий нельзя. Черномырдин замолкает и не появляется на публике. После неудачных парламентских выборов нет сомнения, что «голуби» из окружения Ельцина потерпели поражение – «ястребы» во главе с генералом Коржаковым победили. Операцией командуют глава ФСБ Михаил Барсуков и глава МВД Анатолий Куликов – они принимают решение уничтожить террористов.
Утром 10 января террористы получают запрошенный транспорт и отпускают большинство заложников из числа мирных жителей – их меняют на нескольких дагестанских чиновников и журналистов. Автобусы с боевиками и 80 заложниками в качестве живого щита уезжают из Дагестана в сторону Чечни. Когда колонна достигает чеченско-дагестанской границы, в воздухе появляется вертолет и открывает по ней огонь. Террористы немедленно разворачиваются, доезжают до ближайшего дагестанского села Первомайское и захватывают его. На их пути также оказывается блокпост, который охраняют 37 омоновцев из Новосибирска. Их террористы разоружают и берут в плен.
Жители Дагестана требуют, чтобы власти добились освобождения оставшихся заложников, а террористов отпустили в Чечню – а не штурмовали село. Вокруг Первомайского собирается несколько тысяч человек. Оно окружено военными кордонами.
13 января на телеэкранах появляется Борис Ельцин, который говорит, что никаких переговоров не будет: «Мы хотим, чтобы террористы были наказаны и выкорчеваны из чеченской земли… Операция очень и очень тщательно подготовлена. Скажем, если 38 снайперов, то каждому снайперу определена цель. И он все время видит эту цель. Когда цель перемещается, и он глазами, так сказать, перемещается».
15 января начинается штурм. Весь день вертолеты наносят удары по Первомайскому неуправляемыми реактивными снарядами. Журналисты, находящиеся в полутора километрах от села, отчетливо видят, как оно горит. Авиация и артиллерия продолжают почти непрерывный ракетный обстрел еще два дня. 17 января подключаются ракетные установки «Град» и самолеты-штурмовики. СМИ все время припоминают Ельцину его «38 снайперов». Почему именно 38? По аналогии с 38 попугаями из советского мультфильма? Окружение Ельцина уверяет, что о 38 снайперах президенту доложил глава ФСБ Барсуков. Но СМИ полагают, что президент совершенно не в курсе дела и не имеет представления о том, что происходит в Первомайском, а снайперов он просто выдумал.
Операция по «овладению селом», как называет ее официальный представитель ФСБ, заканчивается только 18 января. И выясняется, что лидеру боевиков Салману Радуеву удалось бежать, забрав с собой часть заложников из числа жителей Кизляра, Первомайского и даже новосибирских омоновцев – всего 66 человек. Точное число погибших никогда не будет установлено, оценки разнятся – от 120 до 800 человек.
Но и после этого Ельцин продолжает утверждать, что выбранная на этот раз стратегия правильная, а переговоры Черномырдина в Буденновске были ошибкой: «Упустили тогда Басаева – большая часть этой банды пришла с Радуевым сюда, в Кизляр и Первомайское».
Директор ФСБ Михаил Барсуков, объясняя на пресс-конференции, почему террористам удалось сбежать вместе с заложниками, говорит: «Мы только одного не могли рассчитать, что с такой скоростью можно ходить по заснеженному полю… Я впервые вот это встречаю, особенно когда увидел, что боевики снимали башмаки и без обуви шли…» На следующий день на первой полосе газеты «Московский комсомолец» появляется статья «Особо опасный государственный преступник. Особо глупый государственный деятель». Ее автор – Александр Минкин. В статье он требует возбудить уголовное дело против директора ФСБ Барсукова: «Если федеральная служба безопасности в руках такого человека, нет сомнения – отечество в опасности», – пишет он.
Минкин объясняет: на трупах чеченцев действительно не было обуви. Дело в том, что «у чеченских боевиков роскошное американское обмундирование, роскошные американские ботинки. И как только наш солдатик, в портянках, видит мертвого чеченца, первое, что он делает, – это снимает эти роскошные американские ботинки. Оружие потом». Когда на место прибыл директор ФСБ Барсуков, увидел мертвых чеченцев и спросил, почему они босые, ему ответили: «А это, товарищ генерал, потому что у них такая национальная особенность – быстро бегать по снегу босиком». Это директор ФСБ и рассказал на пресс-конференции.
Александр Коржаков (слева), Борис Ельцин, Шамиль Тарпищев и Михаил Барсуков
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
У журналиста Минкина специфическая репутация среди коллег – он часто публикует сливы и прослушки. На журналистском сленге 1990-х таких называют «сливной бачок» – многие считают публикацию сливов ниже своего достоинства. Но Минкин уверен, что он таким образом отвечает на общественный запрос
Коллеги предполагают, что прослушки ему может присылать бывший первый зампред КГБ СССР Филипп Бобков, который теперь работает в группе «Мост» на Владимира Гусинского. Поэтому в скандальной статье в «Российской газете» «Падает снег» в 1994 году Минкина и назвали одним из главных рупоров Гусинского. У Гусинского после нее начались проблемы с бизнесом, а Минкин тогда подал в суд на газету и выиграл.
В 1996 году Минкин продолжает беспощадно уничтожать Коржакова и Барсукова в своих публикациях. После боев в Первомайском он пишет еще один текст: «Козлы любят стеречь капусту» о том, как генерал Коржаков зарабатывает на торговле оружием. Оппозиция сразу же начинает обсуждать бойню в Дагестане в контексте предстоящих выборов – набирающий популярность политик генерал Александр Лебедь заявляет, что власти могут воспользоваться обострением ситуации на Кавказе, чтобы «ввести чрезвычайное положение в стране и ликвидировать остатки демократии, в том числе и президентские выборы 1996 года». Коржаков действительно все чаще в неформальных разговорах настаивает на том, что июньские выборы надо отменить – и перенести на более поздний срок.
Отставка Анатолия Чубайса из правительства выглядит как завершение давнего спора о том, кто будет преемником Ельцина. Почти одновременно с ней – 15 января – Ельцин объявляет о формировании «общероссийского предвыборного штаба». Это как бы еще не его штаб, потому что о собственном решении баллотироваться он пока не объявил, а штаб по подготовке к выборам вообще. Руководителем штаба назначен первый вице-премьер Олег Сосковец.
Новость многие воспринимают как развязку затянувшейся интриги: наконец-то Ельцин определился с тем, кто будет его преемником. Дальнейшее развитие событий предрешено: после выборов Сосковец станет премьер-министром, а потом и сменит Бориса Ельцина на посту президента. Олегу Сосковцу всего 46 лет. Большую часть жизни он проработал на Карагандинском металлургическом заводе, дослужился до директора, а в 1991 году стал министром металлургии Советского Союза – последним министром. После распада СССР Сосковец вернулся в Казахстан и был назначен там вице-премьером, но его позвали обратно в Москву, и в 1993 году Сосковец получил российское гражданство и пост вице-премьера в правительстве Черномырдина.
Сосковец похож на Ельцина в молодости; правда, он не такой харизматичный, зато упорный, работящий и отлично находит общий язык с номенклатурной элитой. Он также прекрасно ладит с Коржаковым, который видит в Сосковце следующего президента России.
Назначение Сосковца главой штаба и отставка Чубайса, на первый взгляд, кажутся окончательным поражением команды либералов и победой их противников. Группу единомышленников Коржакова и Сосковца можно назвать альянсом силовиков и крепких хозяйственников. Это более консервативное крыло, почти все они с советским бэкграундом, многие – с опытом работы в КГБ или в партийных органах.
Свидетельство победы этой группы – новые кадровые назначения, произведенные Ельциным в январе. В дополнение к красному директору АвтоВАЗа Владимиру Каданникову, занявшему кресло первого вице-премьера вместо Чубайса, главой администрации президента становится друг Коржакова, бывший председатель колхоза, а потом краснодарский губернатор Николай Егоров. Министерство иностранных дел возглавляет бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, а потом первый зампред КГБ и глава Службы внешней разведки Евгений Примаков.
Перемены в российском правительстве – большая новость во всем мире. Западная пресса единодушна: Ельцин уволил реформатора Чубайса и сворачивает реформы. Еще болезненнее реакция Международного валютного фонда. В конце 1995 года была достигнута договоренность о том, что МВФ даст России кредит в размере 9 миллиардов долларов, чтобы правительство перед президентскими выборами закрыло долги перед бюджетниками по зарплатам и пенсиям. Но теперь МВФ принимает решение отсрочить выплаты России. В конце января Ельцин звонит по телефону президенту США Клинтону, чтобы заверить его: реформы продолжатся, отставка Чубайса ничего не значит. Ельцин просит Клинтона уговорить МВФ дать России денег.
Предвыборный штаб во главе с Сосковцом начинает работать. Первая задача – собрать подписи: по тогдашнему избирательному закону каждый кандидат должен предоставить в Центризбирком миллион подписей в поддержку своего выдвижения. Сосковец поручает выполнение задачи министру путей сообщения Геннадию Фадееву. Совещание, на котором тот сообщает о результатах, становится легендарным. Выступление министра Фадеева по прозвищу Бригадир очевидцы пересказывают так: «Докладываю. Проведена большая разъяснительная работа, направлены инструктивные материалы, на железной дороге работает 1 250 000 человек. Железнодорожники все как один проголосуют за Бориса Николаевича. Более того – обещаю, что все члены их семей тоже проголосуют, а вместе с членами семей три миллиона голосов у нас есть!» «Вот, смотрите, как работает Геннадий Матвеевич, – хвалит Сосковец, – видите, берите с него пример. Ну, а теперь ты докладывай, министр промышленности, что у тебя?»
Сбор подписей за Ельцина производится при выдаче зарплат. Это особенно легко: банковские карты в тот момент в России еще не используются, зарплаты выдают наличными, для получения денег каждый сотрудник должен прийти в кассу и расписаться в зарплатной ведомости. Одновременно он ставит подпись в поддержку выдвижения Ельцина президентом на второй срок. Через несколько дней все газеты страны напишут: руководство железных дорог вынуждает сотрудников поддерживать Ельцина против их воли.
Скандал очень злит чиновников: им даже и в голову не могло прийти, что из-за подписей поднимется такой шум. Добротный советский метод всегда работал, почему бы не воспользоваться им еще раз? Но в середине 1990-х он дает сбой: многие железнодорожники не хотят видеть Ельцина президентом, не боятся об этом сказать открыто – и большинство газет пишет о скандале. Рейтинг Ельцина – на уровне восьми процентов.
Сосковец подходит к приглашению людей в штаб очень основательно. Он понимает, что должен контролировать важнейшие СМИ, поэтому руководители всех телеканалов должны подчиняться штабу. Зовут даже президента НТВ Игоря Малашенко – год назад Сосковец угрожал телеканалу Гусинского лишением лицензии, но раз НТВ еще в эфире, значит, надо попытаться наладить с ним отношения. Малашенко посещает заседания штаба и приходит в ужас. Он сообщает Гусинскому, что с такой предвыборной кампанией и с таким штабом у Ельцина нет шансов. Руководство «Моста» принимает решение диверсифицировать риски: Игорю Малашенко поручено ходить на совещания к Сосковцу, а заместитель Гусинского Сергей Зверев делегирован взаимодействовать с другими кандидатами, и в первую очередь с лидером коммунистов Геннадием Зюгановым.
Разные политические силы выступают с заявлениями о том, кого они планируют поддержать на июньских выборах. Среди российских демократов разыгрывается настоящая трагедия. Политическая сила, которая до недавних пор считала, что это она победила коммунизм и привела к власти Бориса Ельцина, вдруг обнаруживает, что президенту она совершенно не нужна: он уволил либералов, сделал ставку на силовиков, одобрив бойню в Первомайском. Ельцин 1991-го и Ельцин 1996-го – это два разных человека, растерянно говорит лидер либералов, бывший и. о. премьера Егор Гайдар в интервью телеканалу НТВ.
Российское демократическое движение – это действительно удивительный феномен, который изменил страну в течение нескольких лет. В 1989 году в СССР впервые прошли свободные демократические выборы: население голосовало за кандидатов на Съезд народных депутатов – по советской Конституции, Съезд считался высшим органом власти в стране. Баллотироваться впервые за 70 лет могли люди, открыто критикующие власти, – и на многих участках они победили.
Среди самых известных оппозиционеров, ставших депутатами, был легендарный физик и правозащитник, создатель советской водородной бомбы и лауреат Нобелевской премии мира Андрей Сахаров. А еще в состав Съезда вошел бывший партийный деятель, попавший в опалу у руководства СССР, Борис Ельцин. Во время I Съезда была сформирована так называемая Межрегиональная депутатская группа – первая системная оппозиция в СССР.
Съезд народных депутатов оказывается политическим потрясением: каждое заседание транслируют по телевизору, и вся страна смотрит на первые свободные политические дебаты, в том числе и на полемику между академиком Сахаровым и главой СССР Горбачевым. Поначалу кажется, что оппозиция – это маргинальное меньшинство, последние выступления Сахарова освистаны и захлопаны большинством депутатов.
В декабре 1989 года Сахаров умирает, а в ближайшие месяцы его предложения начинают реализовываться. В центре Москвы на Манежной площади на митинг против однопартийной системы собирается более полумиллиона человек. И III Съезд весной 1990-го принимает поправку в Конституцию, отменяющую монополию Коммунистической партии на власть в стране, – ее называют «поправка депутата Сахарова».
После смерти Сахарова почти единоличным лидером демократической оппозиции становится Ельцин. С весны 1990 года в СССР разрешено создавать оппозиционные партии. На базе Межрегиональной депутатской группы возникает движение «Демократическая Россия». Вчерашние оппозиционеры превращаются в самых популярных политиков в стране. А члены Межрегиональной депутатской группы Борис Ельцин, Гавриил Попов и Анатолий Собчак вскоре побеждают соответственно на выборах президента России, мэра Москвы и мэра Ленинграда.
В 1991 году демократы на пике популярности. В августе 1991 года, когда силовики из окружения Горбачева пытаются совершить государственный переворот, именно активисты «Демократической России» собираются около Белого дома в Москве и около Мариинского дворца в Ленинграде и призывают граждан выйти на улицы, чтобы не допустить возврата в Советский Союз. К ним присоединяются десятки тысяч человек. 21 августа 1991 года демократы побеждают, из Москвы выводят танки. Наступает едва ли не единственный момент триумфа сторонников либеральной идеи.
Борис Ельцин формирует новые органы российской власти. Но в нем нет почти никого из костяка демократического движения. Да и в самой «Демократической России» раскол – многие считают, что во власть нельзя идти из принципа, надо оставаться в оппозиции.
Основу правительства составляют молодые экономисты во главе с Егором Гайдаром и Анатолием Чубайсом, они пользуются поддержкой многих демократов со стажем. Перед парламентскими выборами 1993 года «Демократическая Россия» вливается в блок Гайдара «Выбор России».
Но постепенно молодых реформаторов в команде Ельцина становится все меньше, их замещают выходцы из старой советской номенклатуры: недавние партийные боссы, бывшие сотрудники КГБ или красные директора. К началу 1996 года во власти не остается никого из активистов Межрегиональной депутатской группы или «ДемРоссии».
В конце января 1996 года бывший премьер Гайдар заявляет, что он и его единомышленники не будут поддерживать Ельцина в случае, если нынешний президент решит баллотироваться на второй срок. Участие в выборах Ельцина будет «лучшим подарком, который можно сделать коммунистам», их шансы на победу сразу же возрастут, считает Гайдар. По его мнению, идеальный кандидат в президенты – это Виктор Черномырдин. Звучит слегка неожиданно, поскольку, когда Черномырдин сменил Гайдара на посту главы правительства в 1992-м, многие демократы высказывали опасения, что приход красного директора означает конец реформ. Теперь этот красный директор выглядит как единственная надежда либералов.
Впрочем, Черномырдин на раздающиеся со всех сторон призывы выдвинуться никак не реагирует. Он чувствует, что Ельцин хочет баллотироваться сам и не потерпит конкуренции в лице премьера. А бросать вызов Ельцину Черномырдин не хочет – он не политик и не умеет интриговать. В конце января Черномырдин улетает в Вашингтон: у него запланированы переговоры с вице-президентом Элом Гором и с руководством Международного валютного фонда по поводу того самого кредита в 9 миллиардов долларов, на насчет которого Ельцин звонил Клинтону. Черномырдина в США хорошо знают – уже полгода, начиная с первого инфаркта Ельцина летом 1995-го, о нем пишут как о преемнике Ельцина.
В дни визита Черномырдина в США в Нью-Йорке умирает Иосиф Бродский. Президент Ельцин 26 января, в день смерти, отправляет вдове Бродского официальное письмо с соболезнованиями: «Горько сознавать, что навсегда замолкла его волшебная лира». Бродский тогда на родине еще не в моде – в российских СМИ о смерти поэта почти не пишут. Но Черномырдин едет на похороны. Друг Бродского Евгений Рейн позже будет рассказывать, будто бы в соседнем отделении ритуальной службы прощались с видным итальянским мафиози. Когда появился Черномырдин, в кашемировом пальто и с букетом белых роз, гангстеры немедленно признали в нем авторитета и один из них будто бы даже обратился к премьеру: «Вы подойдите и к нашему покойнику – он не хуже вашего».
Пока Черномырдин находится в Америке, его политическая карьера в России набирает обороты. 30 января газета «Известия» сообщает, что Ельцин и Черномырдин могут выдвинуться в президенты одновременно – на всякий случай. Каждый из них будет вести предвыборную кампанию против коммунистов, а потом тот, у кого рейтинг окажется меньше, снимет свою кандидатуру. Эта публикация, конечно, – плод фантазии автора. Однако она попадается на глаза Коржакову, и он относит ее Ельцину.
Дальше – хуже. В тот же день, 30 января, в Петербурге собирается инициативная группа по выдвижению Черномырдина в президенты. Ее возглавляет Галина Старовойтова – легендарный демократ первой волны, член Межрегиональной депутатской группы и сооснователь «ДемРоссии». Подобная группа может легально собирать подписи в поддержку кандидата – его согласие на выдвижение не требуется.
Черномырдин узнает о собственном выдвижении в Вашингтоне и реагирует с явным испугом: «Я об этом не слышал, и я этого не приемлю. Мы работаем с президентом, я в эти игрушки не играю». Премьер возвращается в Москву, и газеты пишут, что у него происходит непростой разговор с Ельциным. Коржаков уже не первый месяц советует Ельцину отправить Черномырдина в отставку и заменить Сосковцом. Но Черномырдин лоялен, надежен, порядочен и к тому же популярен.
Сразу после разговора с президентом премьер уезжает в отпуск в Сочи. Все думают, что это прелюдия к отставке и что из отпуска он уже не вернется. Только через пять дней он выходит к журналистам, чтобы вновь поддержать Ельцина: «Конечно, хотел бы поблагодарить за доверие… в то же время хочу сказать: по-человечески, да и по-мужски мне было бы нелегко, да и невозможно отступиться от принципов товарищества, от пережитого за те три года, которые я проработал бок о бок с Борисом Николаевичем Ельциным. И если действующий президент сделает свой выбор – баллотироваться на второй срок, то здесь я, конечно, соперником ему быть не хочу и не буду».
1 февраля у Ельцина день рождения. Ему исполняется 65 лет. По словам Коржакова, настроение у президента не очень, он думает о том, что политики в 65 лет уже не должны избираться. Коржаков убеждает его в обратном. Но дочь президента Таня уверяет, что Ельцин вовсе не чувствует себя старым и с настроением у него все в порядке. А вот семья, по ее словам, убеждает его уйти на пенсию.
Ко дню рождения управляющий делами президента Павел Бородин делает Борису Ельцину царский подарок – заканчивает шикарный ремонт в Кремле.
До сентября 1991 года кабинет Ельцина находился в Белом доме. Но после победы над ГКЧП стало ясно, что политических сил у Горбачева все меньше. Набирающий силу президент России Ельцин въехал в Кремль, но занял соседнее здание – куда менее престижный 14-й корпус. Это новодел, построенный при Сталине на месте разрушенного большевиками Чудова монастыря. В советские годы в нем работал Верховный совет СССР. Осенью 1991-го в Кремле работал президент СССР Михаил Горбачев – его кабинет находился в историческом Сенатском дворце, построенном архитектором Матвеем Казаковым по заказу Екатерины II. Именно в Сенатский дворец въехал Ленин в 1918 году, когда перенес столицу из Петрограда в Москву. Во дворце же работали все последующие советские лидеры.
Пока в Кремле обитали два президента, тяжелее всего приходилось охране. Она жаловалась: «Попробуй разведи два кортежа, приезжающие в одно и то же время».
«Двоевластие» продолжалось недолго: 25 декабря 1991 года, вскоре после подписания Беловежских соглашений, покинутый всеми Горбачев в полупустом Кремле записал прощальное обращение и оставил свой пост.
Он пешком дошел до Боровицких ворот – на глазах у изумленных сограждан, пришедших с детьми на Кремлевскую елку. И навсегда покинул Кремль. Вечером того же дня красный флаг над куполом 10-го корпуса Кремля заменили на российский триколор. Правда, по легенде, его сначала повесили вверх ногами, но потом перевернули.
Ельцин немедленно переехал в Сенатский дворец. Но стремясь показать, что он демократически избранный лидер новой страны, занял более скромное пространство, а в генсековском крыле разместил помощников. Никакого специального ремонта делать не стали. В распоряжении Ельцина оказалось всего три помещения: личный кабинет, Ореховая комната, используемая для совещаний, и примыкавшая к кабинету маленькая комната отдыха.
Особой популярностью у помощников пользовался мемориальный кабинет Ленина. Там они обычно отмечали дни рождения сотрудников аппарата. «Возьмем бутылку водочки, пару бутербродов – и в ленинский кабинет. Очень весело», – так, со слов одного из участников этих застолий, описывала нравы Кремля молодая журналистка Наталья Тимакова. Через 10 лет она будет работать в этом самом здании пресс-секретарем Дмитрия Медведева.
Начиная с 1993 года мироощущение Ельцина меняется, а с ним и привычки кремлевских обитателей. Ельцин становится все более царственным, все чаще говорит о себе в третьем лице, весомо называя себя «президент». Его окружение льстит ему все сильнее, за глаза его именуют «царем». Да и сам Ельцин несколько раз в шутку называет себя Борисом I. Это, конечно, ошибка, на самом деле, будь он царем, он считался бы Борисом II: в России уже был царь с таким именем, в XVII веке, – это Борис Годунов. Он покончил со страшными временами Ивана Грозного, но именно с него начался период Смуты. Борис Годунов тоже жил в Кремле и здесь же умер.
По мере превращения Ельцина в царя настает звездный час управляющего его делами Павла Бородина. Бывший мэр Якутска попадает в Кремль, когда тот еще выглядит совершенно по-советски, бедновато. «Прихожу к нему в Кремль, – рассказывает Бородин, – у него одна тарелка желтая, другая синяя, третья бесцветная, металлические ложки, граненые стаканчики… Я говорю: "Знаете, так президенты не живут". У него даже персонального туалета не было в кабинете, он ходил в общий туалет».
Бородин предлагает Ельцину отреставрировать историческое здание Сената, а следом и Большой кремлевский дворец. Президент на время возвращается в 14-й корпус, а в Сенатском дворце начинается царский ремонт.
Бородин оценивает продолжительность ремонта в пять-шесть лет, но Ельцин требует, чтобы он уложился в два года: «Я, наверное, на второй срок не пойду. Надо закончить ремонт при мне», – говорит он в 1993-м.
Уловив изменения в характере шефа, окружение Ельцина проектирует помпезную царскую резиденцию: с лепниной и позолотой. СМИ пишут, что комендант Кремля, будущий директор ФСБ Михаил Барсуков будто бы лично отыскал чертежи Казакова. (Спустя годы Бородин признается, что оригинальных чертежей не сохранилось.) Все прежние стены сломаны, мебель Сталина, Хрущева и Брежнева распродана или отправлена на свалку – похожим образом в 1918-м году ремонтировали Кремль большевики, ломая стены и разрушая царские интерьеры. Теперь Павел Бородин избавляется от советского наследия и выстраивает новую российскую эстетику, весьма далекую от образа молодой демократии.
Бородин рассказывает, что ремонтом занимается множество подрядчиков. Однако в историю войдет только один – компания Mabetex. Швейцарская прокуратура потом будет несколько лет расследовать дело о коррупции во время ремонта в Кремле. По данным следствия, закупочные цены были завышены в среднем на 30 %, зато Бородин и другие чиновники получали откаты на свои счета в швейцарских банках.
Постепенно Павел Бородин превращает Управление делами президента в бизнес-империю. Спустя 25 лет он с гордостью рассказывает, что до него в этой структуре работали 12 тысяч человек, а он довел число сотрудников до 96 тысяч. Раньше ежегодный оборот был 100 миллионов долларов, а вырос до 2,5 миллиарда. Ведомство Бородина обеспечивает не только администрацию президента, но и правительство, Думу, Совет федерации, Конституционный, Арбитражный и Верховный суды, Счетную палату и МИД. По сути, управделами президента стал мощным девелопером: «Мы обслуживали всех высших должностных лиц в стране. Я построил 25 стоквартирных домов. В 1993 году я ввел 700 квартир, потом вводил 3000 квартир каждый год и 1000 покупал. Из них элитных квартир – 2500».
Александр Коржаков (слева) и Павел Бородин
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Но в 1995 году Ельцин лично наблюдает за ходом работ в Кремле. Вместе с Коржаковым и Бородиным он не раз обходит владения, живо интересуясь строительством и раздавая ценные указания.
Работы завершены к 65-летию президента 1 февраля 1996 года. От Горбачева не осталось и следа. От Ленина тоже, его мемориальный кабинет перевезли в Горки Ленинские – подмосковную усадьбу, где он провел последние годы. Большую часть дворца теперь занимают апартаменты президента – рабочие и представительские. Тут же есть и квартира президента: спальня, столовая и библиотека. Впрочем, этой квартирой Ельцин не пользуется – он живет с семьей в Горках на Рублево-Успенском шоссе.
В свой день рождения 1 февраля 1996-го, принимая поздравления, Ельцин испытывает подчиненных: спрашивает, точно ли ему в 65 лет надо вновь баллотироваться. Те, конечно, в один голос твердят, что обязательно надо. Фактически это повторение сцены из пушкинской трагедии «Борис Годунов» – Борис там тоже давал народу уговаривать себя, прежде чем согласился на власть.
В свой день рождения Ельцин получает еще один любопытный подарок – об участии в выборах объявляет Михаил Горбачев, первый и последний президент СССР и, пожалуй, единственный человек, которого Ельцин по-настоящему не выносит. Горбачев руководил Советским Союзом всего шесть лет. Ему было 54 года, когда он возглавил страну, став генеральным секретарем ЦК КПСС. Любопытно, что в тот момент Горбачев – один из самых молодых членов Политбюро. Остальным советским «кардиналам» уже за 70, и они, очевидно, не понимают, чем опасно избрание «молодого папы».
Горбачев сразу начинает омоложение советского руководства: всех 70-летних ветеранов отправляет на пенсию, пытаясь заменить их своими ровесниками. Один из таких ровесников – Борис Ельцин, его Горбачев назначает руководителем Москвы.
Горбачев и его правая рука Александр Яковлев планируют плавное реформирование советской системы – «перестройку» – и постепенную демократизацию. Но им досталось тяжелое наследство.
Еще в 1979 году Советский Союз ввел свои войска в Афганистан и продолжает там войну. В 1983 году американский президент Рональд Рейган объявил о начале «программы звездных войн» – перевооружения американской армии для войны в космосе. И Советский Союз вступает в новый этап гонки вооружений. В 1985 году Саудовская Аравия сняла ограничения на производство нефти, и цена барреля упала в два раза – до 14 долларов. К таким нагрузкам советская экономика не оказалась готова.
Горбачев всего год у власти, когда в 1986 году случается авария на Чернобыльской АЭС. В 1987 году на Кавказе и в Центральной Азии вспыхивают межнациональные конфликты. Экономическая ситуация ухудшается.
Тогда же в 1987 году происходит, с точки зрения Горбачева, незначительный инцидент: московский первый секретарь Ельцин начинает конфликтовать с горбачевским заместителем, видным консерватором Егором Лигачевым, критикует его на важном партийном мероприятии и даже просит об отставке. Возможно, он рассчитывает на покровительство генсека – что тот поддержит молодого Ельцина и накажет старого Лигачева. Но Горбачев не впрягается за своего протеже – и увольняет его.
Эта история кажется Горбачеву мелочью на фоне происходящего в стране: сторонники реформ требуют от него более решительных действий, а консерваторы, наоборот, настаивают на закручивании гаек. Он колеблется и постепенно теряет поддержку. Зато растет популярность недавно уволенного Ельцина – он становится символом нового времени.
Решающая битва между теми, кто хочет перемен, и теми, кто ностальгирует по «крепкой руке», случается, когда Горбачев уезжает в отпуск в августе 1991 года. Побеждают первые – во главе с Ельциным. Путч подавлен. Консерваторы арестованы.
Горбачев еще президент СССР, но его судьба – в руках Ельцина, который, очевидно, ничего ему не простил. Горбачев приходит на заседание российского парламента, где его фактически допрашивают на предмет причастности к организации путча. И в его присутствии Ельцин подписывает указ о приостановке деятельности компартии России. Все еще генеральный секретарь компартии СССР Горбачев в ответ растерянно говорит, что это недемократично.
Соперничество между Горбачевым и Ельциным прекращается в декабре 1991 года с концом Советского Союза. Следующие годы поверженный Горбачев зарабатывает, читая лекции на Западе и снимаясь в рекламе. Но всякий раз, видя своего бывшего начальника по телевизору, Ельцин раздражается: «Ну куда он лезет, что же он никак не успокоится!» Его чувства разделяет Коржаков – он тоже не любит Горбачева и всегда подначивает шефа.
А вот окружение Горбачева убеждает его вернуться в политику. Ему говорят, что народ по нему соскучился, что рейтинги врут, на самом деле он по-прежнему любим народом. Категорически против его жена Раиса – она очень непопулярна, про нее рассказывают анекдоты, она устала от оскорблений в свой адрес и считает, что участие в выборах станет новым подарком недоброжелателям. Но именно это подстегивает Горбачева к выборам – он хочет объясниться. Его оболгали, неправильно поняли, и у него нет иного способа вернуться на телеэкраны и достучаться до миллионов телезрителей, кроме как выдвинувшись в президенты. Для него цель не борьба за власть, а возвращение доброго имени.
На одной из первых встреч с избирателями Горбачев, по воспоминаниям очевидца, замечает довольно враждебный настрой аудитории и шутит: «Я вижу, что многие из вас хотели бы нас с Ельциным повесить. Об одном только прошу – если будете вешать, то повесьте на разных деревьях».
Между тем разные политические силы продолжают выдвигать кандидатов. 11 февраля в Петербурге собирается Съезд радикальных националистических партий. Все ждут, что националисты, всегда ненавидевшие демократов, поддержат их главного и наиболее перспективного конкурента – претендента от коммунистов Геннадия Зюганова. Но лидер национал-большевиков Эдуард Лимонов неожиданно заявляет, что в нынешней ситуации (очевидно, после бойни в Первомайском и отставки Чубайса) лучшим выбором для всех патриотов страны является Борис Ельцин. И съезд националистов выступает в его поддержку. Любопытно, что ультраправые оказываются первыми, кто предлагает пойти на выборы действующему президенту. Журналисты пишут, что выходцы из КГБ всегда имели сильное влияние на националистов – очевидно, это признак поддержки по «линии Коржакова».
Тем временем в Москве продолжает работу штаб Сосковца. Либеральным советникам Ельцина происходящее совсем не нравится. «Они делали все абсолютно топорно, – рассказывает помощник президента Георгий Сатаров. – В общем, это был кошмар, абсолютный кошмар. Хороших профессионалов там просто не было».
Помощники Ельцина Виктор Илюшин, Александр Лившиц, Георгий Сатаров и другие давно на ножах с Коржаковым. У них инстинктивная неприязнь к команде силовиков. Более того, они без устали борются с влиянием Коржакова на президента. Вот как описывает это противостояние Валентин Юмашев: «Команда помощников во главе с Илюшиным реально отбивала все, что вечером Коржаков нашептал. Они на следующее утро вставали насмерть и все это отбивали». Правда, в начале 1996-го их способность отменять то, что посоветовал Коржаков, почти сходит на нет. Так, 23 января, вскоре после скандала с железнодорожниками, группа помощников пишет президенту письмо: «Нельзя одержать победу на выборах руками министров и глав администраций, оперируя административными рычагами, – кампания НДР это более чем убедительно показала». Ельцин на письмо не реагирует.
Он обсуждает ситуацию с Валентином Юмашевым, журналистом, которого уже давно знает, которому доверяет и которого не может заподозрить в какой-либо предвзятости: Юмашев дружит с Коржаковым и даже играет с ним в теннис и неплохо общается с советниками. А еще Юмашев не работает в администрации, и, значит, его советы президент ценит как слова человека со стороны. Многие считают, что Ельцин относится к Юмашеву как к сыну.
Разговор происходит дома – в резиденции в Барвихе. Валя один из немногих людей, кто всегда вхож к президенту. Он предлагает ввести в штаб стороннего наблюдателя, который не будет связан ни с либералами, ни с коржаковцами и всегда будет говорить президенту правду. «Таня», – называет он имя дочери президента.
Президент, очевидно, в шоке. Он очень любит свою младшую дочь, но никогда не рассматривал ее в качестве работника Кремля. «Да нет, это плохая идея, зачем, зачем дочь должна этим заниматься? Народ не поймет», – так, по словам Юмашева, реагирует Ельцин.
Юмашев объясняет: в штабе сложная ситуация, там нужен человек, про которого всем будет ясно, что он фигура неубиваемая. Важно, чтобы человек был разумный, спокойный, неконфликтный и чтобы не выпячивал себя. «У Татьяны нет другой цели, кроме как чтобы вы выиграли выборы. Она точно вам будет рассказывать, что там происходит, объективно – никого не подставляя и никого не пытаясь унизить или очернить в ваших глазах. У вас будет реальная картина».
Таня Дьяченко и Борис Ельцин
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Ельцин все еще не уверен. Но у Юмашева есть решающий аргумент: во Франции, во время последней президентской гонки, Клод Ширак, дочь будущего победителя Жака Ширака, официально работала в его команде. И Ширак выиграл президентские выборы. «Абсолютно цивилизованный вариант. Вполне европейская история», – говорит Юмашев.
«Ширак стал последней каплей. Ширак – это была правильная точка», – вспоминает он. Юмашев хорошо знаком с порядками вокруг Ельцина, поэтому он, конечно, предупредил о разговоре Коржакова: «Саш, вот такая идея. На мой взгляд, прямо очень полезная для Бориса Николаевича. Но Таня, наверное, откажется. А если вдруг не откажется, то Борис Николаевич не согласится». «Если согласится, ну, ладно, хорошо, пусть работает», – не стал спорить Коржаков.
«Я стою с Глебом на руках, – вспоминает Таня. – Глеб у меня родился в августе 1995-го. И говорю: "Валя, я вообще-то математик по образованию, я 10 лет работала в конструкторском бюро и рассчитывала там траектории сближения космических аппаратов… Какой из меня член предвыборного штаба? Нет, Валя, я совершенно на такую роль не гожусь, у меня нет никакого специального образования"».
Но Валя настаивает. Сейчас он так пересказывает свои аргументы: «Просто мы проиграем с Борисом Николаевичем выборы, и все. То есть если ты считаешь, что Зюганов – это нормально для страны, то тогда давай, дальше сиди с ребенком… Борис Николаевич уже принял решение баллотироваться. Ладно бы он не согласился, тогда бы Черномырдин проиграл. Но все, он уже решился, и если тебя не будет в штабе, то Ельцин проиграет». К уговорам присоединяется и тогдашний муж Тани Леонид Дьяченко.
Тот факт, что Таня буквально только что родила ребенка, всех смущает. В разговорах о том, что она будет работать, немедленно появляются нотки осуждения: «Она же мать, она должна сидеть с младенцем, как же она его оставит дома». Коржаков говорит ей об этом прямо, остальные шепчутся за спиной. Но никто не знает самой страшной тайны президентской семьи: того, что внук президента Глеб родился с синдромом Дауна. Ей важно выйти на работу.
Валя с Таней – в тот момент лучшие друзья. Сейчас Юмашев утверждает, что ни о каком романе в 1996 году и речи не было. Он давно уже собирается развестись со своей первой женой. Поженятся Таня и Валя только через пять лет.
Таня прислушивается к аргументам Вали. В январе она официально становится членом предвыборного штаба под руководством Сосковца. Тане 36 лет, она окончила факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ, а потом работала в конструкторском бюро «Салют». У нее нет никакого политического или бюрократического опыта. Она очевидно очень не уверена в себе – почти всех подчиненных отца называет по имени-отчеству, а они ее просто по имени: «Таня».
Тане выделяют кабинет в Кремле; вернее, это комната ее мамы – место, где первая леди может находится до и после протокольных мероприятий. Но Наина Ельцина в Кремль ездит нечасто, поэтому Таня ставит себе в мамином кабинете, в эркере у окна, письменный стол, компьютер и теперь работает тут.
Лучше всех в штабе она знакома, конечно, с Коржаковым – и именно с Коржаковым у нее случается первый конфликт. На одно из первых совещаний в Кремле она приходит в брюках – и неожиданно получает замечание от отцовского охранника. «Я не ханжа, но протокол есть протокол, и женщины обязаны ходить по историческим кремлевским коридорам в юбках определенной длины, сказал я ей, – так описывает инцидент Коржаков. – Тане мое замечание не понравилось. Она вспыхнула, надула губки и ушла с обиженным видом».
«Я в душе посмеялась, – так вспоминает этот эпизод Таня. – Но в брюках все равно ходить продолжала, мне так было удобно».
Всего членами штаба числятся 43 человека: чиновники, творческая интеллигенция, депутаты и предприниматели. В том числе и Борис Березовский – добрый приятель Александра Коржакова и Валентина Юмашева.
Однажды на совещании в Белом доме Березовский спрашивает Сосковца: «Олег Николаевич, а какая у нас стратегия по Чечне?» Сосковец приходит в замешательство, смотрит на своего советника Андраника Миграняна и говорит: «Пусть Мигранян расскажет, какая у нас стратегия». Тот не готов к такому вопросу. «Ну какая у нас может быть стратегия? – так он сейчас воспроизводит свою тогдашнюю импровизацию. – Стратегия поддержать тех, кто выступает за то, чтобы Чечня была в составе России. Укреплять их. Нейтрализовать или попытаться привлечь на свою сторону колеблющихся и не очень сильно запятнавших себя террористическими акциями. Ну а остальных… Надо думать о силовых действиях – потому что только они могут дать хоть какой-то результат. Очевидная стратегия. Поддерживаешь и укрепляешь своих союзников, переманиваешь на свою сторону тех, кого можешь подкупить или привлечь разными способами. А с остальными какой может быть разговор?» Березовского ответ явно не устраивает. И после этого заседания он перестает появляться в штабе.
Тане работа штаба тоже не нравится. По словам Коржакова, она называет заседания штаба «дурдомом».
Ей кажется неправильным то, каким тоном Сосковец общается с губернаторами: жестко и грубо. «Так нельзя себя с людьми вести», – говорит она Коржакову. Особенно ее удивляет, что Сосковец всем тыкает – ведь Ельцин всех подчиненных всегда называет на «вы».
«Если бы хоть раз Таня побывала на бюро горкома партии и посмотрела, как хлестко руководил людьми ее отец, она бы о повелительном тоне Олега Николаевича больше не заикалась. Стиль Сосковца еще только приближался к раннему ельцинскому», – пишет в воспоминаниях Коржаков.
Таня жалуется папе: «Ну это просто партхозактив, идет накачка, я даже не представляю, как с этим можно чего-то добиться». Ельцин расстраивается.
Чтобы объяснить наивной Тане, что управлять государством не так просто, как ей кажется, Коржаков рассказывает ей про сильный аналитический центр в Службе безопасности президента, который готовит для главы государства очень интересные исследования. Он предлагает ей поговорить с начальником этого аналитического центра и представляет ей генерал-майора Георгия Рогозина.
Татьяна не сразу понимает, о чем говорит Рогозин. Генерал объясняет, что январь – совсем неудачное время для начала предвыборной кампании: ретроградный Меркурий. Президенту надо обязательно дождаться, пока он закончится, – и только потом вступать в гонку. «И он продолжает нести какой-то бред, что-то типа Кашпировского и Чумака, только еще приправленный шпионскими терминами, которыми оперирует Служба безопасности. Дичь полная», – вспоминает Таня.
Генерал Рогозин – легендарная фигура того времени, его хорошо знают журналисты. Но Таня о нем ничего не слышала. Рогозин – правая рука Коржакова. Его называют «кремлевский Мерлин» или «Нострадамус в погонах», потому что он всерьез увлекается оккультизмом, паранормальными явлениями, астрологией, гипнозом – и применяет все это на службе.
Еще в 1980-е, работая в НИИ «Прогноз» КГБ СССР, Рогозин начал исследовать чтение мыслей на расстоянии, снятие информации путем анализа биополя, управление окружающими усилием воли. Он сам рассказывал, что в КГБ занимался «дистанционным съемом информации» с президента США Рональда Рейгана и президента Франции Франсуа Миттерана.
Познания Рогозина в этих направлениях заинтересовали Коржакова, и он в 1992 году назначает его своим заместителем. Кабинет Рогозина расположен в Кремле на третьем этаже 14-го корпуса, под коржаковским и над президентским. Вместе с другим коржаковским подчиненным Борисом Ратниковым Рогозин создает настоящий центр парапсихологии: все ради того, чтобы защитить Ельцина и Россию от мистических угроз.
В службу безопасности президента привлекаются разнообразные экстрасенсы. И Рогозин, и Ратников позже будут рассказывать журналистам, что их стандартный метод – это работа с так называемыми слиперами. Человек впадает в транс, «подключается к информационному полю Земли», проникает в мысли другого человека и может влиять на его поведение. Часто роль слипера выполняет сам Рогозин – он пробирается в подсознание президента Ельцина, а Ратников сидит рядом и задает ему вопросы.
«Я через лежавшего под гипнозом Рогозина "беседовал" с Ельциным, – вспоминает Ратников, – снимал информацию для оперативных нужд, скажем так. Мимика у Рогозина подстраивалась под Бориса Николаевича. Даже два пальца на левой руке он прижимал, словно их нет, бессознательно копируя президента, – Ельцин потерял их в детстве. У меня аж мурашки по телу пошли, когда впервые увидел». «Конечно, были искажения в информации в зависимости от времени суток, самочувствия оператора накануне, был ли у него стресс, выпивал ли он, от того, в какое время года проводился эксперимент», – признает Ратников.
Ельцин о подобных проникновениях не знает, однако регулярно получает аналитические сводки, сформированные при помощи таких экспериментов: сотрудники службы охраны тщательно анализируют сообщения экстрасенсов и включают сведения от них в донесения президенту, не объясняя, откуда эта информация. Наоборот, данные от слиперов всегда перемешаны с информацией, пришедшей из агентурных источников. Иногда экстрасенсам удается влиять на государственную политику. Например, в 1992 году Рогозин, по его словам, срывает визит Ельцина в Японию, потому что его экстрасенсы сообщают, что в ходе визита российский президент может отдать японцам два курильских острова и это спровоцирует войну между Россией и Китаем.
Довольно скоро генерал Рогозин становится для СМИ полумифической фигурой – о нем знают все. Вот Сергей Пархоменко в газете «Московские новости» в 1995 году: «Рогозин визирует гороскопы, регулярно представляемые высшим должностным лицам страны. Рогозин общается с космосом на бюджетно-финансовые темы. Рогозин вертит столы и блюдечки прямо у себя в служебном кабинете. Рогозин читает мантры. Рогозин исправляет кармы. Рогозин создает вокруг президента "благоприятное энергетическое поле". Обнаруживает в некоторых его загородных резиденциях теллурическое излучение. Устанавливает кровать Бориса Николаевича строго по направлению север – юг. Лечит мануально. Сверяет решения высшей кадровой комиссии по таблицам каббалы». (Спустя 25 лет дочь Ельцина рассказывает, что Рогозин с ее отцом никогда не встречался и кровать его не двигал.)
Рогозин распространяет свою идеологию среди подчиненных и других генералов ФСО и ФСБ, подсаживая их на оккультизм и подсовывая книги вроде «Розы Мира» Даниила Андреева (сложно, поэтому тяжело заходит офицерам ФСБ) или «Посланника» Василия Головачева (краткая выжимка из «Розы Мира», смешанная с геополитикой и славянским фэнтези, заходит офицерам куда лучше). Он регулярно проводит с сослуживцами сеансы: генералы садятся за стол, выпивают по 50 граммов коньяка, после чего на час-полтора погружаются в сон (или транс), а потом обмениваются впечатлениями об увиденном. Рогозин утверждает, что в ходе таких сеансов умеет отправляться в прошлое и видеть будущее и что встречался с Малютой Скуратовым и с Лаврентием Берией.
Но в 1996 году Рогозина боятся многие кремлевские чиновники. Во-первых, потому что уверены, что он их прослушивает. А во-вторых, потому что опасаются, что Рогозин умеет читать чужие мысли. Рассказывают, что однажды спичрайтер президента Людмила Пихоя прямо на совещании, в присутствии коллег, догадалась, что генерал пытается как-то на нее воздействовать, и закричала на него: «Жора, не надо лезть мне в подкорку!»
Однако Таня, выслушав генерала, вовсе не впечатлена: «Я в шоке, что такое вообще можно услышать в Кремле. Я пошла и сказала это Коржакову: "По-моему, ваш Рогозин просто неадекватный человек", – вспоминает она. – Но Коржакова переубедить было невозможно. У меня-то с логикой все в порядке, я математик по образованию. Но когда я пыталась выяснить, как из одного следует другое, он ничего внятного не мог сказать. И я подумала: этим серьезно занимается Служба безопасности?! Кто-то это финансирует и в это верит? Я после этого к умственным способностям Коржакова стала совершенно по-другому относиться».
1 февраля 1996 года. Самолет из Москвы приземляется в Цюрихе, на его борту – официальная российская делегация, которая прилетела на Международный экономический форум в Давосе. Открывается дверь, в самолет вбегает запыхавшийся посол России в Швейцарии Андрей Степанов. Ему навстречу идет глава делегации, министр экономики Евгений Ясин. Но посол отталкивает министра и бежит дальше по салону – в поисках кандидата в президенты Геннадия Зюганова. Кланяется, жмет руку, поддерживая под локоть, выводит Зюганова мимо Ясина и всей делегации и сажает в свою машину.
Анатолия Чубайса в этом самолете нет – его недавно уволили с поста первого вице-премьера, поэтому он летит в Давос не вместе с делегацией, а обычным рейсом. Приглашение в Давос пришло, еще когда он работал в правительстве, поэтому он решает съездить как обычный турист. На месте Чубайса встречают бывшие коллеги и рассказывают про сцену в самолете. Чубайс злится.
В феврале 1996-го Зюганов, действительно, главный герой Давоса. Все участники форума, включая западных политиков и инвесторов, общаются с ним как с будущим президентом России. Только что, в декабре 1995-го, его партия выиграла парламентские выборы, теперь он контролирует Думу и является очевидным фаворитом на президентских выборах. Приглашен в Давос и еще один кандидат в президенты – либерал Григорий Явлинский, но за ним, конечно, журналисты и бизнесмены следят значительно меньше.
Зюганов выступает на форуме, общается с западной прессой и обещает, что интересы иностранных компаний после его победы будут защищены, а приватизированные предприятия останутся в частных руках – если ими хорошо распоряжаются. Еще он говорит, что если реформы проводить так, как это делает Борис Ельцин, то скоро заполыхает не только Чечня, но и вся страна. И шутит, что ключевая разница между ним и Ельциным – это количество потребляемого алкоголя. Зюганов нарасхват, с ним встречаются представители Госдепа и американского Cената, он дает интервью The New York Times и International Herald Tribune . «Когда фашисты подошли к Москве в 1941 году, промышленное производство в СССР упало на 24 %. А сейчас – на 50 %», – рассказывает он американским журналистам.
Но Зюганов интересует не только иностранцев, внимательнее посмотреть на лидера коммунистов пытаются и российские бизнесмены. Михаил Ходорковский, всего месяц назад получивший на залоговом аукционе нефтяную компанию ЮКОС, идет в номер к Зюганову в гостинице Fluela выпить вина и поговорить о будущем. Сейчас Ходорковский вспоминает, что Зюганов во время той встречи вел себя не просто как человек, уверенный в победе, а как человек, который мысленно уже победил. Описывая Ходорковскому свои планы после выборов, он пообещал, что тот обязательно останется директором ЮКОСа. Но само предприятие коммунисты, конечно, национализируют – тут ничего не поделаешь.
«Зюганов в то время был достаточно приличным человеком; во всяком случае, он не врал. Он понимал, что кидать друг друга не стоит, все честно говорил – а я так же честно на это реагировал», – рассказывает Ходорковский.
Сам Зюганов спустя 25 лет вспоминает, что формулировал перспективы своего президентства крупному бизнесу более обтекаемо: «Минерально-сырьевая база будет контролироваться государством, вы будете все спокойно работать, каждый заработает свою долю, государство получит свою, и будете платить нормальные налоги. Надо найти разумное соотношение государственной, коллективно-долевой и частной форм собственности. Советская страна споткнулась прежде всего о монополизацию всего этого».
Геннадию Зюганову в этот момент 52 года. С 1992 года он первое лицо в Коммунистической партии, причем возглавил ее совершенно случайно.
Зюганов родился в Орловской области. Свою карьеру начинал в комсомоле, откуда попал в областной отдел агитации и пропаганды. Большую часть жизни он читал лекции о том, как загнивает Запад, и о том, что учение Маркса верно. Когда в 1982 году умер Брежнев и в Центральном комитете начались перестановки, его перевели в Москву – в 39 лет он начал работать в ЦК. На его глазах меняются два генсека: Юрий Андропов, потом Константин Черненко. В 1985 году партию и страну возглавляет молодой Михаил Горбачев. И он немедленно назначает Зюганову нового начальника – Александра Яковлева.
Яковлев почти «диссидент». В начале 1970-х он уже руководил этим отделом, но за инакомыслие был уволен Брежневым и отправлен послом в Канаду. Там он провел 10 лет, пока случайно не познакомился с Горбачевым. Тот был крайне воодушевлен реформаторскими идеями Яковлева и забрал его в Москву. Яковлев – идеолог перестройки, отец всех основных реформ Горбачева: гласности и свободных выборов. Поразительно, что именно в этой колыбели либеральных реформ, у Яковлева, и работает Зюганов. Позже, правда, Яковлев будет вспоминать, что хотел его уволить, но тот был капитаном волейбольной команды, которая очень хорошо играла.
Именно из-за Яковлева Зюганов стал известен. В мае 1991 года он опубликовал в газете «Советская Россия» открытое письмо, адресованное Яковлеву, под названием «Архитектор у развалин». В тот момент Яковлев уже покинул все руководящие посты в партии, поэтому атаковать его было вполне безопасно. В статье Зюганов обвиняет Яковлева, а заодно и Горбачева в развале страны: «Уже всем очевидно, что демократия подменена войной законов, суверенитетов и полномочий, разгулом страстей толпы и развалом государства. Как и в далеком прошлом, вновь нарождается союз охотнорядцев, люмпенизированной интеллигенции и уголовников. Порушена вся система гражданского воспитания, как будто учителя обновления решили из интердевочек[5] и супермальчиков выращивать будущих перестройщиков». В 1991 году критика в адрес руководства страны уже не редкость, удивительно только, что главу СССР критикует член Политбюро Компартии РСФСР Зюганов.
Спустя 25 лет Зюганов не скрывает ненависти к Яковлеву – говорит, что в КГБ были доказательства, что тот «резидент и предатель», но их якобы не успели опубликовать до распада СССР.
В 1991 году, вскоре после путча, президент Ельцин распускает Компартию РСФСР, но через полтора года ее учреждают заново. Ее вновь должен возглавить бывший секретарь распущенной партии Валентин Купцов. Перед голосованием неожиданно встает одиозный генерал Альберт Макашов и обвиняет Купцова в том, что тот был близок к Горбачеву. Купцов настолько шокирован, что даже не выдвигает свою кандидатуру. А Макашов предлагает рассмотреть яркого и хорошо говорящего Зюганова – так он и оказывается во главе партии. Почти все считают, что по-настоящему партией по-прежнему управляет серый кардинал Купцов, но публичное ее лицо – опытный лектор Зюганов.
В 1992 году Зюганов выступает в Конституционном суде, когда тот рассматривает вопрос о запрете Компартии. Там и тогда он впервые рассказывает, что в 1960-е в Америке был разработан секретный план, целью которого было моральное разложение советского общества и развал Советского Союза. Отвечая на вопрос судьи, Зюганов говорит, что этот документ был написан в совете по национальной безопасности по распоряжению президента Джона Кеннеди. Судья спросит, каков источник информации. Зюганов уверенно скажет, что этот текст есть в архивах. Вскоре этот мифический документ получит широкую известность в России под названием «План Даллеса». Зюганов начнет использовать новое название и перестанет упоминать Кеннеди. Первоисточник «Плана Даллеса» никогда не будет обнаружен ни в одном американском архиве.
Вскоре после разговора с Зюгановым Ходорковский случайно подслушивает одну беседу – и она его шокирует. Ходорковский сидит в кафе, а за соседним столиком, буквально на расстоянии вытянутой руки, пьют кофе Борис Березовский и Джордж Сорос, один из самых крупных и активных американских инвесторов. Сорос громко, на все кафе, говорит Березовскому: «Ну вы же хорошо пожили, все нормально, теперь коммунисты придут, значит, вам пора бежать из страны», – вспоминает Ходорковский. Поскольку Сороса Ходорковский воспринимает в тот момент как очень серьезного человека, то его безапелляционный прогноз производит драматическое впечатление. Раз Сорос не видит никакого другого шанса, кроме как бежать из России, – возможно, так оно и есть?
Березовского предупреждение Сороса тоже шокирует. Он член предвыборного штаба, ходил на заседания в Белый дом – и перестал, потому что ему показалось, что все это потеря времени. Теперь, глядя на ситуацию со стороны, Березовский понимает, что потеря времени может обернуться победой коммунистов. После встречи с Соросом перекидывается парой фраз с Ходорковским, а чуть позже сталкивается с главой Инкомбанка Владимиром Виноградовым. Тот рассуждает точно как Сорос: победа Зюганова неминуема. «Давай поспорим? – с вызовом отвечает ему Березовский. – Кто-нибудь, разбейте нас. Ты говоришь, что победит Зюганов. А я любой ценой добьюсь того, чтобы выиграл Ельцин» «Да что ты можешь сделать?» – смеется Виноградов. «Я? Договорюсь с Гусинским», – отвечает Березовский, имея в виду, что они, люди, которые контролируют два основных российских телеканала – ОРТ и НТВ, в состоянии обеспечить правильный исход президентских выборов.
Геннадий Зюганов
ТАСС
Их разбивают, и Березовский отправляется искать Гусинского. Проблема в том, что с Гусинским они враждуют не на жизнь, а на смерть. Но ради победы над общим врагом необходимо срочно предложить перемирие.
И Березовский, и Гусинский живут все в той же гостинице Fluela, и наутро, во время завтрака, Березовский просит Зверева – топ-менеджера группы «Мост», организовать его встречу с Гусинским. «Мы все будем в жопе. Они уже все отдали Зюганову, уже сдали Ельцина, нас уже всех сдали. С Зюгановым общаются как с будущим президентом», – негодует Березовский. Березовский, конечно, не знает, что именно Зверев курирует кандидата Зюганова.
Еще сильнее всеобщее уважение к Зюганову в Давосе бесит Анатолия Чубайса. Послушав выступления Зюганова и прочитав все его интервью, он решает нанести ответный удар. Чубайс звонит в Москву своим помощникам с просьбой сделать подборку предыдущих выступлений Зюганова и прислать ему по факсу. Чубайс хочет показать, что Зюганов для российской аудитории и Зюганов для внешней публики – это два разных человека.
Вскоре ему присылают нужные цитаты лидера коммунистов – прежние высказывания по темам, которые он затрагивал в Давосе, но с противоположным смыслом: обещания национализировать предприятия, посадить оппонентов и покончить с реформами. Чубайс собирает пресс-конференцию, которую называет «Два лица Геннадия Андреевича Зюганова».
«Он за многоукладность экономики, за частную собственность, против национализации, за зеленый свет для инвесторов, за политический плюрализм – посмотрите, какая душка! Просто душа радуется! Так и хочется вступить в КПРФ», – горячится Чубайс. И достает интервью Зюганова газете «Завтра», опубликованное годом ранее, в апреле 1995-го. В нем тот говорит, что эмиссары из МВФ и прочих мировых финансовых центров ведут себя в России как гитлеровские гауляйтеры, а доллары ударили по российской экономике сильнее фашистских танков и самолетов. И вот только что в Давосе, пару дней назад, Зюганов встречался с этими самыми «гауляйтерами» – представителями МВФ.
Став президентом, пророчит Чубайс, Зюганов тут же запретит свободу слова и начнет репрессии: «Все это приведет к большой крови».
На следующий день западные издания, еще вчера хвалившие Зюганова, выходят с пересказом выступления Чубайса. Это последнее выступление на форуме, Зюганов уже уехал. «Я его реально разгромил, просто вот размазал. Реально убил Зюганова в Давосе», – с гордостью вспоминает Чубайс.
Сергею Звереву удается уговорить Гусинского увидеться с Березовским. Они встречаются в гостинице Fluela вскоре после выступления Чубайса – на полдник, как шутит Зверев. Березовский убеждает-таки Гусинского заключить водяное перемирие – общий враг Зюганов слишком опасен. К тому же оба олигарха находятся под сильным впечатлением от речи Чубайса. Решено немедленно привлечь бывшего первого вице-премьера, чтобы планировать совместные действия. Уже через пару часов все встречаются с Чубайсом за ужином и обсуждают президентские выборы 16 июня. Березовский объясняет, что всем надо включиться в избирательную кампанию: «Мы просто прямой дорогой идем к Зюганову. То, что делает команда Сосковец – Коржаков – Барсуков, – это дизастер», – убеждает Березовский.
Зюганов на выступление Чубайса даже не обращает внимания. У него звездный час. По его словам, после Давоса он летит в США. Сначала он в Бостоне встречается с американскими советологами – послушать приходят все самые известные специалисты по России, включая бывшего советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского, которого сторонники Зюганова считают одним из авторов секретного плана по развалу СССР. «Вся наша шобла собралась, которая туда сбежала. Меня на ее растерзание выпустили, но они не справились с этим, короче», – хвастается Зюганов. Потом он летит в Нью-Йорк, выступать перед бизнесменами. На встречу приходит банкир Дэвид Рокфеллер: «У меня до сих пор лежит фотография с ним, она подписана "Главный капиталист и главный коммунист"», – вспоминает Зюганов.
Во время встречи в Нью-Йорке кандидату в президенты предлагают включить в свою программу и Хьюстон: «С вами хотели бы встретиться нефтяные короли Америки». Он соглашается.
Березовский и Гусинский возвращаются из Давоса и начинают продвигать идею взять предвыборную кампанию в свои руки и создать новый штаб во главе с Чубайсом.
Березовский стремится договариваться сразу со всеми одновременно. В своем офисе, в доме приемов ЛогоВАЗа, он собирает всех крупных бизнесменов, чтобы сагитировать их выступить единым фронтом. Из участников той встречи с ним не соглашается только глава Альфа-банка Михаил Фридман: «Ребята, я, наверное, ничего в политике не понимаю, мне кажется, что с точки зрения наших личных интересов это было бы очень плохо, но с точки зрения глобальных исторических перспектив страны, может быть, ничего страшного, чтобы Зюганова избрали? – так он вспоминает свое выступление. – Поляки, например, избрали Квасьневского – и ничего страшного». Все остальные на него накидываются: «Да ты что?! Как ты вообще такое можешь говорить? Да это будет гражданская война, кровавое месиво». И Фридман решает дальше не спорить.
Василий Шахновский (слева), Петр Авен, Бадри Патаркацишвили, Джаванфар Замани, Борис Березовский, Владимир Потанин, Александр Шохин, Анатолий Чубайс и Сергей Зверев
Личный архив Сергея Зверева
Михаил Ходорковский вспоминает, что Чубайс не сразу согласился на предложение заняться кампанией Ельцина. «Вам это надо, мне это не надо», – якобы отвечал Чубайс, прежде чем ему пообещали гонорар три миллиона долларов. Чубайс говорит, что ни секунды не сомневался и вопрос о деньгах вообще не был для него принципиальным. По словам Чубайса, его зарплата в штабе составляла 50 тысяч долларов в месяц и ни рубля больше он не получил.
Помимо бизнесменов, Березовский начинает продвигать свою идею в Кремль. Он разговаривает сразу со всеми. Помощнику Ельцина Георгию Сатарову, например, он звонит ночью: «Георгий Александрович, надо срочно встретиться». «Нет проблем, – отвечает Сатаров, – я завтра на работе, приходите. А сейчас я собираюсь спать». Но Березовский не приходит. За это время он успевает позвонить еще не одному десятку человек и со всеми всё обсудить.
Березовский говорит и с Виктором Илюшиным, первым помощником Ельцина, и с Валентином Юмашевым. Обоим идея альтернативного штаба нравится. Березовский знакомит Юмашева с Гусинским, все вместе начинают придумывать, кого еще привлечь.
Чубайс приступает к работе. Он трудится буквально в двух шагах от прежнего кабинета – Гусинский выделяет ему офис на одном из своих этажей в здании-книжке на Новом Арбате, в том самом, у входа в которое осенью 1995-го разыгрывалась операция «Мордой в снег».
Вскоре Юмашев приводит Таню к Чубайсу – знакомиться. Она благодарит Чубайса за то, что, несмотря на свою отставку, он по-прежнему лоялен к Ельцину: «Папа просил передать: он даже и не думал, что вы так вот мужественно себя поведете». «Да ладно, все хорошо», – отвечает Чубайс.
Удивительно, но это их первая встреча. Чубайс уже почти пять лет – ключевая фигура в команде Ельцина, его знает (и ненавидит) почти вся страна, но он впервые видит дочь президента.
Народные мифы о Чубайсе ни Таню, ни Березовского с Гусинским не смущают. Для них он хороший организатор и человек, способный исправить критическое положение дел с кампанией Ельцина.
Следующий шаг: Илюшин, Юмашев и Таня предлагают Ельцину параллельно со штабом Сосковца создать «аналитическую группу», которую возглавит Чубайс. Ельцин немного озадачен, он всего месяц назад с позором уволил Чубайса из правительства. Но уважает его за интеллект и считает, что он может помочь кампании. Президент поручает возглавить эту группу Илюшину – под его ответственность.
Никто не считает, что команда Илюшина и Чубайса – это замена штабу Сосковца. Наоборот, Коржаков и его друзья полагают, что крупный бизнес решил помочь общему делу – и это очень хорошо. Параллельно задействуют и нового первого вице-премьера Каданникова, сменщика Чубайса. Его отправляют ездить по регионам и выяснять, каковы главные проблемы на местах и что нужно сделать, чтобы региональные начальники поддержали Ельцина.
Заручившись поддержкой президента, Чубайс, Березовский и Гусинский начинают формировать новый штаб. Гусинский советует в качестве руководителя всей медийной части кампании привлечь Игоря Малашенко: ведь он раньше работал руководителем первого канала «Останкино», с ним знакомы все телевизионщики, он пользуется авторитетом в самых разных СМИ.
Малашенко, узнав об этом, якобы поначалу отпирается, и Гусинский его уговаривает: «Игорь, я прошу тебя, поработай на Кремль. Это коллективное решение. Это коллективная игра. Мы должны защитить себя от коммунистов». «Ты меня подставляешь», – возмущается Малашенко. – «Да, подставляю. Но я подставляю и себя».
4 марта Юмашев привозит Таню знакомиться с Малашенко. С этой встречи, вспоминает Юмашев, Таня выходит ошарашенная. Малашенко говорит с ней максимально жестко: по его мнению, Ельцин выглядит абсолютным оторвавшимся от народа человеком, все, что делает на сегодняшний момент штаб, – это катастрофа. Потом Малашенко переходит к главной проблеме: «С багажом "война в Чечне" Ельцин эти выборы не выиграет». «Он мог бы выбирать более мягкие выражения, понимая, что перед ним дочь президента. Можно было полегче», – считает Юмашев. Но именно такие жесткие слова производят на Таню сильное впечатление.
Березовский решает, что надо использовать команду Гусинского по полной – то есть позвать еще и Зверева. Березовский даже не советуется с Гусинским на этот счет, поэтому не знает ни того, что Малашенко и Зверев недавно рассорились и почти не разговаривают, ни того, что Зверев возглавляет теневой штаб Зюганова. Еще Березовский добавляет в список управделами московской мэрии Василия Шахновского – он человек Юрия Лужкова, который враждует как с Чубайсом, так и с Коржаковым.
Встреча аналитической группы с президентом. Слева: Василий Шахновский, Игорь Малашенко, Сергей Зверев. Справа: Георгий Сатаров, Сергей Шахрай, Виктор Илюшин. На переднем плане – Александр Ослон
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Зверев вспоминает, что в начале марта 1996-го ему звонит первый помощник президента Виктор Илюшин и предлагает заехать в Кремль. Звереву неудобно, потому что примерно в это время у него назначена встреча с Зюгановым. Но он рассчитывает успеть и то и другое: «До Кремля от Госдумы на машине три минуты ехать». Он предупреждает Гусинского о приглашении и еще не знает, что на то же совещание позвали Малашенко. «Ребята, с сегодняшнего дня мы – предвыборный штаб», – примерно так приветствует собравшихся Илюшин.
Из Кремля Зверев, как и планировал, едет к Зюганову. Но теперь он вынужден извиняться: «Геннадий Андреевич, обстоятельства таким образом складываются, что, похоже, я, в общем, не смогу дальше с вами сотрудничать».
Основной штаб Ельцина под руководством Олега Сосковца продолжает работать. Параллельно создано общественное движение в поддержку президента, им занимается бывший глава администрации Сергей Филатов. Команда Илюшина и Чубайса понимает, что им еще предстоит убедить Ельцина прислушиваться именно к их рекомендациям.
Команду отличают задор и наглость. Сергей Зверев – самый молодой из всех участников аналитической группы – ему 32 года. Остальные немногим старше. Дочери президента Тане – 36. Валентину Юмашеву и Василию Шахновскому – по 38. Главе группы Анатолию Чубайсу – 40. Малашенко – 41 год. Самые возрастные участники – это 48-летние помощники президента Виктор Илюшин и Георгий Сатаров. Но пока они только готовят свой план действий, и за началом предвыборной кампании им приходится смотреть со стороны.
После думских выборов в декабре 1995-го Ельцин обещал, что объявит о своих планах пойти на второй президентский срок в феврале (возможно, из-за ретроградного Меркурия генерала Рогозина).
