Учебное голодание
Ульяновские педагоги добились отмены решения о закрытии школ слишком дорогой ценой
Голодовка ульяновских учителей
закончилась: школы, которые они защищали, не закроют. Между тем проблемы,
спровоцировавшие кризис, не решены. А значит, в любой момент может рвануть
снова — не здесь, так в другом регионе. Как избежать этого, разбиралась в
Ульяновске делегация Общественной палаты из Москвы.
Здание ульяновской средней школы
№7 им. Веры Кашкадамовой построили около полувека
назад. Архитектура с тех пор ушла далеко вперед, но в старом здании царит
достойная бедность. Чистенькие лестницы, стены и мебель
подремонтированы; актовый зал, где на встречу с председателем Комиссии
Общественной палаты по развитию образования Ярославом Кузьминовым и его замом
Любовью Духаниной собрались учителя и родители 7-й и
8-й школ, украшен инсталляциями из старых грампластинок и бумажными
фигурками-оригами. Школа как школа, если бы не стойкий дух сердечных
капель и не напряженность собравшихся. Оно и понятно: успех голодовки дался дорогой ценой, а общая атмосфера, в которой идет
оптимизация сети школ, а на деле — их сокращение, так и не очистилась. Да и
обещание губернатора Ульяновской области Сергея Морозова не закрывать
намеченные к закланию школы, пусть данное публично, так и не подкреплено ни
единым документом.
Оптимизация с запахом валокордина
Конфликт развивался так. 1 июня
2010 года ульяновская горадминистрация
объявила, что пять малокомплектных (менее 500 учеников) школ, включая 7-ю и
8-ю, немедленно закрываются, а дети переводятся в другие школы. Свой выбор
чиновники объяснили низким качеством образования в четырех из пяти обреченных
школах, включая 7-ю, и аварийным состоянием пятой — 8-й. Где-то с их приговором
смирились: один из директоров, говорят, даже обрадовался, получив
таким образом возможность отправить на пенсию целую группу пожилых учительниц,
не пожелавших пройти аттестацию. Но в нескольких школах сочли чиновничье
решение несправедливым и стали протестовать.
“Когда мы пришли сюда, —
рассказала замдиректора по воспитательной работе школы №7 Надежда Селиверстова,
— школа представляла собой руины и в буквальном, и в переносном смысле. Порядок
наводили сами: за 10 лет из городского
бюджета нам ни разу не дали средств на ремонт — только 100 тыс. рублей на
починку крыши, хотя в гимназии, где учатся дети местных чиновников, на ремонт
выделяли миллионы. Мы дневали и ночевали в школе и постепенно превратили ее
в крупный социокультурный центр. Открыли кучу кружков
и студий, кинолекторий, создали оркестр — все это в отличие от других школ бесплатно. Одновременно стали
дополнительно заниматься с ребятами, готовить их к ЕГЭ: контингент-то у нас
социально сложный. В результате оценки ЕГЭ у нас лишь чуть-чуть хуже среднегородских, а неудовлетворительных отметок по русскому
языку не было ни одной. Для школы с таким контингентом — это большой успех. Но
нас почему-то стали сравнивать с лучшими гимназиями города, а не с начальным
уровнем наших детей”, — сокрушается учитель.
Столь же несправедливо, по
мнению другой участницы голодовки, учителя истории из школы №8 Натальи Пятаевой, обошлись и с ее школой. Причем, прежде чем найти
повод закрыть ее, чиновникам пришлось перебрать массу причин: “Сначала нам тоже
говорили о низких результатах ЕГЭ. Но мы предъявили отчет, подтверждающий, что
средний балл ЕГЭ у нас выше, чем по городу. Тогда они заговорили о недоборе в
наших классах. Но эти классы были коррекционными, а там и должно быть меньше
детей, чем в обычных. Лишь под конец они нашли к чему
прицепиться — к ветхости нашего здания. Здание, и
правда, ветхое. Но кто нам долгие годы, как мы ни просили, не выделял на его
ремонт средств?”