В его команде довольно мало земляков, но все же они есть – их называют «свердловские». Они настаивают, что стартовать кампания должна на родине президента – в Екатеринбурге (бывшем Свердловске)[6]. Самые заметные из них – первый помощник Виктор Илюшин и спичрайтер Людмила Пихоя. Они имеют особый доступ к президенту и между собой зовут его «Бабай» – остальные сотрудники администрации называют Ельцина «БЭН» (или «БэЭн»).
15 февраля президент вылетает в Екатеринбург. По старой советской традиции чиновники провожают Ельцина в аэропорту Внуково-2. Перед тем как подняться на борт, Ельцин обводит всех взглядом и спрашивает, словно все еще сомневается: «Может, мне не стоит ввязываться в это дело?» Все в курсе, что Ельцин едет в Екатеринбург, чтобы объявить о выдвижении, но все всё равно подыгрывают: «Ну что вы, Борис Николаевич, как же так? Обязательно надо!» «Раз надо – значит надо!» – резюмирует президент.
Поездку готовит еще команда Сосковца, свои коррективы вносят и «свердловские». Программа предельно советская: возложение венков, посещение кондитерской фабрики и Екатеринбургского метрополитена – любимого детища Ельцина, общение с народом и выступление во Дворце молодежи. На вечернем мероприятии, помимо президента, также должен выступить популярный местный бард Александр Новиков, исполнитель блатных песен и автор хита 1990-х «Шансоньетка, заведенная юла». Пресс-секретарь Медведев замечает, что этот певец не слишком подходит для начала предвыборной гонки, но «свердловские» отстаивают земляка. А Сосковец их поддерживает – он любит шансон и народные песни.
В Екатеринбурге Ельцин умудряется простыть, поэтому к моменту решающего заявления у него уже нет голоса. Поднявшись на сцену Дворца молодежи, президент хрипит, как заправский исполнитель тюремных романсов.
Борис Ельцин посещает екатеринбургский метрополитен 15 февраля 1996 года. На переднем плане – Александр Коржаков
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
«Ужасное выступление в Екатеринбурге, – вспоминает Чубайс, – совершенно чудовищное. Он еле говорил. И вот этим, значит, хрипящим, сипящим и свистящим голосом он произносит пафосную речь. Хуже придумать невозможно. Абсолютный провал. И так-то все было плохо. А тут совсем катастрофа. Ну а что делать? Вперед».
Речь Ельцина действительно пафосная: «Столько пережить, столько понять, стоять на пороге цивилизованной жизни, цивилизованной жизни мира и снова скатиться назад – это будет нашим общим поражением и позором», – говорит он, объявляя о собственном выдвижении. Кроме того, у него есть еще припасенный сюрприз от силовиков. Он объявляет, что бывший исполняющий обязанности генпрокурора Алексей Ильюшенко только что арестован – попался на взятке. Зал аплодирует.
В Москве Таня периодически жалуется Чубайсу на штаб Сосковца: «Анатолий Борисович, я смотрю, что там происходит, это какой-то кошмар. Ну я, конечно, в этом не разбираюсь, но даже мне очевидно, что такой идиотизм не сработает, – вспоминает Анатолий Чубайс слова дочери президента. – Я всегда считала, что в правительстве такие вот умные какие-то сидят мужчины, которые все понимают и всем управляют, но это же идиотизм! Они, что не видят, что это идиотизм?» «Тань, чем выше уровень управления, – отвечает Чубайс, – тем более редкой становится такая вещь, как здравый смысл».
Сосковец видит недовольство Тани, замечает, что дочь президента всегда сидит на совещаниях рядом с его противником, первым помощником президента Виктором Илюшиным. Но главе штаба важно произвести на Таню хорошее впечатление. Ему говорят, будто бы Таня считает, что к кампании надо привлечь лучших американских специалистов. Раз принцесса хочет американцев, то Сосковец приказывает из-под земли достать американцев.
Управляющий делами президента Ельцина Павел Бородин отвечает, что это не проблема, за деньги можно пригласить любых дорогостоящих специалистов из Америки. Инициативу проявляет предприниматель Сергей Пугачев, хороший знакомый Бородина.
Пугачев находит некоего Феликса Брайнина, эмигранта из Белоруссии, еще в советские годы уехавшего в Сан-Франциско. Тот уверяет, что привезет в Россию лучших американских специалистов.
Брайнин едет в Сан-Франциско и встречается со своим знакомым адвокатом Фредом Лоуэллом, у которого, как ему кажется, есть связи с политиками. На самом деле связи Лоуэлла простираются не дальше администрации тогдашнего губернатора Калифорнии Пита Уилсона.
В Америке, как и в России, 1996-й – год президентских выборов. И губернатор Уилсон тоже собирался баллотироваться – от Республиканской партии. Уилсон – один из сторонников жесткой линии, его конек – борьба с нелегальными иммигрантами. Однако опросы показывают, что шансы на успех у Уилсона нулевые, и он выходит из гонки даже до начала праймериз. Таким образом, весь его штаб оказывается без работы в начале самого хлебного предвыборного сезона.
Услышав про выборы в России, политтехнологи Уилсона, конечно, сильно сомневаются – но отказываться от высокооплачиваемой авантюры им тоже не хочется. Их условия – 300 тысяч, деньги вперед – приняты без обсуждений. В итоге Джо Шумейт, Джордж Гортон и Ричард Дреснер, трое сотрудников бывшего штаба Уилсона, 20 февраля летят в Москву. Гортон – самый старший, он работал в кампаниях Форда и Рейгана. Шумейт – самый высокопоставленный, он замглавы аппарата губернатора Уилсона. Главное достоинство Дреснера – он из Арканзаса, как и президент Билл Клинтон. Хозяина Белого дома он лично не знает, но шапочно знаком с его политтехнологом Диком Моррисом, что уже немало для того, чтобы произвести впечатление на непуганых русских.
Пугачев встречает американцев в сауне на верхнем этаже «Президент-отеля», гостиницы Управления делами президента. Американцев, конечно, это шокирует. По словам Пугачева, он снял пять этажей отеля за собственные деньги под штаб Ельцина (Чубайс таких подробностей не помнит, но не исключает, что это может быть правдой).
Первая установочная встреча у американцев происходит с самим Сосковцом. На вопрос, в чем их основная миссия, первый вице-премьер серьезно отвечает: «Вы должны отслеживать ситуацию и предупредить нас, если выиграть выборы станет невозможно, – чтобы мы успели отменить их». Американцы в шоке от откровенности заказчика. Впрочем, больше они его не встретят.
Американцам выделяют отдельный номер. К ним заходят Таня и Юмашев, чтобы поинтересоваться, как дела. Американцы показывают свои аналитические записки. Таня и Валя, искренне благодаря их, уходят. После этого Таня просит Чубайса, чтобы он тоже их послушал, «а то неудобно, они там сидят, никому не нужные». Чубайс выходит после встречи раздраженным: «Таня, ну это вообще ни о чем совсем. Можно я больше не буду на них время тратить?»
Служба генерала Рогозина тоже максимально активизируется. Его подчиненные засыпают Коржакова бесконечными аналитическими записками и прогнозами. Рогозин составляет график, когда президенту можно общаться с избирателями, а когда лучше воздержаться и какие галстуки стоит носить. У всех людей, с которыми президент должен встретиться, проверяют гороскопы.
Рогозин привлекает известных ему специалистов. Он звонит молодому политконсультанту Алексею Ситникову, распространяющему в России технологии нейролингвистического программирования. Еще в 1989 году Ситников съездил в Америку на семинар по НЛП и теперь проводит подобные семинары и тренинги в России. Спрос огромный: НЛП – модная тема, все хотят внушать другим свои мысли. А еще Ситников читает лекции по пиару и маркетингу и занимается политическим консультированием. Он не знаком с Рогозиным, но едет по его приглашению в Кремль.
Ситникова проводят в кабинет к Рогозину. Там идет совещание, сидят генералы в погонах. Но, завидев его, вспоминает Ситников, Рогозин вскакивает и бежит навстречу с распростертыми объятиями: «О! Лешенька! Ты пришел! Родной! Давай, помогай нам!»
Ситников не знает могущественного генерала в лицо, поэтому не понимает, что происходит. Рогозин успокаивает его: «А, ты ж меня никогда не видел. Я по твоим кассетам учился». Рогозин выгоняет из кабинета генералов, просит принести чаю и объясняет Ситникову, что все известные ему технологии надо направить на победу Ельцина.
Рогозин показывает Ситникову социологические исследования, согласно которым уровень поддержки Ельцина равен 3 %[7], и просит ответить на главный вопрос, который мучает и его, и его начальника Коржакова: а вообще, чисто гипотетически, может ли Ельцин победить на выборах? Существуют ли сценарии, при которых президент будет переизбран? Или единственный шанс – отменить выборы? Ситников говорит, что метод узнать это существует: нужно провести психосемантическое исследование. Оно покажет, есть ли электорат, который мог бы проголосовать за Ельцина, и как этот электорат привлечь.
Сам Рогозин уверен, что выиграть выборы не удастся, придется переходить к плану Б – всенародное голосование отменять и переносить на неопределенный срок. И он усиленно прорабатывает этот вариант. Главная сложность – непредсказуемая реакция Запада. Поэтому Рогозин решает начать неофициальные переговоры с американцами и выяснить, как они отнесутся к срыву выборов.
Рогозин ищет надежного партнера для переговоров – он хочет в обход посольства выйти сразу на высокое начальство в Вашингтоне. Для этого, по его мнению, надо обратиться к агенту ЦРУ. Недолгий поиск выводит генерала на очевидного цэрэушника – он якобы политолог, выпускник Стэнфорда, который приезжал на стажировку в СССР, в юности работал в Южной Африке, потом снова переключился на Россию и уже несколько лет крутится в Москве и Петербурге – налаживает связи с политиками и журналистами. Рогозин решает, что это идеальный портрет американского разведчика, и приглашает его к себе – не в Кремль, конечно, а в предвыборный штаб, в «Президент-отель». 32-летнего Джеймса Бонда зовут Майкл Макфол. Через 13 лет он станет советником будущего президента США Барака Обамы, а через 16 лет – послом США в России. Но пока Макфол просто политолог из Стэнфорда и не имеет никакого отношения к ЦРУ.
Но Рогозина не переубедить. Зам Рогозина встречается с американцем и делает ему предложение: «Нужно тихо поговорить о выборах, – предлагает он. – Давайте поедем на дачу Коржакова». Американец приходит в ужас, но русские знакомые советуют: с Коржаковым шутки плохи, лучше съездить. Макфол звонит жене в Пало-Альто и предупреждает: «Если я не вернусь до вечера, сообщи в посольство». (Посол США Томас Пикеринг подтверждает, что был обеспокоен безопасностью Макфола).
Только на даче Макфол понимает, что люди Рогозина принимают его за агента ЦРУ и требуют, чтобы он передал шифровку в центр. Надо сообщить в Вашингтон, что выборы придется отложить и что в Москве ждут от американцев «сотрудничества». «Нам надо, чтобы Вашингтон зажал нос и поддержал нас», – вспоминает слова своего собеседника Макфол.
Лже-Джеймс Бонд в ответ лепечет, что он лишь младший профессор из Стэнфорда и не может ничего сообщить ЦРУ. «Перестаньте! Я знаю, кто вы. Иначе я бы вас сюда не привез», – успокаивает его аналитик из службы безопасности президента.
Макфол ничего не отвечает, но немедленно идет в посольство – докладывать о произошедшем разговоре.
В январе 1996 года телеведущий Александр Любимов экстренно возвращается из Гарварда. Он поехал туда в декабре 1995 года, чтобы пройти краткий частный курс избирательных технологий. Недавно закончились парламентские выборы, впереди – президентские, и Любимов решил, что самое время подучиться. Проведение предвыборных кампаний на разном уровне – его побочный бизнес. Но оказывается, что этой месячной передышки Любимов позволить себе не может – год начинается очень резко: бойня в Первомайском, отставка Чубайса, начало предвыборной кампании – ведущему звонят из Москвы. Любимов бросает учебу, диплом «менеджера избирательной кампании и политического консультанта» ему потом пришлют по почте.
Любимов приезжает и обнаруживает, что все вокруг обсуждают предстоящую победу Зюганова на президентских выборах: коммунисты так уверенно выиграли парламентские, значит, Зюганов станет президентом, говорят его друзья. Любимов сейчас вспоминает, как он тогда, в 1996-м, вместе с друзьями начал фантазировать, что делать, если коммунисты вернут себе власть. Оставаться в Москве будет невозможно, придется срочно эмигрировать. Но куда? Где найти запасной аэродром, чтобы можно было построить новую жизнь, такую же комфортную, как старая? Возникает идея: у товарищей Любимова есть бизнес в порту Одессы и много связей в этом городе – сначала можно избрать своего человека губернатором, а потом отделиться от Украины. Одесса превратится в независимый вольный мегаполис, этакий Гонконг, куда переедут все богатые и успешные москвичи, которые не захотят жить под коммунистами. Любимов даже в шутку подумывал стать президентом Одессы.
Вообще-то Любимов – один из самых известных журналистов России. Еще в 1987 году он вместе с Владом Листьевым и Дмитрием Захаровым начал вести программу «Взгляд». Она была символом перестройки и самой культовой телепередачей последних лет Советского Союза. Будучи главными звездами телевидения, они гастролируют по всей стране. В 1990 году Любимов успешно участвует в выборах в российский парламент – и в этот момент получает первый опыт ведения избирательной кампании.
В 1990 году Любимов и Листьев создают телекомпанию ВИD – это аббревиатура от «"Взгляд" и другие». «Взгляд» потом закрывается, и они начинают делать и вести другие программы: Любимов – серьезные политические шоу, а Листьев – развлекательные передачи. ВИD становится производителем самых популярных программ на российском телевидении: «Поле чудес», «Угадай мелодию», «МузОбоз», «Тема», «Час пик». Австрийский журнал Option в те годы ставит Любимова, возглавляющего «ВИD», на 16-е место в рейтинге самых богатых людей России. «В Москве было всего 50 шестисотых "Мерседесов", – вспоминает Любимов, – 25 у банкиров и 25 у бандитов». Себя он не причисляет ни к тем ни к другим – он просто звезда. Но «Мерседеса» у него нет – он ездит на «Жигулях», отчего ему «стыдно и неловко».
В 1993 году Любимов продвигает идею акционирования первого канала, но у него ничего не получается. К тому же Любимов – депутат Верховного совета, того самого, который в этот момент конфликтует с Ельциным. Он призывает зрителей не поддерживать Ельцина в разгар его противостояния с парламентом. В итоге Любимова отстраняют от эфира, программу «Красный квадрат», которую он ведет, закрывают, и роль главы ВИDа переходит к Листьеву.
Как раз после этого Любимов и набирает себе команду политтехнологов. В 1994 году его специалисты работают в Белоруссии и приводят к победе Александра Лукашенко, они же проводят избирательную кампанию Эдуарда Шеварднадзе в Грузии. Впрочем, от телевизионного бизнеса Любимов также не отходит.
Когда осенью 1994-го Борис Березовский создает ОРТ, приходит время передела рекламного рынка. В тот момент размещением рекламы на первом канале занимается Premier SV Сергея Лисовского. Но в программы, которые производит компания ВИD, рекламу продает ее дочка «ИнтерВиD». Когда в январе 1995 года Листьев становится гендиректором ОРТ и обещает, что с 1 апреля уберет вообще всю рекламу с телеканала, потому что механизмы ее продажи слишком непрозрачны, они с Любимовым оказываются по разные стороны баррикад.
1 марта 1995 года Листьева убивают. Главными подозреваемыми тут же называют тех людей, которые зарабатывают на продаже рекламы: Сергея Лисовского, Александра Любимова и самого активного акционера ОРТ Бориса Березовского. Любимов во время убийства отдыхает в Египте. В Москве говорят, что он мог знать о подготовке преступления и заранее позаботился об алиби. Он возвращается на похороны и несколько дней, опасаясь ареста, прячется в белорусском посольстве – так ему помогает бывший клиент Александр Лукашенко.
Ни заказчика, ни исполнителей убийства Листьева по горячим следам не находят – к осени 1995 года информация о расследовании исчезает из новостей. А у политтехнологической команды Любимова появляется новый клиент: на думских выборах она обслуживает движение «Наш дом – Россия». Непосредственный заказчик – Василий Шахновский, управделами мэрии Москвы.
После возвращения из Гарварда зимой 1996-го Любимов встречается с Чубайсом и начинает собирать команду: Борису Ельцину нужны опытные политтехнологи. Планы по завоеванию Одессы Любимов откладывает на потом и начинает обдумывать возможные слоганы для кампании Ельцина. При этом он продолжает вести еженедельное политическое ток-шоу на ОРТ. «Строго говоря, это, конечно, нарушение журналистской этики, – вспоминает ведущий, – но я старался отделять внутри себя работу политтехнолога от работы журналиста».
На прием к Сосковцу в Белый дом приходит Сергей Лисовский, хозяин рекламной компании Premier SV, которая продает рекламу на ОРТ, и организатор самых популярных молодежных дискотек в Москве, – у него есть предложение для предвыборного штаба. Лисовский и его партнеры уже несколько лет ведут переговоры с американским телеканалом MTV о его открытии в России. Лисовский рассказывает Сосковцу, что четыре года назад, в 1992 году, MTV организовал кампанию под названием «Choose or Lose» – она привлекла огромное количество аполитичных молодых людей на избирательные участки и помогла молодому демократу Биллу Клинтону победить пожилого республиканца Джорджа Буша. Лисовский предлагает Сосковцу скопировать американский опыт: привлечь поп-звезд и организовать кампанию «Голосуй или проиграешь», направленную на никогда раньше не голосовавшую молодежь. Сосковцу идея нравится, он хвалит Лисовского и обещает, что она получит продолжение. Лисовский уходит, но ему, конечно, никто не перезванивает. Потому что Сосковец и Коржаков дружат с его главными конкурентами – Игорем Крутым и Владимиром Дубовицким, музыкальными продюсерами и владельцами фирмы АРС. Дубовицкий, бывший муж певицы Ирины Аллегровой и действующий муж другой певицы, Татьяны Овсиенко, тесно общается с Коржаковым. Дубовицкий и Крутой – постоянные участники домашних посиделок на даче у Коржакова, они вместе поют в караоке песни «Лесоповала» – любимой группы Сосковца.
Лисовский и Крутой в тот момент не то что враждуют – каждый из них опасается, что противник его закажет, поэтому оба ходят по улице с многочисленной охраной. Крутой живет в скромной квартире в многоэтажке на севере Москвы, но на каждом этаже его дома стоит по телохранителю, которые должны остановить предполагаемых киллеров Лисовского.
Сосковец и Коржаков решают поручить организацию концертов друзьям. Те предлагают широкий размах: надо, чтобы любимые народом артисты проехали по всей стране, – избиратели будут рады и благодарны. И если народные кумиры со сцены призовут голосовать за Ельцина, то это будет самой эффективной агитацией. Крутой и Дубовицкий предлагают мощный тур – 20 концертов накануне выборов, с главными звездами: обеими женами Дубовицкого Аллегровой и Овсиенко, а еще с Леонидом Агутиным, дуэтом «Академия», Анжеликой Варум, Владимиром Винокуром, группой «Дюна», Филиппом Киркоровым, Валерием Леонтьевым, Львом Лещенко, Игорем Николаевым и его женой Наташей Королевой, Натальей Сенчуковой – в общем, всей обоймой звезд 1996 года, которых продюсирует Крутой. Коржаков доволен и хочет встретиться с музыкантами – проверить, насколько они морально готовы агитировать за президента. Через несколько дней Крутой устраивает смотрины – все звезды собираются, чтобы пройти проверку Коржакова.
Начальник охраны президента приезжает в офис Крутого на Ленинградском проспекте и, увидев перед собой самых популярных певцов страны, смущается. Речь произносит Крутой, а Коржаков стоит рядом и разглядывает знаменитостей.
Поп-звезды внимательно слушают: скромный Коржаков им симпатичен, условия, которые предлагает Крутой, тоже нравятся: 5 тысяч долларов за один концерт – по тем временам достаточно приличная сумма. «Гражданская, политическая составляющая всем по барабану, – вспоминает Наташа Королева, – мы просто все рады тому, что будет большое количество концертов, что денег занесли».
В январе 1996 года Алексей Головков, депутат Госдумы от НДР и один из самых известных в стране политтехнологов, приезжает в офис генерала Александра Лебедя.
Лебедь собирается баллотироваться в президенты, однако его шансы на победу ничтожны. Совсем недавно он выдвигался в Думу вместе с блоком «Конгресс русских общин» – в компании бывшего секретаря Совбеза Юрия Скокова и молодых политиков Сергея Глазьева и Дмитрия Рогозина, – и все они вместе с треском провалились, не преодолев пятипроцентный барьер. Правда, сам Лебедь прошел в парламент по одномандатному округу и, в отличие от товарищей по блоку, стал депутатом, очень этим их разозлив. Скоков отобрал у него машину и кабинет в офисе КРО. Теперь у Лебедя осталась только группа из шести человек – это его бывшие армейские сослуживцы. И с этой командой он намерен выдвигаться в президенты.
Лебедь появился в политике практически из ниоткуда. Ему 45 лет, он родился в столице донского казачества Новочеркасске. Когда Лебедю было 12 лет, в июне 1962 года, в городе началась самая известная в истории СССР акция протеста. Рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода выступили против решения руководства страны о повышении цен. Местные мальчишки, в том числе и Лебедь, сидели на деревьях, наблюдая за митингом. У них на глазах начался расстрел протестующих: 26 человек погибло на площади, 87 получили ранения. В городе рассказывали, что среди погибших были и дети, «падавшие с деревьев, как яблоки».
Лебедь окончил Рязанское высшее воздушно-десантное училище, где его командиром был будущий министр обороны Павел Грачев. Потом служил в Афганистане, был ранен.
В 1988 году назначен командиром 106-й воздушно-десантной дивизии, которую, среди прочего, отправляли подавлять антисоветские выступления в Тбилиси в 1989-м и в Баку в 1990-м – примерно тем же способом, что и в 1962-м в Новочеркасске. В Тбилиси погибли 19 человек, в Баку – как минимум 131.
В августе 1991 года в ответ на государственный переворот, осуществленный ГКЧП, москвичи по призыву Бориса Ельцина стали собираться около Белого дома. И именно Лебедя во главе батальона тульских десантников направили к Белому дому, чтобы его блокировать. Окружить Белый дом ему приказал тогдашний командующий ВДВ Павел Грачев.
Лебедь прибыл на место, зашел в Белый дом, встретился с Коржаковым, тот отвел его к Ельцину. Защитники Белого дома опасались, что Лебедю будет дан приказ о штурме – но Лебедь не получил вообще никакого приказа.
Впрочем, по-настоящему прославился Лебедь год спустя, когда приехал командовать 14-й армией, дислоцированной в Приднестровье. Молдавия отделилась от СССР, но ее восточная часть объявила, что остается в составе Союза (и оказалась де-юре единственной территорией, которая никогда из СССР не выходила). Между Молдавией и Приднестровьем весной 1992 года вспыхнула гражданская война, но 14-я армия под командованием генерала Лебедя ее оперативно остановила.
Лебедь постоянно появляется в российских новостях. А в 1995-м выходит комедия «Особенности национальной охоты» – один из главных кинохитов 1990-х. Исполнитель главной роли актер Алексей Булдаков не скрывает, что списал своего персонажа с Лебедя. Так брутальный генерал неожиданно оказывается героем массовой культуры.
В этот момент Лебедь уже рассорился со своим давним командиром Павлом Грачевым, который стал министром обороны России. В 1995 году Лебедь подал рапорт об отставке – и уехал из Приднестровья в Москву заниматься политикой.
Его неожиданный собеседник зимой 1996-го Алексей Головков – человек с прямо противоположной биографией. В феврале 1996-го ему 40 лет. Он экономист, работал в советских академических институтах вплоть до первых в стране альтернативных выборов – Съезда народных депутатов в 1989 году. Тогда он организовывал избирательную кампанию нескольких кандидатов-демократов, в том числе самого известного советского диссидента – академика Андрея Сахарова. После удачных выборов Головков стал одним из создателей Межрегиональной депутатской группы и потом работал в ее аппарате. В 1991 году именно он познакомил Егора Гайдара с тогдашней правой рукой Бориса Ельцина Геннадием Бурбулисом. По одной из версий, именно Головков придумал, что новое правительство демократической России нужно составить из команды Егора Гайдара. А когда это правительство было создано, он возглавил его аппарат.
Именно Головков вел предвыборную кампанию «Выбора России», а потом и НДР. И оба раза, в 1993 и 1995 годах, становился депутатом Думы. Но теперь, вскоре после выборов, он приезжает к Лебедю, чтобы предложить ему свои услуги. У Лебедя почти нет денег, но Головков отвечает, что это не проблема – он как раз знает, как их найти.
У Головкова есть план, которым он не делится с Лебедем. Он считает, что Лебедь может вступить в игру на стороне Ельцина. Электорат Лебедя сильно пересекается с электоратом Зюганова. Команда Ельцина заинтересована, чтобы Лебедь отобрал у Зюганова как можно больше голосов. Крупный бизнес, спонсирующий кампанию Ельцина, будет счастлив дать денег и Лебедю. А имея серьезное финансирование, Лебедь добьется куда более значительных результатов, чем можно было бы рассчитывать.
Сначала Лебедя финансируют банк «Российский кредит» и его владелец Борис Иванишвили. Головков нанимает полноценный штаб политтехнологов, на роль спичрайтера приглашен известный либеральный журналист Леонид Радзиховский, а экономическую программу пишет либеральный экономист Виталий Найшуль, автор идеи ваучерной приватизации. Формальным главой штаба становится генерал-майор Юрий Попов – бывший заместитель Лебедя в 14-й армии, который подал рапорт вместе с ним и с ним же приехал в Москву из Приднестровья. Но реальный глава штаба – опытный политтехнолог Юлия Русова, гражданская жена Головкова. Под штаб снимают часть здания Суриковского училища в Лаврушинском переулке.
Первая задача новых советников Лебедя – одеть кандидата в костюм, ведь генерал привык ходить в военной форме. В штаб приглашают нескольких женщин – жен тех офицеров, с которыми Лебедь служил в Приднестровье. К их мнению генерал прислушивается охотнее, чем к рекомендациям москвичей. Костюм ему подбирают болотного цвета – чтобы не слишком сильно отличался от привычного хаки. Генерал не в восторге от нового имиджа. «Каков банан, такая шкурка», – говорит он, настаивая на своей прежней форме одежды. Но в конце концов поддается уговорам.
Генерал, рейтинг которого в начале февраля составляет около 5 %, быстро набирает популярность. И тут на него обращает внимание Борис Березовский.
В своем традиционном стиле Березовский увлекается Лебедем и не жалеет сил, чтобы его обаять. Сотрудники штаба генерала с удивлением наблюдают за тем, как Березовский изо дня в день приезжает в Суриковское училище, терпеливо сидит на подоконнике и ждет, пока Лебедь его примет.
В итоге Лебедь соглашается начать переговоры со штабом Ельцина. В середине февраля он едет на дачу Березовского, туда же приезжают Чубайс и Гусинский. Они долго гуляют вокруг дома и обсуждают, какие блага принесет генералу сотрудничество с ельцинским штабом: он получит дополнительные деньги на ведение своей предвыборной кампании, лучших политтехнологов, которые помогут ему забрать весь патриотически настроенный электорат, и самое главное – ему дадут полный доступ к телеканалам. А после первого тура он поддержит Ельцина, за что получит место во власти.
«Подлое, циничное соглашение, суть которого проста: дорогой Лебедь, у тебя нет никаких шансов на то, что ты окажешься во втором туре, – так с иронией вспоминает эти переговоры Чубайс. – Есть только Ельцин и Зюганов. Значит, у тебя есть два сценария. Сценарий номер один: действуй, как действовал, может быть, выйдешь даже на четвертое или на третье место – и все. Сценарий номер два: давай договариваться о взаимодействии и поддержке, мы тебя поддержим информационно, мы тебя раскрутим. По итогам прохождения Ельцина и Зюганова во второй тур ты выступаешь в поддержку Ельцина, и мы тебя берем в команду Ельцина».
«Слушаю я вас, евреев, и думаю: наебете вы меня, наверное. Но и отказаться не могу», – так, по словам Чубайса, после долгих раздумий отвечает Лебедь.
23 февраля, в День защитника Отечества, у Лебедя сольный дебют на телевидении. В особо важный для всех военных день он в прямом эфире телеканала НТВ дает интервью Евгению Киселеву в программе «Герой дня». Лебедь своим противоестественно низким басом говорит чеканные фразы: «В России фланговая болезнь. Победа любого из флангов – Ельцин или Зюганов – это война. А я против войны».
По сути, Лебедь выступает с философской пацифистской проповедью: «Я уяснил себе три вещи. Всякая война – сначала тупик, потом катастрофа. Всякие войны, даже если эти войны столетние, все равно заканчиваются переговорами и миром. Вот у меня вопрос: а стоит ли нагородить горы покойников, наплодить вдов, сирот, калек, пустить прахом по ветру труд предыдущих поколений, чтобы потом сесть и договориться? Может, эту нецивилизованную часть вообще опустить?»
Рейтинг Лебедя начинает неуклонно расти – так, что это вызывает тревогу у неосведомленной части президентской команды.
20 февраля 1996 года, ночь. Журналист Александр Минкин и его жена спят в своей квартире на втором этаже хрущевки. В это время наемные убийцы приставляют лестницу к его балкону – лезть невысоко. Минкин и его жена одновременно просыпаются от грохота и садятся на кровати. «Кошка, дура, что ли, уронила этажерку на балконе?» – пытается угадать Минкин. В этот момент балконная дверь вылетает от удара, и в комнату вваливается человек в черной маске с метровой стальной трубой в руке. Он немедленно спотыкается, потому что прямо у балконной двери стоит корзина с картошкой. Холодильник маленький, а из-под балконной двери несет холодом, и там удобно хранить продукты. Минкины вскакивают с кровати. Убийца замахивается, но потолок в хрущевке низкий, 2,40. Труба врезается в потолок и оставляет глубокий след в штукатурке. Убийца замахивается второй раз, Минкин уворачивается, и труба, отлетев, бьет по ножке книжного шкафа. Ножка ломается, и шкаф заваливается ровно между убийцей и жертвой. В это время с балкона в комнату пытается пройти второй убийца, но не может – на пути у него картошка и первый нападающий, которому преградил дорогу лежащий поперек комнаты книжный шкаф. Минкин и его жена голые бегут к двери. «Если там, за дверью, третий, нам конец», – думает журналист. Они выскакивают из квартиры – снаружи никого. Они начинают стучаться в три другие квартиры на лестничной площадке. Одна дверь открывается, соседи пускают их. Минкин вызывает милицию, но не дожидаясь ее приезда, обматывается соседским полотенцем и крадется обратно – посмотреть, что происходит в квартире.
«Только идиот мог так поступить, – вспоминает Минкин, – Потому что когда ты видишь такое в кино, ты мысленно говоришь герою: "Беги отсюда! Сейчас убийца вылезет из ближайшего шкафа с ножом". Но это шок». Минкин обнаруживает лежащую посреди комнаты трубу, под балконом в снегу валяется лестница. Приезжает наряд. В квартиру заходит милиционер. «Они вам угрожали?» – звучит первый абсурдный вопрос.
Минкин в 1996-м работает в газете «Московский комсомолец», это самая популярная и политически скандальная газета начала 1990-х. Она славится журналистскими расследованиями и сливами. В октябре 1994 года, к примеру, МК публикует статью «Паша-Мерседес» с подзаголовком «Вор должен сидеть в тюрьме, а не быть министром обороны». В ней сообщается, что глава оборонного ведомства Павел Грачев, выводя войска из Восточной Германии, незаконно купил две машины «Мерседес» на деньги, выделенные для строительства домов военнослужащим. Грачев подает в суд на автора статьи, журналиста Вадима Поэгли.
Одновременно другой журналист МК, Дмитрий Холодов, ведет расследование по поводу продажи российского оружия в Чечню. 17 октября 1994-го он едет на Казанский вокзал, там источник должен передать ему подтверждающие документы. В камере хранения он берет дипломат и в редакции открывает его. В дипломате заложена бомба, Холодов погибает при взрыве. Убийство Холодова – очень резонансное, газета обвиняет в убийстве сотрудников Министерства обороны.
С тех пор прошло полтора года – и теперь покушение на Минкина. На следующий день в газете, где он работает, выходит маленькая заметка в подвале первой полосы «Разбойное нападение на квартиру Минкина». Он в ярости звонит в отдел информации: «Вы что, охуели? Пришли убийцы, чтобы меня убить. А вы пишете: разбойное нападение на квартиру. Ну тогда напишите: разбойное нападение на шкаф». Возбуждено уголовное дело о покушении на убийство. Следствие берет под свой личный контроль генпрокурор. Сам Минкин считает, что его заказали герои его последних публикаций: Коржаков и Барсуков.
Одновременно с подготовкой к выборам президента России в регионах проходит еще несколько кампаний. Например, идет борьба за посты руководителей обеих российских столиц.
Первые в истории выборы мэров Москвы и Петербурга, а также выборы президента России прошли в один день – 12 июня 1991 года. Во всех трех случаях победили три демократа, три прославленных оппозиционера компартии, три самых ярких символа нового времени. Президентом России стал Борис Ельцин, два крупнейших города в стране возглавили его соратники по Межрегиональной депутатской группе: в Москве победил Гавриил Попов, а в Петербурге – Анатолий Собчак.
Попов и Собчак – советские интеллигенты, университетские профессора: Попов преподает экономику в МГУ, а Собчак – право в Ленинградском университете.
Они оба становятся популярными в СССР оппозиционными политиками во время I Cъезда народных депутатов весной 1989 года. Собчак тогда возглавил комиссию по расследованию разгона мирного митинга в Тбилиси 9 апреля 1989 года – и возложил вину за эти события на власти СССР, руководство КГБ и даже всесильного второго секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева.
В августе 1991 года, во время путча, Собчак поддерживает Ельцина и выступает лидером сопротивления ГКЧП в Петербурге, собирая грандиозный митинг против диктатуры и в поддержку демократии на Дворцовой площади.
Хотя Ельцин, Попов и Собчак и выглядят как триединый символ новой российской демократии, отношения у них очень быстро портятся. Они принадлежат к разным культурам. Уже в 1992 году Попов уходит в отставку, не соглашаясь с экономическими реформами правительства Гайдара. На его место президент Ельцин назначает Юрия Лужкова. Лужков до этого момента возглавлял городское правительство, но своей карьерой во многом обязан Ельцину.
Еще в 1987 году, когда Ельцин руководил столицей, он взял в городское правительство инженера-химика Лужкова. Впрочем, вместе они долго не проработали: Ельцин впал в немилость и был уволен с должности первого секретаря, а Лужков, наоборот, закрепился в московском правительстве.
Новый мэр Лужков вскоре набирает популярность в городе. У него репутация крепкого хозяйственника, он не стесняется конфликтовать с федеральной властью – особенно часто ругается с Чубайсом. Впрочем, рейтинг Лужкова в Москве запредельный – он выгодный союзник для Ельцина и его поддержка может помочь Ельцину набрать голоса в столице. Коржаков по-прежнему относится к мэру Москвы с недоверием – еще с 1994 года, когда он боролся против тайного сговора Лужкова с Гусинским.
Точно так же Коржаков не любит Собчака. Основания все те же: его подозревают в том, что он готов бросить вызов Ельцину и хочет выдвинуться в президенты. И действительно, в 1995 году фамилия Собчака все время звучит в числе потенциальных кандидатов от демократического движения. Наконец, Собчак – демократ первой волны, а их Коржаков и его команда считают политически бесперспективными. В штабе Сосковца говорят, что Собчак непопулярен в городе, он неизбежно потянет Ельцина вниз, поэтому проводить выборы главы города одновременно с президентскими нельзя, надо отложить их на декабрь. Соцопросы не подтверждают это предубеждение – рейтинг Собчака в Петербурге около 30 %, то есть намного выше, чем у Ельцина по стране. Но Коржаков и Сосковец убеждены, что либералы обречены, как «Демвыбор России» на недавних думских выборах.
Людмила Нарусова, жена Анатолия Собчака, спустя 25 лет уверяет, что главной причиной недоверия Кремля к ее мужу было предсказание генерала Рогозина, «звездочета» и мозгового центра Службы безопасности президента. «Звезды показали ему, что следующим президентом России будет человек из Петербурга. Это и сыграло злую шутку с Собчаком – ведь они тогда знали только одного политика из Петербурга», – рассказывает Нарусова, ссылаясь на самого Рогозина. А еще она считает, что кампания против Собчака была санкционирована Ельциным.
«В Кремле было некоей догмой в то время, что Собчак – это катастрофа, независимо от отношения к нему лично, – рассказывает политолог Глеб Павловский. – И поэтому Бориса Николаевича ни в коем случае нельзя с ним ассоциировать. Нужно любой ценой отклеить Собчака от Ельцина. Потому что все люди 1991 года считались погорелой командой».
Удивительно, что люди, вовлеченные в петербургскую предвыборную гонку, спустя 25 лет рассказывают абсолютно взаимоисключающие истории. Вот, например, Юрий Рыдник. Он помнит, как зимой 1996 года в баре гостиницы «Невский палас» встретился с тогдашним вице-мэром города Владимиром Яковлевым. Тот решил побороться со своим шефом и просит денег у одного из самых богатых людей города, совладельца компании «Союзконтракт», которая через петербургский порт ввозит в Россию куриные окорочка.
«Юрий Евгеньевич, приятно познакомиться, – обращается 51-летний заместитель мэра по городскому хозяйству к 29-летнему предпринимателю. – Я вот хотел бы пойти на выборы». Рыдник интересуется, сколько это стоит. «Ну, миллиона три-четыре долларов», – отвечает вице-мэр. Рыдник понимает, что рейтинга у Яковлева никакого нет, а узнаваемость в городе всего 2 %. Но за деньги это легко поправить.
Спустя годы Рыдник рассказывает, что дружил тогда с Собчаком: «Я считаю его просто гениальным человеком: то, как он поступил в 1991 году во время ГКЧП, – это великое дело. Но как администратор он никакой. Он опаздывал на три часа, все время все забывал, раздавал одни и те же распоряжения разным людям. Распиздяй, короче. Вот я и подумал: неплохо бы иметь своего губернатора под боком».
Рыдник соглашается дать Яковлеву денег и нанимает ему московского политтехнолога Алексея Кошмарова. Начинается довольно скандальная избирательная кампания: вчерашний заместитель Собчака Яковлев обвиняет своего шефа в коррупции.
Есть версия, что Яковлев не сам решил выдвинуться, а его подтолкнули из Кремля. Якобы бросить вызов своему боссу вице-мэру посоветовал генерал Рогозин. По словам Нарусовой, силовики собирались инициировать уголовное дело против Собчака и пообещали Яковлеву, что к моменту выборов действующего мэра уже посадят.
Собчак пока об этом не знает, он абсолютно уверен в собственной победе. Главой своего предвыборного штаба он назначает первого вице-мэра Владимира Путина. Сначала Путину нужно уладить вопрос с датой выборов – Кремль требует перенести голосование с июня на декабрь, но Собчак отказывается. Его полномочия истекут 12 июня, а значит, на срок до декабрьских выборов президент России сможет назначить на его место исполняющего обязанности мэра. Собчак не доверяет Коржакову и Рогозину, поэтому опасается, что не сохранит кресло мэра. А в случае поражения Ельцина на президентских выборах этим и. о. может и вовсе оказаться коммунист. Единственный выход – убедить городское законодательное собрание перенести выборы на более ранний срок, на май 1996-го. Путину с большим трудом удается продавить это решение – некоторые депутаты вспоминают даже, что оно было принято в отсутствие кворума. В любом случае перенос выборов на май на руку Собчаку – у его конкурентов остается меньше времени на агитацию.
Растущая популярность генерала Лебедя очень тревожит Коржакова и Сосковца. Они решают, что надо с ним поработать. Первый вице-премьер поручает встретиться с ним своему советнику Андранику Миграняну.
Мигранян вспоминает, что звонит Лебедю и пытается договориться с ним о встрече. Но в последний момент Лебедь переносит разговор. А потом, во время очередного звонка, спрашивает: «Зачем нам встречаться, у вас же вроде уже все поменялось, вас же отстранили от ведения кампании?» Миграняну нечего ответить.
Лебедь оказывается осведомлен лучше, чем советник Сосковца. Но Коржаков не может успокоиться и сам встречается с Лебедем у него дома. Они выпивают по стопке водки. Коржаков даже не подозревает, что кампанию Лебедя ведет ельцинский штаб, – поэтому пытается его отговорить от участия в выборах: предлагает ему позицию командующего ВДВ.
«Вот твой предел, зачем тебе политика? Мы с тобой одного возраста, одного воспитания, в одно время даже генералов получили. Экономики не знаешь. Куда тебе в президенты?» «Я себе цену знаю», – отвечает Лебедь. Он не признается в договоренностях с Березовским и говорит, что не будет работать под Грачевым, – у него давние счеты с министром обороны.
«Ну подставь плечо шефу, только больше выиграешь», – уламывает Коржаков. «Без веры не служу!» – раз за разом повторяет ему в ответ Лебедь. Под конец Коржаков раздражается и начинает угрожать Лебедю, говоря, что тот не понимает, куда полез и с кем связался. «Я вижу, что вы очень крутой, – отвечает угрозой Лебедь. – Пуля любого крутого свалит». «Давно это знаю, – развивает тему Коржаков, – Когда у меня стали ноги слабеть, я начал заниматься стрельбой, дошел до мастера спорта. Я угроз не боюсь». «Побеждает тот, кто выстрелит первым», – шутит Лебедь. «Побеждает тот, кто первым попадет», – отвечает Коржаков. Они смеются, выпивают еще по сто и расходятся.
В штабе Лебедя все тоже непросто. Военные с крайней степенью недоверия смотрят на гражданских – считают их засланцами каких-то внешних сил. Почти никто из старых друзей Лебедя, включая главу штаба генерал-майора Попова, не знает, в чем суть договоренностей, откуда взялись политтехнологи и откуда приходят деньги. Не меньше удивляются и гражданские. Например, они обнаруживают, что кандидата мучают чудовищные головные боли – видимо, следствие его ранения в Афганистане. И для того чтобы снимать эти головные боли, к Лебедю приставлен специальный человек, неприметный старичок с бородкой. Его зовут Виктор Новиков, он экстрасенс и имеет над Лебедем неограниченную власть. Откуда он взялся – никому не понятно.
Официально президентская предвыборная кампания начинается в апреле – сразу после регистрации кандидатов в Центризбиркоме. И весь март помощники президента и его дочь Таня жалуются Ельцину на неэффективную работу штаба Сосковца.
Еще к Ельцину приходит экс-премьер Гайдар. После того как Черномырдин уже несколько раз отказался от предложения выдвинуться, Гайдар говорит президенту, что «Демвыбор России» все же поддержит его, если Ельцин выполнит следующие условия: во-первых, закончит войну в Чечне, а во-вторых, изменит нынешнюю кадровую политику, в которой опирается на антидемократические фигуры. Гайдар даже перечисляет фамилии, которые вызывают у него наибольшую неприязнь: Барсуков, Егоров, Коржаков, Сосковец.
Сосковец пытается наладить отношения с противниками как может. Он пишет письмо Георгию Сатарову с вопросом, почему помощник президента не участвует в работе штаба. Сатаров отвечает почти грубостью: «Уведомляю вас, что вам бессмысленно рассчитывать на какое-либо прямое сотрудничество со мной, поскольку оно возможно только при условиях, которые вы обеспечить не в состоянии. Все сказанное выше не означает, что я оставлю попытки компенсировать тот вред, который вы (сознательно или по недомыслию) наносите избирательной кампании». Сатаров не упоминает, что работает в альтернативном штабе – с Илюшиным и Чубайсом.
Сосковец жалуется на Сатарова президенту, но тот не реагирует.
14 марта Илюшин, Сатаров и остальные помощники пишут Ельцину развернутый донос на Сосковца, в котором по всем правилам аппаратной борьбы перечисляют ошибки, просчеты и слабые стороны его команды: «Наблюдения аналитиков и наши собственные убеждают нас в том, что проблемы кампании упираются в личность и деятельность Сосковца. Ясно, что он не специалист в публичной политике и избирательных технологиях, – и это сразу проявилось… Он не может контактировать с людьми, отличными от него по складу ума, но необходимыми в кампании. Его влияние на руководство регионов обернулось вульгарным и бесплодным администрированием, которое не только компрометирует президента, но и отталкивает от него возможных сторонников… В результате безвозвратно потеряно больше месяца».
Помощники пишут о якобы появившихся слухах: будто бы президента нарочно «сдали коммунистам» и поэтому предатели саботируют развертывание кампании; а еще будто бы «плохой организацией, а вернее провалом, избирательной кампании президента затаскивают в ситуацию, в которой он будет вынужден либо отменить выборы, либо аннулировать их результаты. Сейчас вашу избирательную кампанию можно спасти только немедленной ампутацией: О. Н. Сосковец должен быть отстранен от руководства штабом».
Тогда же, в марте, приходит еще одна неприятная для Сосковца новость: ему докладывают, что вместо необходимого миллиона подписей в поддержку Ельцина собрано уже восемь миллионов. Но их качество очень низкое: до 40 % подписных листов могут быть признаны бракованными.
Ельцин очень недоволен Сосковцом. Он перепоручает сбор подписей московскому мэру Юрию Лужкову, а тот, в свою очередь, – своему управделами Василию Шахновскому.
Но еще больше Ельцин недоволен поступающими сообщениями о том, что Сосковец чувствует себя наследником и без пяти минут премьером. Президент устраивает ему публичную выволочку: «Не надо ходить царем по Белому дому!»
Победа на думских выборах в декабре 1995 года полностью поменяла настроение членов коммунистической партии. Сначала коммунисты выбирают своего спикера Думы – это бывший главный редактор газеты «Правда» Геннадий Селезнев. Первоначально планируется, что парламент должен возглавить один из самых авторитетных коммунистов Валентин Купцов, тот самый, который едва не стал лидером КПРФ. Но Геннадий Зюганов сообщает, что провел переговоры с Кремлем и ему якобы сказали, что Ельцин не потерпит спикера Купцова, поэтому надо подобрать другого кандидата. На самом деле такого требования не было, просто Зюганов не допустил возвышения сильного соперника. Если бы Купцов стал спикером, он мог бы впоследствии отобрать у Зюганова лидерство в партии.
В феврале, вскоре после Давоса, компартия вступает в предвыборную гонку – Зюганова официально выдвигают в президенты. В середине марта коммунисты находят отличный повод заставить всю страну себя обсуждать.
Пятью годами раньше, в 1991 году, в Советском Союзе прошел референдум: граждан спрашивали, хотят ли они сохранения СССР. Референдум проводился только в девяти из пятнадцати республик СССР: организовать голосование согласились Азербайджан, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан и Украина. 76 % голосовавших высказались за Союз. Шесть советских республик – Армения, Грузия, Латвия, Литва, Молдавия и Эстония – бойкотировали референдум. Но всего через полгода, в августе 1991-го, ситуация радикально поменялась. Даже те союзные республики, которые раньше были готовы вести переговоры о реформировании СССР, теперь захотели независимости.
В августе, в течение недели после попытки государственного переворота ГКЧП, декларации о независимости приняли Азербайджан, Белоруссия, Киргизия, Молдавия, Узбекистан и Украина. В сентябре СССР признал отделение трех прибалтийских республик, которые провозгласили независимость еще в 1990 году. Осенью о независимости объявили Армения, Таджикистан и Туркмения. К октябрю 1991-го только две союзные республики не высказали намерения покинуть Союз: Россия и Казахстан.
Распад завершили три главных действия: 1 декабря состоялся украинский референдум, на котором большинство высказалось за независимость. 8 декабря главы трех республик, стоявших у истоков СССР, – России, Белоруссии и Украины – Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук в Беловежской пуще подписали соглашение, признающее, что Советский Союз больше не существует. 12 декабря Верховный совет России ратифицировал Беловежские соглашения и денонсировал договор 1922 года о создании СССР.
Спустя четыре года, в декабре 1995-го, коммунисты пошли на выборы с обещанием восстановить Советский Союз и получили большинство в Госдуме. 15 марта 1996-го в связи с пятилетием мартовского референдума 1991 года о сохранении СССР они думским большинством принимают два постановления. Одно подтверждает юридическую силу референдума 1991 года. Второе отменяет Беловежские соглашения.
В целом ситуация абсурдная: в результате этих постановлений Россия перестает существовать, а вместе с ней и четырнадцать соседних государств, бывших республик СССР. Да и сама Дума оказывается нелегитимной. Правда, с точки зрения коммунистов, это эффектный ход: за три месяца до выборов президента Дума напоминает избирателям, что Борис Ельцин совершил преступление – развалил Советский Союз.
Все ждут, что ответит президент: ходят слухи, что он может распустить Думу. Поначалу Ельцин реагирует спокойно. В Кремле заявляют, что не надо переживать, ничего серьезного не произошло, Дума пошутила. «Пусть коммунисты не пугаются и пусть Зюганов на БТР на работу не ездит», – говорит Ельцин журналистам, отвечая на вопрос, какой будет реакция властей.
Добавляет абсурда лидер думской фракции ЛДПР Владимир Жириновский. Он проводит пресс-конференцию, на которой обещает, что, как только будет избран президентом, начнет добиваться восстановления Византийской империи.
Весь день 15 марта всем и правда кажется, что кризис обернется конфузом и скоро забудется. Борис Ельцин уезжает в Завидово. Там президент продолжает повторять Коржакову свою фразу, произнесенную накануне, после думского голосования: «Это можно рассматривать как попытку ликвидировать нашу государственность».
В Завидове Коржаков обсуждает с президентом, что абсурдное решение Думы – это отличный повод распустить ее. Если Дума нарушает закон, то значит, ее надо разогнать. Если коммунистическое большинство в Думе ставит под угрозу государственность, то значит, компартию надо запретить. А проводить президентские выборы в такой ситуации вообще нельзя, их следует отложить. Не отменить, а именно отложить года на два. Двух лет будет достаточно, чтобы довести реформы до конца и подготовить достойного преемника, так что через два года Ельцину уже не придется баллотироваться.
Коржаков уже не первый месяц твердит, что выборы можно бы перенести, – а тут такой прекрасный повод. И главное – никогда еще Ельцин не был так близок к согласию с ним.
Все в этом решении Ельцину нравится. Ему не придется тратить силы на предвыборную кампанию. Ему не придется переизбираться еще на четыре года. Наконец, Ельцин любит разом избавляться от застарелых проблем. «Чего греха таить: я всегда был склонен к простым решениям, – так передан ход мыслей Ельцина в его книге «Президентский марафон». – Всегда мне казалось, что разрубить гордиев узел легче, чем распутывать его годами. Я почувствовал: ждать результата выборов в июне нельзя… Действовать надо сейчас!»
«Срочно летим обратно в Москву», – командует он Коржакову. Рано утром в субботу 16 марта они садятся в вертолет и улетают из Завидова – разгонять Думу.
Все это время помощники Ельцина вырабатывают план действий: их предложение – подключить Совет федерации и Конституционный суд, которые заставят депутатов дезавуировать собственные постановления. Есть два варианта, как это сделать: первый – обратиться в Совет федерации с письмом, второй – неформально попросить его председателя Егора Строева и уступить инициативу самим сенаторам, так им будет приятнее и все пройдет быстрее.
О том, что у Ельцина в голове уже созрел третий вариант, помощники пока еще не подозревают.
В воскресенье 17 марта, в половине восьмого утра, Коржаков звонит министру внутренних дел Анатолию Куликову и просит его к 11 часам приехать в Кремль к Ельцину. Куликов еще не знает, зачем его вызвали, но, ожидая в приемной, замечает лежащий на столе у секретаря график встреч президента на это утро: министр юстиции, потом генеральный прокурор, следом глава МВД, затем директор ФСБ и, наконец, глава Конституционного суда.
Вскоре из кабинета президента пулей выскакивает и убегает прочь генпрокурор Юрий Скуратов. Куликов заходит. Вот как он описывает дальнейшие события в своих воспоминаниях «Тяжелые звезды».
«Я решил распустить Государственную думу, – без прелюдий начинает Ельцин. – Она превысила свои полномочия. Я больше не намерен терпеть этого. Нужно запретить Коммунистическую партию, перенести выборы». И еще он несколько раз повторяет: «Мне нужно два года, мне нужно два года».
Ельцин не спрашивает мнения министра, а просто сообщает ему: «Во второй половине дня вы получите указ».
«Борис Николаевич, вы верховный главнокомандующий, вправе принимать решения, – отвечает Куликов. – Но, если вы не возражаете, я бы к 17 часам доложил вам некоторые свои предложения». Ельцин соглашается.
Куликов выходит из кабинета Ельцина, но в президентской приемной его просят подняться к Коржакову. К Ельцину тем временем заходит директор ФСБ Михаил Барсуков. Он ближайший друг Коржакова, по его лицу видно, что он заранее знает тему разговора с президентом.
Борис Ельцин и министр внутренних дел Анатолий Куликов
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
По дороге к Коржакову глава МВД размышляет о том, как будут развиваться события дальше. Он, естественно, помнит, что случилось два с половиной года назад – в октябре 1993-го.
Если в момент распада СССР в 1991-м президент Ельцин и Верховный совет России были заодно, то уже через два года, в 1993-м, между ними начался серьезный конфликт. Парламент блокировал практически все действия правительства, председатель Верховного совета Руслан Хасбулатов крайне оскорбительно отзывался о президенте и его окружении. Наибольший скандал вызвала фраза спикера парламента, сказанная в интервью итальянской газете La Repubblica о том, что он относится к членам правительства, «ко всяким шахраям, как к червям». Вместе с Верховным советом против Ельцина боролся и его бывший напарник по выборам вице-президент Александр Руцкой. Он рассказывал об «11 чемоданах компромата» на членов ельцинского правительства, обвиняя Гайдара, Черномырдина, Чубайса и самого Ельцина в коррупции.
Противостояние тянулось весь 1993 год. В апреле прошел референдум о доверии Ельцину и его противникам – народным депутатам. Телевизионная реклама советовала избирателям отвечать на вопросы в бюллетене «Да – Да – Нет – Да» – под таким названием он и вошел в историю. В итоге Ельцин выиграл: больше 50 % избирателей проголосовали именно «Да – Да – Нет – Да», то есть поддержали президента и высказались за роспуск парламента. Но Ельцин не стал торопиться с разгоном своих противников – и к осени кризис обострился максимально.
21 сентября 1993 года президент подписывает указ № 1400 – «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». Этим указом он распускает Верховный Совет, приостанавливает действие старой советской Конституции и Конституционного суда, назначает на 12 декабря выборы нового парламента и референдум по новой Конституции. Обо всем этом Ельцин записывает телеобращение. Услышав его, даже операторы приходят в ужас. А Ельцин добивает их шуткой: «Давайте сфотографируемся на прощание. Если не получится, то вместе и сидеть будем».
В 23 часа 21 сентября 1993 года Белый дом, здание, в котором заседал Верховный совет, окружают сотрудники милиции. Ельцин приказывает отключить в парламенте телефон, электричество, а потом и воду.
В тот же вечер Конституционный суд признает указ Ельцина незаконным. А ночью Верховный совет голосует за импичмент Ельцина и объявляет новым главой государства вице-президента Александра Руцкого. Верховный совет назначает собственных министра обороны и министра внутренних дел, но армия и милиция сохраняют верность Ельцину. Депутаты начинают собирать собственное вооруженное ополчение, которое готовится защищать Белый дом от штурма. Десять дней идут переговоры. Парламентарии все это время живут в осажденном темном и холодном здании. 1 октября переговоры завершаются провалом. 3 октября один из членов парламента, бывший соперник Ельцина на президентских выборах 1991 года генерал Альберт Макашов по поручению Руцкого собирает отряд вооруженных добровольцев, прорывает милицейское оцепление и идет на штурм мэрии – здания-книжки на Новом Арбате напротив Белого дома. Мэрию захватывают быстро. Оттуда Макашов и его сторонники отправляются на штурм «Останкино», чтобы взять под свой контроль телевидение. Многочасовой бой около телецентра заканчивается поражением отряда Макашова. Спецподразделения милиции удерживают «Останкино». Гибнет 46 человек.
Телевидение прерывает вещание из «Останкино», и только второй канал продолжает работу из резервной студии на Шаболовке. Всю ночь идет прямой эфир: политики, журналисты и деятели культуры призывают поддержать Ельцина в его борьбе против Верховного совета. Самую страстную речь произносит актриса Лия Ахеджакова, самым неожиданным становится появление поп-звезды Натальи Ветлицкой – ее не приглашали, она сама приехала в студию после вечеринки. От имени власти выступает вице-премьер Егор Гайдар, он призывает «тех, кто готов поддержать в эту трудную в минуту российскую демократию, собраться у здания мэрии на Тверской – чтобы не дать сделать из нашей страны на десятилетия огромный концентрационный лагерь».
Борис Ельцин, по словам помощников, пытается сам выступить с заявлением, но его не пускают Виктор Илюшин и пресс-секретарь Вячеслав Костиков. Они видят, что президент пьян. По воспоминаниям Костикова, Ельцин настаивает, но позже поддается уговорам. Валентин Юмашев уверяет, что провел всю ночь в кабинете президента и такого не было: Ельцин не собирался ехать на телевидение и в 3 часа лег спать.
По словам министра обороны Павла Грачева, около трех часов ночи 4 октября Ельцин и Коржаков приезжают в министерство и требуют «взять этих ребят в Белом доме». «Борис Николаевич, письменное распоряжение или указ – и я готов на все», – отвечает Грачев. «Какой письменный приказ? – возмущается Коржаков. – Я знал, что они начнут тоже трусить!» «Будет вам письменный приказ», – свирепеет Ельцин.
В пять утра (немного протрезвев, по оценке Грачева) Ельцин приказывает взять Белый дом. «Я предлагаю пугнуть их, – отвечает нетрезвый министр обороны. – Я выведу танк на прямую наводку и инертными пиздану несколько раз. Они сами разбегутся кто куда… Снайперы тоже убегут после этих снарядов, а там, в подвалах, мы их разыщем», – так вспоминает свои слова Грачев. Ельцин дает добро.
Под утро президент вводит в стране чрезвычайное положение. На мосту около гостиницы «Украина», напротив Белого дома, появляются танки. По словам Грачева, он лично инструктирует наводчика: бить по окнам кабинета Хасбулатова (но танки стреляют по верхним этажам). Всего производят 12 выстрелов, используют болванки, но в здании все равно начинается пожар. Сразу после этого командующий внутренними войсками Анатолий Куликов отдает приказ идти на штурм. Белый дом сдается. Мятежных депутатов арестовывает лично глава президентской охраны Александр Коржаков.
Всего за две недели противостояния во время штурма мэрии и «Останкино» и в перестрелках у Белого дома погибли до 200 человек. Ни один депутат не пострадал.
Успешный штурм Белого дома помог карьере Куликова – через два года он стал министром внутренних дел. А теперь идет по кремлевским кабинетам к Коржакову обсуждать разгон уже нового парламента, избранного по новой, ельцинской Конституции.
Обстрелянный и сгоревший Белый дом после ремонта Ельцин отдал правительству. Государственная дума переместилась сначала в бывший СЭВ, «книжку» на Новом Арбате, а потом в здание на Охотном ряду. А значит, все может получиться еще страшнее: танки на Манежной, бои у Большого театра.
Чтобы избежать повторения 1993 года, надо не позволить депутатам засесть в Думе – тогда не придется ее штурмовать. Надо распространить информацию о том, что Дума якобы заминирована, в воскресенье там наверняка никого нет, а если кто и есть, то нетрудно будет их быстро эвакуировать и взять здание под охрану милиции. С этими мыслями Куликов приходит к Коржакову. Там уже сидят Олег Сосковец, генпрокурор Юрий Скуратов и начальник ФСО Юрий Крапивин; потом присоединяется и Михаил Барсуков. Коржаков наливает всем по рюмке коньяку. По словам Куликова, Коржаков и Сосковец как-то слишком возбуждены встречей с президентом – будто бы немного переигрывают.
Глава МВД рассказывает коллегам о своем плане «заминировать» Думу и едет в министерство давать указания подчиненным.
В воспоминаниях Куликов иронизирует над собой: ему как человеку военному после получения приказа в первую очередь приходят в голову не вопросы «зачем?» и «почему?», а вопрос «как?».
Коржаков об этом моменте вспоминает совсем другое: хорошо, говорит он, что уроки 1993 года учли, из танков по Думе стрелять уже не придется. «После 1993-го мы специально заказали на заводе "Нону" – это не танк, а пушка на колесном ходу. Чтобы не надо было больше асфальт перекладывать после танков и чтобы народ не пугать», – рассказывает сейчас Коржаков.
План Куликова реализуется довольно быстро. К середине дня 17 марта 1996-го Дума оцеплена. Сотрудников аппарата, которые находятся в здании, эвакуируют. О произошедшем немедленно сообщают лидеру коммунистов Геннадию Зюганову и другим депутатам. Всем ясно, что президент решил распустить Думу. Но первые мысли депутатов не об этом, а о том, что будет с вещами, которые лежат в сейфах. Там же у всех деньги, а у некоторых – еще и компрометирующие документы. «ФСО наверняка вскроет сейфы и все заберет», – вспоминает свои опасения советник Зюганова депутат Алексей Подберезкин. Все мучительно думают, как бы попасть на рабочее место и вывезти ценные вещи, пока их не нашла ФСО.
Депутаты отправляют в Думу вице-спикера Артура Чилингарова. Он приходит на Охотный ряд и долго пытается пройти внутрь. Ему демонстрируют, что в здании милиционеры с собаками ищут бомбу.
Коммунисты понимают, что вот-вот последует указ о роспуске Думы. Депутаты ждут арестов и, по словам Подберезкина, обмениваются советами срочно уезжать из дома и не ночевать по месту прописки, потому что «сейчас две недели будут всех валить и мочить». Депутаты рассказывают друг другу, что перед пятничным голосованием Коржаков звонил кому-то из лидеров коммунистов и предупреждал: «Имейте в виду, вас могут не просто распустить – вас могут еще и интернировать».
После Куликова к президенту заходят его помощники: Юрий Батурин, Виктор Илюшин, Михаил Краснов и Георгий Сатаров. Ельцин ставит задачи: срочно подготовить обращение к нации и текст указа о роспуске Думы, запрете КПРФ и переносе президентских выборов на два года. «Выполняйте», – говорит он, не спрашивая их мнения.
Ошарашенные, помощники выходят. Не подчиниться президенту они не могут, но и подчиняться не хотят. Они собираются в небольшом зале рядом с приемной президента – чай, кофе, колбаса докторская, сыр советский, сыр российский, блокноты, ручки. «Мы сразу решаем, что делаем две бумажки, – рассказывает Сатаров, – одна – текст указа, а вторая – объяснение, почему его нельзя подписывать». Указ пишут юристы, записку с объяснением – Сатаров.
Тем временем министр внутренних дел Куликов начинает сомневаться: мало ли чем все обернется. Министр понимает, что Ельцин с Коржаковым совершают государственный переворот. Совсем недавно, в августе 1991-го, нечто похожее делали силовики из окружения Михаила Горбачева, назвавшие себя ГКЧП: они тоже распустили все избранные органы власти и ввели в центр Москвы танки. У руля они продержались меньше трех дней, потом их всех арестовали и отправили в СИЗО «Матросская тишина». Всех, кроме одного – министра внутренних дел Бориса Пуго. Предшественник Куликова и в тот момент его начальник, когда его пришли арестовывать, пустил себе пулю в лоб только потому, что беспрекословно выполнял приказы начальства.
Анатолий Куликов, конечно, не может об этом не думать. Как не может не думать о том, что мало кто из его предшественников заканчивал хорошо. Троих расстреляли, двое застрелились сами, еще трое «впали в мятеж».
Куликов звонит посоветоваться такому же бедолаге, как и он сам, – генеральному прокурору Скуратову. Куликова назначили министром семь месяцев назад, в июле 1995-го. А Скуратова – и того позже, в октябре. Они оба новички, значит, лучше остальных поймут друг друга. Они договариваются встретиться и зовут третьего – главу Конституционного суда Владимира Туманова. Он в своей должности всего год и, как и Скуратов с Куликовым, не принадлежит ни к одной группировке во власти: ни к либералам, ни к коржаковцам.
Встретившись, они понимают, что Ельцин всех троих развел. Например, Куликову он говорил, что и Скуратов, и Туманов – за роспуск Думы, как и остальные, более опытные силовики. А Скуратова и Туманова он, в свою очередь, уверял, что роспуск Думы поддерживает Куликов. Соответственно, каждый из троих думал одинаково: «Ну, раз все за, то и я тоже».
Туманов подтверждает Куликову и Скуратову, что решение Ельцина противоречит Конституции. Тогда министр внутренних дел предлагает в 17:00 поехать к президенту и втроем поговорить с ним. В одиночку спорить с Ельциным, конечно, страшно.
Они приезжают в Кремль, но их держат в приемной. К президенту только что вошли помощники, которые готовили по его распоряжению текст указа.
На указе сверху лежит записка – так, чтобы Ельцин сразу ее прочитал. «Правовых оснований жесткого варианта практически нет, – сообщает записка, – оба постановления Думы должны быть отменены Конституционным судом… Кризиса нет. Дума просто сама себя высекла». Постановления Думы – это «заранее спланированное провоцирование президента на силовые действия». Коммунисты, мол, испугались роста президентского рейтинга, поэтому ждут, что он жестко отреагирует.
Подготовленный указ о роспуске Думы, признают помощники, содержит все признаки государственного переворота. Дальше описаны мрачные последствия указа: коммунисты смогут объявить всеобщую забастовку, начнутся вооруженные столкновения на улицах, а некоторые подразделения МВД выйдут из подчинения президенту: «Нависает угроза гражданской войны».
Однако осторожные помощники все же не просят Ельцина отказаться от собственного плана, они просто предлагают подождать. Идея такова: сейчас, в воскресенье 17 марта, президент пишет письмо в Совет федерации, в понедельник сенаторы его обсуждают, во вторник принимают заявление о том, что Дума нарушила Конституцию и в сложившейся ситуации невозможно проводить выборы президента. И только после этого, по просьбе Совета федерации, президент может спокойно распустить Думу, объявить КПРФ вне закона и отложить президентские выборы на два года.
Ельцин недоволен. «А где текст указа? В 1993 году вдвоем справились. Тогда такой группы не было», – сердится он и отправляет помощников работать дальше.
На выходе помощники встречают Куликова, Скуратова и Туманова. Обе группы смотрят друг на друга с максимальным недоверием.
Глава МВД, генпрокурор и глава Конституционного суда заходят к президенту. «Борис Николаевич, работа по выполнению вашего решения идет. Но мы считаем его ошибочным», – начинает Куликов.
Президент рассержен – для начала тем, что вместо одного Куликова приехали трое – налицо сговор?
«Но вы же утром мне ничего не сказали», – цедит он сквозь зубы.
«Я ничего и не мог вам сказать. Так вот, наше предложение заключается в том, что этого делать нельзя. Я готов объяснить почему».
«Министр, я вами недоволен! – сердится Ельцин. – Указ последует. Идите! Готовьтесь и выполняйте!»