Да и пресловутая
малокомплектность, по словам учителей, в известной
мере — дело рук самих чиновников: “Слухи о предстоящем закрытии отпугнули
многих желающих записаться в обреченные школы. А тех, кто там уже учился,
начали выдавливать. Кого-то, как, например, коррекционные кассы из школы №8,
без лишних разговоров перевели в другие школы. К другим являлись домой и чуть
ли не насильно выдавали личные дела. В итоге та же школа №8 потеряла сразу
сотню учеников: до “оптимизации” их было 496, а осталось 400. Все это сделал
департамент образования. А теперь нам малое количество детей поставят в укор,
как школе №7, — не сомневается Наталья Пятаева. — Да
многие бы вернулись к нам хоть завтра. Но боятся, что нас опять закроют, и не
идут”.
“Не для того я рожала дочку, чтобы ее на всю жизнь изуродовали”
Справедливости ради надо
признать: в школе №7 после выпуска осталось всего 230 человек. Но это лишь
часть правды. Полная правда заключается в том, что это единственная школа на
весь микрорайон. А до той, куда велено переводить
детей, 4 автобусные остановки или полчаса ходьбы по пересеченной и небезопасной
местности микрорайона со скверной социальной репутацией. “Здесь мы живем рядом
со школой. А в новую зимой, да еще, если, не дай бог,
с портфелем и с лыжами на физкультуру, не дойти, — рассказала одна из мам. —
Отпускать дочку страшно: не для того я ее рожала и
растила, чтобы какой-нибудь урод ее по дороге подстерег и на всю жизнь
изуродовал. А что делать-то? Я ее провожать и встречать не могу — работаю. Мне очень нужна эта школа!”
Нужна школа №7 и по другой
причине. В отличие от остальных все
дополнительные занятия и кружки там по-прежнему бесплатные — и для местных
жителей это принципиально. Денег на платные занятия у большинства попросту нет,
а кое у кого, признаются родители, нет даже на ежедневный проезд до нового
места учебы. Поэтому родители поддержали учителей: собрали в поддержку
закрываемых школ более 4 тыс. подписей, лишив чиновников возможности объяснять
конфликт действиями школ в своекорыстных интересах: мол, не хотят некоторые
директора и учителя терять тепленькие места, а на детей им плевать. “У меня нет денег платить за гимназии, где сплошные поборы. А школы
№7 и №8 — последние хорошие средние учебные заведения,
где все бесплатно”, — выразила общее мнение одна из мам.
Криминальный душок
Эти и другие соображения учителя
и родители попытались донести до городских чиновников от образования. Но не
преуспели. А тут совсем рядом со школой №7 началось
строительство крупного торгово-развлекательного центра. Земля там дорогущая —
микрорайон находится в центре города. И разгон школы стали связывать со
строительством. Тем более что у школы вдруг появились “кураторы”, один из
которых, по словам родителей, тут же попытался “приватизировать ее, чтобы
превратить в общежитие для строителей”. “Мы толкались во все двери, писали куда
могли, но нас не слышали, — рассказала членам Общественной палаты Наталья Пятаева. — Только поэтому мы пошли на голодовку”.
Голодовка началась 24 июня,
сразу после выпускного вечера, который провели, чтобы не портить детям
праздник. И тут же протестующим стали угрожать. Пятаевой,
по ее словам, “советовали купить билеты в другой город, поскольку здесь
оставаться опасно. Нашу дверь облили кислотой. А мой сын-третьекурсник, как мне
пообещали, никогда не перейдет на 4-й курс”. Председателю родительского
комитета из той же школы неизвестные предложили купить памятник на могилу.
Другой участнице акции — обязательно застраховать свою жизнь: мол, скоро
пригодится. Третью предупредили, что она никогда не найдет себе работы в этом
городе, а ее ребенок — хорошей школы. Четвертую — что ее выпускница дочь никогда
не поступит в вуз. Вот такая пошла оптимизация.