«Борис Николаевич, а вы не хотели бы созвать Совет безопасности, чтобы обсудить эту ситуацию?» – не отступает Куликов. «Хватит, уже насоветовался! – взрывается Ельцин. – Никакого Совета я собирать не намерен».
Все свободны. Куликов, Скуратов и Туманов идут к помощникам президента, и те показывают свою записку. Глава МВД в ответ демонстрирует тезисы, которые они с генпрокурором и главой Конституционного суда подготовили, чтобы убедить президента отказаться от своей задумки. Записки совпадают почти дословно.
Куликов в воспоминаниях пересказывает свою пламенную речь, которую он будто бы произнес перед президентскими помощниками: «Не вздумайте готовить этот указ! Смотрите! – говорит он, показывая рукой в окно, за которым видна заполненная людьми Красная площадь. – Сегодня тут гуляют люди… А завтра, когда этот указ будет подписан, – здесь будут жечь костры! И не только на Красной площади, а по всей стране… Сил для того, чтобы удержать ситуацию под контролем, у нас нет. Это путь к гражданской войне! Поэтому я категорически против. Мы сказали об этом президенту, и я вас прошу этот указ не готовить. Лично я его выполнять не буду. Я лучше рапорт напишу и уйду!» (Помощники такой речи не припоминают.)
В этот момент на столе у Илюшина звонит телефон. Это председатель правительства Черномырдин. Илюшин и Куликов просят премьера повлиять на Ельцина и убедить его, что распускать Думу нельзя.
Из Кремля Куликов снова едет в министерство. Там он собирает коллегию и с рюмкой в руке произносит еще одну прочувствованную речь: «Не знаю, может быть, в эту минуту уже решается вопрос о моей отставке. Я к этому готов, и вы должны знать, что я свою точку зрения не изменю. Разделяете вы ее или нет – это ваше дело…» Неожиданно все члены коллегии МВД говорят, что согласны с министром и выступают против разгона Думы. «Могу ли я сослаться на наше общее коллегиальное решение?» – спрашивает Куликов. «Да, можете ссылаться, – говорят генералы. – На всех до единого!»
Вечером Куликов звонит министру обороны Павлу Грачеву, чтобы выяснить, поддерживает ли тот решение Ельцина о роспуске Думы. Выясняется, что Грачев вообще не в курсе – президент не вызывал его в Кремль, а только позвонил с одним вопросом: «Ты Куликова поддержишь при случае?» «Конечно, поддержу. Мы с ним друзья» ответил министр обороны.
Пока помощники в Кремле работают над указом, Березовский звонит Чубайсу, чтобы рассказать последние новости. Чубайс уже считает себя де-факто руководителем предвыборной кампании, строит планы на ближайшие месяцы – и вдруг осознает, что никаких выборов в ближайшие годы не будет, раз Ельцин распускает Думу.
Чубайс звонит Тане – она в Кремле. Он немедленно выезжает к ней в Кремль, расспрашивает дочь президента и сидящего у нее Юмашева о том, что произошло. Они в шоке: катастрофа. Кажется, все потеряно. «Есть ли кто-то, кто против?» – спрашивает он. «Куликов, Черномырдин», – перечисляет Таня. «Готов ли указ?» – «Помощники пишут».
Чубайс сломя голову бежит к помощникам: «Ребята! Кто тут пишет указ? Будете отвечать, независимо от того, ставили свою визу или нет. Надо всем писать заявление об уходе! Это ведь политическая гибель президента!»
Помощники рассказывают ему о записке президенту, объясняющей, почему разгонять Думу нельзя. «Разорвал и выбросил?» – спрашивает Чубайс. Помощники кивают. Еще раз встретиться с президентом тем вечером помощникам не удается, у него сидит Коржаков.
В 20:00 им говорят, что Ельцин уехал из Кремля и распорядился, чтобы к 23:00 Илюшин привез ему на дачу готовый указ.
Помощники решают отвезти Ельцину вот такой текст: «Указ не получился, потому что правовых обоснований нет… В случае принятия указа нависает угроза гражданской войны». Все расписываются: Батурин, Илюшин, Краснов, Сатаров, Пихоя, Шахрай.
В 22:50 Илюшин звонит на дачу Ельцину, ему говорят, что президент уже уснул. И первый помощник решает отложить поездку к Ельцину до утра.
Больше этой ночью почти никто не спит, потому что неясно, что будет дальше. Если наутро Ельцин подпишет указ, то предвыборная кампания закончится, в Москву введут войска, все планы рухнут.
Не спит и политконсультант Ситников, которому генерал Рогозин поручил провести психосемантическое исследование электората. Он заканчивает свои подсчеты. Ситников изучает, чего хотят избиратели, каковы их основные требования к кандидатам, какие политики этим требованиям удовлетворяют и как в эти требования можно вписаться.
Согласно схеме Ситникова получается, что Ельцин и Зюганов не конкуренты, у них совершенно разная аудитория. Для того чтобы Ельцин победил, надо создать Зюганову конкурента, который бы отнял у него избирателей. Но конкурент должен быть не слишком силен, чтобы не было риска, что он сам победит. В расчетах Ситникова четко сформулировано, какими качествами должен обладать этот кандидат. К примеру, он должен быть националистом и поддерживать идею «восстановления сильного, сплоченного влиятельного государства», но при этом быть скорее сторонником рыночной экономики, нежели социализма.
Описание утра 18 марта 1996 года в изложении Ситникова напоминает голливудский блокбастер. Ситников заканчивает распечатывать 600 страниц исследования, садится в свой Nissan и из Солнцева, где живет, едет в Кремль. Он уверяет, что видел на МКАДе войска, готовые войти в город. По дороге Ситников понимает, что опаздывает, поэтому мчит на красный свет, обгоняя по встречке, а за ним гонятся гаишники с мигалками. Но у них «Жигули», а у него Nissan, поэтому гаишники не могут его догнать. Ситников доезжает до Спасских ворот, бросает машину и забегает в Кремль, успевая прямо перед совещанием у Ельцина перехватить главу администрации президента Егорова. «Ну что, можно победить?» – спрашивает Егоров. «Можно!» – кричит Ситников и протягивает ему 600 страниц распечатки.
В 5:45 Ельцин возвращается в Кремль. Илюшин уже ждет его там и протягивает вчерашнюю записку. «Кто подписал?» – мрачно спрашивает президент. Илюшин перечисляет фамилии.
В 6:00 в кабинете Ельцина начинается решающее совещание. Помимо Илюшина, приезжают Барсуков, Егоров, Коржаков, Сосковец, Черномырдин и сразу трое Куликовых. Министр внутренних дел Анатолий Куликов стоит в приемной и не может поверить своим глазам. Помимо него, на совещание к президенту заходят его однофамилец начальник ГУВД Москвы Николай Куликов и другой однофамилец начальник ГУВД Московской области Александр Куликов. Самое странное, что ни один из них не был накануне в министерстве и никто не предупредил своего начальника, что Ельцин вызвал их к себе к шести утра.
Анатолий Куликов (слева), Виктор Черномырдин и Борис Ельцин на совещании в Кремле
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Все видят, что Ельцин очень зол, даже не здоровается. По воспоминаниям как Коржакова, так и самого Ельцина, выступает Черномырдин – он против разгона Думы.
Потом слово хочет взять министр внутренних дел, но Ельцин не дает ему сказать. Он спрашивает двух других Куликовых. Однофамильцы министра докладывают, что Москва и область готовы к спецоперации, правда, людей не хватает. Потом все же высказывается глава МВД. Свое выступление он пересказывает в воспоминаниях. Он говорит, что коммунистов привлекать к ответственности не за что, а уход в подполье создаст им образ гонимых властью, так что они станут более сильными и популярными у молодежи. А еще, напоминает Куликов, компартия в половине регионов России контролирует местную законодательную власть, и она выведет народ на улицы.
Ельцин перебивает Куликова: «Вы как себя здесь ведете? Что вы мне не даете слова сказать?! Это вы там, у себя, совещания проводите как хотите, а здесь вы находитесь у меня в кабинете!» Но потом президент успокаивается, и министр продолжает: это не только его мнение, но также мнение его заместителей.
«Они у вас что, все коммунисты?»
«Нет, не коммунисты. Просто это похоже на авантюру. Последствия не просчитаны. Разгон Думы – антиконституционный акт. А сегодняшняя Конституция – это ваша, Борис Николаевич, Конституция… Президент России – объединитель нации, а вам, Борис Николаевич, навязывают войну. Даже непонятно, кто дает такие советы! Вот мы говорим о том, чтобы запретить компартию, привлечь ее руководство к ответственности… А где ЦК этой партии, кто скажет?»
Директор ФСБ Барсуков немедленно откликается, смотрит в свои бумаги и зачитывает: «ЦК КПРФ – Охотный ряд, дом 1…» «Но это же адрес Госдумы!» Выясняется, что никто не знает, где находится ЦК КПРФ.
Куликов уверен, что на столе перед Ельциным лежит указ о его отставке, и ждет, что президент вот-вот перевернет бумагу и подпишет ее. Но Ельцин тянет и пока не увольняет главу МВД. Опросив всех присутствующих, он приходит к выводу, что большинство – за роспуск Думы. Барсуков, Егоров и Коржаков не высказываются. Илюшин, Куликов и Черномырдин – против. «Да, их нужно разогнать, – цитирует Куликов президента в своих воспоминаниях. – Мне нужны два этих года. Указ готов к подписанию. Проблему решим, наверно, поэтапно… Идите. Ждите команды». Решение принято, все свободны.
После этого совещания к Ельцину заходит дочь Таня и уговаривает его принять Чубайса. Ельцин долго отказывается. В итоге он соглашается, но сначала встречается с Черномырдиным. У них случается самый жесткий разговор в их жизни, как позднее говорил сам премьер. Чубайс вспоминает, что он ждет в приемной, когда Черномырдин вылетает из кабинета Ельцина весь красный. Его трясет, будто он целый час кричал на президента. «Все ему сказал. Давай, теперь ты иди», – напутствует премьер своего бывшего зама. Чубайс заходит следом.
«Если вы сейчас это сделаете – мы все от вас отвернемся! Все 150 миллионов! Мы шли за вами как за человеком, который верит в выборы, в демократию. Даже несмотря на октябрь 1993 года, несмотря на Чечню, мы все равно за вами идем. Но если вы сейчас это сделаете, если вы на нас плюнете, то мы плюнем на вас!» – так Чубайс пересказывает свои слова. Он почти орет на Ельцина полчаса. «Так нельзя, конечно, орать на президента», – говорит сейчас Чубайс.
Ельцин слушает его, сжав зубы.
«А вы Анатолий Борисович, тоже совершили немало ошибок в ходе приватизации. Вы свободны», – ворчит он в ответ в конце.
Пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев слушает этот разговор, стоя в приемной – дверь открыта. По его словам, Чубайс не только грозит Ельцину, но и льстит ему: «Вы сможете победить, Борис Николаевич. Ваш ресурс еще не исчерпан». «Как политику-победителю Ельцину эти слова очень импонируют», – говорит Медведев.
Чубайс уходит.
Ельцин больше не вернется к вопросу о роспуске Думы. Депутатам этим же утром откроют вход в здание на Охотном ряду.
На следующий день, 19 марта, в Кремле собирается новое заседание – впервые к президенту приглашают представителей крупного бизнеса. Для них это еще серьезное событие – совсем скоро их будут называть олигархами, но в начале 1996 года большая часть из них еще не имеет опыта встреч с президентом.
Открывает встречу Борис Березовский. «Борис Николаевич, – говорит он, проникновенно глядя президенту в глаза, – знаете, что нас привело к вам сегодня? Нас привел страх. Да, страх. Мы боимся, потому что мы не знаем, как повернется ситуация. Коммунисты нас окружают, а вас предает ваше собственное окружение…» – так пересказывает его речь Владимир Потанин. По его словам, кажется, что Березовский гипнотизирует президента. Слово «страх» он произносит раз шесть. Общий смысл его речи: надо вести современную выборную кампанию, не советскую, а именно современную.
Потом слово берет Чубайс. Он рассказывает, что положение президента очень тяжелое, вся статистика, которой его снабжает Служба безопасности президента, недостоверна, на самом деле его рейтинг намного ниже и у коммунистов есть реальные шансы победить.
«Мы считаем, что все идет очень плохо, рейтинги ужасные, после поездок снижаются, а не растут», – так пересказывает свои слова Чубайс.
Ельцин не верит – и резко прерывает Чубайса: говорит, что у него неверные данные, на самом деле рейтинг растет. На подмогу приходит Гусинский, который тоже настаивает, что, согласно текущим соцопросам, нужно приложить огромные усилия для того, чтобы переломить ситуацию.
Потом слово берет Потанин. «Борис Николаевич, я должен сказать, что меня не страх сюда привел, а просто желание жить в современном мире, не возвращаться обратно в советское прошлое, – говорит он. Березовский смотрит на него неодобрительно. – Может, это от дурости, – продолжает он. – Я пока просто непуганый, поэтому у меня страха нет».
Ельцин продолжает хмуриться. Ему совсем не нравятся слова банкиров про низкий рейтинг и реальные шансы коммунистов. «Анатолий Борисович, я вам признателен за вашу позицию», – говорит на прощание Ельцин.
Выходят от Ельцина все в самом плохом настроении – кажется, что убедить его не удалось.
По словам пресс-секретаря Медведева, Ельцин во время встречи еще не осознает, кто эти люди: «Ну, заработали много денег, ездят на шестисотых "Мерседесах", с охраной, летают на самолетах. Но, в принципе, он не воспринимал их пока всерьез. И все, что они ему сказали, было для него достаточно неожиданно».
Однако после встречи он дает Илюшину распоряжение поменять всю структуру своей предвыборной кампании и подготовить заседание нового Совета по выборам президента. По сути, это новый предвыборный штаб, взамен прежнего во главе с Сосковцом. Номинальным главой Совета будет сам Ельцин, формальным координатором – его первый помощник Илюшин, а главным менеджером – Чубайс.
Первое заседание назначено на 23 марта. Накануне встречи Чубайс спешно пытается закончить структуру штаба, чтобы показать ее Ельцину. За этим занятием его застает Таня: «А что вы делаете?» – спрашивает она.
«Тороплюсь закончить график». «Сами, что ли?!» – удивляется она. – «Да, некому поручить». – «Вы что, с ума сошли? Немедленно отдайте мне, я все сделаю». В итоге они готовят бумаги вместе. На следующий день Ельцин их утверждает.
На заседании присутствует все руководство страны: президент Ельцин, премьер Черномырдин, первый вице-премьер Сосковец, глава Службы безопасности Коржаков, первый помощник Илюшин, глава администрации президента Егоров, директор ФСБ Барсуков, мэр Москвы Лужков и вице-премьер по социальной политике Яров. А рядом сидят люди, которые не имеют вообще никаких официальных постов: отставной первый вице-премьер Чубайс, правая рука Гусинского президент НТВ Малашенко и дочь президента Таня. Их присутствие означает, что именно они теперь и будут руководить кампанией.
Официальная часть длится недолго: напутственные слова говорят Ельцин, Черномырдин и Лужков. Потом собирается выступить Коржаков. Но президент его прерывает словами: «Хватит разговаривать, пора работать». Нет сомнений, что это полноценный вотум недоверия прежнему штабу.
Структура, утвержденная Ельциным, довольно любопытна. Отныне создается так называемый кухонный кабинет, куда входят все главные мозги кампании: Березовский, Зверев, Малашенко, Сатаров, Таня, Чубайс, Шахновский. Илюшин становится формальным руководителем обновленного штаба, вице-премьер Яров – главой исполкома. Чубайс отвечает за привлечение денег и аналитическую работу. Малашенко – за СМИ. Таня осуществляет «независимый контроль». Но за всеми ними надзирает еще и генерал Коржаков – в новой структуре, хоть и без Сосковца, на него возлагается «контрольно-ревизионная функция».
За этой формулировкой скрывается, что именно Коржаков будет контролировать расходы. Коржаков соглашается и отправляет в штаб к Чубайсу своего зама Георгия Рогозина. Штаб начинает работать в «Президент-отеле», несколько комнат отводится бывшему главе администрации Сергею Филатову, который отвечает за взаимодействие с доверенными лицами. Отдельный номер по-прежнему выделен американским политтехнологам – им заплатили вперед, поэтому выгонять их неудобно. Таня с Валей время от времени заглядывают к ним, чтобы выслушать их предложения. Остальные члены аналитической группы записки американцев даже не читают.
Наконец, за безопасностью следит генерал Рогозин. Его служба тоже пишет многочисленные аналитические записки и дает советы по ведению кампании, основываясь в основном на расположении звезд. Впрочем, почти все в штабе уверены, что основная работа сотрудников Рогозина – прослушивать всех и вся и собирать компромат.
Чтобы обсудить схему финансирования кампании, бизнесменов собирает у себя управделами президента Павел Бородин. Он, как обычно, сыпет анекдотами и напутственно говорит: «Мы могли бы вам башку отвернуть и деньги отобрать, а мы дадим вам заработать». Действительно, банкирам не приходится вкладывать собственные деньги в избирательную кампанию Ельцина. Но они смогут помочь государству незаметно потратить на предвыборную гонку бюджетные средства.
Схема, которую придумал первый замминистра финансов Андрей Вавилов, создает иллюзию, что штаб Бориса Ельцина финансируют банкиры. На самом деле вся кампания оплачивается из казны, но Министерство финансов не может открыто отдавать деньги на поддержку кандидата Ельцина, поэтому проводит их через коммерческие банки.
Схема выглядит примерно так. В стране огромное количество предприятий, которые имеют налоговую задолженность. Каждое предприятие обслуживается в каком-нибудь банке. Минфин дает банку право отдать долги предприятия, причем заплатить государству не всю сумму, а, скажем, 30 %. Теперь банку нужно разобраться с самим предприятием-должником. У него надо выбить деньги – не все , а хотя бы часть, например 50 % своего долга. В итоге банк заработал целых 20 % – и большую часть из них он отдает на предвыборную кампанию Ельцина.
На практике это делается так. Предположим, завод не заплатил государству налоги на миллион долларов. Минфин выпускает облигации на сумму налоговой задолженности предприятия – на миллион – и продает их банку с большой скидкой, например за 30 % от номинала. Банк этими облигациями гасит долг своего клиента – уже по номиналу, за миллион. Осталось урегулировать отношения между банком и должником, причем банк должен получить от должника больше, чем сам заплатил государству. Предприятие платит банку живые деньги, например 50 % долга.
Таким образом, государство получает от банка 300 тысяч, банк от предприятия – 500 тысяч. Разницу в 200 тысяч банк пускает на выборы, удержав свою комиссию.
В итоге и государство получает какие-то деньги – которые иначе, возможно, никогда бы и не получило, и выборы спасены, и банк заработал.
Основные деньги, несколько сотен миллионов долларов, идут на телевидение: Березовскому на ОРТ и Гусинскому на НТВ.
Банкиры периодически собираются в офисе Чубайса на Новом Арбате и обсуждают, какие еще есть финансовые нужды у кампании. По словам одного из участников таких совещаний, это похоже на игру: «Вот у нас по смете необходимо заплатить такую сумму, – говорит Чубайс. – Кто что закроет?» Бизнесмены с готовностью кивают и распределяют затраты между собой. После этого Чубайс представляет банкирам отчет, куда потрачены деньги.
Впрочем, деньги нужны не только на агитацию, но и на удовлетворение нужд избирателей. В середине 1990-х большинство россиян живет очень бедно, а у государства все время не хватает денег на пенсии и зарплаты бюджетникам. Обычно выплаты задерживают на три – шесть месяцев. Перед выборами этонедопустимо – и Ельцин публично обещает, что в мае все долги перед бюджетниками будут закрыты.
Откуда взять деньги? Только из-за границы. Долгое время Ельцин надеется на Международный валютный фонд. Разговор о помощи со стороны МВФ он начал вести с президентом США Клинтоном еще в 1995 году. И вот уже несколько месяцев российские переговорщики добиваются от МВФ одобрения кредита.
22 февраля Ельцин принимает в Москве директора-распорядителя МВФ Мишеля Камдессю – по итогам переговоров глава фонда говорит Ельцину, что России выделят 9 миллиардов долларов. Ельцин с каменным лицом произносит: «Десять». Камдессю смущается, замечает, что все документы уже подписаны, ничего переиграть нельзя. Потом упрекает переводчика в том, что тот неправильно перевел. Переводчик подтверждает: «Девять». «Десять», – еще более угрюмо настаивает Ельцин. Так продолжается несколько минут. Потом Ельцин начинает улыбаться, демонстрируя, что пошутил, и примирительно говорит: «У вас денег много. Добавьте миллиард, что вам стоит?» «Женщина не может дать больше, чем у нее есть», – вздыхая отвечает Камдессю.
Впрочем, в итоге МВФ соглашается на 10 миллиардов – но деньги будут переводить долго, маленькими порциями, часть из них пойдет на покрытие предыдущих долгов. Ясно, что быстро заплатить бюджетникам не получится. Тогда Ельцин использует крайнюю меру – звонок другу. Он связывается с канцлером Германии Гельмутом Колем и просит денег взаймы. Тот обещает дать кредит под выборы. Потом Ельцин обращается к французскому президенту Жаку Шираку. Тот соглашается добавить.
Ельцин вызывает своего управделами Павла Бородина и поручает ему съездить в Париж и в Бонн за валютой. Проблема в том, что Ширак и Коль дали только принципиальное согласие, что деньги будут. Но на какой срок и под какой процент – все должны обсудить финансисты. Себе в помощь Бородин берет молодого 38-летнего замминистра финансов Михаила Касьянова, специалиста по переговорам с международными организациями.
Бородин приводит Касьянова к Ельцину – разговор длится буквально пять минут. Ельцин напоминает, что деньги нужны к маю. Бородин и Касьянов улетают в Бонн, потом в Париж. Встречи с Колем и Шираком тоже короткие и протокольные. Бородин как личный посланник Ельцина представляет Касьянова, а германский канцлер и французский президент знакомят его со своими министрами и замминистрами финансов.
Бородин вспоминает, что решающую роль в переговорах с немцами якобы сыграл рассказанный им анекдот: «Приходит человек к врачу и жалуется ему: "Захожу я в спальню, а там с моей женой чужой мужик. Я ему: «Ах ты скотина, я сейчас тебе морду набью!» А он: «Да, ладно, давай сначала попьем кофе». Так мы с ним выпили кофе в понедельник, во вторник, в среду, в четверг и в пятницу". Доктор спрашивает: "Так чем я-то вам помочь могу?" – "Скажите, не вредно ли мне пить кофе на ночь?"» По словам Бородина, этот анекдот стоил 7,3 миллиарда долларов. Услышав его, Гельмут Коль позвонил своему министру финансов, накричал на него за то, что тот затягивает согласование кредита, и пообещал Бородину: «Вы не успеете из Бонна до Франкфурта доехать, а деньги уже в Москве будут».
По словам Касьянова, Бородин в длительных переговорах не участвует, а после первой встречи сразу возвращается в Москву. Сам Касьянов еще полтора месяца путешествует между Парижем, Бонном и Франкфуртом, согласовывая бумаги с французскими и немецкими чиновниками. В итоге все удастся сделать ровно так, как требовал Ельцин: к 1 мая деньги поступают на счета Минфина и российское государство начинает рассчитываться с бюджетниками.
Версии Касьянова и Бородина, сколько денег дала России Германия, отличаются примерно в два раза. Бородин уверяет, что Коль дал целых 7,3 миллиарда, а по словам Касьянова, Германия перевела около трех с половиной миллиардов долларов, а Франция – всего полтора.
Бородин вообще утверждает, что кредиторов было намного больше, – и очень гордится, что со всеми справился: «Меня тогда пять раз принял Клинтон, пять раз – Коль, четыре раза – Берлускони, три раза – Ширак, два раза – Каддафи. Я привез в страну 25 миллиардов долларов, это были межгосударственные кредиты. Я у всех в России вызывал ненависть: "Скотина, ездит, его все принимают, дают большие бабки, а он не делится"».
Томас Пикеринг, тогдашний посол США в России и Джеймс Коллинз, на тот момент высокопоставленный сотрудник Госдепа и будущий посол США в России, слова Бородина не подтверждают. Они не помнят ни одной встречи Билла Клинтона с управделами президента Ельцина.
Коржаков, в отличие от Бородина, уверяет, что самым щедрым был не Гельмут Коль, не Жак Ширак, а бывший итальянский премьер Сильвио Берлускони, будто бы благодарный за некогда оказанный ему в Москве теплый прием. Для этих переговоров финансист Касьянов уже не нужен – за деньгами летит сам Бородин с женой, Березовским, его подругой Еленой Горбуновой и несколькими приятелями-бизнесменами. Это что-то вроде деловой поездки и отпуска одновременно. Для Березовского поездка важна еще и потому, что он очень хочет лично познакомиться с Берлускони. Итальянский медиамагнат и политик – в некотором роде пример для подражания для Березовского. Пусть он и не стремится к тому, чтобы формально возглавить российское правительство, но роль в политике планирует играть не меньшую и внимательно изучил схему работы компаний Берлускони.
Для поддержки Ельцина Берлускони якобы пообещал миллиард долларов из своих личных средств, причем даже не в долг, а в подарок – в расчете на мощное продвижение своего бизнеса в России в дальнейшем. Один из участников поездки рассказывает, что компания приземляется в Милане, оттуда на машине едет в Локарно, а затем перемещается в Рим, где долго ждет встречи с Берлускони. Встречи не случается, но Бородина принимают два топ-менеджера основанной Берлускони компании Fininvest. В ожидании денег Березовский занимается шопингом – приобретает три костюма 56-го размера: один для Ельцина, второй для Коржакова, для кого третий – непонятно. По словам Бородина, обещанных денег люди Берлускони так и не дали. (Дочь президента уверяет, что Ельцин никогда не принимал костюмов от Березовского, а размер у него был 54-й.)
Помощь из-за границы приходит не только финансовая, но и мистическая. Пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев вспоминает, что ему в приемную звонят из болгарского торгпредства и сообщают: с ним хотят встретиться представили знаменитой ясновидящей Ванги. «Я давно когда-то читал про Вангу, знал про ее способности, знал, что это непростая старушка. Мне было очень интересно как человеку и как журналисту», – рассказывает он.
Пресс-секретарь президента соглашается принять посланцев Ванги. К нему приходят женщина средних лет – Бойка Цветкова, доверенное лицо Ванги и ее переводчик. «Хочу через вас передать приглашение Борису Николаевичу, – говорит Цветкова. – Ванга очень хотела бы с ним встретиться, потому что Россию ждут выборы, непростые времена». Медведев обещает передать приглашение президенту, гости оставляют свой контактный телефон, уходят.
Ельцину внимание со стороны ясновидящей не нравится: «Я смотрю, он идет в отказ, не хочет даже слушать про это. Он вообще скептически относился ко всем гадалкам, знахарям». Но Медведев набирается смелости и спрашивает: «Борис Николаевич, а можно я к ней поеду?» «Ну, поезжайте», – равнодушным тоном отвечает Ельцин.
Медведев начинает готовиться. Бойка Цветкова говорит ему, чтобы он взял с собой наручные часы Ельцина. Пресс-секретарь просит у президента часы – тот отвечает отказом. Медведев не догадывается обратиться к жене – потом Наина Иосифовна будет очень сожалеть об этом: «Что же вы ко мне-то не обратились, у меня столько этих часов его лежит, я бы вам дала».
Медведев едет в Болгарию без часов. Спрашивает только, что привезти Ванге в подарок. «Привезите ей виски», – отвечает Цветкова. «Что? Она пьющая бабушка?» – «Да нет, просто любит виски». Пресс-секретарь удивляется, но покупает в duty free бутылку Ballantine's. Летит в Софию, оттуда едет на границу с Македонией в местечко Рупите, где живет ясновидящая. «Место такое энергетически заряженное, кажется, будто недавно здесь приземлялся инопланетный корабль. Ощущение, что что-то тут не так».
Ванга сразу же обнимается с Медведевым как с давним другом и начинает своим громким голосом советовать: «Проблемы у Бориса. Проблемы с сердцем, пусть бережет сердце». (К этому моменту все мировые СМИ уже полгода как пишут о том, что у Ельцина проблемы с сердцем.)
Но в целом ее прогноз позитивный: Ельцин победит, а Россию ждет светлое будущее. Потом Медведев и Ванга выпивают по рюмке виски – и пресс-секретарь, и слепая ясновидящая остаются очень довольны встречей.
Медведев возвращается в Москву и докладывает о поездке президенту. Услышав, что прогноз благоприятный, Ельцин смягчается. «Я знаю, что будет трудно», – говорит он пресс-секретарю.
Работа обновленного штаба начинается со скандала. «Самое главное в кампании, – вспоминает 25 лет спустя Анатолий Чубайс, – что президент в это время работает не как президент, а как кандидат в президенты. Все, что он делает 24 часа в сутки, подчиняется этому правилу. Мы должны были сказать Борису Николаевичу: "Теперь мы вами командуем"». Но перед тем как убеждать в этом Ельцина, надо было убедить в этом его помощников.
Аналитическая группа планирует первое мероприятие – встречу президента со сторонниками в Москве. Фактически это перезапуск кампании, второй дубль после неудачного старта в Екатеринбурге. Сценарий показывают первому помощнику президента Виктору Илюшину. «Нет, так не будет, – резко реагирует новый руководитель штаба. – Президент придет на 15 минут, не больше». Молодые члены аналитической группы немедленно начинают ему хамить. «Виктор Васильевич, вы не понимаете, у нас больше нет президента, – так Зверев вспоминает свой ответ Илюшину. – У нас есть кандидат с рейтингом 4 %[8]. Вам с шашечками или доехать? Если с шашечками, то президент приходит на 15 минут. А если доехать надо, тогда он делает все по-другому».
План в том, чтобы показать Ельцина более человечным и близким к народу: например, он выходит на сцену не из-за кулис, а идет через зал: пожимает руки мужчинам, обнимает женщин. Илюшин недовольно выслушивает советы молодежи.
Дальше объясняет Малашенко: совершенно неважно, что президент делает на самом деле. Важно, что об этом говорят по телевизору. Поэтому теперь президент должен быть положительным главным героем всех новостей. Нужно, чтобы каждый день возникал какой-то информационный повод, что-то, о чем могут с интересом рассказать телеведущие. График президента должен быть подчинен тому, как его покажут по телевизору, а не наоборот. «Если что-то произошло, и это не показали по телевизору, то значит, этого не было», – говорит Малашенко.
Еще гендиректор НТВ считает, что Ельцин должен съездить в Чечню и объявить там о завершении войны. Все смотрят на него как на сумасшедшего: как можно так рисковать. Но для телесюжета об этом совершенно не обязательно на самом деле везти президента в Чечню. Построить декорации, имитирующие Чечню, – раз плюнуть. А если снять президента где-нибудь в Ставропольском крае или в Северной Осетии и сказать, что это Чечня, то почти никто из российских зрителей никогда не заметит подмены. Малашенко предельно циничен, однако его слова завораживают собеседников.
Тогдашний генпродюсер ОРТ Константин Эрнст рассказывает, что идею с полетом Ельцина в Чечню придумал он – по аналогии с однодневной необъявленной поездкой американского президента Ричарда Никсона во Вьетнам 20 июля 1969 года.
Наконец, изучив последние выступления Ельцина, Малашенко заявляет, что они никуда не годятся: он читает по бумажке, отчего напоминает избирателям престарелого советского лидера Леонида Брежнева. Илюшин замечает, что Ельцин никогда не выучит речи наизусть, это просто нереально.
Это и не нужно, с загадочным видом говорит Малашенко. Совсем скоро они с Гусинским привозят в Кремль новый телесуфлер американского образца: две зеленоватые пластины, которые устанавливаются перед трибуной. Выступающий видит на них текст своей речи, а для всей аудитории они абсолютно прозрачные. А из-за того, что они расположены с двух сторон от выступающего, он может читать текст то с одной, то с другой стороны, поворачивая голову то влево, то вправо. Так у публики за суфлером создается иллюзия, что оратор обращается прямо к ней.
6 апреля проходит первое мероприятие Ельцина после смены штаба – встреча президента со сторонниками. Организацией руководит бывший глава администрации Ельцина Сергей Филатов.
«Мы должны победить, чтобы выборы не стали последними, – говорит Ельцин. – Мы должны победить, чтобы не допустить возврата к временам, когда цивилизованный мир боялся Россию и считал ее империей зла. – Аудитория аплодирует стоя. – В победе не сомневаюсь. Слабонервных прошу не суетиться и не торопиться со сменой портретов в кабинетах».
Ельцин выглядит бодрым и энергичным, полным сил и уверенным в себе. Не менее ярко выступают и его сторонники. Самую пламенную речь произносит кинорежиссер Никита Михалков. «Не переизбрать Ельцина на второй и последний по Конституции срок – это значит не дать возможности всенародно избранному президенту выполнить ту самую волю народа, ради которой его выбирали», – говорит он, а потом добавляет, что вообще-то четырехлетний срок для президента – это очень мало.
Оказавшись негласным руководителем всех российских медиа, Малашенко начинает реализовывать свой план. Концепция Малашенко предполагает, что Ельцин на полгода превращается в главную телезвезду. Его должны показывать все каналы, причем только в позитивном, желательно героическом, ключе. Жанр реалити-шоу в России в тот момент еще неизвестен, да и в мире эпоха легендарных реалити наступит только в нулевые. Но, по сути, Малашенко придумывает реалити-сериал, в котором Ельцин каждый день появляется на экранах и делает что-то увлекательное и интересное для зрителей.
Это значит, что надо провести работу с телеканалами, чтобы они показывали Ельцина в нужном ключе. Более того, необходимо договориться с отдельными журналистами: в 1996 году некоторые авторы имеют собственное мнение, с которым нельзя не считаться.
Общий настрой телеканалов на тот момент по отношению к власти весьма критический. Очевидно, что они должны аккуратно сменить тон.
С ОРТ проще всего – его контролирует Борис Березовский, а он выстраивает все так, чтобы быть лояльным к Ельцину. Впрочем, Константин Эрнст, тогдашний генеральный продюсер ОРТ, утверждает, что они встречаются с Малашенко примерно раз в неделю – обсуждают возможные ходы. По словам Эрнста, Малашенко не телевизионщик, а управленец: «Игорь формулирует задачи, которые есть в штабе, а я предлагаю телевизионные варианты». Самого Эрнста в штаб не зовут. «Да я и не рвался, – говорит он. – В то время я, как Фома Кемпийский, просил Господа избавить меня от политических воззрений». Правда, ему приходится каждый вечер ездить в ЛогоВАЗ и обсуждать текущие события с владельцем ОРТ Березовским.
НТВ принадлежит Владимиру Гусинскому, канал имеет репутацию главного оппозиционного медиа в стране, которое честно и бескомпромиссно рассказывает о ситуации в Чечне и бесконечно критикует президента. Но теперь руководитель НТВ – фактический мозг штаба Ельцина Игорь Малашенко. И телеканалу приходится радикально изменить подход.
Евгений Киселев, главный ведущий НТВ, вспоминает свою первую встречу с дочерью президента. Малашенко звонит и предупреждает: «Вам с Добродеевым поручается важное дело. В "Останкино"» собирается Таня, она хочет с вами поближе познакомиться, посмотреть, как работает НТВ. Раскатайте перед ней красный ковер, покажите ей все. Напоите, накормите, угостите – все как полагается».
Таня приезжает, руководители канала, по словам Киселева, исполняют перед ней «цыганочку с выходом». Она предлагает перед экскурсией поговорить. В переговорной Таня сразу переходит к делу: «Хочу задать вам прямой вопрос. За что вы папу так не любите?» Киселев и Добродеев подыскивают слова: «Мы очень его любим и уважаем, и все такое прочее». Дальше каждый вспоминает, как радовался, когда Ельцин, будучи в опале в конце 1980-х, вернулся в политику, и какое было счастье, когда он сначала возглавил Верховный совет, а потом был избран президентом. «А что же вы так его ругаете?» – спрашивает Таня. Киселев объясняет, что НТВ его не ругает, но критикует людей из его окружения.
Потом они идут по студиям, смотрят аппаратные, монтажные, после чего возвращаются в переговорку и выпивают коньяку. И тут Таня просит разрешения задать еще один вопрос и продолжает: «А все-таки честно скажите, почему вы папу так не любите?»
Впрочем, частный телеканал НТВ вовсе не единственный в те годы, который проявляет самостоятельность в выборе редакционной политики. Не менее смело выглядит и РТР (тогдашнее название телеканала «Россия-1»). Он хоть и государственный, однако в начале 1990-х демонстрирует максимальную независимость. Выпуски «Вестей» борются с новостями НТВ за право считаться самой качественной информационной программой в стране. Показательно, что в 1995 году во время первой церемонии ТЭФИ в самой престижной номинации «Ведущий информационной программы» соперничали представительница НТВ Татьяна Миткова и два претендента с РТР – Светлана Сорокина и Николай Сванидзе (он и победил).
Гарантом независимости РТР долгое время был назначенный Ельциным гендиректор Всероссийской государственной телерадиокомпании (ВГТРК) Олег Попцов. По словам Сванидзе, Попцов – абсолютный демократ, он всем журналистам предоставляет полную свободу. Даже тему каждого выпуска Сванидзе он, гендиректор, узнает из эфира – потому что не может себе позволить заранее поинтересоваться, о чем будет главная аналитическая программа на государственном канале. Перед выборами Попцов – совсем неподходящая фигура, это еще в феврале 1996-го понимали Сосковец и Коржаков. Они аккуратно подготовили Ельцина к увольнению Попцова: президенту показали публицистическую книгу «Хроники времен царя Бориса», написанную Попцовым, а потом подборку сюжетов о событиях в Чечне, выданных государственным телеканалом.
Едва объявив о своем выдвижении в президенты в феврале, Ельцин сразу же уволил Попцова, обвинив его в том, что у него в эфире «одна чернуха». Новым главой ВГТРК назначают Эдуарда Сагалаева, бывшего руководителя программы «Время» в перестроечные годы, одного из создателей программы «Взгляд». Сагалаев вспоминает, что на новую должность его приглашали Сосковец и Коржаков вдвоем. «Они почему-то думали, что я могу быть им полезен в том случае, если они отменят выборы».
Однако у нового штаба новые цели – Чубайс и Малашенко не планируют отменять выборы, им надо сделать Ельцина любимым героем всех телеканалов. По словам Николая Сванидзе, одного из самых авторитетных телеведущих на тот момент, уговаривать журналистов включиться в кампанию на стороне Ельцина несложно – они и сами, по своей воле, охотно помогают. «Весь журналистский цех не за страх, а за совесть болел за Ельцина, – рассказывает он. – Заставлять не надо было. Все помогали Ельцину от души, то есть все, кого я знал. Это было общее такое, совершенно повальное настроение – помогать Ельцину. Никто не помогал Зюганову, никого не били палкой».
Михаил Лесин (слева) и Игорь Малашенко
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Журналисты считают, что если коммунисты окажутся у власти, то они восстановят цензуру, а возвращаться к бессмысленной советской журналистике никто, особенно среди телевизионщиков, не хотел. «Если придет Зюганов, то это будут последние выборы в моей жизни», – так описывает тогдашний ход мыслей Николай Сванидзе. Впрочем, для верности Малашенко как новый куратор телевидения усиливает кадровый состав РТР опытными рекламщиками. РТР – вотчина Video International, которая продает рекламу на втором канале, а значит, является для него источником денег. На время предвыборной кампании на телеканал приходит группа сотрудников Video International во главе с Михаилом Лесиным: они следят за тем, чтобы в новостях президент выглядел привлекательно.
Сотрудников Video International, которые делают для ВГТРК программу «Деловая Россия», отправляют «на "Вести"» – неофициально, без записи в трудовой книжке и без зарплаты на канале. Все подобные «варяги» получают деньги за свою работу от Лесина – но на РТР понимают, что их надо слушаться.
Алексей Волин, один из работников Video International, вспоминает: «Сагалаев сказал мне: "Я ничего не могу сделать с коллективом «Вестей», но мне надо обеспечить более сбалансированную телевизионную картинку в новостях. Единственный вариант тут – договариваться с людьми. Ты никого не можешь ни уволить, ни отстранить. Но ты инкорпорируешься вовнутрь и договариваешься"». Сложнее всего – договориться с главной звездой канала Светланой Сорокиной.
Сорокина рассказывает, что очень сильно разочаровалась в Ельцине после начала войны в Чечне и в 1996 году считала, что Ельцин не должен переизбираться, – и не скрывала этого от своих зрителей. «Он очень болен, он плохо говорит, он слабый, ситуация в стране настолько тяжелая, что нужны какие-то иные силы, иные возможности», – вспоминает Сорокина.
В отличие от многих, она не считает, что победа Зюганова – это конец света. «Мне казалось, что выборы должны быть честными. Еще идеализм присутствовал. Я почему-то не боялась возврата коммунистов, наоборот, пусть бы они пришли и через короткое время все бы убедились, что они не бог весть какие руководители. И потом на следующие выборы не переизбрали бы Зюганова, главное, чтобы выборы оставались честными».
В стремлении к этой честности Сорокина следит, чтобы во всех ее новостных выпусках Ельцину и Зюганову уделялось одинаковое время. За это она получает первый нагоняй от начальства. «Ты что, хочешь, чтобы Зюганов пришел к власти? – кричит на нее один из начальников среднего звена. – Да он нас всех, тебя в том числе, повесит на фонарях». «Боже, какой пафос! – отвечает Сорокина. – Перестаньте уже, ну что вы, в самом деле!»
Отдельная работа проводится с пишущими журналистами. К примеру, издания, подконтрольные мэру Москвы Юрию Лужкову, прорабатывает его управделами Василий Шахновский. «Большинство журналистов не пришлось уговаривать. Единственный, с кем было сложно, – Минкин», – вспоминает Шахновский.
«Саша, ну смотри, ты пишешь, как сейчас все плохо. Но если Зюганов придет, будет лучше?» – это основной аргумент Шахновского. И Минкин вроде соглашается. Но уже очень скоро не сдерживается. Его начинается страшно раздражать единогласная поддержка Ельцина со стороны всех СМИ.
Штабу Ельцина, помимо новостей, нужна полноценная рекламная кампания. К участию приглашают всех видных рекламщиков и политконсультантов. Малашенко поручает это направление все той же Video International Лесина – компании, которая продает рекламу и на НТВ.
16 апреля Михаил Лесин собирает сотрудников Video International на брейнсторм. «Работа новая есть. Выборы. Сразу секретимся. Никакого слова "выборы" в этом здании произносить нельзя. Будем называть "Проект № 16"». – «А почему 16?» – «Ну, сегодня 16-е число. Проект № 16, слово "выборы" запретить».
Формируется идея рекламной кампании – снять серию роликов с историями жизни разных людей, в основном пожилых, которые расскажут, как, несмотря ни на что, их жизнь при Ельцине изменилась к лучшему, а потому голосовать они будут именно за него. Общая задумка – очеловечить Ельцина, показать, насколько он похож на обыкновенного россиянина и близок к народу.
Креативная команда начинает разрабатывать слоганы рекламной кампании. Алексей Волин вспоминает, что поначалу совершенно ничего не рождается. Предлагается много вариантов, но все они отвергнуты Лесиным как банальные и примитивные. «Ну вы еще скажите "Вера, надежда, любовь"», – в какой-то момент раздраженно бросает Лесин. И тут один из копирайтеров с улыбкой предлагает: «Верю, люблю, надеюсь». «Ну, вот и лозунг», – отвечает обрадованный Лесин.
Впрочем, слоган кампании вскоре поменяют. Более удачным покажется куда более противоречивый «Выбирай сердцем!». Его авторство приписывают разным людям: и режиссеру-рекламщику Бахыту Килибаеву, известному роликами финансовой пирамиды МММ, и политологу Игорю Бунину. Есть и версия, что первоначально он был придуман для кампании другого кандидата в президенты Григория Явлинского и просто украден штабом Ельцина.
Режиссер Тимур Бекмамбетов описывает рождение слогана так. Сидят рекламщики из Video International, Лесин модерирует, все понимают, что у Ельцина не много шансов на переизбрание, но надо что-то делать. Бекмамбетов перешептывается с одним из копирайтеров: «Никаких рациональных аргументов голосовать за Ельцина у народа нет. Все происходящее – это то, почему они не должны голосовать за него. Если они задумаются, они за него голосовать точно не будут, – рассуждает Бекмамбетов. – То есть главное – не включать мозг». Копирайтер смеется: «Значит надо им сказать: "Голосуй сердцем"». «Храбрейший ход», – резюмирует Бекмамбетов.
Спустя несколько дней Лесин презентует свою концепцию рекламной кампании аналитической группе. «У Миши была в тот момент любимая поговорка: "цыганочка с выходом", – вспоминает Зверев. – Он ее всегда филигранно исполнял любому клиенту, активно вешая лапшу на уши. И делал это безумно талантливо, очень увлеченно, с горящими глазами». Презентуя штабу концепцию, Лесин начинает в своем стиле, но его перебивают: «Миша, а можно без цыганочки с выходом?» «Без цыганочки? – расстроенно переспрашивает Лесин. – Блин, ну ладно». И дальше идет спокойный разговор.
На заседании присутствуют самые разные специалисты, которых привлекают к мозговым штурмам. Неожиданно его концепцию начинает критиковать Игорь Минтусов, личный имиджмейкер Ельцина. Он не член группы, но его хорошо знает Виктор Илюшин, да и президент ему доверяет.
Минтусов задает каверзные вопросы: «А какими исследованиями подтверждено, что эта кампания сработает? Проводились ли фокус-группы? Какова методология, доказывающая действенность этого слогана?» Лесину ответить нечего: времени на проведение исследований у него, конечно, не было. Да это и не принцип работы рекламной компании, она ориентируется на свой вкус и креатив, а не на мнения фокус-групп. Но Лесин в ответ уверяет, что все необходимые исследования проведены и доказали стопроцентную эффективность. Впрочем, присутствующие подозревают, что Минтусов просто ищет слабое место в презентации.
После совещания Лесин собирает партнеров на экстренное совещание: что делать с ельцинским имиджмейкером? Очевидно, что Минтусов, пользуясь доступом к телу, хочет перехватить контракт Video International и забрать выделенные на кампанию деньги под себя. Обсуждают разные варианты. Оптимальный – отстранить Минтусова от президента, задействовав все рычаги. Самый радикальный – убить имиджмейкера.
Проходит немного времени. Однажды в субботу Минтусову звонят из Кремля, чтобы подтвердить очередную встречу с Ельциным, – он вместе с напарницей Екатериной Егоровой ходит к президенту по понедельникам ровно в 9:30. Минтусову говорят, что президент ждет, все по плану, как обычно. Но в воскресенье раздается еще один звонок. На том конце сообщают, что планы поменялись и встреча с Ельциным не состоится.
Ельцин больше никогда не вызовет своих постоянных имиджмейкеров в Кремль. Минтусову и в голову не придет, что все это случилось из-за того, что он неудачно покритиковал креатив Video International. Тем более он даже не подозревает, какой страшной участи чудом избежал: потерял доступ к телу, а мог потерять и больше.
Образ Ельцина как простого человека и семьянина – один из главных в кампании. В его формировании ключевую роль должна сыграть Наина Ельцина – она до сих пор почти не появлялась на публике, не давала интервью и вообще вела себя подчеркнуто скромно. Это ее главный козырь: она всем нравится именно тем, что не пытается привлечь к себе внимание, а сознательно уходит на второй план. Соцопросы показывают, что это качество симпатично большинству россиян. И вообще у первой леди значительно более высокий рейтинг, чем у ее мужа.
Феномен Наины Ельциной объяснить несложно – она полная противоположность Раисы Горбачевой, жены бывшего советского президента. Раиса Максимовна всегда была на виду, одевалась ярко, не стеснялась разговаривать с журналистами. У нее быстро сложилась репутация сильной и властной женщины, которая руководит собственным мужем. Она выглядела совсем не типично по меркам СССР – за что большинство сограждан ее тут же невзлюбили.
Наина Иосифовна, наоборот, максимально похожа на скромную советскую женщину – в противоположность харизматичному мужу, она тихая и незаметная. И если про Ельцина трудно сказать, что он человек из народа, «такой же, как все», – то Наине Ельциной этот образ очень к лицу.
Борис и Наина Ельцины
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Для концепции Малашенко, предполагающей превращение кампании в реалити-шоу, это ценная находка. Наина Ельцина тоже должна стать телезвездой, но с учетом особенностей вкусов телеаудитории – выглядеть милой домохозяйкой, надежным тылом своего мужа. Она никогда не смеет его перебить и не станет давать ему советы – чтобы ни на секунду, не дай бог, не напомнить Раису Горбачеву. Она должна готовить ужины и растить внуков, чтобы миллионы российских женщин признали в ней свою. При этом и говорить она должна по минимуму – как английская королева Елизавета II, которая почти всегда деловито и по-хозяйски молчит, что вызывает неизменный восторг у миллионов поклонников.
Алексей Ситников вспоминает, что он вместе с коллегами занимается первой леди: для нее разрабатывается специальная «женская программа», подробно расписывается легенда – какой должна быть Наина Ельцина, которую полюбят все избиратели. (Семья Ельцина уверяет, что никакого специального образа не придумывали – Наина Ельцина и так была простой, естественной и всем нравилась.)
Дебют Наины Ельциной на телевидении случается одновременно со стартом предвыборной кампании. 7 апреля на канале НТВ выходит программа «Герой дня без галстука» – длинное интервью с первой леди. Она почти не рассказывает о себе: разве что упоминает, что каждый вечер, выезжая из Кремля, муж звонит домой, а она за время, пока он в дороге, успевает испечь ему пирог с капустой. Еще, по ее словам, президент любит пельмени, сам накрывает на стол и всегда и во всем предельно аккуратен.
Образ, само собой, немного искусственный. Наина Ельцина – вовсе не обычная советская женщина. В 1976 году, то есть когда ей было 44 года, ее муж стал первым секретарем Свердловской области, а она – региональной княгиней. Последние 20 лет ей вряд ли нужно самостоятельно готовить для мужа пирог с капустой. Однако простота Наины Ельциной – первое, что замечают зрители, и ей охотно верят.
Одновременно с Video International штаб обращается и к ее главному конкуренту – компании Premier SV, которая продает рекламу на ОРТ. Ее совладелец Сергей Лисовский рассказывает, что аналитическая группа просто нашла в документах Сосковца его старую концепцию тура «Голосуй или проиграешь». В конце марта ему звонит Таня и говорит, что прочитала его записку и хочет встретиться. Лисовский только что сделал операцию на ноге, поэтому ему тяжело перемещаться. Он просит дочь президента приехать к нему офис в спорткомплексе «Олимпийский», где он уже несколько лет проводит самую большую дискотеку в городе – «У Лис'са». Таня приезжает и рассказывает, что очень нужно поработать с молодежью, поскольку кампания «Голосуй сердцем» ориентирована в первую очередь на пожилую аудиторию. Лисовский вместе со своей командой берется за дело и вскоре привозит в «Президент-отель» детальный план «Голосуй или проиграешь». Его утверждают как вторую часть кампании – молодежную.
К началу 1996 года Лисовский уже несколько месяцев пытается открыть в России музыкальный телеканал – желательно под брендом MTV. У него есть частота, и переговоры с американским MTV близки к завершению. Но, по его словам, старт «Голосуй или проиграешь» все рушит: молодежному музыкальному телеканалу в агитационной кампании отводится ведущая роль, и американцы этим очень недовольны.
Соглашение с MTV должно быть подписано в начале мая. В конце апреля представители телеканала приезжают в Москву. Вот как вспоминает свой разговор с ними Сергей Лисовский. «Мы узнали, что вы очень активно участвуете в кампании Ельцина», – говорят американцы. «Участвую», – отвечает Лисовский. «А вы знаете, что у него рейтинг всего 3 %?»[9] «Мы считаем по-другому», – отвечает Лисовский. «Вы знаете, у нас корпоративные правила, – говорят американцы, – мы не участвуем в политических акциях». «А как же "Choose or Lose"?» – спрашивает Лисовский. «Да, но мы участвуем на стороне победителей, а вы на стороне того, кто явно проиграет, поэтому мы отказываемся».
В итоге музыкальный телеканал запускается без участия MTV и получает название Муз-ТВ, он выходит в эфир 1 мая. Возможно, участие MTV Лисовскому в этот момент уже и не нужно, бюджет предвыборной кампании очень велик. Организуется одновременно несколько концертных туров в поддержку Ельцина, создается несколько ежедневных программ в эфире РТР и Муз-ТВ. Сразу несколько музыкантов на деньги кампании пишут предвыборные песни. Группа «Мальчишник» и DJ Грув записывают трек «Голосуй, а то проиграешь», а приятель Лисовского диджей и певец Сергей Минаев выпускает целый альбом под таким же названием. Придумываются экзотические (и дорогостоящие) рекламные ходы: например, телеведущие Юрий Николаев и Леонид Якубович на двух спортивных самолетах отправляются в авиатурне по городам России от Москвы в сторону Красноярска – в каждом городе по пути они должны приземляться и агитировать за Ельцина.
Однако у Лисовского происходит традиционное столкновение с Крутым из-за поп-звезд: Крутой с подачи Коржакова уже сагитировал несколько музыкантов первого ряда поучаствовать в турне за Ельцина. Лисовский пытается их переманить, но они отказываются. Тогда Лисовский предпринимает нестандартный ход: он выделяет деньги Крутому на его тур под названием «Ельцин – наш президент» с участием Агутина, Аллегровой, Лещенко, Киркорова, Королевой и других звезд, но всем, в том числе штабу, говорит, что эти концерты организует он сам.
Лисовский и спустя 25 лет настаивает, что этот тур – дело его рук. Звезды про его роль в организации не слышали, зато помнят, что их к турне привлек Крутой.
Помимо этого тура, у Лисовского есть еще несколько более молодежных – под собственным лозунгом «Голосуй или проиграешь»: группа «Мальчишник», Евгений Осин, Сергей Минаев и другие. Лисовский настаивает, что участвует в кампании вовсе не из-за денег, а ради того, чтобы не допустить возврата коммунизма. Он вспоминает, как один из его знакомых, бывший военный, сторонник Зюганова, говорил ему: «Серега, не расстраивайся, мы тоже демократы. Мы расстрельные списки будем публиковать». «Он это так сказал, вроде в шутку, но я ему сразу поверил, что так оно и будет», – говорит бизнесмен.
Через Лисовского в ходе кампании проходит очень много наличных денег. Один из его партнеров уверяет, что в его офисе в спорткомплексе «Олимпийский» была темная комната, где аккуратными стопками был сложен кэш – им было заполнено едва ли не все пространство, гора стодолларовых пачек доходила до потолка.
«Мы все работали за идею – это для нас было самое главное», – уверяет спустя 25 лет Лисовский.
Аналитическая группа собирается каждый день: необходимо разработать основное содержание предстоящей кампании, чтобы переломить ситуацию. «Самая большая проблема в том, что у нас никак не получалось придумать эту замечательную кампанию, – рассказывает Зверев. – Потому что кругом была полная задница».
Татьяна Дьяченко, Анатолий Чубайс и Александр Ослон на крыше «Президент-отеля» (на заднем плане – строящийся храм Христа Спасителя)
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Социолог Александр Ослон проводит несколько исследований с открытыми опросами, которые показывают, что именно народ думает о президенте. Встречаются очень эмоциональные ответы. «Нерв, крик, боль», – вспоминает Зверев. Их читают все, в том числе Таня. «Неужели о папе так действительно думают?» – в ужасе спрашивает она. «Танечка, они думают еще хуже», – отвечает Зверев.
Начитавшись этих опросов, Зверев пишет аналитическую записку, которую называет «Формула страха» – по аналогии с «Формулой любви». Общий смысл текста, по словам Зверева, таков: «Если заставить, сагитировать, убедить людей проголосовать "за" невозможно, то их можно только убедить проголосовать против чего-то. Нужно предпринять все усилия, чтобы в обществе посеять страх перед будущим. Чтобы тот ужас, который может случиться в случае неизбрания Ельцина, перевешивал весь негатив в отношении к Ельцину».
Такой посыл и становится основной идеей предвыборной кампании. В своей записке Зверев фактически выражает то, что обсуждают все участники аналитической группы. Так что трудно сказать, кто был настоящим автором концепции, – спустя годы многие приписывают авторство себе.
Понятно, что аналитическая группа решила использовать не такой уж редкий, но весьма эффективный прием: делать вид, что власть вовсе не власть, а оппозиция, а настоящей страшной властью являются коммунисты. Ровно так строилась предыдущая предвыборная кампания Ельцина, когда он впервые избирался в 1991 году. Тогда еще существовал Советский Союз, его президентом был Михаил Горбачев. Но во многих советских республиках уже появились свои президенты. И российский Верховный совет оказался альтернативным центром силы, а его председателем был как раз Борис Ельцин, имевший репутацию главного оппозиционера Советского Союза.
Главным соперником Бориса Ельцина в 1991 году был кандидат от коммунистов Николай Рыжков, бывший советский премьер. Оппозиционер Ельцин без труда победил в первом туре – сердца советских граждан требовали перемен, лидер демократической оппозиции был на пике популярности, а от коммунистов все устали. Никто не верил в то, что они могут принести что-то хорошее, а от Ельцина ждали свободы и новых возможностей.
Спустя пять лет ситуация поменялась радикально: Ельцин не оправдал надежд большинства граждан страны и превратился в символ разочарования в прежних идеалах. Однако избирателей надо было перенести на пять лет назад, напомнить им, что коммунисты – это самое страшное зло, а Ельцин – единственно возможная альтернатива.
Главная цель кампании – напугать возвращением в СССР. В 1996 году это несложно. Все еще помнят, что в Советском Союзе за предпринимательскую деятельность давали тюремный срок. Все помнят, что до 1986 года было запрещено заниматься торговлей и использовать наемный труд. Все помнят, что такого понятия, как частная собственность, в СССР не существовало.
Все помнят, что в стране процветала цензура. И это не просто отсутствие какой-либо адекватной информации в новостях по телевидению, на радио и в газетах. Это также жесткий контроль за публикацией книг и за тем, какое советские граждане смотрят кино и какую слушают музыку. В СССР был «Список книг, подлежащих исключению из библиотек и книготорговой сети» и «Список лиц, все произведения которых подлежат изъятию» – и в этих списках Аксенов, Бродский, Галич, Набоков, Солженицын и сотни других писателей.
Все производство в СССР, от станков до детской одежды, регулировалось органом под названием Госплан. Централизованное планирование производства и устанавливаемые сверху цены приводили к постоянному дефициту: за продуктами выстраивались километровые очереди в магазинах, а чтобы купить шкаф, диван, стиральную машину, телевизор или автомобиль, надо было по записи ждать своей очереди месяцами и даже годами.
Путешествовать за границу советские граждане не имели права – для этого надо было получить выездную визу, о которой обычный человек не мог и мечтать. Поездка за границу казалась чем-то недосягаемым, вроде полета в космос, потому что приносила невиданные блага: возможность купить импортную одежду – а не обычную уродливую, которую шили советские фабрики, привезти иностранную технику – мечту любого советского гражданина, аудио-, видеомагнитофоны и грампластинки. Существовал так называемый железный занавес – все связанное с Западом в страну проникало с трудом.
Анатолий Чубайс, Валентин Юмашев, Сергей Зверев и Татьяна Дьяченко
Личный архив Сергея Зверева
Так что возврат к унизительному советскому существованию, возвращение унылого беспросветного застоя – ночной кошмар для очень многих в 1996 году. Чтобы мотивировать их пойти проголосовать за Ельцина, надо было убедить их, что в противном случае Советский Союз вернется. Цель кампании – довольно простая и понятная. «Сейчас я, конечно, понимаю, что это нехорошо, – почти 25 лет спустя размышляет Сергей Зверев о том, насколько этична кампания, основанная на страхе. – Но мы тогда просто хорошо выполняли свою работу».
На одно из первых заседаний аналитической группы Чубайс вызывает руководителей «Коммерсанта» – первой частной газеты, которая была создана еще при Советском Союзе. «Коммерсантъ» отличается от всех остальных качественных изданий в стране. Это газета для бизнесменов 1990-х, так называемых новых русских, она описывает их так, как они хотели бы себя видеть. Еще «Коммерсантъ» – одно из немногих популярных СМИ в России, которое занимает в своих публикациях античеченскую позицию: оно поддерживает войну в Чечне и действия федеральных войск.
Наконец, «Коммерсантъ» в тот момент не принадлежит никому из крупных предпринимателей: ни Гусинскому (как газета «Сегодня»), ни Березовскому (как «Независимая газета») и не контролируется Юрием Лужковым (как «Московский комсомолец»). Ее основатель и владелец – журналист Владимир Яковлев. Правда, у газеты огромное количество долгов, ее основной кредитор – Столичный банк сбережений Александра Смоленского. По просьбе Чубайса Смоленский звонит своему должнику Яковлеву и просит, чтобы он и гендиректор газеты Леонид Милославский съездили и помогли работе штаба. Там очень нужны молодые свежие мозги. Яковлеву в тот момент 37 лет, Милославскому – 32. Они, конечно, не могут отказать.
Встреча проходит в СЭВе на Новом Арбате. Чубайс рассказывает о начале новой кампании Ельцина и предлагает «Коммерсанту» присоединиться и поддержать президента так же, как это уже делают телеканалы. Но у Яковлева встречное предложение: не трогать «Коммерсантъ», а лучше на его базе выпускать еще одну газету, предвыборную. Аудитория «Коммерсанта» слишком узкая, убеждает Яковлев, для выборов она несущественна – лучше сделать бесплатную газету, которую обнаружит в своем почтовом ящике каждый избиратель, прочитает и поймет. Чубайс эту идею принимает, Яковлев поручает Милославскому придумать концепцию нового издания и больше на заседания штаба не приходит.
Милославский в следующий раз приезжает один и показывает макет сверстанной первой полосы новой газеты, название которой он придумал сам: «Не дай Бог!», с подзаголовком «Газета о том, что может случиться в России после 16 июня». Он объясняет, что нужно что-то вроде газеты «Московские новости» или журнала «Огонек» – но только для широкого круга читателей.
«Московские новости» и «Огонек» – легендарные издания в перестройку. В конце 1980-х именно они стали первыми писать о сталинских репрессиях, о коррупции в компартии, о том, как советские власти преследуют инакомыслящих, поэтов, художников. «Московские новости» и «Огонек» – самые популярные издания для интеллигенции, первые свободные СМИ в Советском Союзе. Практически все звезды российской журналистики 1990-х, в том числе некоторые сотрудники «Коммерсанта», – выходцы из «Московских новостей». И членам штаба, конечно, очень нравится идея сделать «Московские новости» для миллионов. Они не спорят с идеей, но начинают жарко обсуждать название «Не дай Бог!». Оно им не нравится. Однако Милославский уходит, не выслушав их аргументы.
Дальше все случается быстро: Яковлев сообщает Смоленскому и Березовскому, сколько будет стоить издание новой газеты. (По словам одного из сотрудников, в будущем главреда «Коммерсанта» Андрея Васильева, – 13 миллионов долларов. Валентин Юмашев настаивает, что раза в три меньше.)
Чтобы создавать бесплатную еженедельную газету против коммунистов, Милославский рекрутирует лучших коммерсантовских авторов. Андрей Васильев, Андрей Колесников, Сергей Мостовщиков, Валерий Панюшкин, Игорь Свинаренко охотно берутся за дело – всем сотрудникам редакции коммунисты кажутся ископаемыми чудовищами. Молодые коммерсантовцы относятся к «Не дай Бог!» как к панк-проекту: за прекрасные деньги можно оттянуться, публикуя всевозможную антикоммунистическую пропаганду. Всем кажется, что это очень весело – пародировать стиль старых советских газет, выдумывать любых фантастических ньюсмейкеров и любые невероятные истории.
В первом номере Милославский пишет текст «Что они с нами сделают, если победят». В нем пересказывается реально существующий законопроект, разработанный в КПРФ, – «Об экстренных мерах по выводу России из кризиса». Первый раздел законопроекта предполагает частичную отмену приватизации. «Если кому-то из проверяющих покажется, что бывшая государственная собственность досталась слишком дешево, недоплаченную стоимость переведут в акции, которые отойдут государству, – пишет Леонид Милославский. – Вы бы как отреагировали на то, что ваш автомобиль перешел в управление автосервису? А когда вашей квартирой станет управлять ЖЭК? И здесь совсем не важно, кто честный, а кто жулик. Когда они это делали в последний раз – в начале века, – была большая стрельба. Погибло много жуликов и много честных».
Но следующие тексты уже не такие серьезные. Например, в каждом номере публикуются интервью со звездами, которые агитируют против коммунистов: Ролан Быков, Людмила Зыкина, Эдита Пьеха, Олег Табаков, а наряду с ними и зарубежные селебрити: Брижит Бардо, Стивен Сигал, Брюс Уиллис и, конечно, Вероника Кастро – исполнительница главной роли в самом популярном мексиканском сериале в России начала 1990-х «Богатые тоже плачут». Эти интервью, очевидно, вымышленные. Но кто же проверит.
Вымышленного в газете вообще много. Во втором номере, к примеру, публикуется фельетон «Зюгзаг удачи», написанный рерайтером «Коммерсанта», будущим главным редактором журнала «Коммерсантъ-Власть» Максимом Ковальским. «Жили были два брата: Чук и Гек. И случились у них в стране выборы. Пошли братья голосовать, но проголосовали по-разному. И стал один из них Зюком. А второй – Зеком. У нас в редакции совершенно случайно оказалось письмо Зюка брату», – так начинается текст. Дальше в нем рассказывается, что после выборов страна была переименована в Зюгославию, а столица – в Зюгодан, новые деньги получили название зюгрики, но зюгономическая ситуация очень плохая: хлеб приходится покупать у Зюганды. Зюголовный кодекс состоит из одной статьи: «Ничего негзя, вплоть до высшей меры». По телевизору показывают только два фильма: «Небесный зюгоход» и «Зюгарка и пастух», а еще раз в год – «Голубой зюгонек». Автомобилей нет, только у главы государства зюговоз и у его приближенных – «Зюгули».
Людям, которые еще хорошо помнят советский быт – с двумя программами телевидения и многолетними очередями за «Жигулями», эта юмористическая антиутопия хорошо понятна. Впрочем, далеко не всем это кажется смешным. В постскриптуме к тексту редакция пишет: «Письмо произвело на нас глубокое впечатление. В смысле – зюбокое впечлезюние. И мы решили объявить конкурс на лучший зюгизм. Самые зюгастые из них будем публиковать».
Автор текста Максим Ковальский позже так будет описывать газету «Не дай Бог!»: «Я понимал, что это не формат "Коммерсанта", что это какая-то агитационная фигня, но мы ее делаем в свободное от работы время. То есть мы работаем врачами-стоматологами в белых халатах, помогаем людям, а вечером выходим на большую дорогу и этим людям даем по зубам».
В одном из первых номеров газеты публикуется таблица, сравнивающая высказывания Зюганова с цитатами Гитлера и Геббельса. Наивная публика 1990-х еще не привыкла к подобной агитации – на нее это производит сильное впечатление.