“Разрубить этот гордиев узел, —
рассказала почетный гражданин Ульяновска Нина Пономарева, — смог только
губернатор области Сергей Морозов, пообещавший, что школы №7 и №8 останутся, а
8-ю еще и отремонтируют”. Но проблема до конца не решена, подчеркнула она. И
это еще мягко сказано.
“Мы все сделали правильно!”
Так повелось, что, призывая
закрывать школы, чиновники любого уровня обычно ссылаются на интересы детей,
которые они таким образом как бы защищают. Вот и
зампред правительства Ульяновской области по социальным вопросам Тамара
Девяткина, открывая встречу с делегацией Общественной палаты, заявила:
“Малокомплектные школы, где учителя совмещают преподавание целого ряда
предметов, например химии, физики и биологии, не могут дать учащимся
качественного образования”.
Вскоре, правда, выяснилось, что
учительское совместительство — не единственная и даже не главная причина
оптимизации. Ее реальные истоки лежат в экономической, а не в образовательной
плоскости и предельно просты: при переходе на подушевое
финансирование и новую систему оплаты труда местным властям стало невыгодно
содержать школы с небольшим и даже средним контингентом. Того, что им достается
из бюджета, не хватает даже на базовую зарплату учителей, ведь “чем меньше
школа, тем дороже ученик”, — разъяснила начальник городского управления
образования Людмила Соломенко. А это колоссальная
головная боль для местных органов управления образования, которым приходится
пускать на зарплаты этой части учительства средства, заработанные другими
школами, надо думать, теми самыми, где все кружки и дополнительные занятия
стали платными. (Как там относятся к отъему кровно заработанного
— понятно).
“При нормативно-подушевом финансировании, —
констатировал замглавы Ульяновска Олег Мидленко, — содержать школы, где на одного учителя
приходится мало учеников, нельзя”. И местным властям стало проще не
ремонтировать хорошую школу и не поддерживать ту, где успеваемость пониже, но
где вытягивают детей из неблагополучных семей, а закрыть их. Что и
происходит в действительности. По словам Соломенко,
“родители выбирают школу, голосуя за нее ногами. Школы повышенного уровня
получили необходимый контингент детей. А те, что рядом остались пустыми,
закрываются. Виноваты не чиновники, а реальная обстановка — конкуренция”.
При этом,
особо подчеркнула чиновница, “наш отдел контроля качества образования заверил,
что при оптимизации пяти ульяновских школ нарушений с нашей стороны не было —
был только формализм. А что плохого в формализме? Формализм — это соблюдение
формы, а это хорошо. Просто сроки оптимизации оказались сжатыми: мы начали
разговаривать с обществом с апреля, а документы на закрытие готовить с 6—8
июня. Мы считаем, что сделали все правильно! А вот участники голодовки преследовали
корыстные цели. Ее спровоцировали директор, администрация и бухгалтерия, плюс
давление политических сил”. Да и голодали-то, подчеркивают в администрации, “не
40 человек, как утверждают участники акции, а лишь двое — остальные только
периодически приходили”. Всего-то, дескать, и делов.
“Все сделали через определенное место”
Губернатор Ульяновской области
Сергей Морозов рассудил по-другому. На четвертый день голодовки он встретился с
участниками акции и пообещал, что насильственного разгона школ не будет: 4
намеченные к оптимизации школы сохранятся, а пятая, как и собирались, сольется
с другим учебным заведением. Вину же за возникновение конфликта он возложил на
местную власть: “Я недоволен действиями отдельных чиновников муниципалитета.
Из-за безобразного исполнения своих обязанностей, предписанных нормативными
документами, было опошлено правильное дело, а люди были вынуждены таким образом
обратить внимание на то, что с ними поступают несправедливо. И они были правы:
процедура была нарушена! Экспертная комиссия дала заключения о закрытии пяти
школ всего за один день, не уточнив обстановки. А чиновники администрации
Ульяновска, вместо того чтобы обсудить проблему с депутатским корпусом,
коллективами школ и родителями, сделали все через определенное место — помчались
с выпученными глазами и все моментально подписали”.