Газета «Не дай Бог!» – цветная, печатается в Финляндии огромным тиражом, развозится по всей стране и опускается в почтовые ящики избирателей. В первом номере нет никаких выходных данных – это очевидное нарушение всех законов. Коммунисты начинают протестовать, и со второго номера адрес редакции указывается. Редакцию заваливают письмами. В основном с вопросами, кто и почему выпускает газету. Но есть и послания с проклятиями, пожеланиями сдохнуть или с использованной туалетной бумагой.
Геннадий Зюганов рассказывает, что газета «Не дай Бог!» шокирует его пожилую мать. «Я ее неделю откачивал. Она не могла понять, как это. Говорила: "Я тебя учила, ты школу с медалью окончил, а, оказывается, ты такой!" После этого я уже стал почту сам брать из ящика и мать не допускал».
Специально под выборы разрабатывается несколько эффектных внешнеполитических мероприятий. Одно из них – создание союза России и Белоруссии. 2 апреля Борис Ельцин вместе с белорусским президентом Александром Лукашенко с Красного крыльца на Соборной площади Кремля с благословения патриарха Алексия II объявляют о создании ССР – Сообщества Суверенных Республик. Это выглядит как пародия на недавнее решение Думы денонсировать Беловежские соглашения, но, наверное, должно понравиться коммунистическому электорату. Ельцин даже объявляет, что отныне 2 апреля будет праздничным днем. Ни название «ССР», ни праздник не приживутся; более того, после предвыборной кампании о них никто и не вспомнит.
Политолог из Стэнфорда Майкл Макфол рассказывает, что во время одной из встреч с ним заместитель генерала Рогозина рассказывает ему, что объединение с Белоруссией – это сценарий, придуманный Службой безопасности президента. Окружение Коржакова рассматривает этот вариант как один из способов отменить президентские выборы. Впрочем, продвинуться дальше ритуала им не удается.
Через три недели на смену Лукашенко помогать Ельцину прилетают лидеры «Большой семерки»: американский президент Билл Клинтон, канцлер Германии Гельмут Коль, президент Франции Жак Ширак, лидеры Великобритании, Италии, Канады и Японии. Борис Ельцин уже несколько лет добивается включения России в клуб G7 и превращения его в «Большую восьмерку». Окончательного «да» ему еще не говорят, зато семь лидеров самых развитых экономик мира фактически соглашаются поучаствовать в предвыборной кампании в России. Саммит G7 должен пройти в конце июня 1996 года во французском Лионе, но «Семерка» вдруг решает отдельно обсудить ядерную безопасность. Не всемером, а вместе с Ельциным. И не летом в Лионе, а в Москве в апреле – как раз на старте предвыборной гонки.
За несколько дней до начала апрельского «ядерного саммита» в Москве Ельцин звонит Клинтону и спрашивает: а нельзя ли сделать так, чтобы G7 превратилась в G8 уже в этом году? И объявить об этом сейчас, перед выборами. Клинтон начинает оправдываться: «Мне кажется, да и остальным тоже, что поспешность может быть проблемой. У нас пока нет консенсуса по поводу превращения G7 в G8, – говорит президент США. – Мы все хотим помочь тебе. Но правда в том, что мы не можем превратить G7 в G8 прямо сейчас». Ельцин настаивает: «Билл, дело в том, что у Гельмута Коля и Жака Ширака другое мнение. Они твердо убеждены, что мы должны закончить этот процесс уже в Лионе. Россия идет по правильному, демократическому пути, пути рыночных реформ по западным стандартам. Я понимаю, что, наверное, есть некоторые сомнения из-за возможных результатов выборов. Но ситуация улучшается. Мой рейтинг стабильно растет, а у Зюганова падает». Клинтон извиняется, но настаивает: «Семерка» станет «Восьмеркой», но не в этом году.
Проходит неделя, и Клинтон уже ужинает с Ельциным в Москве: «Прежде чем мы начнем, хочу предложить тост за здоровье президента Ельцина: физическое и политическое! И за наше партнерство, сейчас и в будущем».
Ельцин подробно рассказывает Клинтону про предвыборную гонку: «Никто не имеет шанса достичь успеха, кроме двоих: меня и Зюганова. Остальные получат не больше 10 %. Теперь мне надо плотно работать с четырьмя кандидатами и склонить их в свою пользу, особенно если будет второй тур. Но я поставил задачу выиграть в первом туре. Так что попрошу тебя не обнимать Зюганова раньше времени».
«Тебе совершенно не надо об этом волноваться. Не для того мы пятьдесят лет работали», – смеется Клинтон.
«Россия не может позволить себе такого президента, – настаивает Ельцин, имея в виду Зюганова. – Россия проводила реформы веками, но никогда их не доводила до конца. Вот, например, Петр Первый. Или Екатерина. Или Столыпин. Но они не достигли успеха. В то время социал-демократы противились реформам. Давай поговорим про предвыборную кампанию. Американская пресса пишет, что не надо бояться коммунистов. Что они хорошие, честные, добрые. Я хочу предупредить: не надо этому верить. У них больше половины – фанатики, они все разрушат. Это будет гражданская война. Они отменят границы между республиками. Они захотят забрать назад Крым. Они даже хотят потребовать Аляску. Мне самому не нужна власть. Но когда я почувствовал, что есть угроза возвращения коммунизма, я решил, что должен выдвигаться. Мы предотвратим это».
Клинтон кивает.
Таня собирает всю аналитическую группу на даче в Горках – чтобы познакомить отца с членами его нового штаба и неформально обсудить дальнейшие действия, в частности поездки президента.
За личную программу Ельцина отвечает управделами мэрии Василий Шахновский – он нанимает группу специалистов, которая должна организовывать предвыборные поездки. По словам Шахновского, бюджет этой части кампании невелик – около миллиона долларов. Кроме того, на Шахновском агитация и организация выборов в Москве. Бюджет на это – около 5 миллионов.
Шахновский и его команда разрабатывают специально к встрече в Горках три варианта проведения турне по стране – Ельцину на выбор. Еще до разговора с президентом на предложения смотрит Коржаков. «Ему нельзя ездить, вы что, с ума сошли? – говорит глава охраны. – Он не выдержит». Все участники знают, что у Ельцина слабое здоровье, правда, без подробностей – слово «инфаркт» вслух не произносится.
«Первый вариант, – поясняет Шахновский Ельцину, – мы вообще делаем все без вас, то есть имитируем, а ваше участие остается минимальным. Второй вариант – одна поездка в две недели, по состоянию здоровья. Третий вариант – максимальный – две поездки в неделю». Ельцин уверенно выбирает третий вариант – если работать, то по полной. «Здоровье им отодвинуто на второй план, прем как танк», – резюмирует Шахновский.
Коржакова в новом штабе все очень раздражает. Он вспоминает, что его не приглашают к общему столу, где Ельцин общается с аналитической группой, он сидит в стороне со своими подчиненными и бесится: например, когда он замечает, что официант несет членам штаба блюдо с клубникой, он шипит: «Куда несешь, этим ослонам?! К чертовой матери, давай клубнику сюда», – и съедает с подчиненными все блюдо, лишь бы не досталось врагам.
Штаб Ельцина в «Президент-отеле». В первом ряду (слева направо): Анатолий Корабельщиков, Таня Дьяченко, Людмила Пихоя, Сергей Шахрай, Валентин Юмашев, Игорь Малашенко. Во втором ряду: Александр Ильин, Юрий Яров, Анатолий Чубайс, Виктор Илюшин, Василий Шахновский, Сергей Зверев. В третьем ряду: Борис Березовский, Владимир Гусинский, Александр Казаков, Георгий Сатаров, Леонид Милославский
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Тем временем, получив добро от президента, Шахновский с Любимовым набирают команду специалистов, которые должны заранее объехать все города, изучить ситуацию в регионе, предложить свои варианты программ визита. Александр Любимов звонит давнему знакомому, корреспонденту отдела расследований «Литературной газеты» Денису Молчанову – они какое-то время даже работали вместе: в 1993 году, когда во время октябрьских событий Любимова отстранили от эфира за то, что он призвал людей ложиться спать, а не выходить на улицу, Молчанов вел вместо него его программу «Красный квадрат». Но теперь у Любимова новое предложение – работать в избирательной кампании Ельцина, готовить его предвыборное турне.
Предложение интересное, но Молчанова оно смущает: дело в том, что ему не очень нравится Ельцин. «Я воспитан в коммунистической семье, у меня бабушка – абсолютно правоверный коммунист. Я сам был комсоргом школы. В армии вступил в партию, всегда верил в идеалы коммунизма, для меня крушение Советского Союза было большой трагедией», – поясняет он спустя годы.
Более того, Молчанов однажды встречался с Ельциным и сохранил об этой встрече самые неприятные воспоминания. После армии он поступил на журфак МГУ, и туда пообщаться со студентами приехал опальный политик, бывший московский первый секретарь и кандидат в члены Политбюро Борис Ельцин. «Я пришел, мне было интересно послушать, – рассказывает Молчанов, – и после этого даже написал в стенгазету разгромную статью, потому что мне показалось, что это неприятное зрелище. Человек пришел, рассказывает, как его выгнали из Политбюро, какой он сейчас изгой… У меня мысль была такая: зачем перед нами, студентами двадцатилетними, вот так плакаться?»
Но семь лет спустя, все взвесив, Молчанов идет устраиваться на работу в штаб. «В 1996 году страна уже жила в состоянии абсолютной свободы. Трудной, нищей, но свободы. И в будущее, в которое звал Зюганов, я уже не хотел», – вспоминает он.
Собеседование проводят Шахновский и Таня.
«Татьяна Борисовна, я хочу вас предупредить, что я к Борису Николаевичу как к человеку отношусь плохо, – в конце разговора признается Молчанов. – Я не разделяю его взглядов. Но как к президенту моей страны я отношусь к нему хорошо, и я прекрасно понимаю, что лучше, чтобы он выиграл эти выборы».
По словам Молчанова, дочь президента отвечает: «Это ваше право, Денис Владимирович. Если вы готовы честно работать…» «Я готов честно работать», – говорит журналист.
Пока команда Шахновского готовит намеченный на май предвыборный марафон, Ельцин собирается в поездки, которые были спланированы еще прежним штабом. Самые трудные регионы – так называемый «красный пояс»: области, где у власти губернаторы-коммунисты. В 1996 году «красный пояс» – это практически половина страны, причем южная, самая населенная ее часть. Основываясь на итогах думских выборов 1993 и 1995 годов, можно считать, что коммунистов предпочитают все южные регионы: от тех, которые граничат с Белоруссией, и до соседствующих с Китаем: Смоленская, Брянская, Орловская, Курская, Белгородская, Воронежская, Тамбовская, Пензенская, Липецкая, Ростовская, Волгоградская, Ульяновская, Астраханская, Оренбургская, Курганская, Омская, Новосибирская, Кемеровская, Читинская, Амурская области, Краснодарский, Ставропольский и Алтайский края, Чувашия. В этом ряду особенно выделяется Северный Кавказ – это «суперкрасный пояс»: в Адыгее, Дагестане, Карачаево-Черкесии и Северной Осетии за коммунистов 40 % или даже 50 %, хотя в среднем по «красному поясу» коммунисты набирают около 30 %.
Борис Ельцин 16 апреля 1996 года во время предвыборной поездки в Краснодар (крайний слева – глава администрации президента Николай Егоров)
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Руководители этих регионов, как правило, коммунисты, иногда – бывшие советские первые секретари или главы исполкомов, победившие на губернаторских выборах и имеющие опыт противостояния Ельцину: некоторые еще в 1993 году поддерживали Верховный совет в борьбе с президентом. Это означает, что рассчитывать на местные власти Ельцину в этих регионах не приходится, более того – есть большая вероятность, что они будут подыгрывать Зюганову.
Накануне поездки состояние Ельцина далеко от идеального – за две недели кампании он уже устал. Перед вылетом в Краснодар он посещает протокольное мероприятие – собрание в честь столетия со дня рождения советского химика, нобелевского лауреата Николая Семенова. После собрания один из помощников Ельцина пишет записку Илюшину: «Мероприятие 15 апреля убедило меня в том, что, возможно, график президента (численно и содержательно) до 16 июня надо корректировать. Шеф выступал очень вяло (возможно, из-за того, что накануне простудил горло), не отвлекался от текста. Короче, без своего обычного в последние недели вдохновения. Было такое ощущение, что он жутко устал».
16 апреля Ельцин прилетает в Краснодар. Поездка оборачивается кошмаром для всех причастных. Ельцин оказывается совершенно не готовым к тому приему, который ему оказывают разгневанные краснодарские пенсионеры. А штаб совершенно не готов к тому, что Ельцин неуправляем – он нарушает сценарий и делает то, что кажется правильным ему.
Ельцин впервые появляется на публике на площади Павших Героев; туда он приезжает, чтобы возложить венок к вечному огню. Его встречает огромная коммунистическая демонстрация с красными флагами и плакатами. Президент выходит из машины и слышит свист. Ельцина никогда еще раньше не освистывали. Возложив цветы, Ельцин снова слышит свист. Он идет к милицейскому ограждению, чтобы пообщаться с толпой. «Надо 16 июня взять и избрать. Вот и все. И тогда в обиду не дам», – говорит он. Но в кричащей толпе его слова почти никто не слышит – вылазка не подготовлена.
Проклинающие Ельцина пенсионеры попадаются ему и дальше по ходу путешествия. Даже там, где вроде бы участники встречи заранее подобраны, возникает какая-нибудь старушка, которая кричит на президента и требует, чтобы он вернул «колбасу по два двадцать».
Ельцину нравится всякий раз во время встречи с избирателями подписывать какой-нибудь судьбоносный указ: прямо на улице, или в полях, или на крыле самолета – так его поездка в любую деревню становится информационным поводом для всех телеканалов.
Редкая успешная заготовка – звучащее в Краснодаре обещание Ельцина сделать красный флаг «знаменем Победы» и вывешивать его 9 мая. Это нравится жителям «красного пояса».
Дальше президент едет в Ставропольский край. На одном из заводов рабочие встречают его двусмысленным плакатом: «Работающие предприятия – за Ельцина, неработающие – за Зюганова». «Как живете? Как работаете?» – покровительственно расспрашивает сотрудников Ельцин. И в ответ слышит, что завод стоит с ноября прошлого года.
Социсследования показывают, что в целом поездка полностью провалилась. Рейтинг Ельцина в обоих регионах после визита снизился.
Когда Ельцин возвращается из поездки в Краснодар и Ставрополь, в правительственном аэропорту его по старой советской традиции встречает все высшее руководство страны, в том числе и премьер Черномырдин. Президент приветствует собравшихся и уезжает домой отдыхать. Воспользовавшись ситуацией, Черномырдин подходит к Коржакову – он давно просит о встрече, но раньше начальник президентской охраны всякий раз ссылался на занятость и не принимал премьера. Теперь Коржаков готов беседовать: он подозревал Черномырдина в тайном намерении бросить вызов Ельцину и выдвинуться в президенты. Но дедлайн выдвижения прошел, опасности нет. Тем не менее осторожный Коржаков предпочитает не говорить с Черномырдиным в аэропорту и не садиться в его машину – вдруг кто увидит, не дай бог, и заподозрит заговор. Коржаков предлагает встретиться в президентском клубе на улице Косыгина, куда каждый доберется сам.
Черномырдин планирует аккуратно выяснить, зачем под него копает Коржаков, чего он хочет. Пару дней назад генпрокурор Скуратов рассказал Черномырдину, что служба Коржакова собрала компромат на главу секретариата премьера, одного из его ближайших приближенных Геннадия Петелина.
До интересующего его вопроса Черномырдин доходит больше чем через час разговора: «Кому надо постоянно меня с шефом сталкивать?» «В каком плане?» – притворяется Коржаков. «Во всех планах. Даже, может быть, не сталкивают, а разводят. Видят во мне недруга. Мне, конечно, это по фигу, но всегда это исходило из администрации…» Коржаков на вопрос не отвечает, но рассказывает, что премьер сам виноват: «Если вы едете в командировку куда-то, то люди ваши вечерком потом собираются и пьют не за здоровье нашего президента, а за здоровье президента Черномырдина. Не стесняясь». Черномырдин говорит, что такого не может быть. «Ваше окружение приносит вам много вреда», – настаивает Коржаков.
Черномырдин продолжает твердить, что никогда не собирался идти против Ельцина – он и «Наш дом – Россия» не хотел возглавлять, его Ельцин заставил. Тогда Коржаков объясняет, как можно доказать свою преданность Ельцину: надо заставить губернаторов нарисовать правильный результат на президентских выборах: «Просто губернаторы вас слушаются, они знают, что по вашему представлению назначают, по вашему представлению снимают, и они вас боятся. Причем не нужно говорить: "Давайте, агитируйте". Вы можете просто сказать: "Чтобы 60 % голосов было за Ельцина". И выполнят. Я по их пассивной позиции делаю нормальный вывод, что работа не ведется… Как Лебедь говорит, вы можете любого из них через колено согнуть». «Не любого», – отпирается Черномырдин. «Вы любого, – настаивает Коржаков, – Борис Николаевич не любого, а вы любого. Вы с ними разговариваете проще, на хозяйственном нормальном языке. Вы можете не стесняться в выражениях. А шеф деликатный, он никогда не может матом ругнуться».
Черномырдин начинает злиться: «Почему же я не сломал их всех через колено, когда "Наш дом – Россия" делал? Не сказал: "Только «Наш дом», и больше никто"? Посмотри, сколько против "Нашего дома"», – напоминает премьер про то, что его блок получил на парламентских выборах всего 10 %. И потом добавляет, что к тому же Ельцин и вовсе публично заявил, что НДР наберет всего 10 %, и этим подорвал репутацию премьера в глазах губернаторов: «Все главы администраций пришли ко мне и сказали: "Как вас понимать? Вы вместе с президентом или не вместе?"» Коржаков делает вид, что не помнит такого: «Я даже об этом не слышал, а вся Россия услышала?» Черномырдин подробно напоминает, где и когда Ельцин это говорил. «Надо было пойти к президенту и попросить, чтобы он дал обратный ход», – отвечает Коржаков.
Наконец речь заходит о главе секретариата Черномырдина Петелине. Коржаков уверяет, что все по закону: он доложил Ельцину, и тот распорядился передать дело в прокуратуру.
Черномырдин, понимая, что Петелина используют как рычаг давления на него самого, начинает уверять Коржакова в собственной лояльности: «За моей спиной, может быть, есть и предатели, и что хотите, но я ничего такого не сделаю. Меня пытались и сейчас уговорить: "Давай". Я говорю: "Нет, нельзя этого делать. Нам нужен сегодня Ельцин, чтобы удержать страну". И ему я это говорил тысячу раз: "Борис Николаевич, не надо меня толкать, не надо, только Ельцин сейчас нужен стране. Не Черномырдин и никто другой"».
Но Коржаков продолжает пересказывать слова окружения Черномырдина: «Я же говорю, что ваше окружение так говорило. Стоя выпивали не за будущего, а за нынешнего президента Виктора Степановича Черномырдина. Чокались не стесняясь. А я-то на страже нынешнего президента. Пока он последний вздох не сделает, я буду за него и по обязанности, и по долгу, и по-человечески я его буду защищать».
Из краснодарского провала штаб пытается извлечь уроки. Во-первых, решено, что за Ельциным всюду должны ходить люди с переносными колонками на длинных шестах: когда Ельцин начинает говорить, его должно быть слышно.
Другая задача – заставить кандидата следовать рекомендациям штаба. Шахновский приходит жаловаться аналитической группе: «Мы просчитываем шаги, а он делает все по-другому, не следует заранее написанной программе, не готов подчиняться сценарию».
Все понимают, что есть только один выход: Шахновский просит Таню, чтобы она сопровождала президента во всех поездках и следила за тем, чтобы он не отклонялся от написанного плана.
Однако самое важное – поменять настрой самого президента. Как объяснить ему, что он должен вести себя вовсе не как царь, осматривающий владения? Вместо этого ему надо завоевывать симпатии скептически настроенных избирателей.
На ближайшее совещание с Ельциным члены аналитической группы приходят подготовленными. Игорь Малашенко, который на встречах с президентом старается держаться холодно и говорить неприятную правду в лицо, приносит с собой две фотографии. На одной изображен Ельцин пять лет назад, во время избирательной кампании 1991 года. Он молодой, энергичный и всегда в толпе – общается с избирателями. На втором фото Ельцин во время поездки в Краснодар. Угрюмый, постаревший, в окружении телохранителей в черных очках и чиновников в одинаковых пальто и шапках.
Малашенко красноречиво молчит. Ельцин смотрит на эти две фотографии и расстраивается. Ему становится очевидно, как сильно он изменился. Во всех смыслах: и как он постарел, и как вместо народного героя сделался руководителем советского типа.
Удивительно, но из «восходящей звезды» в «старого царя» Ельцин превратился всего за десять лет. Он приехал в Москву из Свердловска в 1985 году. У свердловского первого секретаря неоднозначная репутация: многие в Москве знали, что поездка на Урал – это удар по печени. Тамошний руководитель лихо пьет и всегда встречает делегации убийственными застольями. Однако Ельцина рекомендовал второй человек в партии Егор Лигачев, и Горбачев назначил его первым секретарем московского горкома партии – в теперешних реалиях это мэр.
Ельцин рьяно взялся за дело. Покровительство Горбачева он воспринимал как карт-бланш на борьбу со старым аппаратом, увольнял прежнее руководство и набирал новых людей. К примеру, заместителем главы исполкома, то есть главы столичного правительства, взял 50-летнего Юрия Лужкова.
Но в 1987 году Ельцин неожиданно бросил вызов партийной элите. Разозлившись из-за того, что его реформы в столице все время натыкаются на сопротивление сверху, а Горбачев оставил его без поддержки, Ельцин раскритиковал свое начальство на торжественном собрании – заседании по случаю 70-й годовщины Октябрьской революции. Речь была очень эмоциональной – он обвинял руководство партии, в том числе своего недавнего покровителя Лигачева, в саботаже. Но в конце начал извиняться за то, что вышел на трибуну, и попросил об отставке.
Подобное выступление было случаем беспрецедентным – впервые в истории кандидат в члены Политбюро выступил против начальства. И за эту речь Ельцин был, конечно, наказан – уволен с должности руководителя Москвы. Но до отправки послом в Африку дело не дошло, хотя витала и такая идея. Его лишь назначили на менее значимую позицию – заместителем главы Госстроя. Однако с этого момента Ельцин неожиданно прославился как главный оппозиционер Советского Союза. СМИ ничего о причинах его увольнения не сообщали, зато из рук в руки передавали копии его вымышленной речи, написанной его другом, редактором «Московской правды». Из текста следовало, что Ельцин сказал высокому начальству в глаза всю правду-матку. Так миф о Ельцине – бесстрашном правдорубе положил начало его последующей политической карьере.
В 1989 году Ельцин был избран народным депутатом – уже как оппозиционер, обыграв провластного кандидата. В 1990 году он обошел всех конкурентов в борьбе за место председателя Верховного совета России, а 12 июня 1991 года стал первым президентом России.
В тот момент мало кому было понятно, что это значит. Еще существовал Советский Союз, но у каждой из составных частей Союза, у каждой из 15 республик, появились собственные руководители, которые решили называться президентами. Особенных полномочий у президента России не было. С другой стороны, Горбачев был избран Съездом народных депутатов, а Ельцин – всенародным голосованием, это было весомым преимуществом.
Через два месяца после выборов, 19 августа 1991 года, в Советском Союзе случилась попытка военного переворота. Окружение Горбачева, пока он был в отпуске в Крыму, ввело в Москву танки, объявило чрезвычайное положение, запретило выход большинства газет. Они создали новый временный орган власти – ГКЧП – Государственный комитет по чрезвычайному положению. Население ждало репрессий и арестов – по общему мнению, первыми должны были схватить тех, кто называл себя демократами, то есть Ельцина и его сторонников. Ельцин стал лидером сопротивления – он с самого начала призвал не подчиняться ГКЧП. Неопределенность длилась три дня – 21 августа члены ГКЧП были арестованы, Горбачев прилетел в Москву, но настоящим триумфатором выглядел Ельцин. Он спас страну от возвращения диктатуры.
Эти три дня в августе 1991 года – апогей политической славы Ельцина. Тогда он был народным трибуном, он выступал перед толпой, стоя на танке, – и его слышал весь мир, как человека, который создаст новую Россию, свободную и демократическую. Сейчас, в апреле 1996 года, он сидит в своем кремлевском кабинете и грустно сравнивает две фотографии: себя нынешнего и себя пятилетней давности.
Ельцин немедленно вызывает Коржакова и в ярости требует не использовать милицейские заграждения во время встреч с избирателями. Отныне ничто не должно отделять президента от народа, он обязан быть таким же, как в 1991-м. «И еще, – добавляет Малашенко, – надо снять с ваших телохранителей черные очки, а то они выглядят как мафиози». Коржаков энергично возражает. Работа аналитической группы впервые вторгается в зону его ответственности, и он злится, что «эти ослоны» мешают ему работать. Но с Ельциным спорить бесполезно: «Александр Васильевич, выполняйте».
График у Ельцина очень плотный. Он проводит в Москве всего несколько дней – в Россию как раз приезжают лидеры «Семерки», и тут же улетает: сначала на Дальний Восток, а потом в Китай. Первая остановка – Хабаровск. Вместе с Ельциным путешествует президентский пул – журналисты крупнейших газет и информагентств, которые должны освещать любое телодвижение главы государства. Одна из журналисток пула – Татьяна Малкина, редактор отдела политики газеты «Сегодня». Газета входит в медиаимперию Владимира Гусинского, но, по словам Малкиной, журналисты ощущали себя там максимально независимо, во многом потому что любимое – и самое эффективное детище Гусинского – это телеканал НТВ. Сотрудники газеты «Сегодня» чувствуют себя нелюбимой падчерицей, зато у них куда больше свободы в отсутствие внимания акционера.
Татьяне Малкиной 28 лет, а прославилась она в 24 года: 19 августа 1991-го на пресс-конференции членов ГКЧП она задала вопрос: «Понимаете ли вы, что сегодня ночью совершили государственный переворот?» Пресс-конференцию показывали в прямом эфире на всю страну, и смелая журналистка в одночасье стала героиней в глазах телеаудитории.
Борис Ельцин 24 апреля 1996 года во время предвыборной поездки в Хабаровск (в центре – губернатор Виктор Ишаев)
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Теперь ее работа – задавать вопросы Ельцину. По ее словам, многие журналисты странным образом ощущают, что он «свой», хотя, конечно, никакой идейной, духовной и культурной близости у молодых журналистов и 65-летнего бывшего секретаря обкома быть не может.
«Между ним и нами создавалась мощная дистанция, никакой фамильярности в отношениях ни у кого и близко не было, – говорит Малкина. – Он будто вымораживал вокруг себя кокон. Все понимали, что к нему, как и к английской королеве, так просто не подкатишь и не попросишь: "Борис Николаевич, скажите…"»
Пока Ельцин летит в Хабаровск, появляется новость о том, что в Чечне, возможно, убит президент Джохар Дудаев. В Москве экстренно собирается штаб, чтобы обсудить, как Ельцин должен на это отреагировать, с учетом того, что смерть лидера боевиков может и не подтвердиться. В Хабаровск передают, чтобы журналистов не подпускали к президенту, пока в Москве не подберут удачную формулировку – или не получат подтверждение смерти Дудаева. В конце концов, по словам Чубайса, правильную фразу находят. «С Дудаевым или без, но мира в Чечне мы добьемся», – должен сказать президент.
На следующее утро Ельцин отправляется в город – программа начинается с посещения магазина. На выходе из гостиницы он замечает группу журналистов и направляется к ним. Малкина стоит в первых рядах. Ельцин приближается, но журналисты по-прежнему, как будто, под гипнозом молчат, никто не решается заговорить первым. Ельцин подходит едва ли не вплотную и заговорщицки шепчет: «Спросите про Дудаева, про Дудаева спросите».
Журналисты переглядываются – никогда еще царственный Ельцин так себя не вел. Но его распирает. Малкина спрашивает про Дудаева. «С Дудаевым или без, но мира в Чечне мы добьемся», – с торжествующим видом начинает Ельцин.
Потом у него проходят встречи в Хабаровске, затем перелет в Пекин и переговоры там (потом он заявит, что российские коммунисты – фанатики, а китайские – прагматики), снова перелет – теперь в Шанхай. Перед пресс-конференцией в Шанхае Малкина отправляется гулять по городу. Когда подходит время возвращаться, она понимает, что нигде нет ни одного такси – только рикши. Она ловит одного из них и показывает пальцем на возвышающийся небоскреб гостиницы. Рикша довольно быстро доезжает и пишет на бумажке цену в юанях – чуть меньше двух долларов. Малкина понимает, что юаней у нее с собой нет, и с благодарностью протягивает рикше пятидолларовую купюру. Но тот начинает отчаянно размахивать руками и отказывается даже трогать американские деньги. Малкина пытается его переубедить, объясняя, что у нее нет юаней. Рикша принимается плакать и чуть ли не рвать на себе волосы. За этой сценой издалека наблюдает генерал Коржаков и хохочет. Понимая, что и журналистка, и рикша в тупике, он наконец приходит им на помощь со словами: «Таня, ну ты что, его ж расстрелять могут, если он у тебя доллары возьмет». И протягивает рикше нужную сумму в юанях.
Малкина благодарит Коржакова.
Подобная история не редкость для ельцинского пула. Все президентские телохранители очень милы и дружелюбны с журналистами, знают всех по именам и всегда спасают из разных передряг. И даже всемогущий Коржаков для юной журналистки Малкиной – «обаятельный мужчина с васильковыми глазами».
На пресс-конференции видно, что журналисты сильно устали – сказывается огромная разница часовых поясов и ежедневные перелеты. «Даже мы, шайка идиотов, уже были на грани физического и морального истощения», – вспоминает Малкина. Когда Ельцин начинает выступление, становится заметно, что ему еще тяжелее. «Он натурально заговаривается. Я смотрю на него и думаю, что, наверное, прямо сейчас у него случится инсульт». Ельцин берется читать по бумажке, но тут же отвлекается и произносит что-то совсем странное. «"Россия – это огромная страна, в ней есть очень много морей, лесов, рек, полей, людей…", – пересказывает его речь Малкина. – И дальше он продолжает про "много облаков, ягод, грибов"… И мне кажется, что он сейчас упадет. Я просто замерла. А потом он все это перечислил – "лесов, полей, рек, людей, медведей" – задумался, тяжело помолчал и как-то вырулил. Что-то вроде "Всем спасибо, все свободны". И даже своими ногами ушел».
Журналисты покидают зал после пресс-конференции в гробовой тишине. Малкина выходит на площадь перед отелем и в голос начинает рыдать. «Я плакала не потому, что это президент России и мне за него стыдно. Нет, мне было его безумно жалко, как будто это мой дедушка, или папа, или сын. Это было абсолютно душераздирающее зрелище. Я рыдала, как будто у меня на глазах мучили моего ребенка. Хотелось его защитить, укрыть чем-нибудь и сказать им всем: "Вон отсюда пошли! Не видите – человеку плохо"».
Малкина успокаивается и тут замечает, что неподалеку вновь стоит Коржаков. «Слушайте, Александр Васильевич, – утерев слезы, обращается она к нему, – а можно сократить расписание поездок Бориса Николаевича, как-то урезать?» Он говорит: «А что?» «Ну, может, как-то поберечь?» – спрашивает журналистка.
Глава охраны пожимает плечами, и по выражению его лица Малкина понимает, что он не в силах повлиять на это.
С апреля 1996 года все кандидаты начинают свои предвыборные кампании. Разрыв между двумя лидерами в этот момент – около 10 %: примерно 30 %, по опросам, собираются голосовать за Зюганова и 20 % – за Ельцина.
В начале апреля Геннадий Зюганов отправляет своего доверенного человека в Кремль – это Виктор Зоркальцев, председатель думского комитета по общественным и религиозным организациям, а де-факто координатор коммунистического большинства в Думе. Де-юре эту должность занимает сам Зюганов. Зоркальцев приходит в Кремль к Коржакову с деликатной миссией: понять, в каком настроении Ельцин. Выиграть выборы он не может, но что же собирается делать? На какие крайности пойдет президент и к чему готовиться коммунистам?
Зоркальцев – опытный номенклатурный работник, в советские годы он был первым секретарем Томского обкома и членом ЦК КПСС, то есть частью советской партийной элиты. Ему 59 лет. Он совсем не похож на смелого оппозиционера-революционера, который сражается за власть. И Коржаков это прекрасно понимает.
Зоркальцев спрашивает у Коржакова, нельзя ли устроить встречу Зюганова с Ельциным. Найти повод: праздник Победы – 9 мая или день рождения Ленина – 22 апреля. Коржаков совсем не против встречи – в том случае, если Зюганов придет сдаваться. Он сразу заявляет: «Вы думаете, мы вам власть отдадим? 70 лет рулили, теперь дайте нам 70 лет порулить. Вот если мы за этот срок не вырулим, тогда вернем власть обратно».
Зоркальцев пытается выяснить, не шутка ли это. Коржаков поясняет: если коммунисты заранее согласятся на поражение, то могут добиться более выгодных условий. «Вы поняли, что у нас намерения серьезные, когда мы Думу захватили в воскресенье, 17-го числа. Так что не отдадим. Давайте по-хорошему договариваться. Может, портфели поделим какие-то», – так в своих воспоминаниях вспоминает Коржаков разговор с Зоркальцевым. Коммунист допытывается, каков механизм договорняка. Коржаков объясняет: КПРФ должна сама выдвинуть предложение о переносе выборов, чтобы эта идея исходила не от президента, а от парламента. И тогда – «берите портфели в правительстве, какие нужны, и работайте». Зоркальцев отвечает, что ему необходимо обсудить это предложение с Зюгановым.
Коржаков очень доволен разговором. Он уверен, что напугал Зоркальцева своей решимостью не отдавать власть. «Коммунисты сейчас уже не те, на Audi катаются», – так он описывает свои ощущения от противников. Он считает, что дело почти сделано, Зюганов готов сдаться. Он звонит Березовскому и хвастается тем, как эффективно провел переговоры, – куда лучше поработал, чем весь штаб. Березовский приходит в невероятное возбуждение и соглашается с Коржаковым: Зюганова надо добить, считает он.
Узнав о переговорах Коржакова с коммунистами, Березовский загорается новой идеей. Вскоре он вновь, как и после Давоса, вызывает к себе в офис ЛогоВАЗа крупных предпринимателей. Потанин рассказывает, что в этот раз все едут крайне неохотно, потому что Березовский назначил собрание на восемь утра.
Помимо Бориса Березовского, перед банкирами выступает Сергей Кургинян, публицист с сомнительной репутацией, известный как советник Коржакова и Сосковца, а еще постоянный автор прокоммунистической газеты «Завтра». Оба выступления посвящены тому, что общество расколото и что бизнес должен приложить усилия, чтобы этот раскол преодолеть, – например, надо написать коллективное письмо кандидатам в президенты. Чего именно хочет Березовский, никто не понимает.
«Часам к десяти утра я проснулся и говорю, – вспоминает Потанин, – "Мужики, а вы мне объясните вообще, что мы тут пишем? Вот тут у вас такие слова: «Если вы не сделаете все нормально, то у нас найдется воля и ресурс что-то такое с вами сделать». Ну воли, предположим, у нас хоть отбавляй, а ресурс-то какой? Мы что, людей поведем на демонстрации или устроим военный переворот? Мы чем пугаем-то?"»
Березовский не признается, что его истинная цель – встретиться с Зюгановым и начать переговоры с ним, а остальные банкиры нужны ему, как обычно, лишь для массовки. Он с трудом, но убеждает коллег все же подписать письмо Кургиняна. 27 апреля текст письма публикуется сразу в шести газетах под заголовком «Выйти из тупика!». Письмо говорит о том, что главные капиталисты России готовы к переговорам и компромиссу с коммунистами. «Мы понимаем коммунистов и признаем их политическую роль как выразителей интересов социальных групп, пострадавших в ходе непростых, а часто и ошибочных реформ», – говорится в нем. Дальше в письме перечислены пункты из программы коммунистов, с которыми бизнесмены согласны: «"Демократия" превратилась для многих наших сограждан чуть ли не в синоним антигосударственности. Оплевывание исторического пути России и ее святынь, растаптывание советского периода истории России должны быть отвергнуты и прекращены».
Никаких конкретных предложений письмо не содержит, кроме очевидной заявки на начало переговоров с Зюгановым: «Российских политиков необходимо побудить к весьма серьезным взаимным уступкам, к стратегическим политическим договоренностям и их правовому закреплению» – ради того, чтобы предотвратить гражданскую войну.
Под письмом 13 подписей – на самом деле это шесть основных предпринимателей, поддерживающих кампанию Ельцина, плюс их младшие партнеры. Вместе с Березовским за переговоры с Зюгановым ратуют Гусинский, Потанин, Смоленский, Фридман и Ходорковский.
Про отмену выборов в письме ничего не говорится, но Березовский не скрывает, что основной замысел послания именно в этом. «Вопрос нашей системы не решить голосованием. Добиться его решения можно или путем гражданской войны, или путем компромисса политических соперников», – объясняет он.
Выступление капиталистов становится главной темой для обсуждения в стране в последнюю неделю апреля. В аналитической группе затеянные Березовским переговоры с Зюгановым оценивают по-разному. Чубайс и Малашенко выступают резко против. Они считают, что самодеятельность Березовского вредна и ни к чему не приведет. По-настоящему договориться ни о чем нельзя, только победа на выборах является реалистичным сценарием, а все остальное – лишь игра на нервах и попытка обмануть соперника: коммунисты никогда не пойдут ни на какие реальные уступки. Наконец, вся кампания строится на максимальной демонизации коммунистов. Значит, переговоры с ними невозможны – они обрушат идеологическую основу президентского штаба.
Жестче всех выступает Александр Яковлев, бывший член Политбюро и бывший начальник Геннадия Зюганова. Он пишет огромную статью, которую публикуют в «Известиях». «Большевики имеют богатую историю "компромиссов". И с патриархом Тихоном, и с национальными гениями Есениным, Булгаковым, Солженицыным, Сахаровым», – напоминает он. Еще он смеется над теми претензиями, которые предъявляют коммунистам предприниматели. В их послании написано, что руководство Коммунистической партии «проспало две научно-технические революции в 1960-е и 1970-е годы» и оно же виновно в распаде СССР. Яковлев настаивает, что вообще-то на совести коммунистов куда больше: «Три революции, Гражданская, Вторая мировая войны, индустриализация и коллективизация, массовый террор. Насильственно уничтожено более шестидесяти миллионов человек, в основном молодых и здоровых».
В Кремле на сближение капиталистов с Зюгановым реагируют вполне терпимо. Один из главных противников Коржакова, помощник президента Георгий Сатаров, объявляет журналистам, что и Ельцин планирует провести серию политических консультаций, в том числе и с представителями КПРФ.
Уже через три дня после публикации письма Зюганов принимает сборную капиталистов. Эта встреча, по сути, превращается во второй акт переговоров между Коржаковым и Зоркальцевым: бизнесмены повторяют Зюганову все те доводы, которые двумя неделями раньше перечислял Зоркальцеву президентский охранник.
Геннадий Зюганов (слева), Борис Немцов и Евгений Киселев
Личный архив Евгения Киселева
Главная идея: коммунисты должны сами выступить с идеей переноса выборов. Шансы победить у них, конечно, высоки, но ничего хорошего из этого не выйдет, объясняет Березовский, «общество расколото», а значит, вместо уютных кабинетов в Думе они получат окопы гражданской войны.
«Легитимный перенос президентских выборов» – так Березовский формулирует свое ключевое предложение. Звучит любопытно, потому что совсем недавно, в середине марта, окружение Ельцина уверяло, что легитимно перенести выборы невозможно – в любом случае это будет неконституционно. Но, как и Коржаков, Березовский уверен: если инициатива переноса будет принадлежать самим коммунистам, то никто не возразит.
«Надо отдать ему должное, Березовский был большой комбинатор, – говорит Зюганов. – Если бы он в советское время этим занимался, то занял бы серьезную должность».
Участвовавший во встрече Михаил Ходорковский вспоминает, что Зюганову описывался конкретный сценарий: он соглашается на перенос выборов и становится премьер-министром с расширенными полномочиями при президенте Ельцине: в Конституцию 1993 года будут внесены поправки, которые поменяют расклад сил: Россия перестанет быть суперпрезидентской страной. Зюганов соглашается с бизнесменами, говорит, что надо изменить Конституцию, «ограничить полномочия президента и наделить Госдуму правом формировать правительство». Наконец, Зюганов предлагает провести в прямом эфире дебаты с Ельциным.
Содержание встречи бизнесменов с Зюгановым производит на Коржакова сильное впечатление. Он считает, что почти добился своего – убедил всех в необходимости перенести выборы. Они кажутся Коржакову абсолютным злом: «Я вижу две опасности, – сетует глава президентской охраны в конце апреля. – Сатаров, Илюшин, Малашенко, Чубайс хотят столкнуть Ельцина с Зюгановым. А пока они будут друг с другом препираться, Явлинский наберет больше всех голосов. Есть и другая опасность – они так ухандокают шефа, что он заболеет и попадет в больницу».
Все, что происходит, кажется Коржакову чудовищно непрофессиональным, неэффективным. Он никогда не доверял Чубайсу и уверен, что его команда разворовывает деньги. Также Коржакову никогда не нравился телеканал НТВ, и он убежден, что Малашенко не улучшает имидж президента, а, наоборот, разрушает его. Наконец, он страшно ревнует: раньше Ельцин по всем вопросам советовался с ним, а теперь он слушается дочь Таню. Но она непрофессионал, уверен Коржаков, – в своем собственном профессионализме он не сомневается.
1 мая Коржаков вместе с президентом приезжает на открытие новой церкви на Поклонной горе. После церемонии Ельцин отправляется домой, а Коржаков остается в задумчивости бродить по площадке, и тут его настигает корреспондентка британской газеты The Observer Виктория Кларк. Коржаков и до этого не особенно прятался, а теперь считает себя вправе поговорить с англичанкой, понимая, что наконец его точка зрения победила.
«Многие влиятельные люди предпочли бы, чтобы выборы отложили, и я тоже – потому что нам нужна стабильность», – говорит он. Британская журналистка не верит собственному счастью, а Коржаков повторяет свои любимые аргументы, которые проговаривал не раз за последний месяц: «Если произойдут выборы, то драки не избежать. Если победит Ельцин, то радикальная оппозиция заявит, что результаты фальсифицировали, и начнутся беспорядки. Если победит Зюганов, то, даже если он захочет придерживаться центристских позиций, те же самые люди своими воплями не дадут ему этого сделать».
Когда журналистка спрашивает, как же можно избежать выборов, Коржаков загадочно улыбается и отвечает: «Все будет зависеть от источника этой инициативы», фактически повторяя вчерашнее предложение Березовского Зюганову.
5 мая в газете The Observer выходит текст, который называется «Ельцинский телохранитель заглушает голос своего хозяина». Коржакова в нем называют «главным собутыльником» президента и «крышей» Бориса Березовского, а также автором идеи отменить выборы. Но, по мнению автора текста, Запад, в лице МВФ пообещавшего России 10 миллиардов долларов, никогда не согласится с таким нарушением демократических норм.
Появление текста в The Observer провоцирует огромный скандал в России. Очевидно, что Коржаков страшно поторопился – и поэтому фактически сорвал любые переговоры, вне зависимости от того, были ли они реальными или только притворными. Первыми от них открещиваться в один голос начинают коммунисты: Геннадий Зюганов говорит, что перенос выборов будет грубым нарушением Конституции. Его соратник Виктор Анпилов вторит, что такое решение «приведет к гражданской войне». Спикер Госдумы Геннадий Селезнев высказывает мнение, что «нестабильность в России идет не от компартии, не от ее лидера Геннадия Зюганова. Сегодня не он, а Борис Ельцин раскачивает лодку». Осуждают слова Коржакова и лидер ЛДПР Владимир Жириновский, и представители других думских фракций: и «Яблока», и даже НДР.
Наконец, интервью начальника своей охраны комментирует Ельцин: «Не один Коржаков думает, что победа Зюганова стала бы началом гражданской войны. И все же я верю в мудрость российских избирателей, поэтому выборы состоятся в конституционные сроки», – говорит он. И затем в своей манере Ельцин сообщает журналистам, что уже «сказал Коржакову, чтобы тот в политику не лез и таких заявлений больше не делал».
Коржаков тяжело переживает публичную выволочку от шефа, хотя и знает, что это ему свойственно. Он вспоминает, как ровно год назад Ельцин сначала поручил Коржакову последить за Юрием Лужковым, а потом во время большого застолья принялся рассказывать мэру Москвы, что на него «клевещут, всякие доносы пишут, грязь льют».
«Не знаю, как у меня за столом инсульт не случился. Сначала я стал багровым, потом серым. Это было страшное унижение. Если моя служба и собирала какие-нибудь "доносы", то только по приказанию Ельцина… Мне было очень горько. Ни у кого никогда я не брал никаких подарков. Мне предлагали кредиты, я отказывался. Мне предлагали готовую дачу, я отказывался… И тут я впервые подумал: завтра он меня вот так же, как сейчас, предаст, и останусь я не только поруганным, но и нищим…» (По словам Юмашева, Коржаков сам инициировал прослушку – Ельцин не мог давать ему подобных указаний.)
В довершение всего от Коржакова открещивается Березовский. В «Независимой газете» публикуется второе письмо 13 предпринимателей – тех самых, которые недавно встречались с Зюгановым. В нем говорится, что «крайние силы, окружающие основных участников процесса, вновь отчетливо обозначили себя. Это проявилось как в призывах бороться "до последней капли крови", так и в требованиях неконституционного переноса выборов». Крайними силами, очевидно, названы самые одиозные сторонники Зюганова вроде Анпилова – и Коржаков. На это письмо глава службы безопасности очень сильно обижается – с его точки зрения, Березовский его подставил и потом предал.
Продолжающаяся кампания вызывает у Коржакова невероятное раздражение. Березовский пытается как-то восстановить с ним отношения – и даже жалуется Ельцину, что начальник его охраны обиделся и ведет себя неконструктивно. После этого Березовский вновь идет к Коржакову, но тот его не принимает. Подождав в приемной, Березовский уезжает: раньше он был готов бесконечно сидеть на подоконнике, но прежняя любовь прошла – у него теперь есть более надежный канал связи с президентом. При случае Березовский везде рассказывает, что ходил к Ельцину, а потом не попал к Коржакову. «Теперь я знаю, кто у нас в стране президент», – с возмущением констатирует он. В том числе и в присутствии Тани.
В апреле Александр Минкин пишет для газеты «Московский комсомолец» огромную статью. Она называется «Выбери президента для себя». Он приносит ее главному редактору, но тот говорит, что текст слишком большой – целиком опубликовать его в одном номере не получится. Статья действительно длинная инаписана в очень странном публицистическом жанре. В нулевые годы этот жанр будут называть «колонка», в десятые так будут выглядеть фейсбучные посты – это целый газетный разворот, состоящий из размышлений автора с цитатами из «Мастера и Маргариты», выдержками из воспоминаний декабриста Поджио и письма Кургиняна «Выйти из тупика!», а заканчивается материал и вовсе анекдотом про грузина, которому не дала девушка.
Минкин предлагает текст в другие редакции. Главный редактор «Общей газеты» Егор Яковлев согласен на компромисс: опубликовать первую часть сейчас, а вторую – позже. Но Минкин идет на принцип, он требует, чтобы текст вышел целиком, потому что первая часть называется «Чума», и она про Зюганова, а вторая – «Холера», и она про Ельцина. «Заметьте, никто не спорит с тем, что и Ельцин, и Зюганов – зло. Спорят только – кто меньшее», – пишет в этой статье Минкин.
Текст Минкина очень нетипичен для весны 1996 года, потому что он яростно критикует обоих кандидатов. Сначала автор вопрошает, как у Зюганова может быть рейтинг 27 %: «Откуда в России 30 миллионов коммунистов? Их в СССР было всегда 18 миллионов. Откуда же эти 22 %, которые на выборах в Думу так окрылили Зюганова и так напугали Кремль? А это вовсе не коммунисты. Это протестанты. Это те самые миллионы, которые в 1991-м голосовали за Ельцина против Горбачева, в 1993-м – за Жириновского против Гайдара, в 1996-м – за Зюганова против Ельцина. Это не коммунисты, это недовольные».
«Ни один человек не верит в Зюганова, – продолжает Минкин. – Кто он? Чем прославился? Серая партийно-номенклатурная пешка без единой собственной мысли. Да, сейчас эту муху раздули в слона». И напоминает, что еще недавно лидерами компартии были «маразматик» Брежнев и «полумертвый Черненко, почти растение». «Какой же безответственностью, каким беспамятством, какой беспощадностью к собственным детям надо обладать, чтобы желать России второй раз (через щель избирательной урны) провалиться в выгребную яму истории», – так заканчивает Минкин часть про Зюганова. И тут же берется столь же яростно уничтожать Ельцина.
Он начинает с того, что «у дедушки на совести чеченская война, производство разорено, наука разорена, преступность беспредельна, коррупция фантастическая». Потом он напоминает, что Ельцин, выдвигаясь кандидатом в президенты, пообещал выплатить все долги по зарплатам и пенсиям: «Откуда ж свалились эти десятки триллионов? Значит, опять или золото продали, или бумажек фальшивых напечатали, или в долг взяли. Это типичное поведение пропойцы, который или тащит из дому на продажу что попало, или стреляет "трешку до среды", потому что "сейчас нужно". Это судороги. Кремлю "сейчас нужно" – вот он и дергается».
Ельцина Минкин тоже сравнивает с советскими застойными руководителями: «Какой же безответственностью, каким цинизмом надо обладать, чтобы в нашей тяжелейшей ситуации навязывать стране старого, тяжелобольного, часто совершенно неадекватного человека, который в последнее время оживляется лишь по торжественным дням при виде молодух в кокошниках. Ведь это точная копия брежневского застоя, когда сама мысль о смене генсека – будь он хоть в параличе – казалась преступной».
Далее Минкин пишет, что российское общество потеряло стыд, и приводит слова декабриста Александра Поджио про русский народ и императора Николая I: «Вы приняли скромного бригадного командира в свои объятья, возвели его на престол и своим низкопоклонством, потворствуя закравшимся уже дурным наклонностям, дали им развиться, упрочиться и дали возможность сделать из него того созданного вами Николая, который так долго тяготел над Россией, над вами самими. Николай был, повторяю, вашим творением». В статье 1996 года Минкин предлагает заменить Николая Борисом, а «бригадного командира» – «секретарем обкома». Спустя 25 лет он скажет, что имя Владимир и «полковник КГБ» в этом контексте подошли бы еще больше.
Минкин ждет, пока кто-нибудь согласится опубликовать текст, – и тут у него звонит телефон. Это Юмашев, он просит Минкина написать текст для избирательной кампании Ельцина. Минкин отвечает, что готов это обсуждать только лично с дочерью президента Таней.
Спустя несколько дней Таня встречается с журналистом на улице перед спорткомплексом «Олимпийский» – около офиса Сергея Лисовского. Дочь президента говорит, что есть важная задача, с которой ни один из сотрудников штаба или журналистов, поддерживающих Ельцина, справиться не смог. Надо написать от имени президента письмо ветеранам – его положат каждому участнику войны в почтовый ящик к 9 Мая.
Минкин согласен, но у него два условия: «Никакого вознаграждения. Никакого коллективного творчества. Вы мне сейчас на месте поклянитесь, что если вы берете мой текст, то его никто не будет править. Если не понравится – выкинете. Но переписывать не будете».
Таня соглашается. Минкин пишет очень личное письмо – без призыва голосовать, а, наоборот, с извинениями. «Если на крутом историческом переломе от прошлого к будущему тяжелую ношу испытаний пришлось нести прежде всего пожилым людям – простите меня за это, – пишет Минкин. – Я, президент России, обещаю исправить ошибки прошлого. Забота о ветеранах для меня – долг чести мужчины, человека, гражданина». Его читают всем штабом. Таня говорит, что прослезилась. Ельцин вычеркивает одну фразу – «Я старик, как и вы».
Таня звонит Минкину и говорит, что президенту понравилось.
Текст «Выбери президента для себя» ни в «Московском комсомольце», ни еще где-либо пока так и не напечатан.
Приближается 9 Мая – важнейший момент предвыборного реалити-шоу. Журналист Александр Любимов едет в штаб, чтобы представить свою концепцию. Она заключается в том, что Ельцин должен провести военный парад на Красной площади и даже подняться на трибуну Мавзолея – как это делали советские руководители. Так можно перехватить у Зюганова патриотическую повестку.
Удивительно, но в советские годы традиции военных парадов 9 мая не существовало. Главным советским праздником был 7 ноября, день Октябрьской революции. Именно 7 ноября по Красной площади проезжали танки и провозили ракеты. До 1968 года парад проводили также 1 мая, но потом его заменили праздничной демонстрацией – на Красную площадь выходили собранные по Москве бюджетники (тогда их называли трудящиеся), им раздавали портреты высших чиновников страны (членов Политбюро) и плакаты «Мир! Труд! Май!», и они под музыку шли мимо Мавзолея, откуда им махали рукой те же самые члены Политбюро.
Став президентом, Борис Ельцин отменил и 1 Мая, и 7 ноября. В 1995 году, в год 50-летия Победы, было решено устроить шествие ветеранов по Красной площади и парад военной техники на Поклонной горе. Но в честь выборов в 1996 году Любимов придумывает новую традицию – синтез всех старых – военные проходят маршем по Красной площади. Спустя несколько лет она будет казаться незыблемой.
По плану, после парада Ельцин едет в Волгоград встречаться с ветеранами на Мамаевом кургане – там должна получиться красивая картинка. И еще Любимов настоятельно просит вписать в текст речи Ельцина, чтобы он назвал местных ветеранов «сталинградцами», – это им точно понравится.
Интересно, что возвращение советской стилистики – это инициатива именно молодых телевизионщиков и пиарщиков, а не людей старшего поколения. 1996 год можно считать началом моды на ностальгию по советской эстетике. 1 января 1996 года на ОРТ выходит телевизионный мюзикл «Старые песни о главном», придуманный Константином Эрнстом и Леонидом Парфеновым, – поп-звезды поют советские песни в модной аранжировке. Рейтинги у шоу огромные, оно крайне популярно.
«Мы просто кристаллизовали желание аудитории, – объясняет Эрнст. – Она хотела вспомнить прошлое, но не ностальгически, а в новой обертке. К этому времени, пройдя через первую половину 1990-х, многие люди совковые ужасы забыли, а совковские ништяки еще помнили. Это было в значительной степени воспоминание о чем-то теплом. Собственно, это тогда началось и в определенной степени не закончилось».
«Старые песни о главном» – своего рода водораздел в культуре 1990-х. До сих пора в тренде было полное отрицание совка, советский стиль считался неприличным и старомодным. В кино начала 1990-х СССР показывали бесчеловечным тоталитарным государством. Но «Старые песни о главном» задают новый вектор – советское прошлое предстает не таким уж страшным, советские песни и образы снова в моде. С этим приходится считаться даже главному ниспровергателю совка Борису Ельцину – и все из-за креатива работающей на него молодой команды.
Наина Ельцина, которая ездит с мужем, но ходит по своей программе, отправляется гулять по Мамаеву кургану в сопровождении нескольких журналистов. По дороге ей встречается небольшая группа местных коммунистов, знающих, что где-то неподалеку Ельцин. Узнав первую леди, они начинают кричать: мол, ее муж опозорил страну, он пьяница, такой-сякой. Наина Ельцина некоторое время слушает, а потом, расстроившись, резко прерывает их: «Так, ну и чего вы хотите?»
Ее противники смущаются от тона первой леди и, немного помедлив, отвечают: «Да мы за него вообще не будем голосовать!» «Господи, да я вас умоляю, – почти смеется в ответ Наина Ельцина, – да не голосуйте вы за него, прошу вас!» Журналисты хохочут.
Также эксперты Любимова по итогам исследовательской поездки по региону перед визитом Ельцина доложили, что одно из военных предприятий неподалеку от Волгограда недавно перепрофилировали – и теперь оно производит фаллоимитаторы. На эту тему президенту стоит пошутить, чтобы зацепить молодежную аудиторию. В начале 1990-х предприятия военно-промышленного комплекса массово пытаются встроиться в новую мирную жизнь и начать производить продукцию, которая может быть востребована на рынке – это называют конверсией. Конверсия затрагивает десятки миллионов людей, работающих на больше не нужных оборонных предприятиях. По словам Любимова, успешных примеров мало, поэтому важно, чтобы кандидат в президенты продемонстрировал свое понимание провала конверсии. На встрече с рабочими Ельцин должен сказать: «Знаю, что вместо денег вам дают зарплату фаллоимитаторами, но вы еще такие крепкие мужики, вам эти искусственные мужские достоинства ни к чему». (Семья Ельцина уверяет, что аналитическая группа фаллоимитаторы не обсуждала.)
Один из самых опасных конкурентов Ельцина на выборах – это молодой демократ Григорий Явлинский. Если Лебедь отбирает голоса у Зюганова, тем самым помогая Ельцину, то Явлинский отбирает голоса у Ельцина, тем самым помогая Зюганову.
У самого Ельцина долгая история отношений с Явлинским. В последние годы Советского Союза Явлинский – один из самых известных экономистов в стране, он написал программу перехода к рыночной экономике «500 дней». В 1990 году программа становится главной причиной конфликта между Горбачевым и Ельциным.
Горбачев не может решиться на реформы. И оказывается в тисках: с одной стороны на него давит собственное консервативное окружение – боссы Коммунистической партии, которые противятся переходу к рынку «по Явлинскому», а с другой – Ельцин, возглавляющий Верховный совет России и настаивающий, чтобы Горбачев следовал программе и не медлил с реформами. В итоге Горбачев выбирает срединный путь: поручает реформирование экономики не Явлинскому и не его противникам, а некоей комиссии, которая должна совместить оба подхода. А Явлинского Верховный совет РФ утверждает вице-премьером правительства Российской Федерации, отвечающим за реформы.
Но вскоре Явлинский отказывается работать с Ельциным. По словам Явлинского, он подозревает, что Ельцин лишь на словах поддерживает его программу «500 дней» – а на деле опасается, что болезненные реформы могут подорвать его популярность на ближайших президентских выборах. В итоге молодой вице-премьер подает в отставку.
На этом отношения не заканчиваются. В 1991 году будущий член аналитической группы Сергей Зверев работает помощником Явлинского. По его словам, когда Ельцин собирается в 1991 году избираться президентом, должность «вице-президент» вписывают в Конституцию специально для Явлинского – именно его Ельцин планирует видеть своим напарником. Но экономист отказывается – он рассчитывает, что СССР сохранится и не планирует работать в российских органах власти. (Геннадий Бурбулис, тогда правая рука Ельцина, спустя 25 лет уверяет, что кандидатура Явлинского даже не рассматривалась.)
Григорий Явлинский
Личный архив Сергея Зверева
Следующее непонимание возникает уже после выборов и августовского путча. Сентябрь 1991 года, Ельцин – победитель, он начинает формировать новые органы власти, обсуждается вопрос о назначении Явлинского премьером. Но, по словам Явлинского, его предупреждают, что программа будущих реформ уже определена и придется следовать ей – он принципиально не согласен и отказывается. (Некоторые знакомые Явлинского считают его версию неубедительной и полагают, что он просто испугался ответственности.) В итоге Борис Ельцин предлагает сформировать первый в истории демократической России кабинет Егору Гайдару.
И вот теперь, весной 1996-го, Ельцин и Явлинский снова сталкиваются лбами. Аналитическая группа обсуждает, как уговорить этого кандидата перейти в лагерь Ельцина. Убеждать Явлинского отправляют Зверева – его бывшего помощника.
Солнечный апрельский день. Крыша дома на набережной – печально известного здания на берегу Москвы-реки, где в 1930-е обитала советская элита. Почти все жильцы были репрессированы. Именно на этой крыше снимает свой предвыборный рекламный ролик кандидат Григорий Явлинский – отсюда лучший вид на Кремль. Зверев и Шахновский забираются на крышу, чтобы пообщаться с Явлинским и склонить его к переговорам.
Явлинский соглашается. К нему приходит Чубайс с указом о его назначении на свою бывшую позицию – первым вице-премьером по экономике. Указ еще не подписан Ельциным, но уже завизирован Черномырдиным. «Хотя Степаныч Гришу терпеть не может», – вспоминает Чубайс. «Осталось только выяснить, согласна ли графиня», – смеется Зверев, глядя на бланк указа.
«Если уж я вам так нужен, то назначайте меня премьером», – так Чубайс вспоминает финальную реплику Явлинского в конце их «долгого нудного разговора». В ответ, по его словам, он взрывается: «Гриша, ты, сука, про себя или про страну? Ты все-таки определись, у нас через месяц выборы, мы не знаем, то ли Зюганов, то ли Ельцин, мы не понимаем, кто страну поведет дальше. Ты понимаешь, что у тебя нет шансов пройти во второй тур? Ты понимаешь, что сбиваешь ельцинский электорат? Ты можешь ему прибавить ну хоть там 2–3 %, которые историю России развернут, а ты, сука, все про себя». Заканчивается, по словам Чубайса, все как обычно: «Мы, конечно, разругались на хер, но это типичное для Гриши поведение».
Явлинский этого разговора не помнит, он помнит только беседу с Ельциным. Они встречаются 5 мая 1996 года, и Явлинский говорит президенту: «Я не вижу смысла в должности вице-премьера, я уже был вице-премьером. Я хочу изменить политику, ради этого я участвую в выборах». Ельцин в ответ настаивает на том, чтобы Явлинский снял свою кандидатуру.
По словам Явлинского, в тот момент у него нет сомнений, что Ельцин победит: «Победа Ельцина для меня была бесспорной. Зюганов не мог победить, потому что люди не хотели возврата к коммунизму. Я понимал: одно дело – персональное отношение к Ельцину, а другое – когда граждане определяют, куда двигаться вообще. Было очевидно, что точно не в коммунизм. Ельцин – это было движение вперед, а коммунисты – назад». Однако даже считая, что разговаривает с будущим победителем, Явлинский не соглашается играть на его стороне. «Ну что такое вице-премьерство? Вице-премьерство – это просто трудоустройство. Какое имеет значение в нашей системе вице-премьер? Да никакого! Я уже был вице-премьером, я же понимаю. Если бы мне была предложена роль премьера, это был бы сразу содержательный разговор. Премьерство – это шанс на смену политики».
Встреча 5 мая заканчивается безрезультатно. Кремлевская пресс-служба сообщает журналистам о встрече кандидатов – чтобы продемонстрировать, что президент пошел на сближение, и таким образом получить голоса поклонников Явлинского. Но в ответ пресс-служба Явлинского выступает с официальным заявлением: информация о том, что он собирается поддержать Ельцина на выборах, не соответствует действительности.
«Моей целью было прийти третьим и затем поддержать Ельцина во втором туре в обмен на смену политики, ну и в частности, возможно, назначение премьером, – объясняет Явлинский. – Вот в этом, собственно, и был весь смысл моего участия. А на такое Ельцин готов не был, ну поэтому надо было бороться».
Явлинский рассказывает, что в течение всей избирательной кампании на него оказывается очень мощное давление – в том числе со стороны американского посольства: «Они мне говорят: "Снимите свою кандидатуру. Если вы этого не сделаете – you'll be a footnote of history. Your family never ever will get a visa"[10]. Я им на хорошем русском языке: "Нет, это невозможно". Или молчу. Один раз даже выгнал из кабинета». Посол США в России Томас Пикеринг спустя 25 лет утверждает, что он лично не оказывал давления на Явлинского, однако не берется комментировать действия своих коллег.
15 мая Явлинского снова приглашают в Кремль. Утром, когда он собирается к президенту, ему звонит легендарный правозащитник Сергей Ковалев, первый уполномоченный по правам человека в России и первый председатель комиссии по правам человека при президенте. В январе 1996-го он подал в отставку в знак протеста против политики Ельцина. «Я не могу больше работать с президентом, которого не считаю сторонником демократии», – заявил он. Ковалев рассказывает Явлинскому, что на днях в Минске состоялась акция протеста против президента Александра Лукашенко. Задержали многих, среди них несколько ученых, совсем пожилые люди, им нужны лекарства. Ковалев просит передать Ельцину, чтобы тот позвонил Лукашенко и обсудил возможность изменить меру пресечения задержанным старикам – пусть дожидаются суда дома. Явлинский обещает все сделать.
«Я прихожу, в очередной раз опять началась эта байда: "Снимите свою кандидатуру"… – рассказывает Явлинский. – А я резко меняю тему и говорю: "Борис Николаевич, вы бы не могли позвонить Лукашенко?"» Ельцин с готовностью соглашается и тут же просит секретаря соединить его с Белоруссией.
«Александр Григорьевич, вы там взяли каких-то пленных, отпустите их, – так передает слова Ельцина Явлинский. – Я ничего не хочу слышать. Александр Григорьевич, мы уже в Европе, здесь этого не любят. Не надо никого убивать. Отпустите пленных. Ну что вы, не понимаете?»
Явлинский стоит рядом и подсказывает: «Пусть изменит меру пресечения». Ельцин подхватывает: «Измените им меру пресечения, ну что вы, не понимаете? Если дали 12 лет, дайте 10, если 10 – дайте 8».
Лукашенко задает Ельцину вопрос, и тот переадресовывает его Явлинскому: «Кто просит?» – «Ковалев просит». – «А, ясно. Кто просит, кто просит. Диссиденты. У меня их тут развелось… В общем, слушайте, Россия просит вас. Вас просит Россия! Все, разговор окончен». И бросает трубку.
Потом Ельцин просит соединить его с российским министром обороны Грачевым. «Ну все, – смеется Явлинский, – думаю, сейчас объявит войну». А президент спрашивает министра: «Павел Сергеевич, сколько у нас ракет в Белоруссии?» Тот отвечает: «Шесть». «Две заберите, – подумав, говорит Ельцин. – Они не умеют себя вести».
Через день, выступая в Красноярске во время предвыборной поездки, Ельцин будет рассказывать, что вчера освобождал пленных в Белоруссии. Кстати, вмешательство Ельцина оказывается удачным: Лукашенко и правда отпускает всех задержанных, даже суд отменяет.
Но разговор Ельцина и Явлинского 15 мая после окончания белорусской темы возвращается к выборам. И Ельцину кажется (или он делает вид), что они вместе спасли пленных и разногласий больше нет: «Ну раз мы с вами договорились, то давайте за наши договоренности выпьем!» – предлагает президент и просит, чтобы им принесли шампанского.
«Извините, Борис Николаевич, вы все-таки, по-моему, меня не поняли, – отвечает Явлинский. – Я не откажусь от участия в выборах и не сниму свою кандидатуру. Даже если я не прохожу во второй, участвовать в первом туре я все равно буду. Сотрудничать с вами я готов, но после выборов».
«Вы пожалеете», – говорит Ельцин. «В каком смысле?» – уточняет Явлинский. «В самом прямом». – «Борис Николаевич, вы извините, но так я не хочу разговаривать вообще». Но Ельцин настаивает: «Вы пожалеете». «Что значит "пожалеете"?» – допытывается Явлинский. – Вы что сделаете? Убьете меня? Или что, распустите Государственную думу? Меня опять выберут». – «Семья ваша пожалеет, и дети ваши пожалеют. Снимите свою кандидатуру».
«Спасибо, Борис Николаевич, я пошел. Дальше нам разговаривать не о чем», – заканчивает разговор Явлинский. И направляется к двери. Он уже доходит до выхода, но тут Ельцин его окликает: «Вернитесь».
Явлинский возвращается. «Снимете свою кандидатуру?» – «Нет».
Ельцин подманивает Явлинского пальцем. Тот подходит ближе и наклоняется к сидящему президенту.
«Снимете свою кандидатуру?» – «Нет».
Ельцин снова делает движение пальцем, и Явлинский наклоняется еще ближе. «И я бы на вашем месте не снял», – вполголоса говорит Ельцин.
Вскоре после майских праздников социолог Александр Ослон приносит на заседание аналитической группы обновленные данные последних опросов и торжественно сообщает: «Мы переломили ситуацию». Так называемый крест победы, которого давно ждали социологи, достигнут: количество избирателей, верящих в то, что победит Ельцин, превысило число тех, кто ставит на победу Зюганова. Все радуются и повторяют, что идея переговоров с Зюгановым была ошибкой, о встрече Ельцина с коммунистами нечего и думать.
Спустя несколько дней Чубайс срочно созывает аналитическую группу. «У нас ЧП, смотрите, что наши люди обнаружили. Полный атас!» – говорит он и демонстрирует проект соглашения между штабами Зюганова и Жириновского. Из текста следует, что Владимир Жириновский, кандидат, занимающий по всем опросам третье место, готов поддержать Зюганова в ответ на обещание ему позиции премьер-министра. «Ни хрена себе! Где нашли?» – «В штабе». Члены аналитической группы постепенно собираются – все шокированы. Позже других приезжает Сергей Зверев.
«Смотри, Серега, охренеть, что твой Зюганов приготовил нам», – встречает его Чубайс.
Зверев глядит в бумагу: «Анатолий Борисович, вы забыли. Это же наша работа».
«В смысле?!» – кричат все хором. – «Ну это же у нас, в аналитической группе написали. А что такого?»
«Скотина, что же ты не сказал сразу?» – смеется Чубайс.
В штабе Зюганова тоже происходит много странного. Рассказывают, что сам кандидат однажды интересуется: «Откуда у нас столько экономических программ? Я то на одну натыкаюсь, то на вторую, то на третью. Причем одна жестче другой. Никак не могу понять, откуда они появляются. У нас такое количество народа, все что-то пишут…» Лидер коммунистов даже не догадывается, что эти распугивающие избирателей экономические программы создают в штабе Ельцина. Но из-за царящей у коммунистов неразберихи их воспринимают как настоящие и пускают в дело: ссылаются на них в выступлениях, печатают в прессе.
Команда Глеба Павловского занимается очень многими подобными спецпроектами. Например, рассылает в СМИ фальшивые графики Зюганова. Электронная почта в 1996 году еще не очень в ходу, основным рабочим средством связи остается факс. Редакции ежедневно получают несколько взаимоисключающих программ предвыборных мероприятий Зюганова. В итоге все считают, что у коммунистов в штабе полный бардак, и их кампания проходит без внимания журналистов.
Сам Павловский вспоминает, что в ходе кампании он и его сотрудники пишут огромное количество статей для региональной прессы: «Позорные, противно злобные тексты». «Мы мобилизовали астрологов, например Павла Глобу. Он очень помогал, мы сидели с ним и придумывали астрологические прогнозы. Потом эти прогнозы с большим удовольствием брали все желтые издания, – вспоминает Павловский. – Чего только не изобретали. Например, писали про какой-то ужасный поезд, который вез мертвого Ленина из Горок в столицу. Он полон темной силы, и теперь он под Котельнической набережной. Почему под Котельнической? Не спрашивайте меня. А еще в Мавзолее лежит вообще не Ленин. Куда делся Ленин, я уже не помню, но в Мавзолее человек, которого заживо мумифицировали, и он омывается снизу кровью младенцев, то ли христианских, то ли еврейских».
Кампания коммунистов идет параллельно с ельцинской. Геннадия Зюганова не очень много показывают по телевизору, но он ездит по всей стране и в некоторых регионах собирает стадионы – особенно в «красном поясе». В Москве и Петербурге ему сложнее. К примеру, он пытается провести встречу с молодежью в Театре на Таганке. В поддержку кандидата выступает группа «Ласковый май», ее руководитель Андрей Разин говорит со сцены, что только с именем Зюганова миллионы связывают надежды на духовное возрождение России. А потом появляется милиция и всем предлагают пройти на выход – якобы в зале заложена бомба.
«46 спецопераций было проведено только для того, чтобы меня сломать», – рассказывает Зюганов спустя 25 лет. Одной из таких спецопераций, по его словам, было создание «Музея Зюганова» в его родной деревне в Орловской области. «Мы с отцом построили хороший дом после войны. Хороший, один из лучших, нам пчелы помогли построить. Я им гордился. Чтобы меня ужалить посильнее, администрация президента купила этот дом. Привезли туда скульптуру Ленина, спилили ее голову, мою туда привинтили, написали "Музей Зюганова". Обгадили все углы и туда пригласили журналистов».
По мере приближения даты выборов в аналитической группе все чаще обсуждаются новые символы, которые могли бы помочь кампании. Вдруг обнаруживается, что в разгар кампании исполнится ровно сто лет со дня коронации последнего русского императора Николая II – она состоялась 26 мая 1896 года. Удивительное совпадение. Начинается дискуссия о том, как привлечь к агитации за Ельцина Николая II.
На самом деле последнего императора с первым президентом напрямую связывает только один факт – именно Ельцин в 1977 году, будучи свердловским первым секретарем, распорядился снести дом Ипатьева, где были убиты Николай II и его семья. Правда, решение об этом принимал не сам Ельцин, а Политбюро по предложению председателя КГБ Андропова, который опасался, что место гибели императора будет слишком притягивать людей. Ельцин не мог воспрепятствовать его исполнению. По случаю столетия коронации аналитическая группа предлагает поставить в центре Москвы, на Боровицком холме, памятник Николаю II как жертве коммунистов. Статуя уже готова – ее изваял скульптор Вячеслав Клыков, автор памятника маршалу Жукову, открытого на Манежной площади в мае 1995 года. Николай у Клыкова выглядит очень помпезно – он облачен в мантию, на голове корона, в руках скипетр и держава.
По иронии судьбы сам скульптор Клыков, не подозревая, каковы планы властей по поводу его работы, поддерживает Зюганова: он мечтает о монархии но, по его словам, тезисы Зюганова ближе к монархической идее, чем программа Ельцина.
Аналитическая группа хочет с помощью памятника напомнить избирателям о зверствах большевиков. Однако есть и другая точка зрения. «Ставить памятник правителю России, который проиграл коммунистам? – удивляется мэр Москвы Юрий Лужков. – Во время кампании это не самый лучший ход. Зачем же ассоциировать себя с лузером?»
В итоге памятник открывают ровно в день столетия, но не у стен Кремля, а в максимально отдаленном от центра Москвы, в Мытищах, около церкви на задворках строительной ярмарки – на месте бывшего царского путевого дворца, в котором Романовы останавливались по пути в Троице-Сергиеву лавру. Год спустя, 1 апреля 1997 года, памятник будет взорван членами подпольной коммунистической организации «Реввоенсовет». В августе 2000-го, уже после отставки Ельцина, монумент восстановят. А через 20 лет, в 2016-м, на Боровицком холме вместо Николая II появится 17-метровый князь Владимир.
Рейтинг генерала Лебедя уверенно растет. Генерал хоть и выглядит устрашающе, но нравится многим избирательницам. Поддерживать Лебедя мобилизуют популярных актрис второго ряда – звезды первой величины работают на Ельцина. Лицо кампании Лебедя – актриса Наталья Крачковская. Вот ее предвыборный монолог: «Россия сегодня – невеста на выданье. Ей нужен настоящий муж. Думаю, настоящим мужем в свое время для нее был Петр I, хотя и не берусь судить других государей и правителей. Сейчас России нужен сильный, волевой президент, который был бы прежде всего мужиком и по-мужски отвечал за свою страну. Я, как гражданин, желаю ей надежного мужа, такого, как генерал Александр Лебедь».
С того момента, как Лебедь договорился с Березовским, перед ним открываются почти неограниченные медийные возможности – по ОРТ его показывают едва ли не чаще, чем Ельцина.
Березовский присылает в штаб своих людей – и это все меньше нравится «приднестровской команде», старым военным товарищам генерала. Не понимая, что происходит, глава штаба генерал-майор Попов уходит в отставку, но кампания набирает обороты.
Либеральный публицист Леонид Радзиховский пишет для Лебедя тексты. Приходя утром на совещание в штаб, генерал просматривает их и громовым голосом спрашивает: «Что это за бред?» После чего в ярости бросает листочки на стол. Потом уходит – и почти слово в слово воспроизводит написанное в своих выступлениях. Сотрудники штаба поражены фотографической памятью кандидата, который делает вид, что советы политтехнологов ему категорически не нравятся, но тем не менее им следует.
Поняв, что «патриотическая» аудитория обработана, Головков и его команда начинают создавать имидж более интеллектуального Лебедя. В подвале ресторана на Большой Никитской, 44, – традиционном месте встречи крупных бизнесменов и политиков, Лебедя снимают в нескольких роликах для телевидения: кандидат крупным планом размышляет о будущем России и о том, что он хочет поменять. Он выглядит очень убедительно. И совсем не похож на себя – карикатурного вояку, который говорит: «Упал – отжался».
Многим либеральным журналистам очень нравится новый Лебедь. Татьяна Малкина рассказывает, что для тех, кто искренне ратует за победу Ельцина, Лебедь – это побочная любовь. Чубайс же с ужасом пересказывает историю, которую услышал от генерала, – как в Афганистане тот шнурком душил душмана. Журналисты слушают и смеются. Все уверены, что Лебедь специально это все выдумал, чтобы поиздеваться над Чубайсом.
Сейчас Чубайс этой истории уже не помнит. «Для меня Лебедь как президент – это была бы полная катастрофа. У него ко мне отношение еще хуже – он неоднократно призывал меня повесить. Но это нормально, кандидат в президенты так и должен себя так вести. Годится ли он мне в личные друзья или не годится? Это неважно, – рассуждает Чубайс. – Его идеология была для меня абсолютно неприемлема. Но когда мы были партнерами, он в целом вел себя порядочно».
Самому генералу его новая роль не очень нравится. «Он выглядит как человек, который привык быть лидером, знает, что обязан идти вперед, но ему очень некомфортно и неуютно», – говорит сотрудник его штаба Григорий Казанков. Только один раз за все время кампании генерал кажется счастливым – когда 9 мая идет к Большому театру общаться с ветеранами. Они обступают его со всех сторон, рассказывают о своей жизни, а он их расспрашивает. «Даже по фотографиям видно, что он вдруг расслабился», – вспоминает Казанков.
Но как вести себя в других ситуациях, Лебедь не знает – он не привык к мирной жизни. Минкин, который приятельствовал с Лебедем, вспоминает, как кандидат приходит в Малый театр. В антракте к нему подходит поздороваться худрук Юрий Соломин. Генерал достает кармана пачку долларов (в ней 10 тысяч) и протягивает: «Вот, на поддержку искусства».
23 мая Ельцин летит в Архангельск, оттуда на следующий день – в Воркуту. На севере еще холодно, в Воркуте даже кое-где лежит снег. Правда, по словам сопровождающих Ельцина, этот снег черного цвета – припорошен угольной пылью. Президента с делегацией кормят картошкой как самым большим деликатесом – больше угостить нечем. С продуктами на Севере в середине 1990-х вообще все печально – рассказывают про случаи, когда люди питаются комбикормом, заливая его кипятком.
Борис Ельцин 23 мая 1996 года во время предвыборной поездки в Архангельск
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Обратно в Москву Ельцин возвращается собственным бортом, вместе с ним – Коржаков. Сотрудники Службы безопасности президента, а также работники штаба и кремлевский пул летят следом. Подчиненные Коржакова решают, что после командировки можно отдохнуть. Выпивают – а пить разрешалось только на обратном пути, и включают свою любимую песню. Таковой у всех военных в середине 1990-х оказывается песня группы «Любэ» «Батяня-комбат». Она вышла годом ранее – к 50-летию Победы – а к 1996-му превращается в главный общенациональный хит.
Еще в самом начале предвыборного турне в аналитической группе придумали, что сотрудники службы безопасности должны везде носить за президентом мощные колонки на шестах – чтобы его было слышно, если он внезапно начинает выступать в толпе. Теперь, в самолете, эти колонки подключают к плееру. В плеере кассета, на которой песня «Комбат» записана много раз подряд. Охранники президента включают звук на полную мощность – так, что у всех пассажиров вибрируют перепонки, и начинают подпевать. На втором или третьем разе один из охранников орет: «А теперь давай раскачивать самолет!» И человек десять из Службы безопасности президента в полном снаряжении, с оружием начинают метаться от одного борта к другому. Они скачут под музыку – и самолет действительно начинает раскачиваться. Когда рейс долетает до Москвы, все – и пассажиры, и стюардессы, и пилоты – уже серого цвета. О случившемся немедленно докладывают Коржакову.
Елена Горбунова, Егор Гайдар, Петр Авен и Борис Березовский
Личный архив Евгения Киселева
Много летать приходится не только Ельцину и его сопровождающим. Гусинский предлагает Березовскому и другим товарищам снять на лето дома в Испании, в Сотогранде. Там у самого Гусинского есть вилла, и ему кажется, что будет удобно, если они станут соседями. Березовский радостно соглашается: в январе у него родилась дочь, и он снимает для жены Елены Горбуновой с ребенком домик рядом с Гусинским. К ним присоединяется еще несколько друзей: например, Роман Абрамович и Петр Авен. В итоге каждые выходные ключевые фигуры кампании, включая топ-менеджеров «Моста» Зверева, Киселева и Малашенко, ездят к семьям в Сотогранде. Но и там они говорят только о выборах и технологиях, рассказывает Горбунова.
Через «Президент-отель» проходит огромное количество представителей творческой интеллигенции, которые предлагают свои услуги – за соответствующее вознаграждение. Кинорежиссер Никита Михалков сыграл роль городничего в фильме «Ревизор» и готов проехаться по всей стране с показами фильма, а после сеансов выступать перед зрителями и агитировать за Ельцина. Актер Александр Абдулов хочет отправиться в круиз по Волге, чтобы на всех остановках играть свой музыкальный спектакль «Бременские музыканты» – и тоже агитировать. Аналитическая группа отказывает – и тогда Абдулов идет жаловаться к Коржакову. Тот находит для него деньги на круиз.
Кинорежиссер Сергей Соловьев предлагает организовать серию концертов и творческих вечеров. Но уже после разговора в штабе Соловьеву приходит в голову новая идея – он обращается к своему знакомому Стасу Намину, лидеру советской рок-группы «Цветы» и внуку советского наркома Анастаса Микояна. Соловьев предлагает ему организовать серию рок-концертов в поддержку Ельцина по всей стране.
Стас Намин предвидит, что не все рокеры, наверное, согласятся агитировать за Ельцина, но предполагает, что все смогут выступать против коммунистов. Такую концепцию ему одобряют, выделяют деньги и предоставляют самолет. Правда, программу тура разнообразят: на сценах дворцов спорта, помимо звезд – «Наутилуса Помпилиуса», «Чайфа», «Машины времени» и «Алисы», появятся малоизвестные новички, например группа «Сплин», для которой это первый концертный тур в жизни.
Параллельно в домах культуры проходят творческие вечера для более пожилой аудитории: на сцену выходят Людмила Гурченко, Вахтанг Кикабидзе и сам Сергей Соловьев.
Всех участников Стас Намин уговорил поехать в тур одинаково: «Мы не за Ельцина призываем голосовать, а против коммунистической заразы». Многих убеждать не пришлось: в Советском Союзе рок-музыка подвергалась гонениям, за ее исполнение можно было попасть за решетку. Поэтому почти все рокеры в тот момент – убежденные антикоммунисты.
Лидер группы «Алиса» Константин Кинчев позже будет вспоминать, что принял участие в туре, чтобы «реставрации коммунистического кошмара опять не случилось в моей стране». Александр Ф. Скляр скажет: «Есть Зюганов, и "антизюганов", Ельцин казался "антизюгановым", а я готов был подписаться под любым "антизюгановым". Только не коммунизм». А солист группы «Чайф» Владимир Шахрин будет говорить, что сам Зюганов не так страшен, «но за его спиной плотной колонной стоят тысячи Шариковых».
Участники тура «Голосуй или проиграешь». В первом ряду: Александр Малинин, Дмитрий Харатьян, Стас Намин. Во втором ряду: Вахтанг Кикабидзе, Александр Ф. Скляр
Центр Стаса Намина
Впрочем, некоторые рокеры участвовать отказываются: Юрий Шевчук из ДДТ в 1995 году выступал с концертами в Чечне – он все еще находится под впечатлением от увиденного и решает не ехать в тур. Воздерживается и Дмитрий Ревякин со своей группой «Калинов мост». А Егор Летов из «Гражданской обороны» и вовсе выступает за Зюганова.
17 мая тур начинается. По плану рокеры должны проехать 15 городов с концертами через день: Томск, Новосибирск, Барнаул, Омск, Воронеж, Ростов-на-Дону, Волгоград, Самара, Тольятти, Уфа, Челябинск, Екатеринбург, Пермь, Ижевск и Нижний Новгород. На один концерт тура, в Тольятти, из Лондона прилетит Борис Гребенщиков.
Во время первого перелета из Москвы в Томск участники отмечают старт турне. Все страшно довольны тем, что ближайший месяц предстоит провести вместе.
В пункт назначения звезды добираются в разном состоянии. Особенно выделяется Гарик Сукачев: он пьет уже не первый день, поэтому наименее адекватен. В аэропорту Томска именно он попадает в руки местных журналистов, которые встречают рок-звезд с дежурными вопросами. Среди них: «Почему вы решили участвовать в туре за Ельцина?»
Сукачев ошеломлен. Он отвечает, что, во-первых, впервые слышит о том, что заявленные концерты будут проходить в поддержку Ельцина. А во-вторых, сам собирается голосовать за Горбачева.
«В самолете все бухают, много наркотиков, я тогда курил как Везувий, – вспоминает Сукачев. – И я выхожу чуть не первый. Сразу в нос мне эти камеры – и задают дурацкий вопрос: "Почему вы голосуете за Ельцина?" Я охуел. "Какой Ельцин? Я же за Горбачева!" Тут они охуели».
Потом всех музыкантов везут в какой-то пионерский лагерь, где они должны ночевать, а Сукачева просят еще раз поговорить с журналистами – «произнести покаянную речь». Но принципиальный Сукачев упрямо стоит на своем. «Я всегда был антиельцинистом, – поясняет он спустя 25 лет. – Если бы перед началом тура отдаленно прозвучала эта фамилия, то я бы даже не сел в самолет».
Стас Намин решает отправить Сукачева в Москву – на транспортном самолете, в сопровождении двух десантников. «Я орал, что без водки не полечу, дали водки с собой, и мы с десантниками отлично выпивали всю дорогу. Было довольно весело. А вообще я ненавижу обман – меня это жутко оскорбляет. Поэтому я просто не мог по-другому себя повести».
Стас Намин сейчас уверяет, что причиной наказания Сукачева были не политические убеждения, а пьяный дебош. По его словам, после этого инцидента все проходит как по маслу – не тур, а многодневная душевная вечеринка: «Мы пили пиво и водку, ездили по городам, поэтому, в общем-то, это все была рок-н-ролльная симпатичная тусовка. Нигде лицемерить не приходилось».
Между некоторыми городами рокеры передвигаются на автобусе. Однажды в полях на подъезде к Тольятти у автобуса лопается колесо. Музыканты выходят прогуляться, первым останавливается Бутусов. «О! Конопля», – буднично говорит он. «Где?» – кричит идущий следом Кинчев. Остальные тоже выпрыгивают из автобуса – и действительно, обнаруживают, что стоят посреди поля конопли. Водитель заканчивает менять колесо, а потом еще долго не может разыскать пассажиров.
Несмотря на усилия, приложенные организаторами, кампания «Голосуй или проиграешь» остается незамеченной большой частью целевой аудитории. В середине 1990-х очень многие живут так, будто никакой политики и даже никакого государства не существует вовсе. Молодые люди воспринимают свалившуюся на них свободу как отсутствие каких-либо правил. С распадом СССР разрушились все прежние законы и запреты. Для многих представителей старшего поколения это трагедия – они лишились системы координат, без которой не представляли свою жизнь. Но для молодежи это бесконечные возможности: и в зарабатывании денег, и в развлечениях. В Москве зарождается клубная жизнь, возникает безумное количество субкультур. Молодые люди середины 1990-х живут будто в космосе – они не ощущают давления каких-либо правил, не подозревают о существовании правоохранительных органов, не сталкиваются с государственными барьерами.
«У нас ни чувства реальности, ни чувства времени не было, – рассказывает Игорь Шулинский, один из основателей клуба и журнала «Птюч». – Хотя в шаге от нас жизнь была совсем другой, она могла быть очень опасной. В любое время в любом месте ты мог получить по морде – например, от гопников. Для многих из нас, и для меня лично, любая политика была совершенно недопустима, настолько мы были аполитичны».
Признаками этой жизни можно назвать тотальное отсутствие правил: повсеместная уличная торговля, пиратские аудио- и видеокассеты, пьянство за рулем, продажа паленого алкоголя, максимально широкое распространение казино, проститутки на Тверской улице в центре Москвы, школьники, нюхающие клей «Момент», свободная продажа любых документов – водительских прав, аттестатов и дипломов.
Кампания «Голосуй или проиграешь» не может проникнуть в мир двадцатилетних, в котором есть алкоголь, наркотики и музыка, но еще не существует интернета и мобильных телефонов. «Молодые люди, в общем, обычно никогда не голосуют, им кажется, что выборы – это взрослое фуфло и откачка денег, – рассуждает Константин Эрнст. – Я в то время был довольно молодой парень, и у меня было много знакомых, которые были моложе меня. Я понимал, что они никуда голосовать не пойдут. Они не застали советской власти в осмысленном возрасте и поэтому не хотели от нее защититься. Тогда молодежь была гипераполитична, она игнорировала государство, не видела его».
Одновременно проходит турне поп-звезд «Ельцин – наш президент», организованное Игорем Крутым. Один концерт в день, каждый день – новый город. Для участников тоже выделяют самолет. Он делится на три салона: в первой части звезды, во второй – директора и продюсеры, в третьей – музыканты, танцоры и звуковики.
Тур сопровождают два сотрудника ФСБ – все знают, что их приставил Коржаков для решения срочных проблем. А проблемы возникают разные: в некоторых городах «красного пояса» самолет со звездами отказываются принимать; тогда пилоты запрашивают экстренную посадку на ближайшем военном аэродроме. И это отдельный аттракцион: у военных нет трапов, поэтому звездам приходится вылезать из самолета на крыло, ползти по нему до стремянки и, наконец, спускаться. Такие истории случаются в нескольких городах.
В самолете, как правило, все играют в очко (на деньги) или в «Крокодила». Чаще других выигрывают Филипп Киркоров и Анжелика Варум, и всех остальных это раздражает.
Работа у поп-звезд не слишком тяжелая: в сборных концертах каждый исполняет всего две-три песни, то есть в день находится на сцене максимум минут 15–20. Впрочем, за это время надо успеть обежать весь стадион, постоять около каждой трибуны и обратиться к каждому сектору. Петь не надо – все работают под фонограмму, некоторые даже бегают по стадиону, забыв микрофон на сцене.
Звук на стадионах, как правило, очень плохой, поэтому важно отрабатывать лицом.
Но есть своя сложность: звук направлен на трибуны, и хуже всех песню слышит сам исполнитель – качественно открывать рот в такт получается не у всех. «Халтура халтурой, – рассказывает Наташа Королева. – Сейчас бы, конечно, такое в жизни не прохиляло. Но в то время так было принято. Народ был доволен, очень доволен».
Музыканты в туре одни на всех – ничего играть не надо, нужно просто стоять с инструментами и изображать, что музицируешь. Зато всем желающим позволили взять с собой подтанцовку – стадионы большие, видно плохо, любой экшен на арене приветствуется.
Концерты каждый день, поэтому иногда приходится мириться с неудобствами: часто одежду стирают и сушат прямо на военном аэродроме, в ожидании вылета. «Иногда просто за крыло веревку цепляли и вешали – трусы, лифчики, носки», – смеется Лолита Милявская.
Ей и ее соведущему Александру Цекало тяжелее всех. Они на ногах весь концерт, все время должны говорить: заводить публику, а еще и упоминать Ельцина в положительном ключе. По словам Лолиты, ведущие часто увлекаются и начинают достаточно жестко мочить тех кандидатов в президенты, которые им не нравятся, – особенно Владимира Жириновского.
После одного из таких концертов к Саше и Лолите подходит сопровождающий сотрудник ФСБ и просит: «Про Жириновского больше не шутите, пожалуйста». «Почему?» – хором спрашивают Цекало и Милявская. «Потому что он наш», – поясняет фээсбэшник.
31 мая Наташе Королевой исполняется 23 года. Как ни странно, в этом возрасте она уже известная и опытная поп-певица. Она звезда с 16 лет – с тех пор, как будущий муж Игорь Николаев написал для нее песню «Желтые тюльпаны» и ее один раз показали в единственной на советском телевидении программе про популярную музыку «Утренняя почта». Этого было достаточно, чтобы на следующий день проснуться знаменитой. «Меня разрывали стадионы», – вспоминает Королева.
Чтобы отпраздновать день рождения с коллегами, Королева снимает сауну на окраине Челябинска. Ресторанов в городе немного, и закрыть их целиком на вечер не получается. А сауна – это вариант сделать праздник только для своих. Отыграв очередной концерт, поп-звезды отправляются веселиться. Королева приглашает присоединиться не только музыкантов, но и сотрудников ФСБ, которые уже не первую неделю летают с ними. Те совершенно шалеют от внимания кумиров. В разгар гуляний офицеры танцуют стриптиз на барной стойке. А Леонид Агутин в тот вечер выпивает и начинает приставать к молодой певице Анжелике Варум, своей будущей жене. Наутро танцевавшие вчера офицеры вызывают артистов в свой номер и требуют стереть вчерашние видеозаписи.
Весной 1996 года начинают портиться отношения между Александром Коржаковым и главой НФС Борисом Федоровым. Федоров ощущает себя крупным предпринимателем, создавшим мощную бизнес-империю, и не считает, что своим успехом и богатством обязан Шамилю Тарпищеву или его друзьям.
Коржаков предлагает Тарпищеву последить за деятельностью Федорова. «Что у тебя происходит с Федоровым? Ты вообще ситуацию контролируешь?» – спрашивает он Тарпищева. «Я Федорову полностью доверяю. Он не может меня подставить», – уверяет тренер президента. Но Коржаков сомневается.
По мере того, как амбиции Федорова увеличиваются, растет и недовольство его недавних покровителей. Федоров ввязывается в сомнительные операции с таиландским банком – по словам друзей, у него «сносит крышу». Коржаков злится все больше и вызывает главу НФС к себе на разговор.
Федоров приезжает в Кремль. В кабинете главы Службы безопасности президента сидят Коржаков и Тарпищев, они начинают обвинять Федорова в том, что тот разворовал деньги НФС: переписал на свое имя все принадлежащие НФС московские гостиницы, украл 300 миллионов долларов, а 10 миллионов без всяких документов отдал Чубайсу на предвыборную кампанию. И эти деньги надо вернуть, говорит Коржаков. Федоров кричит, что ничего не воровал и что по поводу денег на избирательную кампанию президента им лучше поговорить с Чубайсом или Смоленским. Больше всего Коржакова с Тарпищевым бесит то, что Федоров ведет себя так, будто ничем им не обязан и все деньги заработал сам, честным трудом.
В конце разговора Коржаков сообщает, что больше тратить время на Федорова не намерен. И теперь главе НФС придется объясняться с его замом – полковником Стрелецким. Валерий Стрелецкий – один из самых надежных сотрудников Службы безопасности президента, до этого момента он был приставлен к Черномырдину – собирал компромат на его ближайшее окружение, чтобы держать премьера под контролем и не позволить ему реализовать какие-либо политические амбиции. Но теперь, на завершающем этапе предвыборной кампании, Черномырдин уже не опасен, поэтому Коржаков решил перекинуть силы на НФС.
В тот же день Федоров приезжает в Белый дом к Стрелецкому, и тот демонстрирует ему массу документов о деятельности НФС, собранных ФСБ, МВД, налоговой полицией и еще кем-то, – и требует отдать 300 миллионов долларов: «Если не сделаете это добровольно, то я обещаю, что государство навалится на НФС всей своей мощью». «Но ведь это государственный рэкет!» – кричит ему в ответ Федоров.
После этого Федоров сразу звонит своему недавнему врагу Чубайсу и жалуется, что его хотят убить. Чубайс предлагает ему поговорить с Березовским. Тот зовет Федорова приехать к нему в офис на Новокузнецкую.
Борис Березовский связывается с Таней и говорит, что с ней очень хочет встретиться Борис Федоров. Она знает только одного человека по имени Борис Федоров – бывшего министра финансов из правительства Черномырдина. Она соглашается и вместе с Валентином Юмашевым едет к Березовскому в «клуб», или, как он официально называется, Дом приемов ЛогоВАЗа. Уже на месте ее ждет сюрприз. Оказывается, что Борис Федоров – это вовсе не бывший министр финансов, а глава Национального фонда спорта.
Федоров начинает очень сбивчиво рассказывать Тане и Юмашеву о том, что Тарпищев плотно связан с криминальными авторитетами, раздал огромное количество обязательств, всюду прикрывается именем президента и пытается получить долю от любого финансируемого проекта.
«Шам говорит, что Саша с Мишей требуют, чтобы я принес 10 миллионов долларов наличными Саше. Я отвечаю: "Шам, я таких денег никогда не видел! Их собрать невозможно!"» – жалуется Федоров. «Чтобы было точно понятно: принес деньги Александру Васильевичу Коржакову и Михаилу Ивановичу Барсукову», – поясняет Березовский Тане и Юмашеву.
Таня Дьяченко и Борис Ельцин
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
«А Александр Васильевич в курсе?» – интересуется Таня. «Этот вопрос – самый сложный, – отвечает Федоров. – Во всех разговорах только одно: "Мне Коржаков так сказал"».
Федоров продолжает рассказывать: про торговлю водкой Kremlyovskaya, про счета в Люксембурге, про полтора миллиона долларов, которые Тарпищев забрал у компании «Балкар-Трейдинг» якобы на предвыборную кампанию президента, про продажу двух тонн золота через Олимпийский комитет.
«Это настолько очевидно. Александр Васильевич должен об этом знать. Только БЭН не в курсе, конечно! Тарпищев всех нас подставит в результате», – горячится Федоров. «Как его остановить?» – спрашивает Таня.
«Очень просто – надо его отправить лечиться месяца на два», – предлагает Федоров. «До выборов, он имеет в виду», – поясняет Березовский. Федоров распаляется: «Сейчас готовится постановление по развитию туризма. Тарпищев: "Сколько там моих?" Я говорю: "Шам, ты чего? Сколько твоего в бюджете страны? Как ты так говоришь? Вот раскрутимся, появятся объекты, в которых возникнет доля". Или условия лотереи спортивной: "Сколько там моего?" Я говорю: "Ты чуднó говоришь. Закон есть: 50 % на спорт". А у него одно на уме – требует, чтобы мы положили 20 миллионов долларов на счет. Именно требует: "Пока ты этого не сделаешь, я не подпишу ни одного документа". Два раза в неделю у нас происходят такие разговоры: "Вот положи 20 миллионов долларов – и тогда я подпишу"».
Березовский продолжает играть роль модератора: «Поскольку мы условились говорить откровенно, то скажи два слова о недвижимости…»
Федоров описывает историю с некими дачами, которые были куплены Тарпищевым при помощи братьев Черных – алюминиевых авторитетов, находящихся в розыске по линии Интерпола.
«Просто накапливается некая недвижимость за границей?» – уточняет Юмашев.
«Нет, это здесь. Это в Горках было проплачено», – отвечает Федоров. «Проплатили Черные», – повторяет Березовский. «Горки-9. Там Саши и Мишани стоят дома», – объясняет Тане Юмашев.
Таня, возможно, единственная из присутствующих, кто не до конца понимает, что происходит, и точно не знает, с какой целью Березовский позвал ее в ЛогоВАЗ. Комната, в которой они общаются, оборудована качественными записывающими устройствами – ему важно зафиксировать беседу.
«Существует возможность встретиться вам с Коржаковым?» – спрашивает Таня у Федорова. «Я ему каждый день звоню. Но что я ему скажу? А потом, я боюсь, честно говоря, – жалуется глава Национального фонда спорта. – Я не понимаю их с Тарпищевым отношений. Но я не верю, чтобы человек умный, имеющий огромные возможности, был не в курсе всего этого. Не верю».
«Не может быть, чтобы нормальный человек, – вторит Березовский, – имея спецслужбы, огромное количество осведомителей, не знал. Мы-то знаем, что нас прослушивают повсюду. И, понимая, что Шам ворует колоссальные деньги…» «Ворует!» – начинает уже причитать Федоров.
«А человек, который пускает к себе в кабинет всех бандитов, ничего не знает об этом? – говорит Березовский. – Или он плохой, не соответствующий по службе человек, или он ворует вместе с ними. Других выводов быть не может».
Под конец Федоров жалуется, что ему угрожают: «Чего ты борешься? Он же тебя раздавит!» а его знакомых предупреждают: «Ты передай: если он не перестанет, то Коржаков его скоро грохнет…»
«Полный финиш! Бандиты! – патетически восклицает Березовский. – Ясно одно: Шама нужно отодвинуть немедленно. Безо всяких разборок. Шаму нужно сказать жестко, чтобы он отъехал отсюда на два месяца. Чтобы его видно не было. И Коржакову сказать абсолютно жестко… Только БЭН может это сделать». «Нереально», – вставляет Юмашев. «Нереально? – настаивает Березовский. – Коржаков похож в этой ситуации на бандита. Такой же, как Шамиль».
«Я считаю, что нереально Шамиля отстранить, – говорит Юмашев. – БЭН к Шамилю очень хорошо относится. Он единственный человек, который очень хорошо мячи подкидывает, точно, вовремя. Он улучшает настроение. БЭН к нему очень хорошо относится». «И ничего не знает», – вздыхает Таня.
«Мы говорим, какой у нас прекрасный президент и прочее, а окажется, что рядом с ним абсолютно воровская команда. Абсолютно воровская! – почти кричит Березовский. – Которая убивает людей. Которая живет давно не в России! Я тоже уверен, что БЭН ничего не знает. Шамиль – гениальный лицемер. Я помню, когда была кризисная ситуация перед выборами, Шамиль мне говорил, что, наверное, нам придется мотать. "Как «мотать»?! Шамиль, ты в своем уме?!" А он: "Да ладно, брось ты. Я же знаю, что ты президенту не веришь. Нам надо думать, как мотать"».
«Что-то пора делать. Ситуация настолько остра…» – вздыхает Юмашев.
Разговор заканчивается, Таня и Юмашев в шоке направляются в «Президент-отель». Таня очень зла: и на Березовского, и на Валю. «Зачем вы организовали эту встречу? – возмущается она, – Борис Абрамович, зачем вы меня вообще в это втянули?»
Березовский вскоре едет к директору ФСБ Михаилу Барсукову и рассказывает ему о страшной неприятности: оказывается, кто-то подслушал и записал их разговор («Наверное, это был Федоров») и прислал запись Березовскому. Что делать, непонятно. Барсуков немедленно идет к Коржакову.
Коржаков в первую очередь выясняет отношения с Юмашевым – своим другом и постоянным партнером по теннису. Тот уверяет, что к провокации непричастен, о записи не знал и о том, что собирается сказать Федоров в присутствии Тани, понятия не имел.
Коржаковсоветуется с Барсуковым и Рогозиным и решает, что главу Национального фонда спорта надо немедленно отправить в отставку – и заменить его проверенным сотрудником Службы безопасности президента.
20 мая Федоров едет к себе на дачу. По дороге его останавливают сотрудники милиции, обыскивают машину и находят под сиденьем пакетик с кокаином. Федоров утверждает, что наркотики подбросили, но его отвозят в следственный изолятор в Одинцово. Против Федорова возбуждают уголовное дело.
22 мая в «Президент-отеле» собирается попечительский совет НФС. Перед его членами выступает Шамиль Тарпищев, который предлагает отстранить Федорова от должности президента и вместо него избрать полковника Стрелецкого – заместителя главы Службы безопасности президента. Решение принимается единогласно. «В связи с желанием спортивной общественности сохранить чистоту спорта и стремлением оградить НФС от попыток дискредитировать спортивное движение России», – так говорится в пресс-релизе.
Полковник Стрелецкий – ближайший помощник Коржакова. Позднее он вспоминает, что сразу после избрания едет на Лубянку, к Барсукову – и тот поручает ему провести полную и аккуратную проверку деятельности НФС, о которой можно будет потом доложить президенту.
Федоров остается в СИЗО три дня. На пакетике с кокаином так и не находят его отпечатков пальцев. Федорова отпускают без предъявления обвинения – сразу после того, как НФС отправляет его в отставку. Новый руководитель первым делом лишает предшественника охраны. Позже Федоров будет рассказывать, что несколько раз в эти дни его забирают на улице неизвестные вооруженные люди, вывозят за город и выбрасывают из машины.
После этого он запирается на своей даче – сидит там почти безвылазно и пьет.
Барсуков, Коржаков и Рогозин раздумывают, как дальше вести себя с Березовским и как нанести по нему ответный удар. А Таня пытается понять, как ей теперь общаться с Коржаковым. Еще недавно она считала начальника папиной охраны членом семьи и просила быть крестным ее ребенка.
Все соцопросы 1996 года показывают, что одна из главных претензий к Ельцину – война в Чечне. С самого начала кампании президент обещает закончить войну до выборов и лично съездить в Чечню. Но завершить быстро эту войну невозможно. А вот приехать в Чечню и сказать «Война окончена, мы победили» – намного проще. Именно эту цель с самого начала ставит перед собой аналитическая группа. Стратегия по Чечне, сформулировать которую просил Березовский, звучит так: объявить, чтовойна выиграна, – причем сделать это должен Борис Ельцин в Грозном.
Но как этореализовать? Одно из самых первых предложений Игоря Малашенко – подменить реальность красивой кинокартинкой. Никто не знает, говорит он, были ли американцы на Луне, – но все видели кадры, как Нил Армстронг делает шаг и втыкает американский флаг. И этого достаточно. Малашенко предлагает снять кино про Чечню. Необязательно в павильоне, хотя такой вариант допустим. Можно привезти Ельцина в любую точку России, собрать там военных и проверенных чеченцев – и показать это по телевизору. Эффект будет достигнут.
Ельцин настаивает, чтобы оно снималось на территории Чечни, и это, конечно, усложняет задачу. Но Чечня Чечне рознь. Для Ельцина подыскивают районы, которые уверенно контролируются федеральными силами и в которых боевых действий никогда не было.
Ельцин об этом, конечно, не знает, но периодически в ходе кампании повторяет, что обязательно съездит в Чечню до выборов. На эти анонсы традиционно отвечает самый одиозный чеченский боевик Шамиль Басаев: он обещает, что если Ельцин приедет в Чечню, то он в ней и останется навсегда. Категорически против поездки генерал Рогозин – снова ретроградный Меркурий. Генерал объясняет Коржакову, что ни в коем случае нельзя подвергать президента опасности до 28 мая.
В штабе рассуждают, что надо заручиться какими-то гарантиями. Желательно выманить в Москву в качестве заложников высокопоставленных чеченцев – это как-то гарантирует безопасность поездки президента.
Наконец, для объявления о победе желательно, чтобы чеченцы капитулировали. Так рождается идея переговоров: и. о. президента Зелимхан Яндарбиев, заступивший на место убитого 21 апреля 1996 года Джохара Дудаева, должен приехать в Москву на переговоры – а Ельцин, пока Яндарбиев в Москве, должен слетать в Чечню.
Сценарий сложный. По словам Чубайса, Березовский задействует все свои многочисленные связи с чеченцами, чтобы договориться о визите делегации в Москву.
После долгой подготовки 27 мая чеченская делегация прилетает в столицу. По дороге командование федеральных сил несколько раз меняет маршрут следования Яндарбиева и его сопровождающих – поэтому они добираются с сильным опозданием.
В тот же день российские спецслужбы арестовывают в аэропорту Нальчика вдову убитого чеченского президента Джохара Дудаева Аллу – она пытается вылететь в Турцию, но ее задерживают с поддельным паспортом на имя Аллы Давыдовой. Допрашивает ее офицер ФСБ, специально прикомандированный к Борису Березовскому, – Александр Литвиненко[11].
Встреча в Кремле 27 мая оказывается крайне драматичной. Чеченцы заходят, Ельцин, не пожимая никому руки, занимает место во главе стола и предлагает всем сесть. Замысел ясен: Ельцин председательствует. По правую руку от него – российская делегация: премьер Виктор Черномырдин, секретарь Совбеза Олег Лобов, глава МВД Анатолий Куликов, глава прокремлевского правительства Чечни Доку Завгаев. По левую – исполняющий обязанности президента Чечни Зелимхан Яндарбиев, его помощник Ахмед Закаев, министр информации республики Мовлади Удугов и остальные. В зале работают камеры – эту встречу почти целиком покажут по телевидению.
Для опытного аппаратчика Ельцина такая рассадка принципиально важна. Но Яндарбиев не собирается подчиняться. Он требует, чтобы Ельцин занял место напротив него, а не во главе стола. «Мы не равные с вами. Мы не равные с вами», – безапелляционно повторяет Ельцин.
Яндарбиев подходит к Ельцину и почти кричит на него: «Я приехал на встречу с президентом Ельциным, а не на комиссию какую-то». К ним решительно направляется Коржаков – кажется, что он сейчас повалит Яндарбиева на пол.
«Садитесь. Садитесь», – начальственным тоном приказывает чеченскому президенту Ельцин. «Борис Николаевич, я таким тоном не сяду», – отвечает Яндарбиев. «Нормальный тон», – говорит Ельцин.
«Давайте мы с вами поговорим один на один», – предлагает Яндарбиев. «Нет, мы не будем. Садитесь», – настаивает Ельцин. «Я не сяду, – горячится Яндарбиев и направляется к выходу. – Я не потерплю такого. Если это присуще для российского руководства, то это один вопрос. Для меня это не присуще».
«Вы не уйдете отсюда», – громогласно произносит Ельцин. Яндарбиев оборачивается к спецпредставителю ОБСЕ Тиму Гульдиманну: «Обеспечьте нам, пожалуйста, гарантии выезда».
Все в замешательстве. «Мы уходим», – говорит Яндарбиев. Ельцин угрожающе отвечает: «Никуда вы отсюда не уйдете. Есть документ, который надо подписать. Вот он будет подписан сегодня»».
Ельцин безапелляционным тоном продолжает убеждать чеченцев: «Нет, мы не будем», – отвечает и. о. президента Чечни. «Хватит. Отвоевались. Отвоевались. Отвоевались», – повторяет и повторяет Ельцин, с каждым разом все сильнее нажимая на слово «отвоевались». Яндарбиев продолжает говорить что-то свое, но Ельцин его не слушает и твердит: «Отвоевались. Отвоевались».
Когда кажется, что разговор зашел в тупик, Ельцин встает, просит членов своей делегации подвинуться и занимает место между Черномырдиным и Куликовым. После этого он показывает Яндарбиеву на стул напротив. Тот сразу садится. Напряжение вроде бы спадает.
Но Ельцин немедленно начинает отчитывать чеченцев: «Никто еще не посмел к президенту России опоздать хотя бы на пять минут…» «К сожалению, это не по нашей вине, но мы приносим свои извинения», – отвечает Удугов. «…А не на два часа с половиной», – продолжает Ельцин. «Мы еще раз приносим свои извинения. Это не по нашей вине», – эхом отвечает Удугов. «Ну, если это по вине каких-то наших служб, то с этим я разберусь».
Начинаются затяжные переговоры о тексте подписываемого соглашения. Чеченцы предлагают обсудить вопрос о статусе Чечни, добавить слово «Ичкерия». «Мы никаких условий не принимаем. И никаких других вопросов не рассматриваем, только один – о прекращении военных действий», – отвечает Ельцин.
В итоге бумага подписана – но всем ясно, что это не более чем бумага. Podpisанты Виктор Черномырдин и Зелимхан Яндарбиев указаны по именам, без чинов и должностей. Ельцин и остальные члены делегаций просто ставят визы в углу листочков. Многие считают, что это соглашение вряд ли будет соблюдаться. Это лишь необходимая часть церемониала, нужного обеим сторонам.
Впрочем, есть и конкретный результат: Ельцин в качестве жеста доброй воли приказывает отпустить задержанную в Нальчике вдову Дудаева.
Президент предлагает продолжить обсуждение в специальных комиссиях – российская сторона за, и поэтому чеченцев оставляют на ночь в одной из подмосковных резиденций. Но настоящих переговоров на следующий день не случится – потому что, по сути, Яндарбиева и его спутников, как и планировали, используют как заложников – рано утром Борис Ельцин собирается в Чечню.
Вечером 27 мая, после переговоров с Яндарбиевым Ельцин звонит в Нижний Новгород губернатору Борису Немцову: «Ну что, голубь мира? В Чечню поедешь? Будем устанавливать мир». В начале 1996 года Немцов собирает подписи за прекращение войны в Чечне – их уже больше миллиона. Силовиков это очень раздражает, но Ельцин почему-то прощает губернатору такой демарш.
Получив приглашение президента, Немцов быстро собирается и летит в Москву. В назначенный час он ждет Ельцина в правительственном аэропорту Внуково-2. Там его встречают Коржаков и Барсуков. «Надо отговорить Ельцина лететь, – говорят они. – Грохнут его. Басаев. Хочешь, чтобы твоего любимого Ельцина грохнули? Отговори его, он тебя любит». Они протягивают Немцову папочку с секретными донесениями. Эту папку подготовила, конечно, служба Рогозина. Про то, что 28 мая – последний день ретроградного Меркурия, там не говорится, но и других аргументов предостаточно.
Ровно в 9:00 Ельцин приезжает во Внуково. «Что вы тут стоите? Садитесь в самолет», – обращается он к Немцову, Коржакову и Барсукову. Немцов объясняет: у Коржакова и Барсукова есть секретная информация о том, что в ходе визита в Чечню на Ельцина будет совершено покушение. Показывая на папку, Немцов поясняет: по донесениям агента по кличке Кума, банда Басаева готовит покушение на президента во время посещения села Знаменское. Оно будет совершено при помощи ракеты «Стингер».
Выслушав Немцова, Ельцин спрашивает: «Что, испугался, что ли? Если нет, тогда иди в самолет. А вы, трусы, оставайтесь». Коржаков, естественно, тоже идет на борт.
Через два часа самолет Ельцина приземляется на военном аэродроме Моздок в Северной Осетии, там все пересаживаются в восемь вертолетов и летят в чеченское село Правобережное. «Мы летели с открытыми люками. Стояли пулеметы, я сидел прямо рядом с пулеметчиком, – рассказывает пресс-секретарь Ельцина Медведев. – Летели над "зеленкой", над достаточно густым лесом. Очень низко, буквально задевая макушки деревьев».
Правобережное находится в той части Чечни, где боевых действий никогда не было, местные жители не видели войну, никаких боевиков в окрестностях нет.
Тем не менее, по словам Чубайса, Березовский передает своим чеченским контрагентам послание, смысл которого примерно такой: «Дорогие друзья, 10 минут назад приземлился Борис Николаевич, если что-то с ним случается, по частям получите Яндарбиева, а также всех остальных членов делегации».
На месте Ельцина встречают министр обороны Грачев и глава МВД Куликов. Президент выступает перед российскими военными: «Имейте в виду. Все, война закончилась. Мятежников вы разгромили. Уничтожили банды. Так, по мелочам они, конечно, еще бегают. Но вчера Яндарбиев при мне в Москве подписал. Все. О прекращении военных действий. Но это требует от вас дисциплины и сдержанности. Имейте в виду».
Куликов добавляет, что «для внутренних войск война еще продолжается». Но Ельцин настаивает: «Мы это не назовем войной. Мы назовем это борьбой с преступностью». И тут же в стиле своих уже ставших привычными предвыборных трюков Ельцин прямо на броне БТРа подписывает указ о постепенном переходе на контрактную армию и сокращении срока службы в горячих точках до полутора лет.
Борис Ельцин 28 мая 1996 года во время поездки в Чечню подписывает указ на броне БТРа
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Потом Ельцин летит на аэродром Северный. Формально он в черте города Грозный, но в тот момент это военная база федеральных войск. Аэропорт украшен плакатами «Борис Ельцин – президент всех россиян». Там происходит встреча с тщательно отобранной чеченской общественностью. Спустя час Ельцин вылетает обратно в Моздок и затем в Москву. Почти никто в Чечне о визите Ельцина не подозревает – все узнают о нем только из телевизионных новостей.
Все время его поездки чеченская делегация Яндарбиева сидит на одной из подмосковных правительственных дач – фактически в заложниках. Когда самолет Ельцина приземляется в Москве, их отпускают.
Яндарбиев возвращается на родину, и его встречают как героя. Всем все равно, что было подписано, намного важнее кадры из Кремля, которые показали все телеканалы: лидер чеченской делегации спорит с Ельциным, не уступает его давлению и вынуждает российского президента пересесть – указывает ему на его место. Яндарбиев вел себя как равный – и благодаря этому его популярность растет на глазах. Остальные детали чеченская публика не запоминает.
Федеральные СМИ выхватывают из того же сюжета совсем другие детали: Ельцин заставил противников приехать к нему на поклон, вынудил их подписать свой вариант мирного соглашения, да еще и хитрым маневром задержал в Москве, а сам в это время совершил победоносную вылазку в Чечню.
Пресса в восторге. В МК выходит статья «Лучшая операция чеченской войны»: «Сама операция – визит президента в Чечню – была проведена просто безупречно. В традициях кавказских войн в Москве были оставлены заложники. Не может не восхитить молниеносность и неожиданность организации визита. Такого гениально исполненного хода Ельцин не совершал за все четыре года президентства». Сотрудник газеты Александр Минкин скажет, прочитав этот текст, что такой же искренний восторг его коллег уже описан Шварцем в пьесе «Дракон».
19 мая в Петербурге проходит первый тур выборов. Действующий мэр Анатолий Собчак набирает 29 % голосов, следом в итоговом списке – его бывший заместитель Владимир Яковлев с 21 %. Впереди второй тур. Почти десятипроцентный отрыв от конкурента заставляет команду Собчака успокоиться – все уверены, что победа у него в кармане.
У Собчака несколько проблем. Одна из них – сложившийся за последние четыре года богемный образ. Мэр регулярно ходит на светские мероприятия, ведет богатую культурную жизнь, например водит дружбу с Майей Плисецкой и Мстиславом Ростроповичем. К нему все время приезжают западные звезды. И даже английская королева гуляет с Собчаком по Петербургу в 1994 году. Но эти роскошные будни мэра сильно контрастируют с жизнью петербуржцев. Город деградирует, ветшает, переживает экономическую депрессию.
Анатолий Собчак (слева), Людмила Нарусова и Иосиф Бродский в Нью-Йорке в марте 1995 года
Фонд Анатолия Собчака
Другая претензия к мэру – очень яркий образ его жены. Людмила Нарусова всегда вела себя скорее как Раиса Горбачева, чем как Наина Ельцина: была на виду, охотно давала интервью, ярко одевалась. Более того, в 1995 году она начала политическую карьеру и прошла в Думу по спискам партии власти – блока «Наш дом – Россия». Фактически именно Людмила Нарусова берет на себя руководство предвыборным штабом мужа, хотя формально главой штаба числится заместитель Собчака Владимир Путин.
Сейчас Нарусова говорит, что, наверное, это было ее ошибкой. «Моя логика была такой: если у Ельцина ключевую роль в штабе играет Татьяна Дьяченко, то чем я хуже? Я думала, что штаб должен возглавлять близкий человек, а не посторонний».
Уже перед первым туром стало понятно, что в штабе Собчака сложилось немного неверное представление о происходящем в городе. Мэр почему-то считает, что горожане должны его поддержать из энтузиазма, помня о том, что он символ демократических преобразований. В его кампанию нет почти никаких вложений – ни финансовых, ни агитационных, – ведь Собчак и так все время появляется на телеэкранах.
На этом фоне кампания его соперника Яковлева выглядит очень весомо: у него есть и бюджет, и настоящие политтехнологи. Владелец «Союзконтракта» Рыдник на поддержку Яковлева в первом туре тратит не три-четыре миллиона долларов, как прогнозировал кандидат, а все двенадцать.
Нарусова вспоминает, что против Собчака усиленно работают силовики из Москвы. И даже министр обороны Павел Грачев отдает приказ разбрасывать с военных вертолетов листовки против действующего мэра.
По словам одного из организаторов кампании, перед вторым туром генерал Рогозин собирает в Кремле совещание и сообщает, что концепция изменилась. Если раньше требовалось раскрутить технического кандидата и потом дать ему проиграть Собчаку, то теперь надо слить Собчака. Победить должен Яковлев, сообщает Рогозин, «целевому электорату» будет дана команда голосовать за него. «Целевой электорат» – это сотрудники милиции, МЧС, ФСБ и ФСИН.
Рыдник уверяет, что такого быть не могло: «У "конторы"[12] тогда просто не было ресурсов, чтобы так влиять». Зато бизнесмен припоминает другой разговор: он спрашивает у политтехнолога Кошмарова, сколько будет стоить победа Яковлева во втором туре. «Еще два миллиона долларов, и хочешь – Собчак, хочешь – Яковлев», – отвечает Кошмаров. Эта ситуация вводит бизнесмена в ступор: «С одной стороны, мне еще 30 лет нет, как я могу решать, кто будет мэром Санкт-Петербурга? С другой стороны, а почему не попробовать? В принципе, Яковлев нормальный мужик». И Рыдник дает еще денег на кампанию Яковлева.
Решающий момент кампании – дебаты между Собчаком и Яковлевым. Перед вторым туром действующий мэр соглашается встретиться лицом к лицу с бывшим заместителем в прямом эфире петербургского телевидения. Это прецедент в масштабах страны: даже в демократической России власть демонстративно игнорировала предвыборные дебаты. В 1991 году, когда Ельцин впервые баллотировался на пост президента, он, будучи председателем Верховного совета и фаворитом выборов, не пришел на теледебаты – в отличие от всех остальных кандидатов. В 1996 году история повторяется: Ельцин игнорирует приглашение Зюганова поговорить в прямом эфире. На этом фоне демократичный поступок Собчака – исключение из общего правила.
Перед дебатами все уверены, что расклад очевиден: Собчак опытный оратор, в прошлом университетский профессор, а потом – один из самых ярких публичных политиков перестройки. Он смело представал даже перед крайне враждебной аудиторией советских съездов народных депутатов. А у Яковлева вообще нет опыта публичных выступлений.
Но с самого начала все идет не по плану. Яковлев перед началом дебатов снимает пиджак – и остается в белой рубашке. Собчак сидит в пиджаке. Яковлев тщательно готовился к дебатам, с ним занимались опытные психологи – а Собчак только пролистал в машине по пути в телестудию 200-страничную справку о положении дел в городе, которую ему подготовил вице-мэр по экономике Алексей Кудрин.
«Вы знаете, сколько получает дворник? – возмущенно спрашивает Яковлев Собчака. – Вам бы надо это знать, а вы все порхаете по своим бумажкам». Вопросы Собчака Яковлев умело отбивает, объясняя зрителям, что на самом деле мэр не разбирается в городском хозяйстве и слепо верит тем документам, «которые ему подсовывают». «Мне даже неудобно за вас. Не вытаскивайте те вопросы, которые вы не знаете хорошо», – назидательно учит хозяйственник Яковлев интеллигента Собчака. Собчак смеется в ответ, но не находит, как парировать. Видно, что поскольку Собчак и Яковлев долго работали вместе, заместитель знает все слабые места бывшего шефа. А мэру нечего противопоставить. Большинство зрителей присуждают победу Яковлеву.
Во втором туре 2 июня, через три дня после дебатов, Собчак уступает чуть меньше двух процентов, набрав 45,76 %. 47,49 % голосуют за Яковлева.
Поражение Собчака беспрецедентно. Это первый случай, когда политик федерального уровня проигрывает выборы с минимальным перевесом, признает поражение и уходит в отставку, не предприняв никаких попыток удержать власть.
«Главной причиной поражения Собчака были даже не бабки, – говорит Рыдник. – Всему виной излишняя самоуверенность и неспособность его штаба обеспечить технологическую работу».
Для всего окружения Собчака его провал становится личной драмой. Вместе с ним уходит его команда: первый вице-мэр Владимир Путин, вице-мэр по экономике Алексей Кудрин, вице-мэр по социальным вопросам Виталий Мутко, а также Алексей Миллер, Дмитрий Козак, Игорь Сечин и другие тогда еще малоизвестные чиновники.
Ошибки предвыборной кампании Собчака окажутся важнейшим уроком для главы его предвыборного штаба Владимира Путина. Он никогда не станет участвовать ни в каких предвыборных дебатах, никогда не допустит, чтобы его жена была сколь угодно заметной фигурой, всегда будет всерьез относиться к предвыборным технологиям, никогда не позволит СМИ, тем более телевидению, работать против него и, главное, никогда не потерпит нелояльности среди подчиненных.
Через несколько лет, уже после смерти Анатолия Собчака, Георгий Рогозин придет к его вдове с извинениями. Его предсказание о том, что следующий президент России будет родом из Петербурга, было неверно истолковано, и генерал очень сожалеет: «Я не знал, что мой прогноз обернется такой трагедией для Анатолия Александровича», – так Нарусова вспоминает его слова.
Кампания продолжается, и члены штаба Ельцина замечают неприятную закономерность. Президент все чаще говорит, что победит в первом туре. «А мы выиграть в первом туре просто не можем по определению, как бы нам не проиграть в первом туре», – вспоминает свои переживания 25 лет назад Зверев.
Примерно с середины мая штаб уже начинает готовиться ко второму туру – но кандидату об этом не сообщают. В какой-то момент члены аналитической группы договариваются, что на ближайшей встрече все обсудят с президентом: Чубайс скажет, что второй тур неизбежен, остальные его поддержат.
Начинается встреча. «Борис Николаевич в зрелом возрасте напоминал медведя, который лапой махнет – хоп, и головы нет, – рассказывает Зверев. – Поэтому лезть на рожон никому не хочется». Все мандражируют и боятся поднять неприятную тему. Повисает пауза.
«Ну что, еще какие-то вопросы?» – спрашивает Ельцин. «Да, Борис Николаевич», – тихо говорит Чубайс. «Про второй тур собираетесь говорить?» – мрачнеет Ельцин. «Да, Борис Николаевич».
Снова пауза. Ельцин смотрит вокруг себя и говорит: «Я все прекрасно понимаю. Я знаю, что вы готовите второй тур. Вы видите, что я вам доверяю. Но давайте мы сделаем так – я хочу доработать так, как если бы я побеждал в первом туре. Не мешайте мне. Вот 17 июня соберемся и поговорим по поводу второго тура».
Предвыборное турне Ельцина не останавливается почти ни на один день. В мае и июне Ельцин каждую неделю посещает по два города, потом ненадолго заезжает в Москву и летит дальше. Журналисты не понимают, откуда у него берутся силы, – у сотрудников передовой группы, которая готовит поездки, силы на исходе.
«У меня был мобильный телефон Motorola, – рассказывает Денис Молчанов. – А в 1996 году мобильный телефон выглядел как кирпич, к которому прилагались сменные аккумуляторы – они быстро подыхали, работали всего по четыре-пять часов, и еще специальная зарядка. Я помню, что постоянно ощущал себя разряженным аккумулятором. Сил не было ни на что. Два дня у тебя поездка, и две ночи ты не спишь, потому что график очень плотный и он меняется. Если какая-то непредвиденная встреча, то тебе говорят: "Нужно срочно написать текст президенту!" И ты ночь не спишь, пишешь… Возвращаешься в Москву совершенно никакой».
8 июня Ельцин летит в Казань – это одна из важнейших поездок перед выборами. Татарстан не входит в «красный пояс», но и лояльность этого крупного региона президенту вовсе не гарантирована. Очень многое зависит от того, как пройдет поездка, а еще больше – от того, кого поддержит действующий глава республики Минтимер Шаймиев. Приезд Ельцина совпадает с ежегодным праздником окончания весенних полевых работ – Сабантуем. Ельцин должен поучаствовать в торжествах и продемонстрировать уважение к местным традициям: планируется, что президент пройдет традиционное испытание – постарается с завязанными глазами разбить палкой глиняный горшок. Все местные газеты пишут, что если Ельцин справится, то он обязательно выиграет выборы.
Борис Ельцин разбивает горшок в Казани во время Сабантуя 9 июня 1996 года
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Коржаков звонит своему знакомому, главе службы безопасности президента Татарстана: «Что вы там задумали с этим горшком?» «Александр Васильевич! Не волнуйтесь, президент попадет точно в цель», – успокаивает его начальник охраны Шаймиева. В назначенный день и час Ельцина приводят на место, завязывают глаза темно-зеленой повязкой, раскручивают на месте и дают в руки длинный шест. Все замирают: публика, кремлевский пул, президентская свита, дочь Таня, Коржаков – все в напряжении следят, что будет дальше.
Президент медленными шагами направляется к горшку, поднимает палку, заносит ее над головой, размахивается – и вдребезги разбивает горшок. Публика ликует. Татьяна Малкина прыгает от восторга: «Я сумасшедший баскетбольный болельщик. Когда его раскрутили и он пошел с этой палкой в сторону горшка, такой же накал чувства боления я испытывала, только когда "Жальгирис" играл с греками». «Ельцин, конечно, очень азартный человек. Он на адреналине чего только не творил. Ему прямо очень драйвово», – описывает свои наблюдения Малкина.
Журналисты пытаются выпытать у татарских чиновников: может быть, в повязке была щелочка? Те молчат.
Коржаков спустя 25 лет уверяет, что совсем не нервничал: он знал, что повязка на глазах была прозрачной: «Сквозь нее только слепой мог не заметить горшок».
Уже назавтра следующая остановка – Новосибирск. Прямо из аэропорта Ельцин заезжает на стадион, где проходит концерт в рамках тура «Голосуй или проиграешь». Это отдельная группа исполнителей – в отличие от поп-звезд Игоря Крутого или рок-звезд Стаса Намина, которые путешествуют самостоятельно, эти музыканты сопровождают Ельцина во всех его поездках: «Машина времени», Евгений Осин, Аркадий Укупник и другие. В какой бы город президент ни прилетел, там проходит бесплатный концерт на стадионе. И Ельцин обязательно появляется на сцене. «Он выходил, как правило, минут на 10–15, что-то говорил или танцевал, все зависело от его настроения. Остапа несло, что называется», – вспоминает ведущий всех этих концертов Леонид Ярмольник.
Главная задача ведущего – вовремя прервать музыканта и подготовить аудиторию, чтобы Ельцин появился на сцене максимально эффектно. По словам Ярмольника, у него даже специально два наушника: в одном режиссер, а в другом офицер Службы безопасности президента, который предупреждает, когда подъезжает кортеж.
В Новосибирске Ельцин приезжает на стадион и произносит речь, написанную специально для этого момента. «Дорогие друзья, ребята! Я к вам заехал прямо из аэропорта… Я всегда стараюсь хоть на короткое время попасть на мероприятия, где собирается молодежь. Вы пришли сюда получить удовольствие и расслабиться… Побывав здесь, с вами, и я набираюсь этой энергии! Энергии молодости, уверенности в себе и в завтрашнем дне. Вы даже не представляете, какие вы счастливые. Вам сравнивать не с чем. Вы не знаете, что такое культпоход, билеты в нагрузку. Не знаете, что такое, когда у входа в зал вас осматривают комсомольские активисты. Чтобы на девушках, не дай бог, не было косметики, чтобы ребята были коротко подстрижены. И вообще, чтобы внешний вид соответствовал "идейному уровню мероприятия". Я не хочу, чтобы это повторилось! Вы не помните, не знаете и, надеюсь, никогда не узнаете, что такое борьба с космополитизмом! Борьба со "стилягами"! Вам никто и никогда не будет диктовать, что носить! Под какую музыку танцевать! Как стричься! Время, когда "одни мы пели песенки, одни читали книжки", прошло! Вы теперь свободны в своем выборе! Но если 16 июня вы ошибетесь, второй возможности у вас не будет. Как тут у вас говорят? Голосуй или проиграешь!»
Леонид Ярмольник провожает Ельцина и приглашает следующего исполнителя – это Аркадий Укупник. Он начинает петь, когда Ельцин уже сошел со сцены, но президент действительно ощутил энергию стадиона, он идет по полю в окружении свиты и начинает приплясывать – вернее, очень энергично размахивать руками. К нему подходит Наина Иосифовна и пытается его остановить. Но Ельцину, видимо, очень нравится изобретенный им танец, и он продолжает. Некоторое время он пляшет в одиночестве, в окружении толпы – жена, Коржаков, местные чиновники стоят неподвижно, улыбаются, некоторые хлопают в ладоши. Потом президент обращает внимание на жену и пытается увлечь ее танцем. Она пробует уклониться, но сзади ее аккуратно подталкивает шеф протокола Владимир Шевченко – он забирает у нее сумочку и шепчет, что надо потанцевать. Наина Иосифовна присоединяется к мужу, они исполняют несколько неловких па, после чего под рев стадиона удаляются.
Среди чиновников, сопровождающих Ельцина в турне, есть Андраник Мигранян. Он советник Сосковца, работал в штабе на первом этапе кампании. Происходящее сейчас ему не очень нравится – тем более что он уже далеко в стороне от принятия решений. По словам Миграняна, под трибуной он оказывается в комнате отдыха и видит Ельцина. Тот мертвенно бледен и полулежа, с закрытыми глазами, приходит в себя после выступления. Видно, что Ельцину очень тяжело. Мигранян в ужасе и немедленно уходит.
Евгений Осин (слева), Борис Ельцин и Леонид Ярмольник в Ростове 10 июня 1996 года
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
На следующий день президент летит в Ростов-на-Дону. Там мизансцена повторяется: снова концерт на стадионе, снова Леонид Ярмольник, снова Ельцин готовится выйти к зрителям. В это время на стадион приезжает певец Евгений Осин – скоро его очередь выступать.
Осина подводят к богато накрытому столу: «Вот, Женя, из этой самой рюмки только что пил коньяк сам Борис Николаевич». Осин тоже выпивает (правда, из другой рюмки) и уходит в гримерку. Ельцин в это время уже в одной из соседних комнат, но Осин должен спеть до появления президента.