Теперь, заверил губернатор,
школу №8 не ликвидируют, а поставят на капремонт. Такое поручение уже дано —
детям лишь придется поучиться в другой школе, пока идет ремонт. Судьба же 7-й
школы со временем может измениться радикально. По словам губернатора, у него
давно была идея создать в системе среднего образования кадетский корпус по
подготовке кадров для МЧС. Предварительные переговоры с руководством областного
МЧС уже прошли, и оно, дал понять Сергей Морозов, “готово взять на себя
создание такого учебного заведения, а при нем центра спасателей”.
Для мальчишек из неблагополучных
семей это — наилучший выход из положения: реальный шанс вырваться из
неблагоприятной среды. Но в будущем, предупредил губернатор, реорганизация и
закрытие школ неизбежны, ведь “сейчас именно образование является одной из
самых неэффективных отраслей бюджетной сферы: в школах, рассчитанных на
700—1000 мест, учатся по 100—300 детей. Просто проводить их нужно в
цивилизованной форме. Поэтому я дал указание предпринять ряд мер. Во-первых,
будет подготовлено распоряжение по Ульяновской области по процедуре решения об
оптимизации или ликвидации школ. Во-вторых, эти проблемы еще на дальних
подступах будет решать особая комиссия во главе с губернатором или его
заместителем. В-третьих, я дал поручение уже с этого года при ежегодном
принятии бюджета региона представлять примерный план оптимизации — перечень
учебных заведений, которые могут закрыться или реорганизоваться в ближайшие три
года. Это будет сигналом для родителей и директоров и позволит цивилизованно и
спокойно разобраться и подготовить решение — спасать школу или
реорганизовывать”.
Палата скорой помощи
Увы: на фоне недофинансирования
образования второй вариант представляется более вероятным. Тогда, считает
Ярослав Кузьминов, надо делать следующее: принять закон о том, что здания
бывших школ не могут быть изъяты из системы образования; оказать господдержку
школам с наихудшими показателями ЕГЭ; учить в школах, намеченных к закрытию, до
9-го класса.
По словам Кузьминова, наша
проблема “не только в соблюдении закона, но и в отсутствии публичности властей.
Важно, чтобы население не питалось слухами, а имело официальный план
предстоящих преобразований на 3—4 года. Например, на городском портале. И прежде всего в отношении высвобождающихся зданий: слишком
уж волнуются люди, что имущество, вложенное в образование, будет
приватизировано. Это фантомная боль 90-х, когда столько всего раздали:
достаточно вспомнить детские сады и ПТУ, которые ушли неизвестно куда. Сейчас
же ни в коем случае не выпускать эти объекты из системы образования. И это надо
закрепить региональным законом, иначе люди не будут верить”.
Самый безболезненный путь
закрытия проблемных школ — оставлять в них 9 классов, считает Кузьминов: “Зная
это заранее, родители и сами заберут из такой школы своих детей — и их интересы
совпадут с интересами государства. При этом закрывать школы из-за плохих
результатов ЕГЭ нельзя: они отражают не только уровень школы, но уровень
образованности родителей. А мы обязаны обеспечить нормальный уровень
образования каждому ребенку, в том числе проблемному. Исходя из этого, мы будем
рекомендовать программу господдержки 20% школ, показавших самые слабые оценки
ЕГЭ. И обязательно — со сменой директора школы и частично команды учителей,
чтобы не было стимула получать гранты ни за что.
Наконец, учителя должны иметь
понятные карьерные перспективы — что-то вроде дорожной карты. А в финансовом
отношении чувствовать себя не хуже, чем другие интеллигенты. И в этом отношении
Ульяновская область со средней учительской зарплатой в 7—8 тыс. рублей и
средней по экономике 12—14 тыс. значительно проигрывает другим российским
регионам. Даже начавшаяся оптимизация дала лишь незначительные увеличения
зарплат — всего на 0,5—1 тыс. рублей. А ведь учителя традиционно сравнивают
свое положение с врачами. В Ульяновской области зарплаты последних уже сейчас
составляют около 20 тыс. рублей, а вскоре могут возрасти до 25 тыс. Это
огромный разрыв, который будет восприниматься местным учительством как
несправедливый”.