Дочь президента и Денис Молчанов уходят из-за кулис и направляются на ближайшую трибуну, чтобы посмотреть выступление Ельцина со стороны. Ярмольник представляет Осина, и тот начинает говорить что-то возвышенное о президенте. И тут на словах «Борис Николаевич и мы…» президент вдруг шагает на сцену. «Здорово, молодые ростовчане!» – кричит Ельцин в микрофон. Публика в восторге. Президент продолжает: «Решается будущее России: или это черная дыра, или это все-таки будущее, которое мы готовим для своих детей и внуков, а вы готовите для себя. Потому что среди вас, среди молодежи, находится сегодняшний – вернее, завтрашний президент. Я верю в вас! Верю в вашу вольность! Верю в вашу мудрость! Верю в ваш характер! Верю в то, что вы придете голосовать 16 июня и проголосуете так, как надо! За победу! Причем за победу только в первом туре!»
Ярмольник вспоминает, что вместе с Ельциным на сцену вышли несколько местных чиновников: «Я поворачиваюсь к человеку из администрации, который стоит на сцене, и говорю: "Здорово, да?" Он смотрит на меня, и я вижу, что у него глаза перевернутые. Они там немножко накатили, а еще нервы и волнение – он, когда поворачивался ко мне, почти потерял равновесие, я его придержал».
Тем временем Ельцин заканчивает речь. Стадион орет. Отвернувшись от микрофона, президент обращается к Ярмольнику: «Подыграй там чего-то». Публика это слышит и хохочет. Тогда Ельцин повторяет: «Подыграй чего-нибудь. Подыграй чего-нибудь такое», – и трясет руками, как накануне в Новосибирске, – показывая, что ждет быстрой танцевальной музыки.
Музыканты готовятся. «Удачи вам», – говорит президенту ведущий. «Удачи!» – в ответ кричит президент. Но со сцены не уходит.
«Ростов, я не слышу тебя! Ростов!» – кричит стадиону Ярмольник, ожидая, что за это время Ельцин покинет сцену. Но президент стоит на месте. На сцену выходит Евгений Осин под звуки песни «Ялта». Президент внимательно разглядывает певца. Тогда Осин начинает зажигательный танец на одной ноге – и в танце стремительно приближается к Ельцину. Президент тоже пускается в пляс вместе с Осиным. Сзади сцены стоит и наблюдает за происходящим Коржаков. Танец (с элементами канкана) продолжается 45 секунд. После этого Осин начинает петь, а президент уходит за кулисы.
Денис Молчанов утверждает, что, когда они с дочерью президента вышли на трибуну, президент уже танцевал. «Я переживала ужасно, – рассказывает Таня. – У папы все-таки прихватывало сердце, я говорила: "Папа, прошу, береги себя" Я знала, что папа такой – на эмоциях и на настроении может что-нибудь сотворить. Он мог завестись под динамичную музыку. Конечно, когда он стал на сцене танцевать, у меня сердце упало. Но, слава богу, все обошлось …»
«Мы никогда не понимали, откуда у него берутся силы, когда мы уже были на последнем издыхании, – говорит журналистка Малкина. – Было совершенно неясно, как он функционирует. Он то умирал, и мы уже прямо его хоронили – даже разрабатывали какие-то секретные коды, которыми должны были обменяться в случае, если кто-то узнает, что он и правда где-то упал и умер. А то на следующий день он выходил на сцену в Ростове и танцевал вот эту свою джигу».
Борис Ельцин на предвыборном концерте в Ростове 10 июня 1996 года
East News
Светлана Сорокина видит съемки танцующего Ельцина, сидя в московской студии «Вестей». «У меня незадолго до этого один за другим умерли родители, отец и мать. Оба были сердечниками, – рассказывает она. – И я знала, что такое нагрузки при больном сердце. У меня было чисто физическое ощущение ужаса. У меня все время было ощущение, что вот он сейчас упадет».
«Борис Николаевич зря танцевал на сцене вместе с Женей Осиным, – размышляет Константин Эрнст спустя 25 лет. – Зря он это делал, потому что это никаких голосов ему не прибавило, на мой взгляд, а скорее даже отняло». По мнению Эрнста, кампания «Голосуй или проиграешь» оказалась абсолютно бесполезной и в итоге стала лишь источником заработка для ее организаторов.
Несколько приближенных Ельцина уверяют, что после танца в Ростове 10 июня у президента случается инфаркт, но он решает, что это не препятствие для продолжения предвыборного турне, – и продолжает функционировать на уколах, которые ему постоянно делают врачи.
В конце мая Минкин приходит на работу и обнаруживает, что в шапке на первой полосе «Московского комсомольца» написано «Мы все идем голосовать за Ельцина».
«Вы меня не спросили», – говорит Минкин и увольняется из газеты, которая уже месяц не публикует его текст про чуму и холеру. Минкин предлагает материал «Общей газете» – там тоже отказывают. В итоге текст появляется в «Новой газете» 10 июня, за неделю до выборов.
Через пять дней, накануне первого тура, Минкин пишет следующий текст. Он называется «Сумерки свободы. Как демократическая пресса потеряла лицо» и начинается словами: «Завтра выборы президента России. Ничего изменить уже нельзя. Исход известен (да и прежде был известен) – президентом остается Ельцин».
Дальше в статье Минкин бичует коллег: если бы, по его мнению, в январе 1996-го им показали июньские номера газет, редакции бы не поверили: «Что за бред? Такого быть не может никогда». «Через девять лет после начала гласности жизнь повернула обратно. В 1987-м с каждым днем можно было все больше. В 1996-м – все меньше. Тогда, после полного удушья, даже маленький глоток свободы был счастьем. Сейчас, после полной свободы, даже маленький запрет ощущается как удавка», – пишет Минкин.
Он исследует прессу на предмет ее лояльности к Ельцину и обнаруживает в либеральных СМИ только один текст, автор которого бы не восторгался президентом. Это колонка в «Общей газете» Юлия Кима, знаменитого советского барда и диссидента, под названием «Опять стало стыдно жить».
Впрочем, Минкин, конечно, не рассматривает коммунистическую прессу: «Правду», «Советскую Россию» и «Завтра». Если в двух первых агитация за Зюганова довольно бесхитростная, то в «Завтра» публикуется Александр Проханов, яростно ненавидящий Ельцина. Его передовицу в июньском номере газеты можно привести практически целиком.
«Предвыборная кампания Ельцина напоминает морг, политый вареньем и медом. Покойника положили на поднос, густо намазали патокой, сладким кремом. Украсили розетками, вензелями. Утыкали ягодками, марципаном, апельсиновыми и лимонными дольками. Поднос с мертвецом, похожим на торт, выставили на лафет и везут по России, показывают изумленному народу.
Этот катафалк тянут, подталкивают, поддерживают, чтоб не завалился, множество верещащих существ: одни с рожками, другие с копытцами, норовящие незаметно слизнуть с просахаренного покойника то сладкую капельку, то медовую крошку. Играет музыка – скрипки Ростроповича, балалайки Бабкиной, ударник Гребенщикова.
По сторонам скачут, сгоняя народ к обочине, гайдуки Коржакова. Чубайс с опахалом поспевает за лафетом, сгоняя мух. Главы администраций выбегают на дорогу, раскатывают по ухабам и рытвинам красные ковры. Комариным облаком, затмевая солнце, вьются журналисты, и среди бессчетной мелюзги, как жужжащие навозные жуки, Сванидзе и Киселев вот-вот сложат крылья, упадут на торт и зароются в сладкий крем, пробираясь к начинке.
Процессия сопровождается шутами, карлами, арапами и горбунами, движется то воздухом, то водой, то автострадой, как передвижной мавзолей, склеенный из желатина, сгущенного молока и сусального золота.
А в стороне, невидимый миру, потихоньку вымирает русский народ. Подрываются на минах боевые колонны. Падают самолеты. Горят города. Женщины запаривают жмых, кормят синюшных детей. Текут за границу русская нефть, алмазы, золото. И на паперти нищего храма юродивый грозит костылем, проклинает царя Бориса.
Мы, народ, не потеряли рассудок. Отворачиваемся с омерзением от плывущего мимо нас катафалка. Выключаем мерзкий телевизор. Омываемся свежей холодной водой. Надеваем чистые рубахи. И с детьми на руках, поддерживая дорогих стариков, идем голосовать за Зюганова».
Апогей предвыборных концертов – это 12 июня, государственный праздник, который в 1996 году называется День принятия Декларации о государственном суверенитете Российской Федерации. Именно в этот день пять лет назад Ельцин был впервые избран президентом. В этот раз, в 1996-м, Лисовский устраивает грандиозный концерт на Васильевском спуске – в поддержку Бориса Ельцина, а заодно и Юрия Лужкова, который в день президентских выборов избирается мэром Москвы. Для эффектной телевизионной трансляции Лисовский решает, что снимать концерт надо не только с земли, но и с вертолета (дроны в тот момент еще не изобретены). Он договаривается с аэродромом в Тушино о том, что накануне на него прилетит вертолет, простоит ночь, а утром полетит к Кремлю. И нанимает своего приятеля Диму, оператора, который увлекается полетами и даже окончил летную школу.
В 9 утра 12 июня в офисе Лисовского раздается звонок: «С вами говорят из приемной командующего ВВС и ПВО Московского округа. Сергей Федорович?» – «Да». – «Вы подавали заявку на пролет над Москвой, в районе Красной площади». – «Да, подавал». «Мы вам разрешение не даем». «Хорошо», – отвечает Лисовский. По его словам, он подавал заявку на пролет за пять дней до концерта через администрацию президента. Отказ за несколько часов до начала концерта – это чудовищный саботаж, считает он.
«Что "хорошо"?» – спрашивает командующий. «Слушайте, дадите вы согласие или не дадите, я поручил это дело такому человеку, который в любом случае полетит. Нам концерт снимать надо», – говорит Лисовский и кладет трубку. Ему перезванивают. «Мы будем сбивать», – говорит генерал. «Сбивайте», – отвечает Лисовский. Он думает, надо ли предупреждать оператора Диму – и как вообще разруливать ситуацию. Но тут ему еще кто-то звонит – и он забывает о проблеме.
12:00, концерт начинается, звонит Дима: «Серега, слушай, здесь какая-то херня, нас не выпускают». «Что значит "не выпускают"?» – переспрашивает Лисовский и вспоминает об утреннем звонке командующего. «Не дают разрешение нам на взлет». «Дима, мы же договорились, – не моргнув глазом говорит Лисовский, – ты должен это снять, потому что это великие кадры, таких не повторится». «Я тебя понял», – отвечает оператор.
Проходит час, Лисовский стоит у сцены на Красной площади и вдруг слышит шум лопастей. Прямо над Кремлем летит вертолет. Из него свисает обвязанный веревкой оператор.
После концерта Лисовский звонит оператору извиниться: «Прости, я забыл тебе сказать, вас там обещали сбить. Ну я, конечно, понимал, что вас не собьют, хотя ситуация была такая себе… А ты как взлетел-то?» «Да знаешь, такая злоба взяла, – отвечает оператор. – Я этому пилоту говорю: "Слушай, я сейчас тебе тут накостыляю, нам надо взлетать", а он отвечает: "Не полечу", Ну я его отодвинул, сел на место пилота и сам взлетел. Диспетчеры промолчали. Потом, когда поднялись уже в воздух, пилот видит, что деваться некуда, говорит: "Ну ладно, давай дальше я сам"».
Чем ближе к 16 июня – первому туру выборов, тем сильнее напряжение в штабе. Коржакову категорически не нравится, что делает команда Чубайса, он считает поведение Березовского предательством. Одно из заседаний совета по выборам с участием Ельцина превращается в ожесточенную перепалку. Илюшин назначил Малашенко докладчиком. Впрочем, у Коржакова есть свой доклад, который подготовила ему служба генерала Рогозина, – о том, что штаб с работой не справляется, а телевидение будто бы только и делает, что критикует президента и смеется над ним.
Особенно Коржакова раздражает предвыборный выпуск программы «Поле чудес», произведенный совместно ОРТ и НТВ. В роли участников в нем выступают ростовые куклы политиков из одноименной программы. Кукла Коржакова все время стоит за плечом куклы Ельцина и постоянно что-то ему нашептывает. Ведущий Леонид Якубович спрашивает: «А кто это за вами?» «Это мой болельщик, фактически фанат, я же в разные игры играю. Ну и езжу туда-сюда по миру. Он всегда за мной увязывается. Я пробовал без него – не получается, – отвечает кукла Ельцина, которую озвучивает артист Сергей Безруков. – Пускай стоит, кому он мешает. Совершенно безобидный человек». «В каком смысле безобидный?» – уточняет Якубович. «Меня еще ни разу не обидел», – говорит Ельцин-Безруков.
Потом Якубович и кукла Ельцина разговаривают о теннисе. Президент говорит, что особенно хорошо ему удается подача. «А как у вас с приемом?» – спрашивает ведущий. «Бывают, конечно, и дни приемов, но я в отличной физической форме», – под общий хохот зала отвечает кукла президента. В итоге Ельцин выходит в финал, обыгрывает в нем Зюганова, а в суперигре отвечает на вопрос, кто станет президентом России. Правильный ответ – слово из одной буквы. Ельцин говорит: «Я мог бы сказать "я", но пусть лучше это скажут россияне, я им доверяю».
Коржакову подобные шутки кажутся оскорблением президента. Но на заседании аналитической группы Ельцин перебивает Коржакова: «Я полностью согласен с Малашенко. Это раньше так было, что генсеков воспевали, нахваливали, а теперь нужна другая политика, нужно быть умным».
Коржаков молчит. Виновником всех своих бед он считает Березовского. По его воспоминаниям, однажды он не выдерживается и срывается: «Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу, – кричит он дочери президента. – Я ведь понимаю, кто вам голову забивает!» «Саша, я вас умоляю, делайте с ним что хотите, но только после выборов», – отвечает она. Это не сильно успокаивает главу службы безопасности.
Коржаков очень злится, когда видит публикацию в журнале «Итоги», принадлежащем Гусинскому, как и телеканал НТВ. Текст «Победа Ельцина – еще не победа демократии» написан Евгением Киселевым, ведущим НТВ и одним из приближенных Гусинского. Главная тема материала – борьба между аналитической группой и командой Коржакова. «Если Ельцин будет переизбран, то произойдет это благодаря демократически настроенным избирателям… несмотря на постыдное для России современное издание троекуровщины, когда бывший кагэбэшный телохранитель в звании майора стал человеком номер два в государстве, – прогнозирует Киселев. – А первыми жертвами президентского триумфа падут те, кто эту победу ковал. Те, кто сумел отодвинуть от президента на время предвыборной кампании всю эту камарилью вчерашних майоров и полковников, охранников и завхозов, в одночасье превратившихся в генералов и адмиралов, придворных авгуров и звездочетов, кто сумел убедить Ельцина изменить стиль своего поведения, общения с прессой, манеру своих выступлений, появление на публике, а главное – пойти на далеко идущие политические решения, в первую очередь по Чечне. Все эти кремлевские "дядьки" ничего не простят. Не простят и нам, журналистам, того, как мы освещали эту президентскую кампанию…»
На следующий день после выхода статьи в кабинете Киселева в Останкино появляется курьер фельдъегерской службы и вручает ведущему под расписку конверт от самого Коржакова. Внутри – цветная ксерокопия первой страницы личного дела с грифом «Комитет государственной безопасности СССР. Второе главное управление», а ниже от руки написано «Киселев Евгений Алексеевич», приклеена фотография и опять-таки от руки написано, что осведомителю присвоен агентурный псевдоним «Алексеев». «Откровенная, грубая фальшивка! – возмущается Киселев. – Даже по тем временам изготовить ее не составляет никакого труда, и никакая компьютерная графика не нужна».
Фотографию на деле Киселев узнает – на ней ему 25 лет, он только что вернулся из Афганистана, где работал военным переводчиком. И снят в своем любимом, наимоднейшем пиджаке, который только что купил. Пиджак был предметом зависти всех приятелей-модников, но походить в нем удалось недолго – Киселев уронил на него пузырек с чернилами и безнадежно испортил. Единственной памятью о пиджаке осталась фотография, которая была вклеена в его личное дело в Высшей школе КГБ, куда Киселев в 1981 году пришел преподавать фарси. Из архива этого учебного заведения, переименованного теперь в Академию ФСБ, и взята фотография, которая помогла смастерить фальшивое личное дело агента КГБ.
А еще в пакете от Коржакова лежит ксерокопия статьи в «Итогах» и письмо с подписью главы Службы безопасности президента. «Вы всё –"паркетный генерал", "кагэбэшник", "придворный авгур"! – пишет Коржаков. – Откуда такое пренебрежение к нашей с вами работе, коллега? Оставляю все это entre nous[13]. Желаю Вам благоразумия и счастья взахлеб».
Киселев понимает послание так: «Заткнись, а не то я еще не такое про тебя сочиню». Он тут же вспоминает все странные происшествия, которые приключились с ним в предыдущие месяцы. За месяц до этого на НТВ приходил сотрудник Службы безопасности президента, который настойчиво предлагал сотрудничество: «Мы могли бы предупреждать вас от ошибок, делиться с вами эксклюзивной информацией, наше руководство вас высоко ценит, мы знаем вашу позицию, но хотели бы наладить конструктивный диалог…»
Киселев немедленно несет послание Гусинскому и Малашенко. Малашенко просит разрешения забрать документы и показать Чубайсу.
Накануне выборов, 15 июня, в Кремле вручают государственные премии. По этому случаю организовывают прием, на который зовут и журналистов. Среди приглашенных – фотокорреспондент журнала «Итоги», он фотографирует, и как Ельцин награждает мастеров культуры, и как ведут себя остальные гости. Вдруг он видит, что в углу Георгиевского зала сидят Коржаков и Барсуков и вполне себе по-заговорщически шушукаются. Фотограф немедленно начинает их снимать – сотрудник журнала, принадлежащего Гусинскому, конечно, знает двух главных врагов в лицо. Внезапно Коржаков замечает съемку и бросается за фотографом – тот убегает. Барсуков и Коржаков вдвоем гонятся по кремлевскому залу за фотокором, но он на бегу вынимает из фотоаппарата пленку, сует ее в руки коллеге-журналисту из «Итогов» и несется дальше. Журналист устремляется в противоположном направлении, чтобы запутать следы.
Перед первым туром штаб Ельцина пишет для президента финальное обращение к избирателям. Ельцин зачитывает его на камеру. Но он устал, у него нет сил, и он говорит совсем без выражения. Малашенко размышляет, как сделать так, чтобы Ельцин выглядел эффектнее. Текст дают Олегу Табакову. Он исполняет его на разрыв – сотрудники штаба едва ли не плачут. Запись показывают Ельцину, чтобы он увидел, как надо, и повторил. Ельцин обижается и решает вообще не выступать ни с каким обращением.
Тогда штаб начинает финишный спурт без участия кандидата. Анатолий Чубайс встречается с главными редакторами основных СМИ и просит их быть полояльнее к Лебедю и Ельцину и пожестче к коммунистам. Страх перед возвращением коммунистов был основной идеей всей кампании, но напоследок надо бы еще сгустить краски, решает Чубайс.
Сначала помощник Ельцина Георгий Сатаров говорит во время пресс-конференции, что «коммунисты, возможно, готовят сценарий нелегитимного захвата власти». Одновременно Глеб Павловский – подрядчик Сергея Зверева, а в прошлом деловой партнер Михаила Лесина, создавший вместе с ним Фонд эффективной политики, пишет аналитический доклад. В нем говорится, что коммунисты не примут своего поражения, поэтому уже готовятся развязать гражданскую войну и собирают на всякий случай боевые отряды. 8 июня этот доклад публикуется в принадлежащей Березовскому «Независимой газете» – в статье «Новое свидетельство обострения предвыборной борьбы. Коммунистам бросают два серьезнейших обвинения – в подготовке захвата власти и в контактах с чеченскими сепаратистами».
Уже на следующий день Ельцин дает в Кремле большое интервью Евгению Киселеву, тот спрашивает: «Возможны ли провокации на выборах?» Президент отвечает утвердительно: а как же, вот даже «Независимая газета» уже написала, что коммунисты готовят боевые отряды и могут развязать гражданскую войну.
Следом в журнале «Огонек», которым руководит Валентин Юмашев, появляется статья «В ружье. Коммунисты готовятся к вооруженному захвату власти».
Для закрепления ужаса перед ошибочным выбором Video International Михаила Лесина производит несколько рекламных роликов, грозящих гражданской войной. Черно-белая хроника страшной разрухи после революции и загробный закадровый голос: «Никто в России в 1917 году не думал, что может быть голод. Коммунисты не сменили даже название. Они не будут менять и методы. Еще не поздно предотвратить гражданскую войну и голод». И финальный титр: «Спаси и сохрани Россию».
Наконец, Глеб Павловский выпускает огромное количество наклеек «Ваш дом подлежит национализации» – их в преддверии выборов расклеивают везде, где только можно, чтобы напугать новоявленных собственников. Малашенко лепит такую наклейку на дверь кабинета Гусинского, чтобы продемонстрировать, как она крепко держится и как ее трудно снять. Гусинский очень сердится.
Спустя 25 лет Зюганов тоже сердится, вспоминая ту кампанию. «Я родился после того, как мою Орловщину освободили. Но людям так прочистили башку, что я приду, у всех все отниму. Я говорю им: "Я ни у кого ничего не отнимал и не собираюсь отнимать. Будете жить по закону, законы будут соответствовать интересам страны". Мне отвечают: "Вы же раскулачивали!" Я говорю: "Я никого не раскулачивал, я десять лет руководил силовыми ведомствами, включая милицию, госбезопасность, прокуратуру, суды[14], – ни один человек не скажет, что по моему навету кого-то посадили". В общем, кампания была жестокая. Мне пришлось близких своих прятать, отправлять подальше».
Ближе к первому туру команда Алексея Ситникова отправляется в Краснодарский край – крупный регион, сердце «красного пояса». Этот альтернативный штаб создается втайне от официального краснодарского штаба, и его стараются не особо светить. Все понимают, что местное начальство больше работает на коммунистов, чем на Ельцина, хотя и рапортует в Москву, что все под контролем.
Ситников снимает здание общежития техникума на окраине города и обосновывается там. Финансирование привозят из Москвы в огромных клетчатых хозяйственных сумках, которыми обычно пользуются торгующие на рынках челноки. В каждой сумке – по несколько миллионов долларов, завернутые в трусы, носки и рубашки. «В Москве при вылете сдаешь сумку в багаж, – рассказывает Ситников о своем опыте перевозки наличных, – а потом стоишь в Краснодаре и думаешь: "Вот кто-нибудь соберется украсть эти носки? И что потом делать? Где искать миллион?"»
Осмотревшись на месте, Ситников делает вывод, что проводимая в регионе агитация в пользу Ельцина больше вредит, чем помогает. Самые большие претензии – к газете «Не дай Бог!». Она печатается в Финляндии, на красивой цветной бумаге – и в регионе, где у людей нет денег, даже чтобы купить детям тетради, совсем не воспринимается. Газета только настраивает избирателей против президента. «Смотри, как Ельцин шикует», – обсуждают они.
Ситников решает, что надо прекратить распространение газеты в Краснодарском крае. Но повлиять как-то на Москву невозможно: там газета всем нравится, в штабе смеются над шутками коммерсантовцев. Что-то изменить на краевом уровне тоже не получается: Ситников уверяет, что местная власть на самом деле сочувствует коммунистам, а значит, следит за тем, чтобы тираж встретили на вокзале и в целости и сохранности распихали по почтовым ящикам.
Дальше история Ситникова напоминает вестерн: он якобы придумывает диверсионную акцию. На пути следования поезда, который везет отпечатанный тираж газеты «Не дай Бог!», прямо на рельсы валят дерево. Поезд останавливается – московские политтехнологи вскрывают вагон, вытаскивают тираж «Не дай Бог!» и сжигают в лесу возле железной дороги. Вице-губернатор на станции обнаруживает, что груз похищен. Недоумевающий старенький машинист поезда говорит, что со времен войны такой партизанщины в крае не припомнит.
На следующий день в московских СМИ выходят материалы, что краснодарские коммунисты совсем озверели: нападают на поезда и сжигают ненавистную им газету «Не дай Бог!».
Очередной пугающий креатив команды Лесина – наклейки «Купи еды в последний раз», которые появляются на входах в магазины по всей стране.
Незадолго до первого тура команда Ситникова в Краснодаре придумывает, как развить эту идею и еще сильнее напугать местных жителей возвращением советского ассортимента в магазины. Сначала они печатают талоны – такие же, как были в 1990–1991 годах. Тогда советская экономика перестала работать, возник дефицит даже самых элементарных товаров, их продавали в ограниченном количестве – по талонам. И вот теперь похожие талоны – на макароны, сахар, соль и даже «На жизнь», рассовывают по почтовым ящикам краснодарцев для напоминания о тех временах. Все как можно правдоподобнее. Чтобы люди запаниковали: «Опять талоны?»
Но это только начало. Второй шаг – убедить владельцев маленьких частных магазинчиков на пару дней перед выборами поменять ассортимент: убрать все привычные товары и оставить только то, что было на прилавках в конце 1980-х: уксус, спички и морскую капусту.
«Утром мужик в трениках с вытянутыми коленками придет привычно с авоськой за яблоками, кефиром, колбасой и вином в киоск около дома, а увидит голодные прилавки конца 1980-х», – таков был план Ситникова. Но чтобы все получилось, требовалось согласие владельцев торговых точек. Диалог с ними происходил по одному сценарию.
– В воскресенье выборы, а можешь на два дня перед этим убрать все с прилавков? Ты же не хочешь, чтобы коммунисты победили?
– Нет, не хочу.
– Ну помоги нам, на два дня сделай пустой прилавок. Подыграй.
– В общем, идея правильная, но это ж у меня два дня выручки не будет…
– А так через неделю ты вообще все потеряешь.
– Мне надо посоветоваться.
– С кем посоветоваться-то?
– Ну вы знаете, у нас есть те, кому мы платим…
У каждого торговца есть крыша, с которой тому надо поговорить.
Вечером в дверь общежития, где сидит Ситников, стучат. «А мы всего боимся, потому что мы же против местной власти работаем. МВД, ФСБ, губернатор, мэр – мы же против них тут деревья валим». Ситников смотрит в окно: не милиция ли? Нет, «Жигули» вон стоят. Дальше дверь открывается и заходят ребята с цепями на шее и в спортивных штанах: «Нам тут передали, что вы на нашей территории собираетесь закрыть магазины на два дня». Ситников объясняет: «Ребята, мы ничего плохого не имеем в виду, но просто, если этого не сделать, то через неделю уже ничего ни у кого не будет. Победит Зюганов – и все, вернется коммунизм». – «Ну да. Но нам надо с боссом поговорить». – «А вы что, не главные?» – «Нет, у нас есть босс по району».
На следующий вечер опять стук в дверь. Москвичи смотрят за окно: там стоит подержанный Mercedes. Заходит мужик в костюме с золотой цепью на шее, за ним два охранника-головореза: «Вы тут на районе у меня собрались… мне сказали мои ребята…» Ситников повторяет свои аргументы. «Ну ладно, мне надо посоветоваться», – говорит гость. «Тебе-то с кем советоваться?!» – «С кем надо».
Через день опять стук в дверь, москвичи выглядывают в окно в поисках лимузина. Но там припаркованы «Жигули». В штаб заходит прилично одетый мужчина, этакий профессор-очкарик. Он говорит: «Я тут наблюдаю за вами, ребята. Ну вы молодцы! С талонами хорошо придумали, я сам получил – и прямо пот прошиб. Я понимаю вашу идею. В этих районах разрешаю. Я всем дал команду, все сделают». «Что, все магазины?» – не верит и переспрашивает Ситников. – «Да, все магазины». «А вы кто такой?» – пытается понять политтехнолог. «Да какая вам разница, кто я такой. Может быть, вам помощь нужна? Люди с транспортом, например?»
Ситников размышляет вслух: «В крае почти три тысячи избирательных участков… да… помощь с транспортом бы не помешала… Так что да, транспорт с людьми был бы кстати». – «С оружием?» «Не знаю, ну разве только если совсем будет криминал, – размышляет Ситников. – Может, если у кого-то будет, то хорошо, но, наверное, не обязательно». «Сколько народу-то нужно?» – допытывается гость. «Если попрошу человека четыре с машиной, это возможно? Мало ли, вдруг будет совсем беспредел», – просит Ситников. «Не много?» – «Участков три тысячи, хотя бы две машины дайте». «Две не дам, одну дам», – отвечает гость и уезжает.
16 июня, воскресенье, день первого тура. «Мы с ребятами просыпаемся от гула за окнами, – вспоминает Ситников. – Вся площадь и улицы вокруг забиты братвой, машин видимо-невидимо. Номера от Воронежа до Калмыкии… Нам пригнали не машину с четырьмя пацанами, а по машине на каждый участок. И это было существенно для решения главной задачи – не дать слишком нагло фальсифицировать результаты. Фальсификация – это всегда админресурс. Если в других регионах админресурс у губернатора, который за Ельцина, то в "красном поясе" губернаторы, спецслужбы, мэры и избирательные комиссии, естественно, за коммунистов. Наша задача была не дать им слишком много вбросить. Они должны были озираться и бояться».
16 июня Анатолию Чубайсу исполняется 41 год. В этот же день проходит первый тур президентских выборов. Но Ельцин звонит Чубайсу – поздравить. Тот удивлен, что президент помнит о нем в такой важный день. Вечером, еще до появления результатов, в «Президент-отеле» немного празднуют день рождения – и дарят Чубайсу большую плюшевую обезьяну.
Для многих россиян тот день оборачивается трагедией. В Англии идет чемпионат Европы по футболу. Первый групповой матч с участием российской сборной в Ливерпуле сыгран 11 июня – Россия уступила Италии 1:2. 16 июня в Манчестере – второй и решающий матч, против сборной Германии. Россия проигрывает 0:3. Два гола забивает Юрген Клинсманн, один – Маттиас Заммер. Россия лишается возможности выйти из группы, а Германия попадает в плей-офф. Через две недели именно эта команда одержит победу в чемпионате Европы.
Но в «Президент-отеле» не смотрят футбол. В штабе до упора не знают, каким будет результат первого тура. На всякий случай они пишут три варианта утренней речи Ельцина: первый – на случай серьезного проигрыша Зюганову, второй – при незначительном отставании от Зюганова, а третий – если у Ельцина будет небольшое преимущество. «Мы не предполагали, что случится четвертый вариант – большой выигрыш у Зюганова», – говорит он.
День рождения Чубайса празднуют (слева направо): Сергей Шахрай, Борис Березовский, Татьяна Дьяченко, Владимир Гусинский, Виктор Илюшин, Василий Шахновский, Сергей Зверев, Михаил Лесин, Игорь Малашенко, Александр Ослон, Дмитрий Рюриков (стоят), Анатолий Чубайс и Александр Батанов (сидят)
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
В итоге Ельцин выигрывает с небольшим отрывом. У него 35,28 %, а у Зюганова 32,03 %. На третьем месте – Александр Лебедь, у него 14,52 % – это намного больше, чем ожидали социологи. А значит, ставка на Лебедя и вложения в его кампанию оправдались.
Ельцин проигрывает в «красном поясе», особенно крупно на Кавказе: в Северной Осетии у Зюганова 63 %, в Дагестане – 63,2 %. В то же время на родине в Свердловской области и в Москве у Ельцина больше 60 %.
В 7 утра Ельцин встречается с аналитической группой, а уже в 3 часа дня – с Лебедем, чтобы предложить ему место в своей команде. Лебедь должен стать секретарем Совбеза с особыми полномочиями – куратором всех силовиков.
Одно из первых условий Лебедя – уволить министра обороны Грачева, его давнего знакомого, еще с военного училища, и давнего же неприятеля.
Еще в 1970-е лейтенант Грачев командовал ротой курсантов Рязанского военного училища, одним из которых был Лебедь. В августе 1973-го лейтенант Лебедь принял взвод курсантов в роте Грачева. В 1980-е в Афганистане Лебедь был командиром батальона в полку Грачева. Потом командующий ВДВ Грачев взял комдива Лебедя к себе в заместители. Но затем, когда Лебедь командовал 14-й армией в Приднестровье, они публично поссорились.
Весной 1995 года Грачев подписал директиву о реорганизации 14-й армии, Лебедь заявил о губительности таких реформ и подал рапорт об отставке – полагая, что его не примут. Но Грачев отреагировал так: «Он хочет заниматься политикой, написал рапорт – ну, будь здоров». Теперь настала очередь Лебедя мстить.
Борис Ельцин назначает Александра Лебедя секретарем Совбеза 18 июня 1996 года
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Грачев – один из самых непопулярных министров в стране. Его считают, во многом заслуженно, одним из основных виновников начала чеченской войны. А еще к нему приклеилась кличка Паша-Мерседес, придуманная газетой «Московский комсомолец», в 1994 году обвинившей Грачева в том, что он за казенный счет приобрел себе несколько немецких машин. Автор разоблачительных публикаций о Министерстве обороны журналист Дмитрий Холодов был убит на рабочем месте, а Грачев сохранил министерское кресло – и это еще сильнее ухудшило имидж министра.
Считается, что Грачев неприкасаемый, потому что он друг президента. Они иногда выпивают вместе – и не без последствий. К примеру, именно в компании Грачева Ельцин отдыхал в берлинском отеле в ночь на 31 августа 1994-го во время своего визита в Германию, а на следующий день дирижировал оркестром и пел «Калинку-малинку» на мероприятии по случаю завершения вывода Западной группы войск из Германии[15].
И теперь Лебедь требует уволить Грачева. Это последняя капля. Либеральная интеллигенция давно уже требует отставки Грачева, считая его главным виновником войны в Чечне. К тому же Коржаков давно уже приносит Ельцину справки о том, что Грачев нелоялен, – будто бы он «снюхался с коммунистами», позволял Зюганову выступать в военных частях, допускал в армии коммунистическую агитацию.
Дождавшись объявления о собственном назначении секретарем Совбеза, Лебедь предпринимает неожиданный шаг. Он хочет избавиться не только от Грачева, но и от всего его окружения разом и не допустить, чтобы новым министром стал грачевский ставленник. Поэтому Лебедь объявляет, что разоблачил заговор лояльных отставному министру генералов, которые собирались устроить едва ли не переворот. Лебедь даже называет его ГКЧП-3 – очевидно, ставя происходящее в один ряд с путчем 1991 года и противостоянием между Ельциным и Верховным советом в 1993-м.
Ситуация неловкая. Всем ясно, что никакого переворота Грачев не планировал, и непонятно, зачем Лебедь так неуклюже расправляется с собственными недругами. «Это глупость какая-то. Да не мог он такого сказать», – с характерной прямотой комментирует слова Лебедя премьер-министр Черномырдин. Члены штаба хватаются за голову – слишком несуразным выглядит первое программное заявление генерала, которой их усилиями вышел на третье место в первом туре и теперь уже стал большим начальником.
У Коржакова спешное назначение Лебедя, очевидно, вызывает крайнее раздражение. До сих пор единственным куратором силовиков был он, теперь же ему придется бороться с человеком, с которым они недавно спорили на кухне: «Побеждает тот, кто первым выстрелит». – «Нет, побеждает тот, кто первым попадет».
У Коржакова давно копится обида на тех людей, которые вдруг стали оказывать влияние на президента, – он всерьез ревнует. После первого тура генерал Рогозин докладывает ему, что терпеть усиление либералов больше нельзя – надо переходить к решительным действиям. И отвечать на интриги Березовского. Глава службы безопасности сообщает Ельцину, что его сотрудники обнаружили факты хищений средств из избирательного фонда. Президент отвечает: «Покажите мне доказательства». Коржаков обещает, что доказательства будут. Ельцин, конечно же, не имеет ни малейшего представления о том, как финансируется его кампания, сколько она стоит и откуда берутся деньги. А Коржаков знает схему досконально. Он в курсе, что помимо крупных банков, переводящих средства на нужды кампании, есть и такие, которые просто снабжают штаб кэшем.
Спустя 25 лет руководитель Национального резервного банка (НРБ) Александр Лебедев рассказывает, что у него была договоренность с замминистра финансов Андреем Вавиловым.
В марте 1996 года Минфин выпускает облигации внутреннего валютного займа. 30 % этих облигаций покупает банк Лебедева в среднем за 20 % от номинала – и платит Минфину 190 миллионов долларов. К концу мая рыночная стоимость облигаций повышается, весь пакет НРБ стоит уже 266 миллионов долларов и банк легко зарабатывает за месяц 76 миллионов.
По словам Лебедева, примерно половину этих денег банк отдает на выборы. Сотрудник банка регулярно возит наличные в Белый дом: здание правительства надежно охраняется, поэтому используется Национальным резервным банком как хранилище кассы кампании. Примерно раз в неделю автомобиль «Волга» уезжает из НРБ в Белый дом с миллионом долларов в багажнике, а иногда и с более крупной суммой. По словам Лебедева, перевозка кэша началась в апреле и продолжается весь май и июнь. Всего, по его предварительным подсчетам, НРБ отгрузил около 30 миллионов долларов. 18 июня первый тур позади, пора планировать мероприятия в преддверии второго. По словам Лебедева, его просят на следующий день отправить в Белый дом на срочные нужды кампании больше, чем обычно.
В тот момент, когда Александр Лебедь разоблачает выдуманный им путч, а Александр Коржаков вскрывает выдуманное им хищение, банкир Александр Лебедев поручает своему сотруднику Борису Лаврову отвезти деньги в Дом правительства.
18 июня вечером около Кремля заметное оживление. Бориса Ельцина в Кремле нет – он давно дома и уже лег спать. Из Кремля одна за другой выезжают дорогие машины, в которых сидят крупные бизнесмены, чиновники и поп-звезды. А в Кремле в это время остается одинокий человек, он плачет. Он говорит, что это худший день в его жизни. Этот человек – Дэвид Боуи.
Вообще, Боуи – давний любитель России. Он дважды приезжал в Советский Союз в 1970-е: в первый раз путешествовал по Транссибу, в другой раз, обманув КГБ, вышел из поезда, следовавшего из Цюриха в Хельсинки, и сутки гулял по Москве. Английские газеты успели написать, что Дэвид Боуи пропал без вести в СССР.
В этот раз Боуи приезжает в Москву 16 июня, в день первого тура. Ему предлагают принять участия в ток-шоу про выборы, но он отказывается. На пресс-конференции, по словам журналистов, он ведет себя как король – далекий, холодный и надменный. Следующие два дня он сидит в своем президентском люксе в отеле и отказывается выходить. Он чувствует, что в Москве заболел, и ни с кем не хочет общаться, кроме своей костюмерши.
В день концерта в Кремлевский дворец съездов подтягивается и политическая, и музыкальная элита – тут и пресс-секретарь президента Сергей Медведев, и певец Евгений Осин, который танцевал с Ельциным в Ростове неделю назад, и группа «Любэ», находящаяся на пике славы благодаря «Батяне-комбату», и многие видные бизнесмены, и бандиты.
Боуи пытается завести публику – но у него ничего не получается. Русская элита не танцует и вообще почти не шевелится. Галерка в восторге, а первые ряды сидят неподвижно. К тем, кто пытается танцевать, сразу подбегают сотрудники ФСО, чтобы сидели смирно. Привычного для Боуи танцевального партера вообще нет.
Кремлевский дворец съездов – это, конечно, сложная концертная площадка. Он построен в 1961 году для проведения партийных съездов на месте старой Оружейной палаты. А еще раньше здесь же находился дворец царя Бориса Годунова. Дэвид Боуи вышел на сцену, где до него выступали Никита Хрущев, Леонид Брежнев и последующие советские лидеры. Зрители на концерте ведут себя тоже по-советски – многие не знают, кто такой Боуи и что за сумбур вместо музыки он исполняет.
«Это худшая аудитория в моей жизни!» – будет кричать певец после выступления. ВГТРК планирует показать концерт в эфире, но Боуи категорически против. И обещает, что никогда больше не поедет выступать в Москву.
В этот вечер Борис Федоров, недавно еще глава Национального фонда спорта, а теперь просто освобожденный из СИЗО подозреваемый в перевозке наркотиков, не идет в Кремль. Он ужинает в китайском ресторане на Арбате. Вместе с ним его 20-летняя подруга Наталья, которой он недавно купил квартиру. Около полуночи они выходят из ресторана и пешком идут к ней домой. Это недалеко – перейти Новый Арбат и свернуть в Мерзляковский переулок. Дом номер пятнадцать, где живет Наталья, элитный, среди ее соседей – министр внутренних дел Анатолий Куликов. Борис и Наталья уже подходят к подъезду, когда слышат сзади голос незнакомца. Федоров оборачивается и видит человека с пистолетом. Тот стреляет ему в живот. Пуля проходит насквозь и попадает девушке в бедро. Убийца стреляет второй раз, но пистолет заклинивает. Убийца швыряет его на асфальт, достает нож и бросается с ним на Федорова. Он успевает ударить четыре раза, прежде чем на крики Федорова и его спутницы из подъезда и соседнего магазина выбегают люди. Убийца скрывается на поджидающем его за углом автомобиле «Жигули».
Федорова и его девушку увозят в Институт Склифосовского – несмотря на огромную кровопотерю, бывший глава НФС жив.
Утром 19 июня Александр Коржаков и Валентин Юмашев едут играть в теннис. Игра прерывается, толком не начавшись, – Юмашев оступается, падает, с трудом встает и больше не может наступить на ногу. Позже он узнает, что у него надрыв ахилла, – а сейчас он едет домой и целый день лежит.
Преемник Федорова на посту главы Национального фонда спорта Валерий Стрелецкий в этот момент по заданию Коржакова руководит подготовкой облавы в Белом доме.
19 июня вечером сотрудник НРБ Борис Лавров, как обычно, приезжает на служебной «Волге» в Белый дом – в багажнике деньги. Он привычно поднимается в кабинет замминистра финансов Германа Кузнецова и кладет деньги всейф.
Вскоре в здание правительства приезжает Сергей Лисовский, руководитель кампании «Голосуй или проиграешь» – за деньгами для продолжения концертного тура, его сопровождает помощник Чубайса Аркадий Евстафьев. Они поднимаются в кабинет Кузнецова, берут из сейфа полмиллиона долларов в коробке из-под обычной бумаги для принтера, еще 38 850 долларов в конверте – и оставляют Лаврову расписку на 500 тысяч долларов. На коробке написано название фирмы – производителя бумаги – Xerox. Поэтому во всех сообщениях в СМИ эта коробка превратится в «коробку из-под ксерокса».
На выходе Лисовского и Евстафьева встречают сотрудники Службы безопасности президента. У Лисовского спрашивают, что в коробке. Он говорит, что понятия не имеет. Евстафьев тоже идет в отказ. Тогда их провожают обратно в кабинет Кузнецова.
Сотрудник НРБ Лавров сидит в кабинете. К нему возвращаются Лисовский, Евстафьев и сотрудники службы безопасности, которых он отлично знает. За последние месяцы они виделись многократно – все в курсе, кто чем занят. Они начинают задавать Лаврову вопросы, и тот подробно рассказывает: привез деньги, положил их в сейф, а потом отдал помощнику Чубайса Евстафьеву, взял расписку.
Всех задержанных допрашивают. Евстафьев говорит, что ему плохо, и требует врача. Никто вне Белого дома о происходящем еще не знает, большинство россиян в это время смотрят футбол. Сборная России проводит последний матч на чемпионате Европы – против сборной Чехии, по ходу проигрывает 0:2, потом забивает три мяча, но не удерживает преимущество – игра заканчивается вничью 3:3. Чехи выходят в плей-офф, а сборная России собирает чемоданы.
Самое загадочное – это судьба денег. По словам Лебедева, в сейфе находилось больше пяти миллионов – и все они пропали. По версии Коржакова, исчезли два миллиона. Лавров помнит только о полумиллионе, отданном под расписку. Чубайс утверждает, что не пропало ничего – иначе он бы заметил.
Валя Юмашев почти весь день 19 июня лежит дома с надорванной связкой и пьет обезболивающее.
Березовский, Гусинский, Зверев, Малашенко и Чубайс собираются на ужин в «клубе» Березовского, как тот его называет, или в Доме приемов ЛогоВАЗа на Новокузнецкой, 40.
Василий Шахновский не идет с ними ужинать – он не пьет, поэтому, чтобы расслабиться, предпочитает ходить в казино. Этим вечером Шахновский оставляет телефон дома – он уже тогда один из редких пока обладателей мобильного, и отправляется играть.
Около 8 вечера Березовскому звонит Игорь Шабдурасулов, чиновник из правительства, глава департамента культуры и информации: «Скажи, пожалуйста, ты ничего не слышал по поводу Лисовского?» – спрашивает он. «А что такое?» – отвечает вопросом Березовский. «Мне Миша позвонил, Лесин. Что вроде как у него есть какой-то слух, что Лисовского арестовали». – «Нет. Ничего не слышал…»[16]
Собравшиеся начинают выяснять подробности. Подтверждения найти пока не удается, но худшие опасения такие: Коржаков пошел в атаку. Он и его окружение просчитали, что в союзе с Лебедем Ельцин наверняка победит – и это станет триумфом Чубайса и его команды. Сосковцу такое развитие событий грозит увольнением, а для Коржакова и Барсукова означает работу в подчинении у своих врагов. Видимо, звезды подсказали Рогозину, что надо действовать немедленно – лучше нанести упреждающий удар по соперникам.
По словам Чубайса, Березовский вскоре сообщает своим товарищам: служба безопасности засекла вокруг Дома приемов ЛогоВАЗа машины спецслужб, а на соседних домах – снайперов. Возможно, говорит Березовский, Коржаков попытается арестовать и их.
«Я не видел ни какого-то усиления, ни войск Коржакова. Всю информацию я получал от Березы, – рассказывает Чубайс. – Береза говорил про снайперов и, по-моему, БТРы. Было ли это правдой или не было? Я не знаю. Можно было выйти и проверить, но у меня как-то не было желания».
Через десять лет начальник службы безопасности Березовского Сергей Соколов будет рассказывать, что никаких снайперов и БТРов не было – будто бы это все выдумал сам Березовский. Хозяин ЛогоВАЗа просто дает Соколову команду усилить охрану. Якобы вокруг здания встает несколько людей с помповыми ружьями, и сидящие в ЛогоВАЗе считают, что это и есть наступающие бойцы Коржакова. «И он и я прекрасно понимали, что никто арестовывать нас не собирается. Это был элементарный спектакль, – уверяет Соколов. – Боря мгновенно просчитал, что для него это выигрышная ситуация, шанс нахлобучить, наконец, Коржакова. Березовский понимал: если он отдаст выборы Коржакову, то так и останется навсегда просто Борей, часами просиживающим в коржаковской приемной. Это была битва не за Ельцина, а за доступ к нему».
Анатолий Чубайс (слева), Владимир Гусинский и Игорь Малашенко
Личный архив Евгения Киселева
«Ситуация-то блестящая, – так воспроизводит слова Березовского начальник его охраны, – Если мы сейчас ее разрулим, то точно сможем победить».
«Это неправда, – говорит дочь президента спустя 25 лет. – Березовский был реально напуган. У всех было ощущение, что их вот-вот арестуют».
Чубайс сразу говорит, что ответ должен быть максимально жестким – надо добиваться увольнения Коржакова и Барсукова. Они перешли черту, а значит, дальше терпеть их нельзя. «Либо мы их уничтожаем к утру, либо они нас уничтожат всех вместе, даже с Борисом Николаевичем. Середины нет», – так сейчас Чубайс вспоминает свои размышления в тот момент.
Позже Березовский так опишет ход мыслей в ту ночь: «Обдумывая, как поступить, мы впервые для себя сформулировали идею: мы всегда проиграем спецслужбам, если будем действовать тайно. Но как только мы перейдем в плоскость открытого противостояния, ситуация изменится, на свету они работать не могут. Во всяком случае те спецслужбы, которые создавались советской властью. А Коржаков – все же прямое наследие КГБ».
Малашенко предлагает немедленно перевести конфликт в публичную плоскость. Коржаков полагает, что получил убийственный компромат на Чубайса и его команду. Однако если предать информацию огласке, то она уже не будет компроматом.
Дочь Ельцина сидит в «Президент-отеле» и переживает. Она еще ничего не знает об аресте Лисовского, зато уже слышала про покушение на Бориса Федорова. Она помнит, как несколько дней назад этот человек говорил, что опасается мести со стороны Коржакова, – а теперь в него выстрелили, а потом изрезали ножом. Она смотрит вечерние новости на НТВ, и там сообщают, что покушение на Федорова может быть связано с предвыборной кампанией.
В этот момент ей звонит Березовский: «Тань, у нас такая информация есть… Что Лисовского арестовали». «Да вы что!» – не может поверить она. «Тань, дело принимает совсем другой оборот. Мы сейчас подтягиваем сюда камеры НТВ. Сюда также едет Бадри… Мы сейчас подтягиваем камеры на всякий случай, чтобы было понятно, что будет происходить».
«Где? Куда подтягиваете?» – никак не может сориентироваться Таня.
«Ну, сюда, где мы сейчас находимся. В клуб. Давай сделаем так. Если это точно – про арест, то я постараюсь, если будет работать еще связь, тебе позвонить», – отвечает Березовский. Он очевидно нагнетает.
«Мне это все сильно не нравится. А не провоцирует кто-нибудь вас?» – спрашивает Таня.
«Провоцировать могут только Александр Васильевич и Михаил Иванович, больше никто. Других мы не знаем», – говорит Березовский.
«Ну, они», – соглашается Таня.
«Они? А что мы должны ждать, пока всех, что ли, арестуют? Как вы считаете, Тань?» – явно заводится Березовский.
Затем он передает трубку Гусинскому и тот тоже говорит о том, что все боятся ареста: «Танечка, вы не расстраивайтесь. Пока ситуация очень напряженная… Сейчас будем выяснять. Здесь, вообще, море левых машин стоит снаружи, поэтому все достаточно нервничают…»
Трубку берет Малашенко. «Может, это все провокация? Может, вас толкают на обострение?» – спрашивает дочь президента.
«Где обострение? – немного грубо спрашивает Малашенко. – В Чечне?»
Трубку снова берет Березовский: «Танюш, я думаю, что подъезжать… Я не знаю, нужно или нет. Давайте мы все-таки выясним до конца все это. Пока я просто сообщаю ту информацию, которой владеем мы. Ну, и на всякий случай мы подтягиваем сюда СМИ, чтобы, если что-то будет происходить, это уже было все как у взрослых. Но, конечно, никакой истерики, ничего не будет, если будет опровергнут слух, что Лисовский арестован. Но если они действительно его арестовали… Больше ждать совершенно нечего».
«Борис Абрамович, ну я вас умоляю», – говорит Таня. – «Тань, ты не волнуйся, никаких действий опрометчивых не будет».
Таня выезжает домой.
После разговора с Таней приходит подтверждение: да, все верно, Лисовский и Евстафьев задержаны в Белом доме. Зверев немедленно срывается из ЛогоВАЗа и уезжает к себе в офис в СЭВ на Новый Арбат – избавляться от документов. По его словам, он уже второй раз уничтожает бумаги – аналитику, справки, сценарии и тексты, которые, как тогда казалось, могли счесть компрометирующими. Первый раз он это делал во время операции «Мордой в снег». По дороге Зверев предупреждает о ситуации своих коллег. Глеб Павловский, например, понимает, что ночевать дома слишком опасно – могут забрать. Поэтому на всякий случай он решает туда не ездить.
Таню уговаривают разбудить отца. Она пока не осмеливается. В 10 часов вечера по пути домой Таня звонит Барсукову и требует немедленно освободить Лисовского и Евстафьева. Коржаков, по его воспоминаниям, в этот момент сидит с Барсуковым в президентском клубе на улице Косыгина. Директор ФСБ после ее звонка начинает нервничать, но Коржаков его успокаивает: «Миша, не волнуйся. Мы пока никому ничего не говорили, доложим завтра президенту, и пусть он сам решает, как поступить».
Пока Чубайс, Березовский и Гусинский обсуждают, что именно говорить по телевизору, Малашенко звонит главному ведущему НТВ Евгению Киселеву и просит предупредить сотрудников, чтобы не разъезжались, – возможно, нужно будет выйти в эфир: «Мы должны быть готовы прервать программы экстренным сообщением».
Киселев признается спустя 25 лет, что к моменту звонка он уже был дома и выпил два стакана виски. «Я по тону понимаю: объяснять Малашенко, что я чуть-чуть не в форме, совершенно бесполезно, – рассказывает Киселев. – Вспомнил, что надо делать, чтобы быстрее протрезветь. А сделать надо страшную вещь – разломить ампулу нашатыря и выпить его с водой. Гадость страшная, но ты трезвый почти мгновенно». Киселев едет в Останкино. Малашенко мчится туда же и придумывает, как сформулировать экстренную новость, – диктует Киселеву, тот редактирует.
«Малашенко объяснил мне на пальцах, – вспоминает Киселев, – что это игра ва-банк, потому что, условно говоря, Коржаков и компания пытаются сейчас раскрутить громкий скандал и рассказать Ельцину завтра о том, что они разоблачили банду преступников, которая присваивала, прикарманивала деньги, предназначенные на его предвыборную кампанию. И это ближайшие люди Чубайса. "Мы же вас предупреждали, с кем вы имеете дело". И Коржаков может просить все, вплоть до санкций на задержание, на арест. И будет опять, с высокой долей вероятности, проталкивать идею какой-нибудь чрезвычайки. Вплоть до отмены второго тура выборов».
Более того, Малашенко придумывает объявить все произошедшее попыткой государственного переворота. Использовать прием, который только что применил Лебедь, обвинивший своих противников в некоем заговоре. Теперь можно воспользоваться его терминологией и объявить зачинщиками этого несуществующего заговора Коржакова и Барсукова, а Лебедя привлечь на свою сторону.
«Неожиданная для меня конструкция, не очень логичная, но на тот момент гениальная», – рассказывает Чубайс. «Игорь, переворот где?» – так вспоминает он свой диалог с Малашенко. «Вы что, не понимаете? Сейчас сделаем, включайте телевизор», – смеется гендиректор НТВ.
Чубайс звонит в Белый дом своему бывшему подчиненному, главе Госкомимущества Альфреду Коху: «Ну, что-нибудь удалось разведать?»
«Да похвастаться нечем… Но вроде они еще здесь, в Белом доме», – так передает свой ответ Кох в книге «Ящик водки».
«В Белом доме, говоришь? Это важно. Значит, торговаться будут. Это хорошо. Ну, смотрите телевизор. Сейчас мы начнем отвечать. Нам уже терять нечего», – обещает Чубайс.
«А какой канал смотреть-то?»
«НТВ, экстренный выпуск. Сейчас Киселев выступит», – анонсирует Чубайс.
«А что не ОРТ?» – иронизирует Кох.
«Ну, тут сложности. Березе, видите ли, неудобно Коржакова иметь по каналу, который тот ему дал».
«Ишь как неказисто. И РТР по этой же причине?» – смеется Кох.
«Ну, вроде того. Государственный канал. Неудобно. А вдруг не мы победим. Отвечай потом».
«Ясно. В общем, все как обычно. А Гусяра – молодец. Не зассал».
«А ему тоже, как и нам, до фени. Его все равно, если что, Коржаков приморит. Ты же знаешь, они давнишние друзья», – иронизирует Чубайс.
«Ну, хоть повеселитесь напоследок. Уж не подкачайте. Ждем серьезную развлекуху», – язвит Кох.
В Останкино, по словам Константина Эрнста, в это время ждут едва ли не штурма: «Мы забаррикадировались – были готовы к тому, что приедут люди брать под контроль телеграф – телефон – вокзалы».
Около полуночи Таня снова звонит Коржакову. Он в это время вместе с Барсуковым подъезжает к дому на Осенней улице в Крылатском – там квартиры семьи Ельцина, а также Юмашева, Коржакова и Барсукова.
«Передай своему Березовскому, – говорит он, – что я его указаний выполнять не намерен. Пусть успокоится, утром разберемся».
«Тогда я вынуждена разбудить папу», – отвечает Таня.
«Если ты папу разбудишь, то это будет самый плохой поступок в твоей жизни. Ты же знаешь, как мы бережем его сон, он для нас священный, а ты из-за пустяка хочешь папу беспокоить».
«Я разбудила папу, – вспоминает Таня, – и рассказала ему, что произошло, что все это грозит срывом избирательной кампании, что Коржаков ведь сам отвечал за финансы и был обязан контролировать их, а теперь такую провокацию устроил».
Коржаков и Барсуков подъезжают к дому. Время – начало первого. Вдруг звонит Ельцин. «Что там у вас произошло?» – так передает его слова Коржаков.
«Борис Николаевич, я вас прошу, утро вечера мудренее, отдыхайте. Мы разбираемся, информация от нас в прессу не попадет. Завтра мы вам обо всем доложим».
«Ну ладно, давайте отложим до завтра», – говорит президент.
Коржаков подвозит Барсукова на Осеннюю и сам едет к себе на дачу. А Таня направляется в Дом приемов ЛогоВАЗа. Сидящие там уже основательно накрутили себя, и многие всерьез опасаются, что Коржаков начнет штурмовать здание и всех арестовывать. Приезд Тани их очень подбадривает. «Я понимаю, что, пока я там, вряд ли Коржаков на что-то решится», – объясняет она. «Очень мужественный поступок, – говорит Чубайс. – Она могла спокойно сидеть дома и ждать, пока папа проснется. А она все бросила и приехала».
Одновременно с Таней приезжает еще несколько сочувствующих: например, нижегородский губернатор Борис Немцов и ведущий ВГТРК Николай Сванидзе. «Ноги сами принесли», – вспоминает он.
Поскольку президент снова уснул, в Доме приемов ЛогоВАЗа одни готовятся к эфиру, а другие ищут потенциальных союзников – в первую очередь надо, чтобы генерал Лебедь выступил на стороне тех, кто его взрастил и вывел на третье место в первом туре. Но дозвониться до Лебедя не получается. Подключают Таню, а она поднимает на ноги свою маму Наину Иосифовну. Первая леди присоединяется к поискам, но по мобильному секретарь Совбеза не отвечает. «Он что, в лесу, что ли, ночует?» – раздраженно спрашивает Таня.
Младшая дочь президента Татьяна Дьяченко, старшая дочь Елена Окулова и жена Наина Ельцина в июле 1996 года
Личный архив Сергея Зверева
«Я квартирного его не знаю. У него, наверное, и нет квартиры», – рассеянно отвечает Наина Ельцина.
«Ну как это так, если надо с ним связаться! Такого не может быть! Мам, тебе не кажется странным, что спецкоммутатор не может найти секретаря Совета безопасности?!» – сердится Таня. Мама советует ей связаться с Барсуковым.
«Мама, это бесполезно, понимаешь? – говорит Таня. – У папы единственная возможность, чтобы выиграть выборы, – это уволить их обоих. Мам, ты понимаешь?! И на самом деле это и для страны будет лучше, потому что так невозможно. Я на этих выборах насмотрелась. Решает все один только человек, так нельзя. Еще ладно бы был какой-то супер. Ну ужасно это. Ты понимаешь?! Мам, у папы выход только один!.. Значит, постарайся его убедить в этом, и ничего страшного в этом нет…»
«Ну я же не могу», – оправдывается Наина Иосифовна.
«Почему?»
«Он ругается».
Таня вновь начинает упрашивать: «Мама! Другого выхода у него нет. Ему там уже накрутили вот на этих ребят… Я кампанией этой занимаюсь не два дня и не неделю даже. Я все это вижу на протяжении месяца. Да как Барсуков смел мне такое говорить: "Вы что, хотите быть причастны к этому делу?" Запугивание прямое…»
Таня просит маму позвать к телефону своего мужа, Леонида Дьяченко: «Леш, папа заснул?»
«Да. У него приступ».
«Значит, Леш, когда утром папа придет в себя…» – начинает инструктировать Таня.
«Я буду ждать этого момента, я спать не буду», – с готовностью отвечает муж.
«Значит, ты жди этот момент. И нужно сказать, что это будет лучше и для него, и для страны, если он уволит обоих. И ничего страшного в этом нет… Скажи, пожалуйста, папе и все, что ты думаешь, и про того, и про другого, и про Шамиля. Вот они где!»
«Они меня грохнут!» – отвечает Танин муж.
«Леш, я тебя прошу. У папы это единственный выход, иначе кампанию мы проигрываем… Устали все от этих людей, они правят страной, а не он…»
«Валюшку отстранили?»
«Не знаю, Валюшка выехать не может», – говорит Таня.
В 1:20 на НТВ выходит экстренный выпуск программы «Сегодня». Евгений Киселев говорит, что «была предпринята акция, которая является первым шагом в осуществлении сценария по отмене второго тура президентских выборов» и которая грозит «свертыванием демократии». Свое трагическое включение Киселев заканчивает фразой: «Похоже, страна находится на грани политической катастрофы».
Реакция аудитории разная. Кто-то в восторге от величия замысла.
«В голове: "Какой переворот? Что он несет?" – описывает свои эмоции Альфред Кох. – Боже мой, какая чушь! А потом мысль: все правильно. Содержание не имеет значения. Главное – жути нагнать. Эти Шопенгауэры в погонах должны услышать то, что они ни в коем случае не предполагали услышать. То, что они заговорщики, станет для них новостью. Такого хода они не просчитывали. Теперь они должны быть в состоянии ступора. Они ведь как думали? Что повяжут этих коробейников. И Чубайс приползет на брюхе их спасать, все сдаст и тихо отвалит. Вот и славненько, вот и чудненько. Катись колбаской… Уноси ноги, пока жив… Скотина. Или все-таки посадить? Или так… А тут на тебе: где "на брюхе"? Нет "на брюхе"! Где "все сдаст"? Нет "все сдаст"! Что-то мы не так рассчитали… Что теперь делать?»
Часть аудитории испытывает ужас от того, до чего докатилась российская журналистика.
«Я, конечно, узнала о случившемся не по телевизору, а по телефону – от Миши Леонтьева, кажется. Он рвал на себе волосы, – вспоминает журналистка Татьяна Малкина. – А потом мы все смотрели эту злосчастную передачу Киселева про неудавшийся переворот, и прямо было неловко. Даже для Киселева и НТВ это было, по-моему, чересчур. Это очевидная непристойность. И еще хуже, что она имела прямое отношение к тому, что делали мы сами, – только это было еще омерзительнее. Мы-то помогали Ельцину с чистым сердцем, потому что он наш мужик, наш кандидат. Но все же мы прикидывались приличными журналистами и держали марку с разной степенью успешности».
Наина Ельцина тоже смотрит телевизор. Она в шоке и немедленно звонит дочери: «Не могли потерпеть до утра? Вы что там, выяснили все? Зачем сразу давать такое сообщение по телеканалам? Народ на ушах стоит! Какой переворот! Мало ли, задержали до выяснения. Зачем такую шумиху поднимать по телевидению?»
«Мама, это единственная защита, – объясняет Таня. – Другого варианта нет. Как еще найти на людей какую-то управу, ну чтоб они хоть чуть-чуть испугались… Ты понимаешь – другого выхода нет! Выход только один».
«Таня, это же, наоборот, нагнетает обстановку, – причитает Наина Ельцина. – Папа отвернется, и все отвернутся. Ну, до выяснения, до утра можно же подождать, зачем сразу… Нельзя людям такое сообщать».
«Вот для народа, для народа это как раз очень хорошо, – настаивает Таня. – И папа после этого должен их снять. Это единственный для папы путь победить на выборах, потому что вся страна уже устала жить под властью Александра Васильевича».
«Папа их убирать не будет…»
«Тогда папа не выиграет выборы, мама».
«Просто такие вещи по телевидению нельзя заявлять. Это смех. Ну вот завтра их отпустят, и что?.. Завтра кто-то будет отвечать за это. Тот же Березовский. Барсуков не будет отвечать. Он мне уже сказал, чтоб я ему не звонила больше до утра. Ты Барсукова не убедишь ни в чем, и папу не убедишь», – волнуется жена президента.
«По крайней мере, я папе скажу все, что я думаю».
«Он тебя слушать не будет».
«Мам, а чего тогда затевать? – выходит из себя Таня. – Тогда все. Тогда даже очень хорошо, что не изберут, потому что это действительно стране не нужно. Ты просто не понимаешь всю глубину проблемы. Это сейчас единственный выход. И не надо говорить, что я попала под чье-то влияние или еще что-то. Нет. Мамочка, поверь, сделано все, чтобы отгородить папу от этого. Но другого выхода… не говорить нельзя. Потому что эти люди…»
«Таня, ты пойми, что отгораживать нечего. Его невозможно отгородить ни от кого, это одно целое», – объясняет дочери Наина Ельцина.
«Мам, а то, что сейчас происходит, как называется? Никто же работать не будет на этой кампании больше. Это же прямое запугивание. Ты понимаешь, что творится? Ты мне скажи, папа спит?»
«Да».
«Я просто боюсь, выдержит ли он все это. А потом они, конечно, почву подготовили. Конечно, они капали долго. Какие тут все гады те, кто занимается выборной кампанией».
«Я одного не понимаю: они хотят, чтобы Зюганов, что ли, был?» – недоумевает мама.
«Они хотят сами править! – отвечает дочь. – Папу отстраняют, силовой какой-нибудь вариант, и привет».
«А как отстранить папу, если второй тур сейчас должен быть?»
«Да какой сейчас второй тур, если они такие вещи творят? Как можно брать людей, которые занимались финансированием кампании? Это ключевые люди. И ключевой этот проект – "Голосуй или проиграешь"… Не знаю, мам, единственный выход – это действительно их уволить…»
Чубайс тем временем, наконец, дозванивается до Лебедя. Секретарь Совбеза еще ничего не знает и телевизор не смотрел. «Ну, видимо, в эту ночь отдохнуть не удастся, – со смехом говорит ему Чубайс и передает содержание последних экстренных новостей. – В сообщении сказано, что подтвердились слова Лебедя по поводу опасности ГКЧП-3… У нас единственное оружие – это публичность. Иначе непонятно, где мы будем через час находиться. Исходя из этого, мы поднимаем информационную волну. Будем давать интервью и где-то к утру будем собирать пресс-конференцию. Наша задача – добиться отставки, позорной отставки обоих мерзавцев, и того и другого. Я рассчитываю, что это должно к утру произойти. Вот, собственно, и весь расклад. Последняя деталь. Здесь с нами находится Татьяна Борисовна, которая полностью разделяет все наше беспокойство. Вот такая картина, Александр Иванович».
«Я понимаю стратегию этих ребят таким образом, – рассказывает спустя 25 лет Чубайс. – Они думали, что тихо арестуют двух-трех наших ключевых людей и тем самым заткнут нам рот. Рассчитывали, что мы замолчим и будем делать то, что они потребуют. И так они возьмут контроль над ситуацией в свои руки, и все. Я не склонен верить, что предполагались какие-то масштабные силовые действия, честно говоря, это мне казалось и кажется маловероятно. Поэтому мы не выходили тогда ни на Министерство обороны, ни на Министерство внутренних дел».
«Ни один, ни другой министр ничего не знают?» – выслушав расклад, интересуется Лебедь.
«Ну, по крайней мере мы им информацию не давали. Я думаю, что, скорее всего, ни тот, ни другой не в курсе. Я предполагаю, что реально руководит процессом Олег Николаевич Сосковец, хотя он пока себя никак не обнаружил. А идеолог этой тройки, как обычно, Георгий Георгиевич Рогозин. Я думаю, что они вчетвером генерируют идеи и пытаются их реализовать. Откровенно говоря, я полагаю, что наиболее вероятный сценарий сейчас для них – это где-то в течение часа-двух отпустить Лисовского и Евстафьева. А завтра утром заявить, что вообще непонятно, о чем идет речь, какой-то мелкий инцидент, малозначимый, недостойный предметного разговора. Такой будет их стратегия. Но ничего не получится из-за той информационной волны, которую вы уже видели по двум каналам. Информация пошла дальше по лентам "Интерфакса" и ИТАР-ТАСС. Сейчас об этом, несомненно, уже знает весь мир. Это абсолютно однозначно. Это будет, конечно, новость № 1 для всего мира сегодня утром».
«Давайте так договоримся. Сейчас я тогда отдаю некие указания по телефону. Вызываю транспорт. И нахожусь с вами на связи в готовности выехать. К Борису, да?» – спрашивает Лебедь.
«Технический вопрос: вам кабинет успели дать?»
«Ничего мне не успели дать. В том-то и дело», – оба смеются.
«Сейчас ключевой вопрос – связь. Он очень важный, вас часа три искали. Связь есть – уже легче. Ну, Александр Иванович, естественно, решение принимать вам… Мне кажется, было бы правильным, если б вы вышли на связь с этими друзьями и предложили им доложить о ситуации по полной форме, как это и положено».
«Я именно это и собираюсь сделать», – говорит Лебедь.
Коржаков, доехав до дома, выключает телефон и ложится спать. А у директора ФСБ Барсукова телефон разрывается. Ему звонит Наина Ельцина, потом премьер Черномырдин. Все требуют немедленно отпустить задержанных.
«Наина Иосифовна! Я же сейчас ничего не могу сделать! Я даже никому позвонить не могу, потому что вы постоянно занимаете телефон», – отвечает директор ФСБ.
По просьбе Черномырдина Барсуков звонит Чубайсу и слышит в ответ крик: «Скоро вам всем станет очень плохо! И Коржакову тоже! Вы предали президента!» – так, со слов Барсукова, описывает монолог Чубайса Коржаков.
Похоже пересказывает слова Чубайса Альфред Кох: «Я тебя, козел, посажу… ты у меня до утра не доживешь… Пожалеешь, гад, что родился на свет… Если хоть один волос упадет с их головы, ты мне за все ответишь!»
По словам Коха, стоящий рядом с Чубайсом Гусинский смотрит на него как на сумасшедшего: «Ни одной из перечисленных угроз Чубайс не может реализовать даже в самых сокровенных мечтах… Человек с улицы, изгнанный из правительства чиновник прямо угрожает расправой директору ФСБ. Это уже тянет на приготовление к террористическому акту в отношении государственного деятеля. Фактически с Чубайсом случилась форменная истерика». Но Чубайс настаивает: «У меня в этом разговоре было продумано не только каждое предложение, но и интонация каждого предложения. Мне надо было его запугать».
Тон Барсукова, по словам Коха, примирительный: «Да ладно тебе. Да успокойся. Да разберемся. Давай утром созвонимся. Ничего с ними не случится. Да я не знаю, о чем ты…»
Около 4 утра задержанных отпускают: сначала Евстафьева, потом Лисовского. Сотрудника НРБ Лаврова продолжают допрашивать. Чубайс волнуется и звонит Лебедю.
«Это серьезная штука, потому что он всеми финансовыми схемами владеет», – объясняет он.
«Это серьезная штука, – соглашается Лебедь. – Только почему начальник охраны президента срывает президентскую кампанию, не очень понятно».
«Да понятно, Александр Иваныч».
«Как сказал классик, "И ты, Брут продался большевикам?"», – смеется Лебедь.
В 4:30 Лебедь появляется перед журналистами на Старой площади. Он говорит отрывисто и не называет никаких фамилий: «Первое впечатление – кто-то хочет сорвать выборы. Я этого не допущу. Любой мятеж будет подавлен, и подавлен предельно жестоко. Я в этом деле разберусь и назову все фамилии». На вопрос, какой конкретно заговор он имеет в виду: тот, который он предотвратил в Минобороны, или тот, о котором говорил по НТВ Киселев, Лебедь отвечает что-то туманное: мол, предчувствовал что-то.
На 10 утра Чубайс назначает пресс-конференцию: «Ждем до десяти. Если вызовет, поедем к нему. Если нет, поедем прямо на пресс-конференцию», – так описывает Чубайс свои планы в разговоре с Лебедем.
Утром 20 июня Коржаков как ни в чем ни бывало едет играть в теннис. В 7:10 в машине раздается звонок – Ельцин в 8:00 собирает совещание.
Василий Шахновский под утро возвращается домой и обнаруживает кучу пропущенных звонков. Он идет в СЭВ на Новом Арбате и встречает там всю команду: члены аналитической группы успели съездить по домам и снова собралась в офисе у Чубайса. В 8:00 Коржаков и Барсуков заходят к Ельцину. Директор ФСБ демонстрирует ему рапорты милиционеров, показания Лисовского, Евстафьева и Лаврова.
«Что-то пресса подняла шум», – недовольно говорит Ельцин.
«Борис Николаевич, скажите тому, кто этот шум поднял, чтобы он теперь всех успокоил, – так вспоминает Коржаков свои слова. – Ведь никто, кроме нас, не знает, что на самом деле произошло. Документы все тоже у нас. А мы никому ничего не скажем». Коржаков уверен в своих силах. Он знает, что Ельцин ненавидит воровство и сам факт подозрения производит на него большое впечатление.
Чубайс едет из Дома приемов ЛогоВАЗа в свой кабинет в СЭВе, чтобы позвонить оттуда Ельцину. Президент долго не берет трубку. Наконец Чубайс дозванивается и просит о личной встрече.
Ельцин очень мрачен. Он говорит, что занят, ему некогда встречаться. Он переговорил с Коржаковым и Барсуковым, посмотрел показания задержанных: «Они следят за порядком. Люди пытались деньги украсть – их попытку пресекли вовремя».
«Значит, ваш штаб прекращает свою работу. Ни один человек не сможет принять ни одного решения», – категорично говорит ему Чубайс.
«Ну если вы так ставите вопрос… – еще сильнее сердится Ельцин. – Как ультиматум… Тогда смотрите…»
«Я не ставлю, – отвечает Чубайс, – просто фактически это произойдет».
«Ну смотрите. Смотрите», – Ельцин в своем стиле угрожающе повторяет одно и то же слово.
В итоге президент сворачивает разговор – правда, все-таки соглашается принять Чубайса в 12:00, после заседания Совбеза.
Чубайс звонит Березовскому: «Плохо. Решение принимать не хочет, – растерянно говорит Чубайс. – Решение будет в 12 часов. До 12 занят. Он все для себя решил. Мне кажется, что я не смогу его переубедить. Я сейчас разбужу Володю, попрошу, чтобы он с Лужковым переговорил».
Александр Коржаков
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
«Я думаю, что ваша оценка правильная», – отвечает ему Березовский. И обещает тоже подъехать в здание мэрии на Новый Арбат. Чубайс решает перенести пресс-конференцию с 10 утра на более поздний срок.
Президент не лукавил – у него действительно много дел, напрямую связанных с выборами, и он собирается ими заняться. В его приемной сидят руководители тех субъектов федерации, результатами в которых он особенно недоволен, в частности президент Татарстана Минтимер Шаймиев. Ельцин приезжал в Татарстан незадолго до первого тура, участвовал в Сабантуе, разбил глиняный горшок – то есть сделал все, по его мнению, чтобы продемонстрировать свое уважение местному руководству. А результат в первом туре – ничья, 39 % на 39 %. Это значит, что президент Шаймиев решил никак не вмешиваться. Теперь Ельцин собирается поработать с Шаймиевым, чтобы такого не повторилось. Встреча проходит без свидетелей, но обрастает легендами. Вот как описывает ее один из членов штаба.
Президент Татарстана заходит. Ельцин грозно смотрит на него исподлобья.
Ельцин и Шаймиев – два советских тяжеловеса; впрочем, Шаймиев чуть помоложе (ему 59 лет, Ельцину – 65) и в коммунистической табели о рангах он был чуть пониже. Он дослужился до первого секретаря Татарского обкома только в 1989 году, а членом ЦК стал аж в 1990-м. Тогда как Ельцин – первый секретарь с 1976-го, а член ЦК – с 1981-го. То есть по аппаратному стажу Ельцин обходит Шаймиева на целое десятилетие.
Оба долго молчат. Выдержав драматичную паузу, Ельцин емко осуждает Шаймиева за недостаточную помощь. После короткого обмена репликами Ельцин грозно говорит: «Идите». Шаймиев выходит. Во втором туре Ельцин получит в Татарстане 61,45 %, а Зюганов – только 32,31 %.
Дальше Ельцин просит, чтобы пригласили президента Северной Осетии Ахсарбека Галазова. Там все еще хуже: 63 % за Зюганова и 19,5 % за Ельцина. Содержание разговора неизвестно, но, скорее всего, он происходит по той же схеме: Ельцин давит психологически, ничего особо не говоря. Североосетинский президент старше Ельцина, но он не партийный бюрократ, а бывший ректор Владикавказского университета. С ним работа тоже, похоже, проходит удачно – во втором туре отставание резко сократится: Ельцин хоть и проиграет Зюганову, но со счетом 43 % против 53 %.
На очереди руководители двух других крупных регионов: Башкирии (Зюганов набрал 42 %, а у Ельцина –35 %) и Дагестана (66 % в пользу Зюганова, у Ельцина – 29 %). Беседу с ними Ельцин перенесет на следующий день, 21 июня. И во втором туре вопреки всем законам математики выиграет в обеих республиках. В Башкирии он получит 52 % против 44 % у Зюганова. В Дагестане итоговый счет будет 51 % на 43 % в пользу Ельцина.
Других лидеров регионов Ельцин вызывать не станет. Но в Ростовской области и Карачаево-Черкесии, где ситуация похожая и Ельцин проиграл в первом туре, во втором он победит – их главы, видимо, все поняли без лишних слов.
Таня сажает Чубайса и Малашенко в свою машину и везет в Кремль. Она боится, что охрана не пропустит их, – ведь всюду люди Коржакова, но уверена, что ее не остановят. Таня говорит: «Они со мной» – и охрана не спорит. Они проходят в комнату ожидания около кабинета президента.
Валя Юмашев на костылях заходит в офис на Новом Арбате, где сидят Зверев, Шахновский и еще несколько человек из аналитической группы. Ему пересказывают краткое содержание предыдущей ночи. Выслушав, он говорит: «Мне кажется, сегодня Борис Николаевич уволит Коржакова, Барсукова и Сосковца». «Кто тебе сказал?» – спрашивают его. «Да нет, у меня нет никакой информации. Я просто его знаю – вот увидите».
Освобожденный под утро Аркадий Евстафьев рассказывает, будто ему ночью сотрудники Службы безопасности президента говорили, что Ельцин все равно победит, но не благодаря тем, кто примазался к нему, а благодаря истинным патриотам.
В 11:00 начинается заседание Совбеза. Коржаков не является его членом. У порога зала заседаний он напутственно кивает Барсукову и выходит. В этот момент на него кидаются журналисты кремлевского пула, которые ждут окончания совещания.
«Извините, но вынужден перейти к медицинским терминам, – говорит Коржаков. – Мастурбация – это самовозбуждение. Так вот Березовский со своей командой всю ночь занимались мастурбацией. Передадите это?»
Основная цель заседания Совбеза – протокольная. Ельцин должен официально представить генерала Лебедя, чтобы ему дали, наконец, кабинет и он приступил к работе. Но Ельцин быстро переходит к волнующей его теме и начинает сердито отчитывать Барсукова: «Вы превысили свои полномочия! Вы лезете, куда вас не просят! Я вас отстраняю от участия в работе штаба по выборам президента!» – так передает слова Ельцина министр внутренних дел Куликов.
Заседание длится всего полчаса. После его окончания премьер Черномырдин остается у Ельцина, а директор ФСБ Барсуков, глава МВД Куликов и глава МИД Примаков идут в кабинет к Коржакову. С собой зовут и Лебедя. Коржаков наливает всем по рюмке коньяку. Но Лебедь, подержав ее в руках для вида, так и не садится, а через какое-то время тихо уходит.
«Ну, Михал Иваныч, расскажите наконец, что произошло», – просит министр внутренних дел Куликов. Глава ФСБ улыбается: «Вот видишь, – говорит он Коржакову, – меня уже вывели из штаба. Тебе, наверное, тоже перепадет». Куликов вспоминает, что «весь их по-курсантски задиристый вид свидетельствует о том, что президентский гнев не кажется им долговечным».
Черномырдин в это время объясняет Ельцину, как он понимает суть произошедшего. Коржаков, конечно, знал, как финансируется кампания. Его люди несколько месяцев наблюдали, как коробки с кэшем приносили в Белый дом, а потом уносили оттуда. Поэтому действия Коржакова – это подрыв избирательной кампании.
У Черномырдина нет причин защищать Коржакова – все последние годы тот пытался заменить его Сосковцом.
Пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев рассказывает, что президент в этот момент очень сердит: «Он, что называется, искрит. Он зол на всю ситуацию: что это всплыло и что это выборные деньги. Кажется, что он очень решительно настроен».
После Черномырдина к Ельцину заходит Чубайс. «Борис Николаевич. В нашей стране избирательные кампании выстроены так, что значительная часть платежей идет наличными деньгами, – воспроизводит спустя 25 лет Чубайс свою тогдашнюю речь. – И у нас, и у Зюганова, и у Явлинского, и у Жириновского, и у кого хочешь. Значит, платеж, который героически вскрыл Коржаков, это мой платеж, я послал людей заплатить за концерты, которые они провели. Мы, будучи наивными людьми, считали, что самое надежное место, в котором деньги не украдут, называется правительство. Поэтому в правительстве, собственно, у нас и был источник средств. Тех самых, про которые я вам сказал. Да? Соответственно, 538 тысяч долларов, из которых было 500 Лисовскому за "Голосуй или проиграешь", а 38 – на проект, за который отвечает Сергей Шахрай, – это все мой платеж за очередные шаги, одобренные аналитической группой. Если бы Коржаков работал на вас, то он с таким же успехом мог бы ежедневно задерживать людей в штабе Зюганова, в штабе Явлинского или Жириновского. Так это устроено. Никакого хищения нет, я за эти деньги отвечаю, готов за каждый рубль отчитаться перед вами. Это очевидная политическая провокация, чтобы сорвать второй тур».
Встреча длится недолго. Чубайс выходит из кабинета к ожидающим его Тане и Малашенко с каменным лицом. Но через минуту начинает улыбаться и шепчет: «Все хорошо».
Коржаков уже проводил членов Совбеза, они с Барсуковым сидят вдвоем – и тут звонит телефон. Ельцин просит их обоих написать рапорты об отставке. «Мы с улыбочками за полминуты написали рапорты. Сейчас трудно объяснить, почему улыбались. Может, принимали происходящее за игру?» – вспоминает Коржаков.
Ельцин выходит из кабинета и идет к журналистам. Таня уже знает о его решении от Чубайса, она подходит к отцу в коридоре. «Подожди, не мешай», – просит он.
Михаил Барсуков (слева), Шамиль Тарпищев и Александр Коржаков
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
«Все время меня упрекают за Барсукова, Коржакова, Сосковца… Никогда такого не бывало, чтобы я работал по подсказке Коржакова, – объясняет Ельцин представителям СМИ. – Силовые структуры надо было заменить, поскольку они стали слишком много на себя брать и слишком мало отдавать… В целях усиления и обновления команды… Надо менять кадры, чтобы были свежие люди».
Татьяна стоит рядом и слушает. «К Коржакову у меня не было жалости. Но и разочарования в нем не было. Я просто холодела при мысли, что такой человек имеет огромные властные возможности. Мне было очень жаль его жену Ирину. Я позвонила ей сразу после отставки, попыталась найти какие-то слова».
Оператор Ельцина, записав его заявление, немедленно бежит к своему начальнику – Коржакову – и показывает, что только что сказал президент. «Я оторопел», – вспоминает глава охраны – слова про «много на себя брали и мало отдавали» кажутся ему колоссальным оскорблением.
В 13:30 счастливый Чубайс проводит свою запланированную пресс-конференцию. Его несет. Он ощущает себя победителем, который обошел всех, он ликует и даже придумывает рифмованный каламбур про увольнение «Коржакова, Барсукова и их духовного отца, господина Сосковца».
«Назначение Лебедя – это последний гвоздь в крышку гроба российского коммунизма, – сыплет метафорами Чубайс. – А увольнение Сосковца, Барсукова и Коржакова – это последний гвоздь в крышку гроба иллюзии военного переворота в российском государстве».
Про задержание Лисовского и Евстафьева Чубайс говорит, что это «типичная кагэбэшная провокация», – коробку с деньгами им подбросили. А еще он отмечает, что задержание на проходной Белого дома явно связано с покушением на бывшего председателя Национального фонда спорта Бориса Федорова – потому что допрос Евстафьева и Лисовского проводил полковник Стрелецкий, новый глава НФС.
«Никакого путча в России не будет, будут выборы, – резюмирует Чубайс. – Будут выборы, в которых, я уверен, победит Ельцин – не просто действующий президент, а новый Ельцин с обновленной демократической командой».
Ельцину выступление Чубайса не нравится. Он даже говорит на следующий день: «Я принял решение отстранить Чубайса от избирательной кампании за то, что он позволил себе делать комментарии после моего окончательного выступления. Это решение мне и так трудно, тяжело далось, а он еще позволяет себе…»
Впрочем, победа над командой Коржакова и Барсукова не кажется окончательной. В субботу, 22 июня, Чубайс встречается с Илюшиным и Зверевым, чтобы обсудить, как закрыть дело «коробки из-под ксерокса». Служба безопасности президента успела передать все документы в Генпрокуратуру, возбуждено уголовное дело.
Первый помощник президента Илюшин говорит, что закрыть дело не получится: «Убежден в том, что там нам всем выбираться придется самим. Большой помощи я не предлагаю». Чубайса такой расклад возмущает: «Ну ни фига себе! Они башку подставляют свою, а мы им сейчас скажем: "Извини, после третьего выбирайся сам". Куда это годится?! Я не согласен с этим категорически. Люди ходят под статьей! Да, распределились так, что Илюшин, Чубайс здесь, а они там. Но мы же их туда послали! Не кто-то! Да мы головой отвечаем за это! Да как я в глаза людям буду смотреть?! Вы что?! Что получится: значит, свое дело сделали, а дальше мы как бы разошлись. А дальше – ну дали тебе пять лет, ну извини, бывает, с кем не случается». В итоге Илюшин звонит генпрокурору Скуратову и просит не давать делу хода. Чубайс советует потребовать, чтобы дело передали президенту на ознакомление – а там его можно и потерять.
Еще руководители штаба обсуждают слух, будто бы Коржаков может уже в июле, после второго тура, вернуться на свою должность. Чубайс настаивает, что надо найти какой-то канал связи с Коржаковым и Барсуковым и «объяснить им ясно и однозначно ситуацию: либо они ведут себя по-человечески, либо будем сажать». Зверев предлагает использовать как такой канал связи генерала Рогозина. «Это запросто!» – хором соглашаются Чубайс и Илюшин.
Скандал вокруг «коробки из-под ксерокса» тревожит и Геннадия Зюганова. «Отечество в опасности! – заявляет он. – Стремясь удержаться у власти, президент лихорадочно меняет свою команду. За борт выбрасываются, казалось бы, самые близкие и преданные ему люди. И это не дворцовые интриги. Это хорошо продуманная игра, выполнение заказа тех сил, которые на протяжении многих лет разваливают Россию. В стране активно действует "пятая колонна"… В этих условиях не исключена смена самого нынешнего президента, лишившегося ближайшего окружения. Он уязвим и управляем чуждыми России силами».
«После неприглядных событий 19–20 июня в победе Зюганова можно уже не сомневаться», – констатирует газета «Советская Россия».
Но на самом деле после первого тура Зюганов вовсе не активизирует кампанию, а наоборот, начинает притормаживать. Если до 16 июня он колесил по стране, то теперь его штаб меняет стратегию. Поездок больше не будет, вместо них запланированы регулярные пресс-конференции в Доме журналистов. «Мне надо было использовать эти 10–12 дней для того, чтобы провести переговоры и убедить всех, кто находится у власти, что нашей победы опасаться не следует, что мы поведем себя конструктивно», – объясняет Зюганов свою тактику 25 лет спустя.
Заявление Ельцина об отстранении Чубайса многие считают не более чем шуткой. А Коржаков шуткой считает свое увольнение. В день отставки он говорит журналистам, что остается в команде президента и будет работать на его победу, а в произошедшем виноват Чубайс – «наваждение России».
Вечером Коржаков и Барсуков собираются у Сосковца на даче, чтобы попеть в караоке. К ним по иронии судьбы присоединяются заклятые враги Лисовского – продюсеры Игорь Крутой и Владимир Дубовицкий. Во время застолья Коржаков вспоминает выступление Чубайса и смеется, что тот опять все перепутал. В жизни Коржаков является крестным отцом Сосковца, а не наоборот.
Отставники исполняют любимые песни из репертуара группы «Лесоповал» и из советских фильмов – особенно Сосковец любит «Весну на Заречной улице». «Зачем, зачем на белом свете есть безответная любовь?» – хором тянут Барсуков, Коржаков и Сосковец. Они даже придумывают название своему ансамблю – «Кремлевские соловьи».
В это время поп-звезды, в том числе жена Дубовицкого певица Таня Овсиенко, продолжают свои бесконечные гастроли по стране. После первого тура их обрадовали: к 22 концертам, которые они отыграли, добавляется еще 20. Все рады – денег же будет в два раза больше. Впрочем, после скандала из-за коробки с долларами Игорь Крутой звонит Игорю Николаеву, и тот приносит коллегам страшную новость: денег больше не будет, придется сворачиваться. Но вскоре оказывается, что это была ложная тревога, – концерты продолжаются по намеченному графику.
Правда, на второй месяц турне у музыкантов кончаются силы. «Это был ад, – вспоминает Лолита Милявская, – уже невозможно больше пить. Только балет еще справлялся. Эти как-то на посадке решили открыть аварийный люк – подышать. Нас возили военные летчики, поэтому каждый раз вертикальный взлет, вертикальная посадка. Обсираешься по полной. И каждый раз думаешь: сука, зато квартира будет, сука, я куплю квартиру!»
21 июня Коржаков, несмотря на увольнение, едет на работу. Он не верит в то, что Ельцин за один день забыл 11 лет дружбы и службы и сможет так легко его выгнать. Никто особо не удивляется его появлению – многие думают, что все будет по-прежнему, Ельцин остынет.
Коржаков приходит в свой кремлевский кабинет и начинает писать письмо президенту. В нем он настаивает, что во всем виноват Чубайс: «Люди не знают тонкостей экономики, но они твердо уверены в том, что Чубайс – это враг России. И теперь этот человек находится рядом с Вами».
Очевидно, сочиняя письмо, Коржаков в какой-то момент советуется с генералом Рогозиным: «Вместе с Чубайсом к власти в России рвутся транснациональные компании, уже опутавшие страну в экономическом плане, но не имеющие пока реальной политической власти. Эти силы ставят не на Вас, а на людей послушных и управляемых. Об этом свидетельствует содержание многих докладов, написанных в администрации Белого дома в Вашингтоне. Основной целью транснациональной стратегии является сделать Вас недееспособным и подтолкнуть к отречению от власти, не брезгуя для этого никакими средствами, втираясь в доверие даже к Вашей семье. Первый шаг уже сделан – в результате специально инсценированной провокации оказались деморализованными основные спецслужбы России и нависла угроза ее безопасности… Обладая хорошо отточенными навыками психического воздействия, прошедший специальную подготовку в этой области, Чубайс заставил Вас принять неадекватное решение, в результате чего Вы оказались беззащитным. Он заставил Вас отказаться от тех, кто был рядом с Вами и защищал Вас от подлецов, торгующих Родиной…»
В общем, Коржаков предлагает Ельцину передумать и вновь сделать ставку на него: «Я готов помочь Вам в эту трудную минуту. У нас есть возможности, профессиональные аналитики и эксперты для того, чтобы выиграть кампанию и обеспечить Вам победу во втором туре… Мы готовы в самое короткое время представить Вам план незамедлительных действий для отстранения Чубайса от деятельности в штабе избирательной кампании и возбуждения против него и его приспешников целого ряда уголовных дел».
Идти сам к Ельцину Коржаков не решается – просит президентского адъютанта Анатолия Кузнецова передать послание.
Ельцин берет письмо и спрашивает: «Это кто мне принес?»
«Я вам принес», – робко отвечает адъютант.
«А где Коржаков сейчас находится?» – медленно свирепеет Ельцин.
«Как где? У себя в кабинете, в Кремле. Там он работает».
«Как работает?! Я его снял! – окончательно выходит из себя Ельцин. – Да вы что?! Немедленно опечатать кабинет, отобрать машину, отобрать удостоверение. Отключить телефоны. И чтобы никаких контактов с ним».
Чубайс тоже продолжает ходить в «Президент-отель», хоть президент отстранил его от избирательной кампании. Там он встречает генерала Рогозина, про которого накануне все забыли – а он по-прежнему трудится в предвыборном штабе. «Георгий Георгиевич, попроси, чтобы мне деньги вернули. Это же мои 500 тысяч», – с улыбкой просит Чубайс. «Как же так, Анатолий Борисович? – смеется в ответ Рогозин. – Вы же сказали, что эти деньги подкинули».
Предвыборная кампания продолжается. У Ельцина очень плотный график. 22 июня по плану он должен полететь в Брест, оттуда – в Калининград, потом обратно в Москву, а через два дня – подряд Арзамас-16, Нижний Новгород, Самара. Затем снова Москва – выступление на съезде работников сельского хозяйства и на празднике газеты «Московский комсомолец» в Лужниках.
Действительно, 22 июня Ельцин летит в Белоруссию. «Лукашенко угощает по полной программе, – вспоминает пресс-секретарь Медведев. – С застольем случается перебор». От Бреста до Калининграда недалеко, но самолет почему-то долго не садится. Медведев смотрит в иллюминатор и понимает, что они нарезают круги над заливом. Он спрашивает, в чем дело. Ему отвечают: «Президент пока не готов, так сказать».
Александр Лукашенко и Борис Ельцин в Бресте 22 июня 1996 года
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
В Калининграде Ельцин и митрополит Кирилл, будущий патриарх, закладывают первый камень нового православного храма. Потом президент должен отправиться в Балтийск. Но на борту вертолета у него случается очередной инфаркт. Это от всех скрывают. Позже врачи скажут: сердечная мышца была настолько изношена, что Ельцин, можно сказать, всегда находился в предынфарктном состоянии. На исходе третьего месяца напряженной предвыборной гонки Ельцин не выдерживает.
Такую версию инфаркта Ельцина рассказывают многие участники кампании. Но почти во всем, что касается здоровья Ельцина, всегда существует более одной версии. Таня, к примеру, говорит, что инфаркт случился не в поездке, а уже по возвращении – на даче. А в книге Ельцина/Юмашева «Президентский марафон» сообщается, что президенту стало плохо не 23 июня, а 26-го. Тем не менее на публике Ельцин в последний раз появляется именно в Калининграде 23-го числа.
Поначалу Таня думает, что все обойдется. «Я рассуждала так: это было с папой уже не первый раз, и у папы была такая особенность организма – он очень быстро восстанавливался, гораздо быстрее, чем обычные люди. Не знаю, может быть, он это делал усилием воли. Поэтому я думала, что и в этот раз все обойдется… Это случилось в самый неподходящий момент».
Но врачи настаивают, что ситуация очень серьезная.
Митрополит Кирилл и Борис Ельцин во время предвыборной поездки в Калининград 23 июня 1996 года. Через несколько часов у президента случится его последний инфаркт
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Илюшин собирает аналитическую группу и сообщает, что дальше придется работать без кандидата: он устал, ему требуется передышка. Он никуда не поедет, ни в одном мероприятии участия не примет. По мрачному выражению лица Илюшина все понимают, что случилось самое страшное: или Ельцин вот-вот умрет, или уже умер. Но подробностей не последует.
Илюшин, Чубайс, Таня и Валя встречаются вчетвером на балконе «Президент-отеля», обсуждают ситуацию и все сходятся в одном: никто, кроме них четверых, не должен узнать, что случилось с Ельциным. До второго тура остается десять дней.
Журналистка Татьяна Малкина приходит на работу и узнает, что все мероприятия с участием Ельцина отменены. Редактор с подозрением смотрит на нее и просит на всякий случай написать некролог. Она отвечает, что, в принципе, уже писала, на всякий случай, год назад, когда президент заболел в первый раз. Но надо бы взглянуть и обновить. Предчувствия у всех плохие.
В штабе никто по-прежнему ничего не знает, и сотрудники пытаются уговорить Илюшина, чтобы он как-то повлиял на кандидата. Нельзя останавливать кампанию за десять дней до выборов – нужен финальный рывок. «Вы что тут, сдурели? Наш кандидат с ума сошел? Сейчас вся ситуация может перевернуться. Как это – чтобы кандидат пропал за неделю до выборов? Идите, езжайте к Ельцину, убеждайте его», – вспоминает аргументы штаба Юмашев. Илюшин в ответ произносит что-то странное, вроде того что это новая тактика, преимущество и так солидное, важно, чтобы избиратель не устал от Ельцина. Никто не верит.
Четверка Илюшин – Чубайс – Таня – Валя хранит молчание. «Наша тактика была на полное сокрытие информации, – признается Чубайс. – Но у нас не было сценария под названием "Смерть Бориса Николаевича и второй тур". Мы такой сценарий не прорабатывали. Скажу вам честно, вот туда мы не поехали».
Штаб в прострации. Некоторые думают, что президент умер. «Ну, если надо будет избрать тело, изберем и тело», – философски замечает Александр Любимов. Любимов по-прежнему работает на штаб и одновременно ведет популярное политическое ток-шоу на ОРТ. И у него не возникает дилеммы, рассказывать ли тайну общественности, – он узнал ее не как журналист, а как политтехнолог. А как журналист он ничего не знает.
Гусинский и Березовский вскоре узнают всю правду от врачей. Но Евгений Киселев говорит, что на НТВ правду знает один Малашенко – и он решает взять всю ответственность на себя: больше никто из сотрудников канала ничего понять не должен. «Грех полностью на мне – журналисты ничего не знали. Я должен был делать свою работу в предвыборном штабе. И моя позиция была простой. Я предпочитал труп Ельцина Зюганову. К сожалению. Это был мой выбор», – так через несколько лет опишет свою позицию в 1996-м Малашенко в интервью американскому журналисту Дэвиду Хоффману.
«У меня были опасения, что все, кампания закончена, – вспоминает пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев. – Все так хорошо шло – и вдруг тупик. Президент болен, вся кампания накануне второго тура перечеркнута жирным-жирным крестом. Я задаю вопрос Илюшину: "А как Борис Николаевич, как он там?" Он отвечает: "Лучше не спрашивай, он весь в проводах лежит там опутанный"».
Слухи о тяжелом состоянии Ельцина постепенно распространяются. Ведущему РТР Николаю Сванидзе о случившемся сообщает Михаил Лесин. И Сванидзе ни секунды не сомневается в том, что эту тайну надо сберечь: «Мне больной Ельцин дороже здорового Зюганова», – говорит он. Его коллега Светлана Сорокина хоть и подозревает неладное, но ничего не знает – она старается не общаться с чиновниками. А глава ВГТРК Сагалаев рассуждает так: «Если бы Ельцин умер, я бы, наверное, подал в отставку – потому что об этом промолчать было бы нельзя. А пока жив, надо работать».
Секретарь Совбеза Лебедь вызывает к себе главу МВД Куликова и задает странный вопрос: «Как у нас охраняется телецентр в Останкино? Шаболовка? Какими силами?» Куликов докладывает, что учли опыт 1993 года, захват телецентра «Останкино» исключен. И интересуется, в связи с чем такие вопросы. Лебедь объясняет: «Поймите – президент вырубился… Он в тяжелом состоянии». Глава МВД интерпретирует вопросы Лебедя так: в случае смерти президента трон достанется тому, кто первый доберется до телевидения. Поэтому Куликов на всякий случай звонит Черномырдину, но тот его убеждает: «Президент немного простыл. Но ничего страшного не происходит».
«Слава богу, не было социальных сетей, интернета и прочего, – иронизирует Зверев. – Потому что если бы были – то все, трындец котенку».
Коржаков об инфаркте президента узнает, когда упражняется в тире, – ему сообщает адъютант Ельцина Анатолий Кузнецов. (Коржаков утверждает, что, по его личным подсчетам, это уже пятый.)
Коржаков немедленно едет в резиденцию Ельцина в Барвихе. Там, по его воспоминаниям, он встречается с Кузнецовым и начинает рассуждать, как теперь надо поступить и кто должен руководить государством. После предыдущих инфарктов Ельцина Коржаков таким вопросом не задавался, но тут вдруг поручает адъютанту срочно найти в доме у Ельцина Конституцию или закон о выборах – чтобы посмотреть, что положено делать в случае недееспособности президента. Кузнецов, который никак не может привыкнуть, что Коржаков больше не его начальник, долго ищет и, наконец, находит в комендатуре.
Почитав текст, Коржаков советует адъютанту позвонить и доложить обо всем Черномырдину: «Если они предали меня, то тебя подавно сдадут, мигом. Поэтому действуй по закону. Это означает, что ты должен проинформировать премьер-министра Черномырдина, а он пусть сам решает, как быть».
В этот момент входит врач, подслушавший, вероятно, часть разговора. Он сообщает, что Ельцин просил никому ничего не говорить. «Решай сам. Теперь я здесь лицо случайное», – говорит Коржаков адъютанту.
В этот момент в комнату входит Таня. Это ее первая встреча с Коржаковым после его увольнения. Она говорит сухое «Здрасьте». Он отвечает таким же «Здрасьте». Она уходит. Через три минуты приходит Наина Ельцина. Коржаков к этому моменту якобы уже нашел Конституцию и решает почитать ее вслух первой леди – видимо, речь идет о статье 92. В пункте 2 статьи говорится: «Президент Российской Федерации прекращает исполнение полномочий досрочно в случае его… стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия или отрешения от должности. При этом выборы Президента Российской Федерации должны состояться не позднее трех месяцев с момента досрочного прекращения исполнения полномочий». Пункт 3 той же статьи гласит, что, если президент не в состоянии выполнять свои обязанности, их временно исполняет председатель правительства.
Поразительно, что еще полгода назад Коржаков, по его собственным словам, прятал Ельцина с инфарктом в санатории «Барвиха» и обещал носить его на руках, как Рузвельта, – тогда ему не приходило в голову, что его обещание антиконституционно.
Наина Ельцина, по словам Коржакова, выслушивает его до конца и потом кричит в ответ: «Это вы во всем виноваты с Барсуковым!» «Нет, это вы виноваты, что связались с Березовским и Чубайсом», – шипит Коржаков.
Он встает и выходит. Наина спрашивает адъютанта, почему он пустил Коржакова в дом. «Он же член вашей семьи, крестный отец вашего внука. Как же я его могу не пустить?» – прикидывается наивным Кузнецов.
После инфаркта Ельцина активность Зюганова впервые становится проблемой для телеканалов. Если до сих пор президент всегда был источником новых инфоповодов, то теперь они закончились – а с ними и реалити-шоу. Отмену мероприятий Илюшин объясняет публике тем, что Ельцин сорвал голос.
Зюганов же играет перед камерами в волейбол, встречается с Лебедем и, наконец, объявляет, что, когда станет президентом, создаст правительство народного доверия, куда позовет мэра Москвы Лужкова, президента Башкирии Рахимова и еще нескольких видных некоммунистов. Лужков и Рахимов в ужасе открещиваются от такой перспективы, говорят, что им никто ничего не предлагал и они участвовать не будут.
Зюганов регулярно проводит пресс-конференции в Доме журналистов. В штабе Ельцина нервничают: если Зюганов на одной из них скажет, что у Ельцина инфаркт, то это будет очень неприятно. Впрочем, Малашенко заранее предпринимает меры предосторожности: освещение деятельности обоих кандидатов по телевидению должно быть одинаковым, так что если Ельцина сегодня в эфире нет, значит, и Зюганова не будет.
Коммунисты тем временем пытаются прорвать информационную блокаду. В один из дней незадолго до второго тура они выкупают эфирное время на ОРТ. По словам генерального продюсера канала Константин Эрнста, они планировали показать всей стране десятиминутный фильм, в котором кинорежиссер Станислав Говорухин ярко доказывает, что Ельцин пытается сфальсифицировать выборы. Говорухин снял несколько советских блокбастеров, самый известный из которых – «Место встречи изменить нельзя», сыграл главную роль злодея Крымова в культовом фильме «Асса» Сергея Соловьева, а в конце перестройки стал одним из ярких критиков советского режима. Но к 1996-му он поменял свою позицию – теперь он борется с Ельциным и поддерживает Зюганова.
В предвыборном 10-минутном ролике Говорухин доказывает, что Центризбирком при подсчете голосов намерен украсть у коммунистов победу. «Я знал, что это неправда. Если бы все можно было сделать так просто, то нам не приходилось бы так крутиться, – рассказывает Эрнст спустя 25 лет. – Но Говорухин это делал так актерски и режиссерски убедительно, что это, безусловно, повлияло бы на итоги выборов».
Эрнст начинает придумывать, как обнулить эффект от пропагандистского фильма, и вспоминает, что тот же Говорухин в 1990 году снял антикоммунистический фильм «Так жить нельзя». И если сейчас его показать сразу после прокоммунистического ролика об украденных выборах, то это может запутать телезрителя и частично спасти положение. Эрнст связывается со штабом.
Чубайс, узнав о происходящем, просит Эрнста любой ценой не пускать Говорухина в эфир: «Предлог какой хотите – на ногу ему наступите, скажите, что ключ сломался, техники нет, все что угодно».
Константин Эрнст и Влад Листьев в ночь на 1 января 1995 года, за два месяца до убийства Листьева
Архив Первого канала
По словам Эрнста, у руководства ОРТ находится формальный повод помешать коммунистам: якобы они оплатили только пять минут – половину эфирного времени, а деньги за вторую половину еще не дошли. Помощник Зюганова Алексей Подберезкин уверяет, что оплачены были все десять минут. Около пяти часов вечера руководство ОРТ узнает, что вереница автомобилей коммунистов выехала из Думы и направляется в сторону Останкино – Зюганов и его товарищи едут требовать, чтобы им предоставили эфир. В телецентр приезжает Борис Березовский. В кабинете у своего партнера по бизнесу, коммерческого директора ОРТ Бадри Патаркацишвили, он бушует – грозится, что сам сейчас пойдет преграждать путь коммунистам. Эрнст говорит ему, что это репутационно неправильно и этим должен заниматься кто-то из топ-менеджеров канала. Однако руководители не рвутся скандалить с кандидатом в президенты. Гендиректор ОРТ Сергей Благоволин и раньше был известен как человек мягкий, а тут он и вовсе куда-то пропадает, его заместители тоже берут самоотвод. Тогда Эрнст собирает камеры ОРТ и других каналов и идет к кабинету главы службы новостей – держать оборону. Вскоре появляются коммунисты: сам Зюганов (52 года), вице-спикер Госдумы от КПРФ Светлана Горячева (49 лет) и Станислав Говорухин (60 лет), который не входит в компартию, но активно поддерживает коммунистов в борьбе с Ельциным «Нас встретили в "Останкино" с собаками – и проводили к Эрнсту, – рассказывает Зюганов.
Гости заходят в кабинет, где сидит 35-летний Эрнст. Он объясняет, что десять минут эфира не даст, потому что оплата не прошла.
Первой в спор вступает Горячева. Она, бывший дальневосточный прокурор, энергично грозит пальцем телепродюсеру: «Когда она договорилась до того, что "Мы завтра вас посадим", я вдруг заметил, что у нее на пальце кольцо с большим камнем, – рассказывает Эрнст спустя 25 лет. – Я прошу оператора: "Крупно в фокус возьмите палец, пожалуйста"». Услышав это, Горячева немедленно садится на свою руку и выходит из дискуссии.
Тогда наступает черед Зюганова. Он требует предоставить эфир. По словам Эрнста, он отвечает, что есть только пять минут, можно перемонтировать фильм Говорухина и показать половину. Зюганов настаивает, что все было иначе: Эрнст отказывался пускать их в эфир вообще.
«Раз так, мы уходим», – кричит кандидат в президенты. Вся троица покидает кабинет, операторы следуют за ней, у лифтов Говорухин объясняет Зюганову, что надо вернуться и добиться своего.
Все трое возвращаются. «Уже остается мало времени, – говорит коммунистам Эрнст, – смонтировать не успеете. Геннадий Андреевич, идите сами в эфир и расскажите, о чем ваш фильм».
«Нет, – говорит Зюганов, – я хочу, чтобы это сделал Станислав Сергеевич». «Слушайте, Геннадий Андреевич, – не отступает Эрнст, – я вас знаю, вы – лидер Коммунистической партии Российской Федерации, вы кандидат в президенты, а Станислав Сергеевич даже не член вашей партии и точно не кандидат в президенты. Его я пустить в эфир не могу».
«Я понимал, – объясняет Эрнст, – что он уже такой взмокший, яростный, его можно было хоть на 20 минут выпускать в эфир – кроме потока оскорблений, ничего сказать не сможет».
Зюганов снова выбегает, доезжает до первого этажа, но Говорухин снова убеждает его вернуться.
«Когда он вошел третий раз, я, конечно, стал ржать, – вспоминает Эрнст. – Он так с удивлением на меня смотрит и говорит: "Почему ты смеешься?" А я отвечаю: "Геннадий Андреевич, не надо на выборы вам ходить, вы не будете царем". Он удивился: "Почему?" А я ему: "Потому что царь не вернется в третий раз"». Оскорбленный кандидат в президенты снова убегает, и внизу расстроенный Говорухин, по словам очевидцев, бросает ему: «Мудак ты, Гена. Ты только что просрал выборы».
В окружении Зюганова этой фразы не помнят, зато рассказывают, что сразу после поражения в «Останкино» все трое немедленно собрали пресс-конференцию в Госдуме и там Говорухин назвал Эрнста «молодым человеком педерастического вида». А Зюганов заявил, что Ельцин не в состоянии выполнять функции президента и коммунисты настаивают на его медицинском освидетельствовании. «Я посчитал, было 20 с лишним телекамер», – вспоминает Зюганов. Ни один российский телеканал этого не покажет.
«Я представляю себе состояние Геннадия Андреевича, – размышляет ведущий РТР Николай Сванидзе. – Он собирает огромную пресс-конференцию, приходит толпа журналистов. Он все это говорит, высказывает свои подозрения в отношении самочувствия Ельцина на камеры. И ни один федеральный канал ничего не показывает, просто нет такого события».
Но совсем не показывать президента нельзя. Периодически штаб Ельцина извлекает старые кадры, которые можно использовать, – так изобретается ныне популярный на российском телевидении жанр «консервы», когда архивная съемка выдается за сегодняшнюю и именно так титруется в новостях. Члены аналитической группы однажды даже для вида одеваются как на записи месячной давности, приезжают в пустой Кремль, сидят там, делая вид, что встретились с Ельциным, и уезжают. (Показания членов группы разнятся: одни говорят, что все же в последний момент эту запись в эфир решили не давать, другие хорошо помнят, что фиктивная встреча была показана. Дочь президента настаивает, что дело не дошло даже до съемок.)
До лета 1996-го Ельцин каждый день приезжает в Кремль – он никогда не работает в Горках или в Барвихе. Ни на даче, ни в санатории у него даже нет кабинета, где можно было бы имитировать рабочую обстановку. Теперь все это приходится организовывать. В президентской гостиной в Барвихе – именно там, по словам Тани, находится президент – ставят письменный стол, маскируют медицинскую технику – по сути, имитируют кабинет президента в Кремле.
30 июня выходит интервью Ельцина «Интерфаксу». Его пишет коллектив авторов – в основном сотрудники штаба. На первый вопрос, о состоянии здоровья, «коллективный Ельцин» отвечает так: «Каждый день работаю со своим избирательным штабом, веду консультации с союзниками, переговоры по составу и структуре будущего правительства, контролирую исполнение своих указов, встречаюсь с руководителями регионов, с председателем правительства, очень много работаю с журналистами, записал несколько десятков теле- и радиоинтервью региональным СМИ. Даже голос сильно посадил. А по поводу моего соперника: у него одна тактика, у меня другая. Он каждый день выступает с пресс-конференциями и делает упор на яростную антиельцинскую пропаганду. Я же занимаюсь конкретными делами».
1 июля Ельцин записывает последнее перед выборами телевизионное обращение.
Обычно, как вспоминают помощники президента, запись обращений происходила так: он заходил в комнату, шутил с операторами, они выставляли камеры, он зачитывал текст и уходил. В этот раз все иначе. Телевизионщики выставляются, потом их просят выйти, в комнату заводят Ельцина и запускают обратно телевизионщиков. Президент, мертвенно-бледный, записывает максимально сокращенное обращение. После этого к нему подсаживается Черномырдин. Они делают вид, что что-то обсуждают. Общий план диалога тоже снят. Операторов просят выйти из комнаты. Ельцина уводят, потом телевизионщикам дают забрать оборудование.
В штабе такие съемки называют «а-ля Черненко». Действительно, ситуация, в которой оказался Ельцин, и то, как деятельно его окружение имитирует дееспособность президента, очень напоминает историю Константина Черненко, предпоследнего лидера Советского Союза.
В начале 1980-х руководители СССР были очень старыми людьми: средний возраст членов Политбюро, самого важного коллективного органа власти страны, превышал 70 лет. В 1982 году умер 75-летний Леонид Брежнев, его сменил тяжелобольной Юрий Андропов. Он вскоре умирает в возрасте 69 лет, и должность достается 72-летнему Константину Черненко. Он тоже сильно болен, но всем выгоден – члены Политбюро не решаются избрать более молодого и сильного руководителя. Почти все время своего правления Черненко находится в Центральной клинической больнице, и там даже проводятся заседания Политбюро. Культовый момент правления Черненко – это выборы в Верховный совет РСФСР. Прямо в больничной палате строят декорации избирательного участка, и умирающий генсек голосует перед телекамерами и говорит пару приветственных слов. Черненко будет избран депутатом Верховного совета, получив 100 %. Через два дня в той же палате, перед камерами московский первый секретарь 70-летний Виктор Гришин вручит генсеку депутатское удостоверение. Через две недели после голосования Черненко умрет.
Организатор этого избирательного шоу Гришин будет главным соперником 54-летнего Горбачева в борьбе за пост генсека – и проиграет. Горбачев его вскоре уволит с должности главы столицы и заменит молодым и перспективным Борисом Ельциным.
Прошло всего 11 лет – и теперь уже Ельцина сравнивают с Черненко. Правда, на этот раз глава государства не лежит в ЦКБ. Таня рассказывает, что президента уговаривают проголосовать дома, – он отказывается, и тогда решают, что он может проголосовать на участке в санатории «Барвиха».
3 июля, в день второго тура, Ельцин приезжает в сопровождении врачей на избирательный участок, его выводят из машины, врачи отходят в сторону, он опускает бюллетень в урну – попадает не с первого раза, но это потом вырежут, и говорит несколько слов в камеру. Увидеть президента на участке позволено только операторам трех телеканалов (ОРТ, РТР и НТВ) и фотографам трех информагентств. Съемка заканчивается, врачи уводят президента в машину. «Благодаря искусному монтажу и свету можно добиться эффекта, что нездоровый человек будет выглядеть как здоровый, – рассказывает Сергей Медведев. – Собственно, так и было сделано. В готовом варианте на это тоже смотреть без слез было нельзя, но почему-то в штабе решили, что можно».
Тех корреспондентов, которые хотят увидеть голосующего Ельцина и снять его самостоятельно, пускают по ложному следу: им сообщают, что президента можно будет застать на участке по месту прописки, в Крылатском, в школе на улице Осенней. Запечатлеть этот момент приезжают несколько сотен человек, в том числе представители иностранных СМИ. Но вместо президента перед камерами появляется пресс-секретарь Медведев и говорит, что здесь Ельцина не будет, потому что он уже проголосовал в Барвихе: «Я подумал, что будет свинством, если я не приеду к этим корреспондентам. Меня там чуть не съели. Но им нужен был какой-то громоотвод, и я сознательно выступил этим громоотводом».
Вскоре иностранные журналисты со ссылкой на анонимного сотрудника Службы безопасности президента начинают пересказывать друг другу, а также диктовать в свои редакции слух о том, что Ельцина уже нет в живых и что «Россия голосует за мертвого президента».
Коммунисты готовятся к объявлению итогов второго тура. Подберезкин снимает здание на улице Бахрушина – в нем в ночь подсчета голосов должны собраться журналисты и в ожидании результатов получать оперативные комментарии. По словам Подберезкина, 3 июля на Бахрушина стоит около 50 автобусов разных телекомпаний с автономными генераторами, корреспонденты готовы выходить в прямой эфир. В здании оборудована пресс-зона, буфет (с кофе и алкоголем). «Задача – не дать замолчать победу, потому что второй тур стопроцентно выигрышный», – рассказывает Подберезкин.
Ближе к вечеру к нему подходит Валентин Купцов, серый кардинал партии и глава предвыборного штаба Зюганова. «Знаешь что, надо пресс-центр и весь штаб ваш закрывать, – требует он. – Все переносится в Думу». «Послушайте, Валентин Александрович, – не может поверить своим ушам Подберезкин, – вот представьте: идет поезд, он набрал скорость… И тут вы говорите: "Стой!" Как это можно сделать? Сейчас уже вечер, приехали журналюги, человек 200, камеры стоят, а вы говорите: "Сворачивайся и уходи". Как же я им объясню?» «Скажите: будет все то же самое, только в Думе. И это не обсуждается, это решение Зюганова», – настаивает Купцов.
Подберезкин идет извиняться, говорит, что для желающих будет организована прямая трансляция, но все основные события переносятся в здание Думы.
Около 10 часов вечера сам Подберезкин приходит в Госдуму. Совершенно пустое здание, темные коридоры, никого нет. Ни одному из журналистов пропуск не заказан. Подберезкин идет по коридору восьмого этажа, где расположены кабинеты депутатов от КПРФ, к тому месту, где должны собираться журналисты. И встречает депутата Юрия Иванова, юриста, бывшего адвоката ГКЧП. Он несет сумку, а в ней – шахматы и бутылка водки.
«Ты что делаешь?» – спрашивает Подберезкин. «Да, – говорит Иванов, – идем с Купцовым в шахматы играть». Подберезкин допытывается: «Слушай, а где тут журналистов собирают? С Бахрушина перенесли, все там закрыли. Все новостей как бы здесь ожидают». Иванов отвечает: «Ничего здесь нет. Тишина».
Подберезкин все еще не верит и сам обходит весь этаж: «Ну да, тишина. Зюганов заперся в своем кабинете. Купцов решил в шахматы поиграть, водки попить. Вот и все. Сложили крылышки». По мнению Подберезкина, половина компартии как минимум саботировали предвыборную кампанию и вообще ничего не делали: «Прежде всего они боялись, что это как-то плохо отразится на их личной судьбе и на судьбе партии. Они считали, что партия важнее, чем выборы, и если партию и их лично начнут зажимать, вот это будет плохо».
Депутат Госдумы Дарья Митина в ту ночь тоже обескуражена. Ей 22 года, она самый молодой депутат Думы в российской истории – активист комсомольской организации и член фракции КПРФ. «Между первым и вторым туром невооруженным глазом стало заметно, что кампания сливается. Я была членом этого штаба, постоянно там народ что-то делал, пахал – газеты, листовки, звонки. А между первым и вторым туром как-то все так притухло, – рассказывает она. – Из регионов поступали недоуменные сигналы: "Почему все прекратилось?" Перестали давать деньги, посылать какие-то агитационно-пропагандистские материалы. А те, которые посылали, – лучше бы не посылали. Например, в национальные республики – на Кавказ, в Татарстан, в Башкирию – отправляли эшелонами Генины брошюрки "Я русский по крови и духу"».
К 9 часам утра 4 июля Митина идет на пресс-конференцию Зюганова в Малый зал Госдумы. «Полный зал, на люстрах висели журналисты всего мира, – вспоминает она. – Я ожидала, что Зюганов будет убитый, расстроенный, потому что для человека это, наверное, дело всей жизни, он не стал президентом. Как можно выглядеть, когда проигрываешь такие выборы?»
А проигравший кандидат – довольный и улыбающийся, как всегда, от уха до уха. «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло», – с такой фразы он начинает свою пресс-конференцию. «Ну, хоть бы лимон пожевал, что ли», – недоумевает Митина.
Сам Зюганов спустя 25 лет говорит, что спас Россию от гражданской войны: «Страна разделилась пополам. От Тихого Дона до Тихого океана, весь юг, опаленный уже беженцами, гражданкой, нищетой, голосовал за меня. А за Ельцина голосовали города-миллионники: Москва, Питер, Екатеринбург, Урал, отчасти Север, Сибирь и Дальний Восток. Ну и по возрасту тоже разделились. Молодежи пообещали, что они все миллионеры будут. Страна развалилась пополам, можно было, конечно, организовать столкновение севера и юга. Мы долго обсуждали это дело».
«Они боялись победы, может быть, даже не они, а лично Геннадий Андреевич, – рассуждает сейчас Чубайс, – это первый фактор. Был и второй: глупость, непрофессионализм, тупой советский состав и группа идиотов, которые вели кампанию. Стилистика "все как один вперед к победе коммунизма", сборище мудаков старых».
Коммунисты обратятся в суд, чтобы оспорить итоги выборов в Татарстане, и выиграют: суд признает, что у Зюганова украли около 600 тысяч голосов. Больше исков коммунисты подавать не будут. «Чтобы выиграть, допустим, в десятке регионов, нужны были деньги, – объясняет Зюганов. – У нас их не было и быть не могло в принципе. Это же надо платить адвокатам и всем остальным».
В ночь подсчета результатов второго тура, примерно в 2 часа, аналитическая группа, почти все, кто работал в штабе, едут в клуб к Березовскому. Туда же приезжает Наина Иосифовна. Получают последние сводки. Ельцин побеждает – у него 53,82 %, Зюганов набирает только 40,31 %. Празднуют до утра.
Под утро Березовский, Таня и Валя сидят на открытой веранде. Березовский наливает себе рюмку коньяку, выпивает, ставит ее на стол – и она вдруг разбивается. «На мелкие кусочки, даже в пыль – остается только ножка, – будет вспоминать позже Березовский. – Не верю в мистику, но считаю, что был такой комок энергии, который за эти месяцы накопился, и выплеснулся, и сломал эту рюмку».
Напряжение спадает. Почти все пытаются срочно уехать в отпуск. Впрочем, есть несколько незаконченных дел. Например, надо разобраться с командой Коржакова – Барсукова – Сосковца. На следующий день после окончания выборов увольняют Георгия Рогозина – даже после отставки Коржакова «кремлевский Мерлин» продолжал числиться заместителем главы движения в поддержку президента.
Ночь подсчета голосов после второго тура 3 июля 1996 года. Победу празднуют (слева направо): Георгий Сатаров, Сергей Шахрай, Василий Шахновский, Таня Дьяченко, Борис Ельцин, Анатолий Чубайс, Виктор Илюшин, Игорь Малашенко, Сергей Зверев и Александр Ослон
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Александр Минкин, самый яростный критик кампании Ельцина, получает по почте аудиокассету. Он приходит на рабочее место, начинает ее слушать и понимает, что это запись частного разговора между Борисом Березовским, Валентином Юмашевым, Борисом Федоровым и Таней Дьяченко. На пленке Федоров обвиняет Тарпищева в воровстве и связях с бандитами и говорит дочери президента, что боится за свою жизнь. Сейчас Минкин точно не помнит, когда до него дошла кассета, – возможно, еще до отставки Коржакова и Барсукова. Но пока он ее послушал, пока расшифровал, пока вычитывал – текст редактору «Новой газеты» он приносит уже после второго тура. По его словам, он испытывает сильную досаду – неинтересно бороться с отставниками. Впрочем, он по-прежнему считает Коржакова организатором февральского «покушения на шкаф». Минкин и главный редактор «Новой» Дмитрий Муратов не сомневаются, что запись прислал Березовский. Но расшифровку печатают. Публикация под названием «Фавориты» выходит спецвыпуском «Новой газеты» 8 июля. Это финальный залп по репутации Коржакова и его людей. Федоров в это время лечится в Швейцарии, куда после покушения его вывезли друзья. Березовский одним из первых летит его навещать.
Коржаков, Барсуков и Сосковец все это время не верят, что их карьере пришел конец. Они периодически ездят в теннисный клуб на улице Косыгина – пока об этом не узнает Черномырдин и не запретит их пускать.
Победа Ельцина и уничтожение команды Коржакова – завершение одной большой истории и начало другой. Уволен ставленник Коржакова глава администрации президента Николай Егоров. Возникает вопрос, кем его заменить. Первый помощник президента Виктор Илюшин, который руководил работой штаба, также давно говорил, что после выборов покинет свою должность. При больном Ельцине это означает, что Кремль теперь совершенно пуст – все прежние центры силы ушли.
Заканчивая работу штаба, Чубайс пишет большую рекомендательную записку, что делать дальше: ликвидировать институт помощников президента, усилить администрацию и взять на должность ее руководителя ярко проявившего себя менеджера кампании Игоря Малашенко. «Умный, сильный, очень глубокий, мизантроп, правда, ненавидящий всех, но тем не менее. С каким-то административным опытом, в ЦК КПСС работал», – такие аргументы приводит Чубайс. По его словам, все в восторге от этой идеи: и Таня, и Валя, и Березовский, и Гусинский.
Сначала с Малашенко на эту тему разговаривает сам Чубайс – тот отказывается. Потом его убеждают Березовский, Гусинский и Таня с Валей. Он ни в какую. Тогда решают организовать разговор Малашенко с Ельциным. Лично принять гендиректора НТВ президент не может, но хотя бы поговорит по телефону. Все вшестером приезжают в СЭВ – там есть АТС-2, закрытая линия спецсвязи, по которой можно пообщаться с президентом. Но и Ельцин не убеждает Малашенко. Юмашев вспоминает, что после звонка Малашенко буквально трясет и он начинает орать на уговаривающих его Березовского и Гусинского: «Неужели вы не понимаете, вы же первыми будете страдать, если я соглашусь! Да вы никогда порог Кремля не переступите». Березовский напрягается: «Игорь, как ты можешь, мы же одна команда». «Анатолий Борисович, – вдруг обращается к Чубайсу Малашенко, – я сказал президенту, что лучшим кандидатом будете вы». С этого момента все начинают уговаривать Чубайса.
По словам самого Чубайса, только через 20 лет Малашенко объяснил свою мотивацию: «А вы представляете, что бы эти два бойца со мной сделали в этом качестве?», имея в виду Березовского и Гусиного. «И он был прав, – размышляет Чубайс. – Игорь ведь был в их руках целиком, до потрохов. Все его финансовые потоки, вся его предыдущая жизнь, все его счета. Их рычаги влияния на него были несопоставимы с их возможностью надавить на меня».
Впрочем, существует много объяснений, которые сам Игорь Малашенко будет давать разным людям в последующие годы. Якобы кому-то он скажет: «Глава администрации президента никогда не станет президентом». Но многие его друзья считают, что это вымысел. (Кстати, этот тезис, приписываемый Малашенко, неверен – спустя 12 лет президентом России станет-таки бывший глава администрации президента Дмитрий Медведев.)
«Мне кажется, у него было ощущение тогда, что он держит бога за бороду, – говорит Киселев. – Он себя чувствовал молодым, счастливым, богатым, свободным человеком, который вот сейчас может пожить немножечко в свое удовольствие. В нем взыграло гедонистическое начало. Он прекрасно понимал, что такое работа главы администрации, а ему хотелось свободы и жизни. Все планы на будущее были связаны с тем, что он будет радоваться семейному счастью, появлению на свет младшей дочери».
Позже Малашенко будет менять отношение к своему решению. Сначала станет говорить: «Я знаю, что я поступил правильно». Потом начнет сомневаться: «Нет, наверное, я тогда ошибся». Незадолго до смерти, в 2018-м, он скажет Евгению Киселеву: «Это была самая моя большая ошибка в жизни. Теперь доволен?»
Анатолий Чубайс, по его словам, тоже не хочет возвращаться на госслужбу, а планирует, наконец, уйти в бизнес. Он рассказывает, что собирается вместе с друзьями Альфредом Кохом и Максимом Бойко создать управляющую компанию по антикризисному менеджменту. У крупного бизнеса есть к нему встречное предложение – возглавить компанию «Роснефть». В ходе недавних залоговых аукционов ОНЭКСИМ-банк и Альфа-банк получили нефтяную компанию СИДАНКО. Теперь Потанин предлагает объединить ее с пока еще государственной «Роснефтью», создав крупнейшую нефтяную компанию в России, и сделать Чубайса руководителем и в перспективе – партнером.
Но тут на Чубайса наваливаются Березовский, Таня, Валя и остальные коллеги по аналитической группе. И он соглашается.
Чубайс почти с нуля начинает формировать новую администрацию президента. На самом деле он строит новую систему власти. Если до сих пор администрация была лишь техническим органом, который обеспечивал президента необходимыми документами, то Чубайс превращает ее в новый центр силы. Из-за того, что президент тяжело болен, новая администрация фактически становится коллективным главой государства. 2 октября 1996 года Борис Ельцин подпишет указ о расширении полномочий администрации президента. Такой орган власти не описан в Конституции – но начиная с этого момента его роль будет возрастать, и постепенно администрация окажется ключевой силой в государстве, намного более значимой, чем правительство или Государственная дума.
Одним из источников кадров для новой администрации становится недавний штаб Ельцина, в том числе коллектив Video International, проводивший кампанию «Выбирай сердцем», – Чубайс предлагает работу Михаилу Лесину и его сотрудникам. Сергей Зверев остается у Гусинского, но вскоре параллельно начнет работать пиар-консультантом премьера Черномырдина.
Наконец, Чубайс приходит к Валентину Юмашеву и предлагает ему все-таки оформить свои отношения с Кремлем и стать официальным советником президента. Тот соглашается.
Два главных весельчака аналитической группы, Сергей Зверев и Василий Шахновский, шутят, что от своего участия в кампании они ничего не получили. «Мы все время говорили: ради чего мы все работаем? Мигалка, ксива и вертушка – вот три атрибута успешного человека. А когда выборы закончились, оказалось, что у нас мигалки нет, ксивы нет, вертушки нет – жизнь прошла мимо, – смеется Зверев. – Мы так шутили над Чубайсом, и он на нас злился из-за этого». Шахновский проработает в мэрии еще год и уйдет в ЮКОС.
Новая администрация президента. В центре: Анатолий Чубайс, Алексей Кудрин, Борис Ельцин, Дмитрий Рюриков, Людмила Пихоя. Во втором ряду, под портретом Александра III, – Валентин Юмашев
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Еще один важный источник кадров для Чубайса – это команда проигравшего выборы мэра Петербурга Анатолия Собчака. Чубайс сам из Ленинграда, неплохо знает многих членов городского правительства, которые ушли в отставку вслед за Собчаком. Своим заместителем и начальником главного контрольного управления Чубайс назначает старого петербургского товарища Алексея Кудрина. Одновременно в августе 1996-го заместителем управляющего делами президента Павла Бородина становится другой зам Собчака – Владимир Путин.
Вскоре после выборов Потанин, автор идеи залоговых аукционов, сидит и планирует дальнейшее развитие своего бизнеса. Совсем недавно ему удалось добиться, чтобы его менеджеров допустили на «Норильский никель», – помогло специальное распоряжение премьера Черномырдина. До этого получить доступ на предприятие не получалось: красный директор Филатов никого туда не пускал, а первый вице-премьер Сосковец объяснял, что убирать Филатова нельзя, он «слишком крупный».
Теперь проблема с «Норникелем» более или менее разрешена, и Потанин берется за нефтянку. Ему очень нравится идея привлечь Чубайса к управлению «Роснефтью» и СИДАНКО. Он еще не знает, что Чубайс согласился идти в администрацию президента. Тут раздается звонок – Чубайс просит Потанина подъехать к нему в офис на Новом Арбате.
Потанин приезжает и начинает сразу с главного: они с Фридманом придумали схему, при которой глава объединенной компании получит часть акций и станет совладельцем.
Чубайс перебивает: «Подожди, это всё хорошо, но есть другая мысль». – «Какая?» «Ты – первый вице-премьер», – говорит Чубайс.
«Анатолий Борисович, при всем уважении. У вас там перегрев случился, пока вы боролись с Коржаковым? Ударило что-то в голову?» – так пересказывает сейчас Потанин свои слова. «Хватит иронизировать, Владимир Олегович, мы это вам совершенно конкретно говорим. Если вы согласны, то в понедельник дайте ваш ответ и пойдете к Ельцину на прием».
Потанин уходит в недоумении.
«Я посидел, подумал: а что, интересно, – вспоминает он. – я ведь потомственный внешторговец, у дедушки фотографии с Чичериным, он договаривался о ленд-лизе…»
Потанин вспоминает и об отце, с которым давно испортились отношения. Дело в том, что, окончив МГИМО в 1983 году, будущий олигарх идет по стопам отца работать во Внешторг. А там семейственность не приветствуется – начальство говорит, что нельзя, чтобы отец и сын работали вдвоем. И тогда Потанин-старший уволился, чтобы расчистить дорогу сыну, пожертвовал своей карьерой. А сын в 1990 году ушел, чтобы заняться бизнесом. «Мы с ним очень поссорились и потом нормально не общались. Он это расценил как отступничество, почти предательство».
Получив предложение пойти в правительство, Потанин думает, что может наконец отцу доказать – вот, добился серьезного успеха. В понедельник он дает согласие, а во вторник его везут на дачу к Ельцину.
Президент плохо себя чувствует, с трудом ходит. Говорит общие слова про то, что ему нужна свежая кровь. И все. «Я так на работу не нанимаю людей», – удивляется Потанин. У него нет сомнений, что Ельцин почти ничего про него не знает и решил назначить просто со слов Чубайса.
Так Потанин становится первым вице-премьером в новом правительстве, отвечающим за экономику. Вице-премьером по социальным вопросам назначен бывший первый помощник президента Виктор Илюшин.
Осенью 1996 года газета Financial Times опубликует интервью с Борисом Березовским, в котором он скажет, что больше 50 % российской экономики контролируют семь банкиров, и они же совместно влияют на принятие важнейших внутриполитических решений в России. Березовский даже перечислит этих людей: он сам, владелец «Моста» Владимир Гусинский, владелец ОНЭКСИМ-банка Владимир Потанин, владелец СБС Александр Смоленский и владелец «Менатепа» Михаил Ходорковский. Также Березовский почему-то назовет сразу двух представителей Альфа-банка: Михаила Фридмана и Петра Авена. Но забудет остальных крупных финансистов вроде Владимира Виноградова из Инкомбанка или Бориса Иванишвили из «Российского кредита» – впрочем, они никогда не были близки к власти и не пытались влиять на нее. Вскоре среди журналистов возникает термин «семибанкирщина». Это аллюзия на события XVII века, на Смутное время, когда вскоре после смерти царя Бориса I Россией сообща управляли семь бояр – период их властвования принято называть семибоярщиной.
Борис Ельцин и Владимир Потанин
Пресс-служба «Интерроса»
Вскоре после формирования нового правительства Потанин встречается с коллегами-банкирами. Их собирается шестеро – это «шестибанкирщина», потому что Альфа-банк представляет только Михаил Фридман. Встречу организует Березовский, который хочет напомнить новому вице-премьеру, что он работает в правительстве как представитель крупного бизнеса, а не сам по себе, – и дать ему наказ.
«Володь, вот мы тебя будем поддерживать», – обещает Березовский. «Вы можете меня поддерживать или нет, – вспоминает свой ответ Потанин, – можете обижаться или нет, но я туда пошел, потому что я хочу делать правильные вещи. Я мог бы остаться с вами в одном клубе, но раз меня зазвали туда, то я выработал свою программу и буду ее выполнять». «Поподробнее», – просит Березовский. «Ну смотри, если мне будет казаться, что какое-то решение правильное, а кому-то из вас оно будет невыгодно, то максимум, на что вы сможете рассчитывать, – на то, что я честно и открыто вам, как своим товарищам, об этом расскажу. Вы можете ко мне обратиться с просьбой, но если это не соответствует моему представлению о том, что хорошо, давайте это пафосно назовем, "для государства", то тогда я дико извиняюсь. Сразу хочу вас предупредить».
Реакция банкиров на слова Потанина разная. Михаил Фридман сразу говорит, что согласен: «Нам среда важнее, чем индивидуальные льготы». Гусинский поддерживает: «Я тоже за открытость». Но Ходорковский, Смоленский и Березовский – против. «Нет-нет, подожди, так не годится, – говорит Березовский. – Мы с Чубайсом переговорим, чтобы он тебе мозги вправил, нам тут независимый директор не нужен». «Ребята, спасибо, что поддержали, но не вы меня назначали, поэтому сорри», – отвечает Потанин. Березовский сообщает, что глубоко разочарован.
Этот разговор означает, что «водяное перемирие», которое банкиры заключили в феврале 1996-го после Давоса, скоро подойдет к концу и в России начнутся олигархические войны.
20 сентября президент подписывает указ, согласно которому телеканал НТВ получает право круглосуточного вещания на четвертой кнопке – раньше эта частота принадлежала ВГТРК. Всем ясно, что это награда за поддержку Ельцина в ходе выборов. А чуть раньше, еще в ходе кампании Владимир Гусинский совершил крайне выгодную, как ему тогда казалось, сделку – продал 30 % акций телеканала концерну «Газпром», чтобы начать развивать систему спутникового вещания НТВ+. Это решение приведет к тому, что спустя всего четыре года Гусинский потеряет НТВ.
На 9 августа назначена инаугурация Ельцина. Перед вторым туром в администрации мечтали о пышной церемонии на Красном крыльце Грановитой палаты или в Большом Кремлевском дворце. Но после инфаркта становится ясно, что затяжных торжественных мероприятий президент не выдержит. Пресс-секретарь Медведев вспоминает, что сценарий переписывают раз пять или десять – с учетом мнения медиков он все время сжимается.
Врачи прогнозируют, что Ельцин сможет присутствовать на инаугурации не дольше 15 минут. Таня объясняет помощникам, что речь он произносить не будет, нужно сократить программу до минимума и ограничиться клятвой. Однако спичрайтер Людмила Пихоя на всякий случай пишет и речь, и тост для торжественного приема.
Инаугурация проходит в Кремлевском дворце съездов. Меньше месяца назад здесь на сцене мучился Дэвид Боуи. Теперь ровно на его место должен выйти Борис Ельцин.
Сбор гостей назначен на 11 утра. На проходной Сергей Лисовский сталкивается с Геннадием Зюгановым – и ехидно поздравляет его с тем, что тот присутствует только как гость. Потом бывший кандидат в президенты сталкивается со своим бывшим тайным советником Зверевым – тот за время летних каникул отрастил бороду. «Что, уже меняете внешность?» – шутит Зюганов.
Здесь почти все сотрудники штабов двух победивших кандидатов, Ельцина и Лебедя, они обнимаются и поздравляют друг друга, будто все это время были одной командой. Здесь же крупные бизнесмены – называть их спонсорами кампании было бы не совсем правильно. Незадолго до инаугурации Ельцин подписал распоряжение и объявил им благодарность «за активное участие в организации и проведении выборной кампании». В списке упомянуты и замминистра финансов Андрей Вавилов, который придумал схему финансирования выборов, и банкиры, и пострадавшие от Коржакова Лисовский и Евстафьев, и руководители всех крупнейших телеканалов и газет. Теперь все они толкаются в фойе Кремлевского дворца съездов.
Многие участники кампании Ельцина чувствуют себя так, будто это их коронация – и теперь они короли жизни. Особенно триумфально на общем фоне выглядят Борис Березовский и Владимир Гусинский. Они ходят парой, иногда бережно поддерживая друг друга за локоть. К ним пытаются пробиться просители – вот Зураб Церетели подходит к Березовскому и прямо здесь, в фойе Дворца съездов, набрасывает на листке план реконструкции Манежной площади.
В 11:45 всех приглашают в зал. Свободных мест нет – не то что на Дэвиде Боуи. Церемония начинается странно. Сначала через весь зал долго и торжественно выносят флаг, президентский штандарт, Конституцию и знак президента. Потом ведущий объявляет председателя Конституционного суда, премьера, главу Центризбиркома, спикеров обеих палат парламента и патриарха – и они долго, по одному, беззвучно выходят и выстраиваются в ряд на сцене. Потом все несколько минут в полной тишине ждут, пока кремлевские куранты пробьют полдень.
Ельцин с Таней стоят за кулисами. По словам Тани, президент страшно нервничает. Он плохо себя чувствует и поэтому переживает. Кроме того, за время болезни он поправился – и для инаугурации Таня ему купила новый костюм: на размер больше, чем предыдущие.
Куранты исполняют мелодию гимна – с 1990 года это «Патриотическая песня» Глинки. С окончанием боя часов на сцену неровной походкой выходит Борис Ельцин.
В первом ряду по центру сидят, наблюдая за происходящим, Наина Ельцина и жена стоящего на сцене премьера Валентина Черномырдина, а рядом с ней почему-то Александр Лукашенко. Ровно за ними – новые руководители России Анатолий Чубайс и Александр Лебедь.
Александр Лебедь и Анатолий Чубайс на инаугурации Бориса Ельцина 9 августа 1996 года
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Глава Центризбиркома Николай Рябов произносит краткую речь об итогах выборов: «Избиратели приняли ответственное решение, отдав свои голоса за Бориса Николаевича Ельцина в условиях свободных и демократических выборов. Эти выборы утвердили традиции демократической преемственности государственной власти, в основе которых – волеизъявление граждан России».
Ельцин подходит к Конституции, чтобы принести присягу. Это кульминация церемонии. Уже первое сказанное им слово «Клянусь» звучит с таким болезненным надрывом, что многие зрители начинают боятся, как бы президент не упал прямо на сцене. Он говорит ровно 45 секунд. 33 слова. После этого спикер Совета федерации Егор Строев надевает на Ельцина знак президента на золотой цепи. И единственную длинную речь за всю церемонию, продолжительностью пять минут, произносит патриарх Алексий II. Оркестр играет «Славься» из оперы Глинки «Жизнь за царя». Ельцин удаляется, доходит до кулис и там фактически падает на своего миниатюрного шефа протокола Владимира Шевченко. Ведущий объявляет, что церемония окончена. Она длилась всего 25 минут – из них только 15 на сцене находился президент. «Что? Скоро новые выборы? Все по новой?» – в ужасе перешептываются недавние работники штаба.
Светлана Сорокина наблюдала церемонию из зала. «Мы все выходим в фойе с перевернутыми лицами. Потом стоим на крыльце, курим со знакомыми. У всех один вопрос: "А что это было?" Это просто потрясение. Непонятно, как он дальше будет работать, он же очень болен. Совсем болен. Я уезжаю в изумлении, лучше бы не ходила».
Евгений Киселев и его товарищ Олег Добродеев выходят в отличном настроении. «Хотелось поскорее свалить с инаугурации – хорошо, что она закончилась так быстро, – вспоминает Киселев. – Мы этим же вечером улетали с женами в Испанию, в гости к Гусинскому, собирались провести у него неделю. Потом поехать в Мадрид, оттуда в Толедо, в Долину павших, где похоронен Франко. Мы были в предвкушении, что еще чуть-чуть – и отдохнем, развлечемся».
Многие гости после церемонии отправляются на прием в том же Кремлевском дворце. И неожиданно там появляется Ельцин. С ним произошло удивительное превращение: произнеся со сцены присягу, он вдруг расслабился и перестал нервничать. Поэтому на прием он является уверенной походкой, читает написанный ему тост, поднимает бокал. Гости не могут понять: какой из Ельциных настоящий?
Владельцы Альфа-банка Михаил Фридман и Петр Авен выходят из Дворца съездов, не дожидаясь приема, – и идут к машинам, которые припаркованы неподалеку. Водитель протягивает Фридману телефон, и тот видит 25 пропущенных вызовов. Он перезванивает и узнает, что у него в банке обыск, возбуждено уголовное дело, возле дома и офиса выставлено наружное наблюдение, у PricewaterhouseCoopers, аудитора Альфа-банка, тоже обыск. Авен вспоминает, что еще в июле ему звонил отставной директор ФСБ Барсуков и каким-то извиняющимся тоном говорил: «Петь, тут такая история. Перед тем как мы уволились, мне там какие-то документы по вам принесли. Ну я, честно говоря, не глядя их подмахнул. Эти все документы пошли в прокуратуру, поэтому вы там имейте в виду, если что…»
Банкиры понимают, что директор ФСБ вряд ли мог «не глядя подмахнуть». Против «Альфы», очевидно, давно готовился накат, который теперь продолжается по инерции, даже несмотря на отставку Коржакова и Барсукова. Фридман и его партнеры решают не появляться ни дома, ни на работе, а прямо из Кремля бежать через Киев за границу. Они садятся по машинам и едут в сторону украинской границы.
«Я был на жутком нервяке, – рассказывает Фридман, – потому что думал, что вернуться будет уже невозможно. И главное, непонятно было, в чем нас обвиняют. До границы я чувства голода не испытывал, потому что очень переживал, а адреналин забивает чувство голода. Но когда мы глубокой ночью, часа в два или три, пересекли границу, я вдруг понял, что страшно голодный. Мы доехали до ближайшей заправки, на которой сидели какие-то дальнобойщики. И там буфет, и гарна українська жінка яичницу с колбасой жарит, коржики какие-то, булочки, сосиски в тесте. И я в очереди, в том же костюме, в котором был на инаугурации. А рядом работяги, дальнобойщики. Стою и думаю: "В нашей стране всегда будет ровно так, что сегодня инаугурация, завтра – раз, и можешь сесть"».
На следующий день у Фридмана и его компаньонов запланировано начало путешествия по Борнео на внедорожниках, что-то вроде кэмел-трофи. Поэтому они не задерживаются в Киеве, а на следующий день улетают в Кота-Кинабалу – на малайзийскую часть острова Борнео. Уже оттуда они все время звонят Чубайсу и пытаются разрулить ситуацию.
После отпуска банкиры возвращаются в Москву, Чубайс гарантирует, что их не посадят. И только заручившись обещанием главы администрации президента, Фридман соглашается сходить на допрос: «Мне бабушка говорила, что по повестке нельзя ходить даже в домоуправление. И я понимал, что если я ни в чем не виноват, это еще ничего не значит, в России я виноват по определению». Дело закрывают за отсутствием состава преступления.
Еще до инаугурации Ельцина, с самого начала августа в Чечне случается обострение. 6 августа чеченские формирования начинают штурм Грозного. Это уже вторая попытка боевиков взять столицу, которую контролируют федеральные войска. Первая была предпринята в самом начале предвыборной кампании – 6 марта. После этого у местных жителей появилось выражение «скоро зайдут» – так говорили о возможном штурме города боевиками, со страхом, но чаще – с надеждой.
Михаил Фридман (слева), Петр Авен и Анатолий Чубайс
Личный архив Сергея Зверева
6 августа боевики атакуют Дом правительства, МВД и ФСБ в Грозном – бои продолжаются примерно неделю. В ответ федеральные силы обстреливают город артиллерией, что приводит к большим жертвам среди мирного населения. К дню инаугурации 9 августа ситуация полностью выходит из-под контроля федеральных сил. К тому же чеченские сепаратисты захватывают города Гудермес и Аргун.
11 августа в Чечню приезжает Александр Лебедь и начинает переговоры с Асланом Масхадовым – главой генштаба Чечни, который и командует штурмом Грозного. 14 августа они договариваются о перемирии, а МВД продолжает перебрасывать в регион дополнительные силы.
19 августа командующий федеральными войсками в республике генерал Константин Пуликовский предъявляет чеченской стороне ультиматум: все мирные жители должны уйти из города, а все боевики – сдаться в течение 48 часов, или будут уничтожены. Удары по Грозному начинаются еще до истечения срока ультиматума. Все знают, что у Пуликовского всего полгода назад в Чечне погиб сын, поэтому войну он воспринимает как личное возмездие.
21 августа снова приезжает Лебедь. Вместе с ним летит Березовский, который верит, что Лебедь – будущий президент России, и старается не ослаблять хватку. Иметь своего человека в качестве главы государства – неплохая идея, считает он.
Лебедь заставляет Пуликовского остановиться. Позже Пуликовский будет рассказывать, будто бы секретарь Совбеза говорит ему: «Дни Ельцина сочтены – он уже не жилец. В Кремле решено, что следующим президентом стану я, поэтому слушайте мой план: сейчас заключим с чеченцами что-то вроде Брестского мира, потом проведем новые выборы, соберемся с силами и отвоюем Чечню обратно».
31 августа Лебедь и Масхадов подписывают в дагестанском городе Хасавюрт соглашение о выводе из Чечни российских войск. Вопрос о статусе республике – независимой и в составе России – предполагается отложить до 2001 года.
Воюющие в Чечне генералы позже будут называть поступок Лебедя предательством: «Лебедю хотелось сиюминутной славы "миротворца". Вот, дескать, никто проблему Чечни разрешить не может уже почти два года, а он сможет. Одним махом, одним росчерком пера, одним только видом своим и наскоком бонапартистским. Мы все – в дерьме, а он – в белом», – напишет в воспоминаниях генерал Геннадий Трошев.
Но большинство жителей России испытывают облегчение и безумно рады тому, что война наконец закончилась и что выпускников-призывников больше не будут «посылать в Чечню», что на языке того времени означало «отправлять на смерть».
Вместе с Лебедем путешествуют десятки журналистов, они описывают каждый шаг секретаря Совбеза. Но ближе всех к Лебедю всегда оказывается Минкин – его репортажи в «Новой газете» напоминают героическую сагу о том, как богатырь Лебедь спасает людей от войны. Военные пытаются обмануть Лебедя, показывают ему потемкинские деревни, но он все видит и всех разоблачает. «Лебедь и сопровождающие его попали под обстрел, последняя машина свернула с колеи и увязла. Лебедь приказал остановиться и вернуться. Чиновники так не поступают», – пишет Минкин 1 сентября.
Поездка с Лебедем производит очень мощное впечатление на Березовского. Еще в молодости, когда он был скромным ученым, у него была странная мечта – получить Нобелевскую премию. К ее реализации он отнесся как к бизнес-процессу и подробно рассчитал путь: какие шаги надо предпринять, с какими людьми встретиться и что организовать. Впрочем, уже на ранней стадии он потерял интерес к этой цели.
Теперь же у Березовского новая идея фикс – Нобелевская премия мира. Для того чтобы ее получить, надо прослыть великим миротворцем, установить мир в Чечне. У Березовского давние связи с чеченцами, среди бизнесменов считается, что его крыша – чеченцы. Поэтому он уверен, что справится с этой задачей лучше всех.
После инаугурации болезнь Ельцина становится столь очевидной, что о ней пишут почти все СМИ мира. Немецкая газета Bild распространяет слух, что президенту России подыскивают донорское сердце, американский журнал Time сообщает, что Ельцину предстоит операция по аортокоронарному шунтированию. Кремль официально это опровергает. Чубайс как раз подбирает Ельцину нового пресс-секретаря, Сергея Ястржембского, которому придется следующие два года время от времени врать, что президент здоров и у него все в порядке. С журналом Time получается особенно удачно – Ястржембский выступает с опровержением аж за неделю до публикации.
Журнал «Итоги», входящий в медиахолдинг Владимира Гусинского, проводит свое расследование: разговаривает с кардиологами и даже находит медсестру, которая делала Ельцину коронарографию. 3 сентября должен выйти номер с этим расследованием, а также с картинками, схемами и таблицами, объясняющими, что такое аортокоронарное шунтирование, которое предстоит сделать президенту.
Об этом узнают в Кремле. Юмашев говорит Гусинскому и Малашенко, что публиковать такой текст сейчас ни в коем случае нельзя – иначе Ельцин откажется от операции. Руководители «Моста» отвечают, что повлиять на журнал не могут – пусть Таня уговаривает главного редактора сама.
Журнал уже сверстан, но в последний день работы над номером у главного редактора Сергея Пархоменко звонит телефон. Это Сергей Зверев, который продолжает участвовать в формировании пиар-стратегии Кремля, а параллельно остается заместителем Владимира Гусинского, то есть прямым начальником Пархоменко. Зверев объясняет, что «верстка утекла», ее видела Таня и она очень хочет поговорить с главным редактором «Итогов». «Не могу отказать Тане в праве со мной поговорить», – отвечает Пархоменко.
Таня звонит и просит перенести выпуск материала про сердце Ельцина на неделю, а за это папа даст «Итогам» эксклюзивное интервью – скажет, что согласен на операцию. «Хорошо, а почему надо переносить на неделю?» Таня объясняет, что президент никак не соглашается на операцию: «Мы дадим Виктору Степановичу вашу верстку, и он сходит к папе и покажет ее ему. Он скажет папе, что бессмысленно продолжать отказываться, потому что и так все всё знают. Ваша верстка очень вовремя, большое вам спасибо».
Пархоменко соглашается.
Но все выходит не так, как ему обещали. Через два дня по телевидению показывают интервью, которое Борис Ельцин дает Михаилу Лесину: президент признается, что у него проблемы с сердцем и ему предстоит операция. «Я не обманывала Пархоменко, – говорит спустя 25 лет дочь президента. – Я обещала, что из печатных СМИ они будут первыми. Мы договаривались о журнальной публикации, а не о видеосюжете».
Уже решено, что Лесин вместе со своей командой из Video International переходит на работу в администрацию президента и создает там управление по связям с общественностью. Один из его подчиненных рассказывает, что интервью президента Лесину – это «новая технология общения с журналистами». «Мы перестали допускать к Ельцину камеры телеканалов и решили, что его будут снимать наши камеры. Чтобы максимально сократить количество людей, которые видят не сильно здорового президента. А потом мы будем раздавать готовую запись. Собственно говоря, на эту технологию потом перешли практически повсеместно».
В интервью Лесину Ельцин скрывает тот факт, что у него перед вторым туром был инфаркт. Он говорит, что болезнь сердца выявили в ходе плановой диспансеризации.
Лесин не журналист, а владелец рекламного агентства, однако роль интервьюера Ельцина он берет на себя. Алексей Волин на вопрос, почему в кадре вместе с президентом оказался Лесин, а не кто-либо из известных журналистов, отвечает анекдотом: «Марьиванна, как вы стали валютной проституткой?» – «Просто повезло».
Александр Лебедь все больше верит в то, что он следующий президент. Его рейтинг растет. Он отлично понимает, что в случае смерти Ельцина становится его естественным преемником и легко выиграет выборы. Более того, он даже не скрывает этой уверенности. В интервью немецкому журналу Stern Лебедь говорит, что станет президентом России еще до 2000 года – то есть до окончания срока Ельцина. «Что это вообще значит? Он его что, убьет?» – недоумевает Чубайс, когда видит интервью.
Такое настроение Лебедя очень беспокоит и Чубайса, и Черномырдина. Все начинают опасаться, как бы вымышленная попытка государственного переворота, о которой рассказал Евгений Киселев в ночь «коробки из-под ксерокса», не обернулась реальным переворотом генерала Лебедя.
Журналисты любят называть Лебедя «русский Пиночет». Генерал Аугусто Пиночет совершил военный переворот в Чили в 1973 году, являясь главнокомандующим сухопутных войск.
Главным противовесом Лебедя становится глава МВД Куликов. Он с самого начала против всех переговоров Лебедя в Чечне, а дальше их соперничество только разрастается.
Куликов в своих воспоминаниях уверяет, что однажды Лебедь приходит к нему и новому министру обороны Родионову с предложением сформировать «Российский легион» численностью 50 тысяч штыков. Силовики спрашивают, зачем это надо. «Поймите, этот кулак нужен мне! – объясняет Лебедь. – Сейчас мы возимся на Кавказе, и конца этому не видно. Будь у меня под рукой такая сила, я бы быстро задушил Чечню! Я сделаю все, что нужно!» Куликов не верит, он считает, что Лебедь пытается создать личную гвардию, которая будет подчиняться только ему и всегда будет у него под рукой в Москве. Идею Лебедя он замыливает.
После нескольких поездок Лебедя в Чечню конфликт между ним и Куликовым разгорается все сильнее. Лебедь открыто обвиняет Куликова в неудачах внутренних войск – при нем чеченцы дважды взяли Грозный. На одной из пресс-конференций Лебедь прямо говорит: «Вам, Борис Николаевич, предстоит нелегкий выбор – либо Лебедь, либо Куликов… Двум пернатым в одной берлоге не ужиться».
Симпатии журналистов и общества на стороне Лебедя. Но Ельцин не только не отправляет министра в отставку, но назло Лебедю награждает Куликова орденом «За заслуги перед Отечеством» – ко дню рождения.
Спустя месяц Куликову приходит текст нового указа президента, в котором говорится, что все «части и соединения, выполняющие задачи в интересах Чеченской Республики», подчиняются Совбезу. На документе уже стоит виза министра обороны. Куликов вчитывается и понимает, что в принципе все части МВД и Минобороны в России «выполняют задачи в интересах Чеченской Республики». А это значит, что после вступления в силу этого указа все силовые структуры переходят под командование Лебедя. Куликов прямо говорит секретарю Совбеза, что документ не подпишет, потому что по закону он подчиняется только Верховному главнокомандующему.
Лебедь звонит Черномырдину – все едут в Белый дом. «У тебя какие возражения?» – спрашивает премьер Куликова. «Обратите внимание на этот пункт… Это значит, что я должен подчиняться Лебедю. Это незаконно!» – объясняет глава МВД.
«Александр Иванович, но Куликов прав! – обращается Черномырдин к Лебедю. – Он подчиняется только Верховному главнокомандующему».
Что происходит дальше, Куликов описывает в своих воспоминаниях. Лебедь багровеет и закуривает в кабинете Черномырдина, чего обычно никто себе не позволяет – премьер не переносит табачного дыма. Лебедь фактически рычит: «А я вам что, хуй собачий?»
Свой ответ Куликов вспоминает так: «А вы почему ведете себя по-хамски в присутствии председателя правительства России и двух министров? Кто вам позволил себя так вести?» «Да, я – хам! Я – хам! А что?!» – кричит Лебедь.
В борьбе за власть Лебедь обретает неожиданного союзника. Он встречается с Александром Коржаковым и находит с ним общий язык. Еще полгода назад они угрожали друг другу на кухне – теперь их объединяют общие враги в окружении Ельцина. Более того, Лебедь публично заступается за опального генерала: «Коржаков – патриот своей страны, и я не исключаю альянса с ним. Уголовных дел за ним не числится».
Альянс двух генералов победители недавних выборов воспринимают как еще более серьезную угрозу. И немедленно принимают меры. 6 октября в очередном выпуске программы «Итоги» Евгений Киселев предупреждает: «То, что мы сейчас покажем, является политической бомбой». На экране появляется бывший глава НФС Борис Федоров, выживший после покушения и продолжающий лечение в Швейцарии. Он дает интервью журналисту Аркадию Мамонтову и повторяет все свои прежние обвинения в адрес Коржакова. А еще высказывает предположение, что бывший шеф охраны президента может быть связан с покушением на него.
На следующий день, 7 октября, министр внутренних дел Куликов проводит пресс-конференцию, где сливает мелкий компромат на секретаря Совбеза – будто бы у него в аппарате на ответственной должности работает мошенник, обвиняемый в крупном хищении.
11 октября Александр Коржаков отвечает. После более чем трехмесячного молчания он снова выходит на свет – проводит пресс-конференцию в гостинице «Рэдиссон Славянская». Он говорит, что в России «власть вроде бы легитимным путем перешла в руки тех, кто легитимно избран не был», имея в виду Анатолия Чубайса. По словам Коржакова, если Чубайсу хочется исполнять обязанности президента, то он может выдвинуться самостоятельно – а он ввел в России «неконституционный институт регентства при живом президенте».
Также Коржаков рассказывает журналистам, будто бы в этой самой гостинице недавно отмечал день рождения Владимир Гусинский – и на этом празднике Анатолий Чубайс публично пообещал, что посадит Коржакова. А еще он вспоминает, что Березовский несколько лет назад просил его убить Гусинского. «Если меня арестуют и посадят, я буду считать это политической расправой», – говорит он.
Коржаков объявляет о намерении пойти в политику и баллотироваться в Думу – на освободившееся там место Лебедя, по тому самому избирательному округу в Тульской области, где Лебедь победил год назад.
14 октября Лебедь выступает на площади в Туле и выводит с собой на трибуну Коржакова, демонстрируя, что поддержит генерала на ближайших выборах.
Но последняя капля – это события 15 октября. Лебедь приезжает в штаб воздушно-десантных войск и выступает против недавнего решения министра обороны о реорганизации ВДВ. Директива министра, говорит секретарь Совбеза, «граничит с преступлением» и не должна выполняться. Десантники встают и скандируют «Слава армии! Слава России!» – нет сомнений, что они воспринимают Лебедя как нового вождя.
Куликов вспоминает, что он, Березовский, Зверев, Таня, Черномырдин и Чубайс собираются в Белом доме, чтобы обсудить ситуацию. Березовский настаивает на том, что Коржакова надо арестовать. Куликов – на том, что Лебедя пора уволить. Мужчины кричат, Таня в ответ что-то очень тихо говорит. Куликов переспрашивает: «Что вы предлагаете?» «Говорю, я согласна!» – громко отвечает она.
«Таня, мне кажется, что об этом разговоре нужно рассказать Борису Николаевичу», – резюмирует Черномырдин.
С этого момента бывшая аналитическая группа становится штабом по смещению Лебедя. Чубайс переживает, что секретарь Совбеза может оказать сопротивление – скомандовать двум верным ему дивизиям идти на Кремль. Поэтому надо его обезвредить, лишить возможности отдавать любые приказы. «У него все вертушки, у него вся спецсвязь. Захотел – дал команду, заблокировал вход, выставил охрану на улице, все что хочешь, – вспоминает сейчас Чубайс. – У него силовой ресурс был больше, чем у нас, поэтому техника такого увольнения – это дело очень непростое».
Телеканалы ОРТ и НТВ, которые еще совсем недавно превозносили Лебедя как героя, полностью меняют направление. Теперь они рассказывают о том, что Лебедь был связан с фашистскими организациями.
«Вообще я не планировал его уже через два месяца после назначения замочить, но что поделать – у него крышу снесло», – вспоминает Чубайс. По его словам, перед увольнением Лебедя принимаются все возможные меры предосторожности: «Все, включая БТРы в Кремле, технику отключения от связи, технику обезвреживания охраны». С подобной тщательностью в последний раз в Кремле, наверное, готовились к смещению Берии в 1953 году.
17 октября в Барвиху к президенту привозят съемочную группу, и он перед телекамерами подписывает указ об отставке Лебедя. При этом он не скрывает причин увольнения. Во-первых, это политические амбиции: «Выборы еще в 2000 году, а обстановка такая, что все стремятся на выборы». А во-вторых, это дружба с опальным начальником службы безопасности: «Повез Лебедь Коржакова в Тулу! Как тот, понимаешь, такой же, так и этот. Два генерала».
Борис Ельцин и Борис Березовский
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Новым секретарем Совбеза назначают бывшего спикера Думы Ивана Рыбкина, того самого, которого рекламировали говорящие коровы. Его заместителем становится новый главный миротворец – Борис Березовский.
Чубайс вспоминает, что удивился идее назначить Березовского в Совбез. Но Черномырдин его убедил: «Слушай, я подумал, там эти мудаки сидят, от них толку никакого, а этот хоть переговоры проведет, о чем-нибудь договорится».
5 ноября президент Ельцин должен подписать указ о том, что с 6:00 он на время операции на сердце передает свои полномочия премьеру Черномырдину. Но узнав, что операция начнется в 7:00, президент требует, чтобы в указе исправили время. Он не собирается лишать себя ни одного часа президентства. В разговоре с американским специалистом, консультирующим российских хирургов, Ельцин говорит: «Сколько времени я буду без сознания? Нельзя ли сделать это быстрее? Ведь все время, пока я буду "отключен", демократия в России под угрозой».
В 6:45 Ельцин подписывает указ. В 7:00 начинает действовать наркоз. На следующий день около 6:00 Ельцин приходит в себя после операции. Первым словом, которое он произнесет, придя в сознание, будет: «Указ». И он немедленно вернет все полномочия себе.
Пока Ельцин находится под наркозом, в США проходят президентские выборы: 50-летний Билл Клинтон борется против 73-летнего Боба Доула. Как раз в те минуты, когда российский президент возвращает себе власть, Клинтон узнает, что успешно переизбрался – у него большой перевес во всех крупных штатах.
Ельцин пробудет в больнице до конца декабря 1996-го, а уже в начале января 1997-го снова будет госпитализирован – теперь с пневмонией.
«Ельцин стал другим после операции, – говорит Сергей Медведев, теперь уже бывший пресс-секретарь президента. – После 1996-го это абсолютно иной Ельцин, с которым я не хотел бы работать, учитывая ту ситуацию, которая сложилась после выборов. Это другой человек и другой президент. Больной, старый, по сути, разваленный и управляемый». («Чушь собачья», – спорит Валентин Юмашев. По его словам, беспомощность Ельцина – это миф.)
Весь 1997 год пройдет в России под знаком олигархических войн. Сначала информационной атаки не выдержит первый вице-премьер Потанин. Его уволят из правительства в марте. Его место займет Анатолий Чубайс. Новым главой администрации президента станет Валентин Юмашев.
Чубайс, вернувшись в правительство, продолжит приватизацию: на конкурс будет выставлена компания «Связьинвест», объединяющая все телефонные сети России. По мнению Бориса Березовского и Владимира Гусинского, она должна достаться им – в первую очередь потому, что в ходе предыдущей волны залоговых аукционов, осенью 1995 года, Гусинский не получил ничего, а это несправедливо. Чубайс скажет, что все это неважно – отныне все будет по-честному. Аукцион состоится 25 июля 1997-го. Победит Владимир Потанин – в альянсе с американцем Джорджем Соросом, тем самым, который в Давосе советовал Березовскому бежать из России.
Борис Ельцин и Валентин Юмашев
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»
Вспыхнет невероятная информационная война: сторонники Гусинского и Березовского до сих пор уверены, что Чубайс сыграл на стороне Потанина и намеренно отдал «Связьинвест» ему. Сторонники Чубайса и Потанина уверены, что все было по-честному.
ОРТ и НТВ сообща начнут мочить правительство. Изо дня в день на ОРТ будут рассказывать о том, что Потанин организует оргии со стриптизершами для нового первого вице-премьера Бориса Немцова. А журналист Александр Минкин напишет серию разоблачительных статей о том, как Чубайс и его друзья получили огромные взятки под видом гонорара за ненаписанную книгу о реформах в России. Эти обвинения подхватят федеральные каналы.
То оружие, которое в 1996 году сделало Бориса Ельцина президентом, быстро разрушит приведшую его к власти элиту. От какого-либо единения вчерашних победителей не останется и следа.
Вся команда Чубайса уйдет в отставку, он сам останется первым вице-премьером.
Александр Минкин вернется в «Московский комсомолец».
Новый глава ВГТРК Николай Сванидзе уволит Светлану Сорокину.
Александр Коржаков станет депутатом Госдумы, а Александр Лебедь – губернатором Красноярского края.
Довольно быстро станет понятно, что из-за развития мобильной связи телефонные линии «Связьинвеста» не имеют почти никакой ценности.
Президент Ельцин так никогда и не оправится после своей предвыборной кампании.
Однажды во время очередного совещания в Кремле Ельцин провалится в сон. Очнувшись, он поглядит направо и увидит рядом с собой невысокого лысого человека с бородкой – это Сергей Зверев, теперь замглавы администрации президента. Тогда он посмотрит налево – и там тоже окажется невысокий лысый человек с бородкой – это Владимир Платонов, спикер Мосгордумы. Президент не узнает ни того, ни другого. И с изумлением продолжит крутить головой, пытаясь понять, кто этот человек с двух сторон от него. Или кто эти люди. И где он вообще находится. Но понять не сможет. А остальные участники совещания похихикают и сделают вид, что ничего не происходит.
Главный вопрос, который обсуждают до сих пор, даже спустя 25 лет, – были ли выборы 1996 года сфальсифицированы. Тема приобрела особую скандальность в 2012 году – тогдашний президент Дмитрий Медведев на встрече с оппозиционерами заявил: мол, мы-то знаем, что на самом деле в 1996 году победил Зюганов.
Почти все, с кем я общался, пока писал книгу, в один голос уверяют, что Медведев неправ – он в тот момент еще жил в Петербурге, был слишком молод и далек от большой политики, ему просто неоткуда было узнать, как все происходило на самом деле, говорят они. Другой стандартный аргумент такой: если результаты можно было просто нарисовать, зачем же все так напрягались? Или такой: почему тогда не сделали нужный процент партии власти на думских выборах в 1995-м, а вместо этого отдали победу коммунистам? И почему не пользовались этой возможностью на региональных выборах, на которых в 1990-е сплошь и рядом побеждали оппозиционеры?
Чтобы прояснить ситуацию, я обратился к независимому аналитику, специалисту по выборам Сергею Шпилькину. Он выстраивает математические модели, которые наглядно показывают, насколько вероятны вброс и фальсификация. Шпилькин изучил все доступные данные 1996-го, построил графики и вынес свой вердикт: в подавляющем большинстве регионов выборы сфальсифицированы не были. По словам Шпилькина, подозревать, что был вброс, имеет смысл, если у одного из кандидатов – обычно у представителя власти, максимальные результаты при максимальной явке избирателей. Такое наблюдается почти на всех выборах после 2000 года. Но в 1996 году картина другая: на тех участках, где явка очень велика, как правило, лидирует Зюганов. Впрочем, замечает Шпилькин, есть отдельные регионы, например некоторые республики Северного Кавказа, а также Башкирия и Татарстан, где манипуляции с подсчетом голосов, несомненно, были, и к тому же направление этих манипуляций менялось: в пользу Зюганова в первом туре и в пользу Ельцина во втором. Но масштабы этих манипуляций недостаточно велики, чтобы ставить под сомнение победу Ельцина во втором туре.
Но разве дело только в цифрах?
Сейчас почти все причастные к кампании 1996 года говорят о ней с гордостью. Они по-щегольски хвастаются не только тем, что победили, но и тем, как эффектно они победили. И почти никто ни о чем не жалеет.
«Я ничего героического не сделал, просто удержал ситуацию и все», – так Анатолий Чубайс оценивает свою работу в администрации президента. «У меня не было целостной программы, но набор векторов был очевиден, – размышляет он. – В реальности у меня не оставалось ресурсов для каких-то политических реформ, у меня просто была задача удержать ситуацию в руках Бориса Николаевича».
«Им показалось, что так, без серьезных институциональных реформ, можно управлять страной, – размышляет Василий Шахновский. – С 1996-го по 1998-й ничего не делали, никаких реформ не было. Никакой осознанной линии. А всю оперативную текущую работу брал на себя Черномырдин. Стратегических решений никто не принимал. Политика превратилась в интригу. Этим продолжают заниматься и сегодня – это же интрига, это же двор».
На вопрос, кто на самом деле был президентом России три с половиной года после выборов, герои книги дают самые разные ответы. Одни называют Валентина Юмашева: фактически именно в его руках неожиданно оказались все рычаги власти. Другие говорят, что в России вообще не было президента. «Это был период безвременья, – считает Владимир Потанин. – Сложная, ослабевающая, полуцарская власть. Все как-то тихо между собой решали свои вопросы».
Борис Ельцин отрекся от престола спустя три с половиной года после выборов, в декабре 1999-го. Таня и Валя поженились вскоре после его ухода и сейчас остаются хранителями памяти о нем.
Александр Коржаков до 2011 года включительно работал депутатом Госдумы, в последние годы – от «Единой России». Сейчас он живет в деревне и пишет книги, полные гадостей про Ельцина и его семью. Любой разговор он сводит к выяснению отношений с покойным президентом. «Он был счастлив со мной. И не смог без меня. А я без него смог», – так он говорит о Ельцине. Еще сейчас Коржаков жалеет, что в 1996 году не сделал ставку на Черномырдина – якобы в его силах было убедить Ельцина не переизбираться, а передать власть премьеру.
О Черномырдине многие вспоминают с грустью, говоря, что он – упущенный шанс России и что он был бы оптимальным преемником Ельцина в 1996-м.
Виктор Черномырдин умер в ноябре 2010-го.
Александр Лебедь погиб в апреле 2002-го. Олег Сосковец ушел в тень и отказывается от любых интервью. Его бывший советник Андраник Мигранян – по-прежнему видный политолог, востребованный на федеральных телеканалах. «В идеологическом плане Сосковец и Коржаков понимали, что надо по максимуму сохранить страну, консолидировать власть, – говорит он. – Собственно, если бы в начале 1996-го победила эта линия, то уже тогда бы началось все то, что с 2000 года делает Путин».
Борис Березовский и Игорь Малашенко покончили с собой.
Некоторые активные участники кампании уехали из России и не могут вернуться. Владимир Гусинский живет в Израиле и почти никогда не дает интервью. Говорят, он даже внешне не похож на себя прежнего и, кажется, пытается не вспоминать прошлую жизнь. Михаил Ходорковский отсидел 10 лет и с 2015 года живет в Лондоне. Ведет активную политическую жизнь. Василий Шахновский поселился в Швейцарии – в 1997 году он ушел из мэрии Москвы к Ходорковскому, а после дела ЮКОСа был вынужден уехать в эмиграцию. Его теперь увлекает только альпинизм. Евгений Киселев тоже невъездной – он работает телеведущим в Киеве.
Анатолий Чубайс и Сергей Зверев живут в Москве. Чубайс не во власти, но около – руководит госкомпанией «Роснано». У Зверева собственная пиар-компания, а еще он преподает в Высшей школе экономики.
Из «семибанкирщины» сохранили свой статус только Владимир Потанин, Михаил Фридман и Петр Авен.
Борис Федоров внезапно умер в своей кровати в московском доме в 1999-м. Сергей Лисовский бросил шоу-бизнес, занялся разведением кур и 16 лет, до сентября 2020-го, заседал в Совете Федерации. Юрий Рыдник теперь просто частный инвестор, империя ножек Буша «Союзконтракт» перестала существовать еще в 1998-м. «Я думал, что, помогая Яковлеву, я просто избрал нового губернатора Петербурга, – размышляет сегодня Рыдник. – А получается, что если бы в 1996-м я не вывалил эти 14 миллионов долларов за избрание Яковлева, то у нас сейчас был бы другой президент».
Геннадий Зюганов и Григорий Явлинский по-прежнему считаются значимыми политиками. Они возглавляют свои партии и периодически баллотируются в президенты.
«В 1996 году у олигархата появилась абсолютная уверенность, что с помощью СМИ они могут управлять народом. Так оно и получилось, и это так действует и по сегодняшний день, – размышляет Явлинский. – Выборы 1996-го были ключевыми. А еще это был последний шанс для поворота политики: можно было начинать делать судебную систему, настоящую частную собственность…»
В близком окружении Зюганова говорят, что миф о том, будто он нарочно слил выборы, – это черный пиар «Единой России». На самом деле 25 лет назад он проиграл в напряженной борьбе. Но бывшие советские партийные боссы, те, что намного старше и опытнее Зюганова, отзываются о нем с презрением. «Мы принесли ему власть на блюдечке с голубой каемочкой, а он нас сдал», – сетует бывший секретарь ЦК КПСС, который поддерживал Зюганова в 1996-м.
Светлана Сорокина, как и многие легендарные телеведущие 1990-х, давно отлучена от телевидения и появляется в эфире только на радио «Эхо Москвы». Александр Минкин по-прежнему работает в «Московском комсомольце». Константин Эрнст продолжает руководить Первым каналом, теперь в качестве гендиректора. «Я верю, что цивилизации регулируются так же, как и популяции, – рассуждает он. – Мне как биологу так легче объяснять. Например, когда существует некий баланс между странами – двумя, тремя, пятью, – это довольно стабильная ситуация. В тот момент, когда ты становишься победителем, монополистом, будь это Греция, Персия, Византия, Рим или Соединенные Штаты Америки, включается внутренний механизм, тебя разрушают не противники, ты разрушаешься изнутри. Потому что для цивилизации монополия невыгодна, она тормозит развитие. Поэтому логично, что Россия не развалилась в 1990-е. Россия – важная часть цивилизационного баланса. В тот момент, когда мы были на грани развала, к началу лета 1999 года, – случился приход Путина. И это было не столько мудрое предложение Валентина Юмашева, сколько классический пример цивилизационного регулирования».
«Россия, рожденная после конца коммунизма, не была идеальной демократией, – рассуждает Томас Пикеринг. – Ей нужно было пройти огромный путь. Тот факт, что в России состоялись выборы, в ходе которых конкурировали разные политические силы, стал по крайней мере маленьким шагом вперед. Те выборы прошли не так, как их провели бы в Швейцарии – это, конечно, недостаток. Мы все это видели, все понимали. Но все равно, такие выборы были лучше, чем вообще никаких. Мы считали, что хорошо – это еще не безупречно, но все же уже не ужасно».
Почти все согласны, что 1996-й – год важнейшего поворота в истории России. «Я безо всякого пафоса считаю, что это была самая драматическая, историческая развилка в судьбе страны, уж по крайней мере с 1991 года, а может, и с 1917-го, – говорит Анатолий Чубайс. – Именно эта победа Ельцина навсегда сломала хребет коммунизму в России, сделала необратимыми главные достижения: восстановление российской государственности с демократической Конституцией и создание основ рыночной экономики с частной собственностью. Эта основа устояла во время мирового экономического кризиса 1998-го и стала базой для "российского экономического чуда" – удвоения ВВП в 1999–2007 годах. Я по-прежнему считаю, что если бы в той ситуации победил Зюганов, это было бы российской национальной катастрофой».
Но есть и другая точка зрения: национальная катастрофа – это потеря веры в демократию, в институт выборов и в институт собственности. «Процесс важнее результата, – говорит Михаил Фридман. – Процесс смены собственников важнее того, кто станет собственником. В 1990-е был шанс объяснить обществу, что все прозрачно, чисто, насколько это возможно. Чтобы общество поверило. А в итоге что мы имеем? Никто ни во что не верит. Какой же это институт собственности, если никто не верит, что она законная?»
В 1996 году мушкетеры короля лихо и цинично добились своего. Они стремились к победе. Как в старых романах, когда нужно одержать верх любой ценой и цель оправдывает средства. Но средства, которые применили мушкетеры, уничтожили их цель. Только в конце этого романа умерла не Констанция, а Конституция.
Я попытался расспросить героев книги, почему так вышло. Многие, как и герои Дюма, находили мистические аргументы: они говорили про судьбу, рок, менталитет, особый путь, неумолимые законы истории и даже про волю Божью. То есть сами мушкетеры одержали славную победу, а потом вмешалась злая судьба и все испортила – и они тут ни при чем. А один из участников событий на мой вопрос ответил цитатой – тоже из давней французской истории: «Это больше, чем преступление, это – ошибка».
1. Мemorandum
of conversations (memcons) between President William J. Clinton and Russian
President Boris Yeltsin from their meetings in Hyde Park, New York on
October 23, 1995. National Security Council and NSC Records Management System,
"Declassified Documents Concerning Russian President Boris Yeltsin," Clinton
Digital Library .
2. William J. Clinton, "The President's News Conference With
President Boris Yeltsin of Russia in Hyde Park, New York," October
23, 1995. Gerhard Peters and John T. Wooley, "The American Presidency
Project."
3. The New York Times . – 1995. – October
29. – P. 21.
4. Отпуск премьер-министра // Коммерсантъ. – 1996. – № 16. – 6 февраля. – С. 3.
5. Интервью с Тимуром Бекмамбетовым.
6. Интервью с Алексеем Волиным.
7. Панюшкин В., Зыгарь М. Газпром: новое русское оружие. – М.: Захаров, 2008.
8. Интервью с Александром Коржаковым.
9. Интервью с Ириной Хакамадой.
10. Интервью с Георгием Сатаровым.
11. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербук, 1997.
12. Виктор Черномырдин. «В гостях у Дмитрия Гордона». 2002.
13. Вопрос недели // Коммерсантъ Власть. – 1995. – № 48. – 26 декабря. – С. 4.
14. Talbott, Strobe. The Russia Hand: A Memoir of Presidential Diplomacy. New York, 2002.
1. Интервью с Олегом Бойко.
2. Интервью с Михаилом Фридманом.
3. Интервью с Евгением Киселевым.
4. Интервью с Сергеем Зверевым.
5. Падает снег // Российская газета. – 1994. – 19 ноября.
6. Общая газета. – 1994. – 2 декабря.
7. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербук, 1997.
8. Яковлев А. Н. Сумерки: Размышления о судьбе России. – М.: Материк, 2005.
9. Березовский Б. А. Автопортрет, или Записки повешенного / Под ред. Ю. Фельштинского. – М.: Центрполиграф, 2013.
10. Стенограммы судебных заседаний по делу «Березовский против Абрамовича». 2012. День 16.
11. Бойко О. «Большой восьмерке» выборы не нужны // Коммерсантъ. – 1995. – № 45. – 14 марта.
12. Архангельская Н. Олег Бойко (комментарий) // Коммерсантъ. – 1995. – № 45. – 14 марта.
13. Интервью с Владимиром Потаниным.
14. Интервью с Михаилом Ходорковским.
15. Интервью с Альфредом Кохом.
16. Интервью с Юрием Рыдником.
17. Банк намерен апеллировать к премьер-министру // Коммерсантъ. – 1995. – № 227. – 7 декабря. – С. 5.
18. Банки решили бороться за ЮКОС вместе // Коммерсантъ. – 1995. – № 222. – 30 ноября. – С. 5.
19. Состоялись залоговые аукционы // Коммерсант. – 1995. – № 228. – 8 декабря. – С. 1.
20. Залоговый аукцион акций ЮКОСа // Коммерсантъ. – 1995. – № 229. – 9 декабря. – С. 1.
21. Рожкова М. Борис Иванишвили: «Не думал, что стану миллиардером» // Ведомости. – 2005. – 7 апреля.
22. Интервью с Анатолием Чубайсом.
23. Президент Лир // Коммерсантъ Власть. – 1996. – № 3. – 6 февраля. – С. 22.
24. Freeland, Chrystia. Sale of the Century: Russia's Wild Ride from Communism to Capitalism . New York, 2000.
25. Хоффман Д. Олигархи. Богатство и власть в новой России. – М.: Corpus, 2007.
26. Авен П. Время Березовского. – М.: Corpus, 2018.
1. Телеинтервью Бориса Ельцина. ОРТ. 1996. 13 января.
2. Телеинтервью Бориса Ельцина. ОРТ. 1996. 19 января.
3. Пресс-конференция Михаила Барсукова. Цит. по: Млечин Л. М. КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы. – М.: Центрполиграф, 2003.
4. Минкин А. Особо опасный государственный преступник, особо глупый государственный деятель // Московский комсомолец. – 1996. – 23 января. – С. 1.
5. Падает снег // Российская газета. – 1994. – 19 ноября.
6. Memorandum of telephone conversation between President Clinton
and President Boris Yeltsin of Russia, January 29, 1996. National Security
Council and NSC Records Management System, "Telcon conversation between
President Clinton and President Boris Yeltsin of Russia," Clinton
Digital Library .
7. Интервью с Анатолием Чубайсом.
8. Мороз О. П. 1996: как Зюганов не стал президентом. – М.: ОАО Издательство «Радуга», 2006.
9. Известия. – 1996. – 30 января.
10. Интервью Виктора Черномырдина. ИТАР-ТАСС. 1996. 31 января.
11. Интервью Виктора Черномырдина. 1996. 8 февраля.
12. Письмо Бориса Федорова Александру Коржакову. Цит. по: Стрелецкий В. Мракобесие. – М.: Детектив-Пресс, 1998. С. 189.
13. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербук, 1997.
14. Тимакова Н. Подсобное хозяйство президента // Коммерсантъ Власть. – 1998. № 30. – 11 августа. – С. 26.
15. Интервью с Георгием Сатаровым.
16. Интервью с Валентином Юмашевым.
17. Эпоха Ельцина: Очерки политической истории. – М.: Вагриус, 2001.
18. Интервью с Андраником Миграняном.
19. Интервью с Татьяной Юмашевой.
20. Интервью с Сергеем Медведевым.
21. Интервью с Павлом Бородиным.
1. Gage, Jonathan and Friedman, Alan. Harsh Talk on Reform by
Russian Communist Chief // The New York Times . – 1996. –
February 2.
2. Gage, Jonathan and Friedman, Alan. Communists Are Up to No Good,
Russian Warns // The New York Times . – 1996. – February
6.
3. Интервью с Михаилом Ходорковским.
4. Зюганов Г. Архитектор у развалин // Советская Россия. – 1991. – 7 мая.
5. Интервью с Сергеем Зверевым.
6. Пресс-конференция Анатолия Чубайса в Давосе, 5 февраля 1996 года. Цит. по: Мороз О. П. 1996: как Зюганов не стал президентом. – М.: ОАО Издательство «Радуга», 2006.
7. Интервью с Анатолием Чубайсом.
8. Интервью с Михаилом Фридманом.
9. Интервью с Георгием Сатаровым.
10. Хоффман Д. Олигархи. Богатство и власть в новой России. – М.: Corpus, 2007.
11. Интервью с Валентином Юмашевым.
12. Интервью с Геннадием Зюгановым.
13. Выступление Бориса Ельцина, 15 февраля 1996 года. Цит. по: Эпоха Ельцина: Очерки политической истории. – М.: Вагриус, 2001.
14. Светова Е. Нострадамус в погонах // Совершенно секретно. – 1999. – 1 апреля.
15. Экстрасенсы уберегли Ельцина от войны с Китаем // Комсомольская правда. – 2015. – 5 декабря.
16. Пархоменко С. Башня Мерлина // Московские новости. – 1995. – № 29. – 23–30 апреля. – С. 8–9; 1995. – № 31. – 30 апреля – 7 мая. – С. 18–19.
17. Интервью с Алексеем Ситниковым.
18. Интервью с Александром Любимовым.
19. Интервью с Наташей Королевой.
20. Интервью с Лолитой Милявской.
21. Телеинтервью Александра Лебедя. НТВ. 1996. 23 февраля.
22. Интервью с Александром Минкиным.
23. Поэгли В. Паша-Мерседес // Московский комсомолец. – 1994. – 20 октября.
24. Интервью с Глебом Павловским.
25. Интервью с Людмилой Нарусовой.
26. Интервью с Юрием Рыдником.
27. Интервью с Андраником Миграняном.
28. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербук, 1997.
29. Письмо «О ситуации с подготовкой избирательной кампании», 1996. 14 марта. Цит. по: Эпоха Ельцина. Очерки политической истории. – М.: Вагриус, 2001. – С. 555.
30. Интервью с Татьяной Юмашевой.
1. Что бы ни сказала партия, коммунист ответит: «Есть!» // Коммерсантъ. – 1996. – № 44. – 19 марта. – С. 3.
2. Ельцин Б. Н. Президентский марафон: Размышления, воспоминания, впечатления. – М.: АСТ, 2000.
3. Куликов А. С. Тяжелые звезды. – М.: Война и мир, 2002.
4. Эпоха Ельцина. Очерки политической истории. – М.: Вагриус, 2001.
5. Авен П., Кох А. Революция Гайдара. История реформ 90-х из первых рук. – М.: Альпина Паблишер, 2015.
6. Интервью с Александром Коржаковым.
7. Интервью с Алексеем Подберезкиным.
8. Интервью с Георгием Сатаровым.
9. Мороз О. П. 1996: как Зюганов не стал президентом. – М.: ОАО Издательство «Радуга», 2006.
10. Интервью с Анатолием Чубайсом.
11. Интервью с Татьяной Юмашевой.
12. Интервью с Сергеем Медведевым.
1. Интервью с Анатолием Чубайсом.
2. Интервью с Сергеем Зверевым.
3. Эпоха Ельцина. Очерки политической истории. – М.: Вагриус, 2001. – С. 553.
4. Десять президентских ударов // Коммерсантъ. – 1996. – № 59. – 9 апреля. – C. 1.
5. Интервью с Евгением Киселевым.
6. Интервью с Эдуардом Сагалаевым.
7. Интервью с Николаем Сванидзе.
8. Интервью с Алексеем Волиным.
9. Интервью со Светланой Сорокиной.
10. Интервью с Василием Шахновским.
11. Интервью с Тимуром Бекмамбетовым.
12. Интервью с Игорем Минтусовым.
13. Интервью с Сергеем Лисовским.
14. Интервью с Владимиром Потаниным.
15. Интервью с Григорием Явлинским.
16. Интервью с Геннадием Зюгановым.
17. Милославский Л. Что они с нами сделают, если победят на выборах // Не дай Бог! – 1996. – № 1. – 20 апреля.
18. Зюгзаг удачи // Не дай Бог! – 1996. – 27 апреля.
19. Максим Ковальский: «Я научился различать Шохина, Шахрая и Шумейко, когда сам стал главным редактором» // Наталия Ростова, проект «Расцвет российских СМИ» (YeltsinMedia).
20. Memorandum of telephone conversation between President Clinton
and President Boris Yeltsin of Russia, April 9, 1996. National Security Council
and NSC Records Management System, "Declassified Documents Concerning
Russian President Boris Yeltsin," Clinton Digital Library .
21. Memorandum of conversation: luncheon meeting between President
Clinton and President Boris Yeltsin of Russia, April 21, 1996. National
Security Council and NSC Records Management System, "Declassified
Documents Concerning Russian President Boris Yeltsin," Clinton Digital
Library .
22. Интервью с Денисом Молчановым.
23. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербук, 1997.
24. Интервью с Александром Коржаковым.
25. Интервью с Татьяной Малкиной.
26. Избрать неизбираемого: Как использовали российские СМИ в кампании 1996 года // Наталия Ростова, проект «Расцвет российских СМИ» (YeltsinMedia).
1. Интервью с Владимиром Потаниным.
2. Выйти из тупика! // Независимая газета. – 1996. – № 80. – 27 апреля.
3. Яковлев А. Банкиры и большевики // Известия. – 1996. – 22 мая.
4. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербук, 1997.
5. The Observer . – 1996. – May 5.
6. Интервью Бориса Ельцина. Интерфакс. 1996. 6 мая.
7. Независимая газета. – 1996. – 7 мая.
8. Интервью с Александром Минкиным.
9. Интервью с Татьяной Малкиной.
10. Интервью со Светланой Сорокиной.
11. Интервью с Анатолием Чубайсом.
12. Интервью с Геннадием Зюгановым.
13. Интервью с Глебом Павловским.
14. Интервью с Борисом Макаренко.
15. Григорий Голосов, Тимоти Колтон, Сергей Пархоменко, Георгий Сатаров: «Или проиграешь». Курс Кирилла Рогова «Большой транзит». Лекция 14. Открытый университет.
16. Интервью с Георгием Казанковым.
17. Интервью с Денисом Молчановым.
18. Интервью со Стасом Наминым.
19. Глухов Д. «Голосуй, или проиграешь»: рок и политика // Роккульт. – 2020. – 26 мая.
20. Интервью с Наташей Королевой.
21. Интервью с Лолитой Милявской.
22. Минкин А. Фавориты // Новая газета. – 1996. – № 25. – 8 июля.
23. ИТАР-ТАСС. 1996. 23 мая.
24. Мороз О. П. 1996: как Зюганов не стал президентом. – М.: ОАО Издательство «Радуга», 2006.
25. Интервью с Гариком Сукачевым.
26. Интервью с Дмитрием Гройсманом.
1. Программа «Итоги». НТВ. 1996. 30 мая.
2. Борис Немцов. «В гостях у Дмитрия Гордона». 2008.
3. Лучшая операция Чеченской войны // Московский комсомолец. – 1995. – 29 мая.
4. Интервью с Юрием Рыдником.
5. Теледебаты Анатолия Собчака и Владимира Яковлева. 1996. 31 мая.
6. Интервью с Денисом Молчановым.
7. Интервью с Еленой Горбуновой.
8. Интервью с Татьяной Малкиной.
9. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербук, 1997.
10. Выступление Бориса Ельцина в Новосибирске. 1996. 9 июня.
11. Интервью с Игорем Грайфером.
12. Выступление Бориса Ельцина в Ростове. 1996. 10 июня.
13. Интервью с Татьяной Юмашевой.
14. Интервью с Людмилой Нарусовой.
15. Интервью со Светланой Сорокиной.
16. Интервью с Константином Эрнстом.
17. Интервью с Леонидом Ярмольником.
18. Минкин А. Сумерки свободы // Новая газета. – 1996. – 17 июня.
19. Ким Ю. Опять стало стыдно жить // Общая газета. – 1996. – № 21.
20. Кампания Ельцина: свадебное путешествие или похоронная процессия // Завтра. – 1996. – № 23. – Июнь.
21. Интервью с Сергеем Лисовским.
22. Интервью с Геннадием Зюгановым.
23. Киселев Е. Победа Ельцина – еще не победа демократии // Итоги. – 1996. – № 5. – 11 июня.
24. Интервью с Сергеем Пархоменко.
25. Мороз О. П. 1996: как Зюганов не стал президентом. – М.: ОАО Издательство «Радуга», 2006.
26. Новое свидетельство обострения предвыборной борьбы // Независимая газета. – 1996. – № 105. – 8 июня.
27. Телеинтервью Бориса Ельцина. НТВ. 1996. 9 июня.
28. Наджаров А. «В ружье!» Коммунисты готовятся к вооруженному захвату власти // Огонек. – 1996. – № 24. – Июнь.
29. Интервью с Алексеем Ситниковым.
30. Избрать неизбираемого: Как использовали российские СМИ в кампании 1996 года // Наталия Ростова, проект «Расцвет российских СМИ» (YeltsinMedia).
1. Интервью с Сергеем Зверевым.
2. Булавинов И. Рекомендуется больше трех не собираться // Коммерсантъ. – 1996. – № 103. – 20 июня. – С. 3.
3. Интервью с Александром Лебедевым.
4. Интервью с Анатолием Чубайсом.
5. Геворкян Н. Борис Березовский: выиграть выборы президенту помог молодой российский капитал // Коммерсантъ. – 1997. – № 90. – 17 июня. – С. 1.
6. Хинштейн А. Е. Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги. – М.: ОлмаМедиаГрупп/Просвещение, 2013.
7. Интервью с Евгением Киселевым.
8. Кох А. Р., Свинаренко И. Н. Ящик водки. – М.: АСТ, 2009.
9. Интервью с Татьяной Юмашевой.
10. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербукс, 1997.
11. Интервью с Валентином Юмашевым.
12. Интервью с Геннадием Зюгановым.
13. Интервью с Николаем Сванидзе.
14. Мороз О. П. 1996: как Зюганов не стал президентом. – М.: ОАО Издательство «Радуга», 2006.
15. Интервью с Татьяной Малкиной.
16. Хинштейн А. Е. Ельцин. Кремль. История болезни. – М.: Олма Медиа Групп, 2006.
17. Интервью с Василием Шахновским.
18. Сегодня. – 1996. – 21 июня.
19. Авен П. Время Березовского. – М.: Corpus, 2018.
20. Куликов А. С. Тяжелые звезды. – М.: Война и мир, 2002.
21. Борисов Е. Президент выходит из окружения // Коммерсантъ. – 1996. – № 104. – 21 июня. – С. 1.
22. Известия. – 1996. – 21 июня.
23. Чернов В. Татьяна Дьяченко. «Если бы папа не стал президентом…» // Огонек. – 2000. – 29 октября.
24. Зюганов Г. Отечество в опасности! // Правда. – 1996. – 22 июня.
25. Молчанов К. «Третий путч» Бориса Ельцина // Советская Россия. – 1996. – № 71. – 22 июня.
26. Соколов М. Что было на неделе // Коммерсантъ. – 1996. – № 105. – 22 июня. – С. 5.
27. Интервью с Лолитой Милявской.
28. Ельцин Б. Н. Президентский марафон: Размышления, воспоминания, впечатления. – М.: АСТ, 2000.
1. Интервью с Валентином Юмашевым.
2. Интервью с Александром Любимовым.
3. Интервью с Анатолием Чубайсом.
4. Хоффман Д. Олигархи. Богатство и власть в новой России. – М.: Corpus, 2007.
5. Избрать неизбираемого: Как в СМИ прошла операция «сердце президента» // Наталия Ростова, проект «Расцвет российских СМИ» (YeltsinMedia).
6. Интервью с Николаем Сванидзе.
7. Интервью с Эдуардом Сагалаевым.
8. Куликов А. С. Тяжелые звезды. – М.: Война и мир, 2002.
9. Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до заката. – М.: Интербукс, 1997.
10. Эпоха Ельцина: Очерки политической истории. – М.: Вагриус, 2001.
11. Зюганов протестует // Коммерсантъ. – 1996. – № 108. – 27 июня. – С. 3.
12. Президент Ельцин отвечает на вопросы агентства «Интерфакс». 1996. 30 июня.
13. Интервью с Алексеем Подберезкиным.
14. Интервью с Константином Эрнстом.
15. Интервью с Геннадием Зюгановым.
16. Интервью с Дарьей Митиной.
17. Минкин А. Фавориты // Новая газета. – 1996. – № 25. – 8 июля.
18. Интервью с Евгением Киселевым.
19. Интервью с Владимиром Потаниным.
20. Интервью с Михаилом Фридманом.
21. Financial Times . – 1996. – November 1.
22. Интервью со Светланой Сорокиной.
23. «Тогда все стреляли друг в друга». Бывший красноярский губернатор Валерий Зубов о событиях 1990-х годов // Лента.ру. 2015. 26 ноября.
24. Трошев Г. Н. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала. – М.: Вагриус, 2001.
25. Минкин А., Белянинов К. Сутки с Лебедем // Огонек. – 1996. – № 35. – 1 сентября. – С. 14.
26. Интервью с Сергеем Пархоменко.
27. Интервью с Алексеем Волиным.
28. Телеинтервью Бориса Ельцина Михаилу Лесину. 1996. 5 сентября.
29. Куликов А. С. Тяжелые звезды. – М.: Война и мир, 2002.
30. Программа «Итоги». НТВ. 1996. 6 октября.
31. Программа «Герой дня». НТВ.
1996. 11 октября.
[1] Здесь и далее
приведены данные Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ). С
1992 по 2003 год им руководил Юрий Левада, и у ВЦИОМ в тот период была
репутация независимого и наиболее уважаемого социологического института.
[2] Все участники
тех событий до сих пор называют это здание аббревиатурой СЭВ, поскольку до
1991 года в нем располагалась штаб-квартира Совета экономической
взаимопомощи. По замыслу советских лидеров, это было чем-то вроде
коммунистической версии ЕС – экономический альянс стран, строящих
социализм. На деле СЭВ превратился в клуб стран, которые финансировал Советский
Союз.
[3] Формально, по
Конституции, высшим органом власти в СССР был Президиум Верховного совета
(то есть парламент). Однако Конституция закрепляла «руководящую и
направляющую роль» Коммунистической партии Советского Союза (КПСС). Поэтому
де-факто страной управляли партийные органы. Высшим органом КПСС был
Центральный комитет (ЦК, несколько сотен человек), который избирал
Политбюро – что-то вроде совета директоров по управлению страной (не
больше 20 человек). Главой Политбюро был генеральный секретарь
ЦК КПСС, он на самом деле и являлся руководителем государства, хотя это и
противоречило Конституции.
[4] Челноки – мелкие торговцы в начале 1990-х, которые покупали в Китае одежду и обувь по минимальным ценам, привозили товары в огромных клетчатых сумках и перепродавали по всей России на вещевых рынках.
[5] Интердевочка на
языке того времени – проститутка. Так назывался культовый фильм Петра
Тодоровского о жизни валютных проституток в СССР в конце 1980-х. Фильм вышел в
1989 году, главные роли в нем сыграли Елена Яковлева, Любовь Полищук,
Ирина Розанова и Ингеборга Дапкунайте.
[6] В
1987–1991 годах многие города бывшего СССР, названные в честь
революционеров или советских руководителей, были переименованы. Многим вернули
их исторические названия: Свердловск стал Екатеринбургом, Ленинград –
Санкт-Петербургом, Горький – Нижним Новгородом, Куйбышев – Самарой,
Калинин – Тверью, Орджоникидзе – Владикавказом, Брежнев –
Набережными Челнами, Андропов – Рыбинском, Ворошиловград – Луганском,
Фрунзе – Бишкеком. Впрочем, власти некоторых городов отказались от
подобного переименования: например, Калининград не захотел становиться
Кенигсбергом, Киров – Вяткой, а Ульяновск – Симбирском.
[7] Ситников путает,
в феврале рейтинг Ельцина – около 10 %.
[8] Зверев путает. В
конце марта рейтинг Ельцина – около 18 %.
[9] Сергей Лисовский
путает, рейтинг Ельцина в этот момент – 20 %.
[10] «Вы останетесь в
истории только в примечании. Ваша семья никогда не получит визу».
[11] В 1998 году
офицер ФСБ Александр Литвиненко заявит, что начальство приказывало ему убить
Бориса Березовского. В 2000 году он уедет в Великобританию. В 2006-м умрет
после отравления полонием-210.
[12] «Конторой» (или
«комитетом») в советские и ранние постсоветские годы называли КГБ/ФСБ.
[13] Между нами
(фр.).
[14] Геннадий
Зюганов, скорее всего, преувеличивает. С 1983 по 1990 год он работал в отделе
агитации и пропаганды ЦК и, возможно, взаимодействовал с силовыми органами. Но
вряд ли он ими руководил, занимая такую незначительную должность.
[15] После окончания
Второй Мировой войны часть советских войск осталась в Германии – в
советской зоне оккупации. Именно эти силы возвели Берлинскую стену и
поддерживали просоветский режим в ГДР. После падения Берлинской стены в
1990 году Михаил Горбачев согласился на вывод Западной группы войск из
Германии. Процесс был завершен к 1994-му.
[16] В 2006 году
записи этого и других телефонных разговоров 19–20 июня 1996 года
будут опубликованы в газете «Московский комсомолец» журналистом Александром
Хинштейном и главой службы безопасности Березовского Сергеем Соколовым. Сейчас
все они доступны на YouTube.