Все те же грабли
Несправедливость и в самом деле
становится ключевым словом в отечественном образовании. Частично, как в
Ульяновске, — из-за бесцеремонности чиновников, для которых школьники и
учителя, по словам Кузьминова, не более чем “единицы бюджетного финансирования
или кубики, которые можно легко переставлять”. Однако наряду с локальными голодовка ульяновских учителей высветила и ряд
системных проблем.
Первое. Вопреки заверениям властей оптимизацию школ вызвали не столько
демографические, сколько экономические причины. А закрывают их не из-за
“низкого качества образования” (чего проще дать дистанционный урок самого
лучшего учителя в любой школе), а из соображений экономии. И об этом пора
сказать честно, а не превращать экономику в метаэкономику.
Шила в мешке все равно не утаишь. Разговоры о защите интересов ребенка, если он
добирается до новой школы полчаса, а там из-за переполненности классов начинает
учиться во вторую смену, мягко говоря, не убеждают. Не вызывают ничего, кроме
социальной напряженности и попытки “соптимизировать”
в одном флаконе гимназию со слабой школой, разбавив эту компанию еще и бывшими
учениками коррекционных классов. Результаты такого слияния не пойдут впрок
никому: гимназистам достанется меньший объем знаний, а слабые дети, которых начали было вытаскивать в прежних школах, очень быстро
превратятся в тихих двоечников.
Второе. Негативные последствия экономического и демографического кризиса в
школе усугубляются нормативно-подушевым
финансированием. Зарплаты учителей, несмотря на оптимизацию, почти не выросли.
Властям выгоднее закрывать, а не ремонтировать школы. При этом в числе первых
не выдерживают конкуренции школы, где все бесплатно. Отдельная песня —
закрывать школы из-за плохих оценок ЕГЭ. Как только этот принцип заработает в
масштабах страны, об “объективности” и “беспристрастности” Единого госэкзамена можно будет забыть навсегда: ну какая же школа
в трезвом уме и здравой памяти захочет войти в проскрипционные списки?!
Третье. То, что сейчас
происходит со школами, точь-в-точь повторяет историю с
закрытием детских садов пятнадцатилетней давности. Позакрывали тогда из-за
ненадобности, а теперь в очереди душится миллион человек. И денег на
строительство новых садиков нет. Не получится ли так же с “лишними” школами,
причем в отличие от тех же детсадов довольно скоро, поскольку первые ласточки
российского бэби-бума пойдут в первый класс всего через 5 лет? И что тогда?
Записываться в очередь в школу и давать взятки, чтобы попасть туда вовремя, как сейчас с детскими садами? Или потратить
громадные деньги на строительство новых школьных зданий, сэкономив копейки на
поддержании имеющихся сейчас, пусть и не набитых детьми под завязку?
Марина
ЛЕМУТКИНА, Москва—Ульяновск—Москва.
В тему
На какие меры вы бы пошли, если бы вашу
школу решили закрыть?
Вита Прокудина, преподаватель алгебры и геометрии, школа №19,
Москва:
Мы бы стали предпринимать
какие-нибудь действия учительским составом, обратились бы в администрацию. Не
хочется менять коллектив, терять учеников. Я поддерживаю учителей в Ульяновске,
они поступили правильно, но я сама вряд ли бы пошла на такие крайние меры, как
забастовка. К тому же многое зависит от количества учеников, я работаю в
достаточно большой школе. Если бы учащихся было слишком мало, то, возможно, я
бы нормально отреагировала на закрытие школы.
Ирина Заболотнова, русский и литература,
школа №654, Москва:
Учителя нашей школы уже в
готовности принять участие в различных акциях протеста, забастовках. В
государственных школах сейчас такое творится, что в принципе точка кипения уже
пройдена. Оставаться в стороне опасно, иначе образование может совсем
загнуться.
Ирина Солодова, география, школа №1151,
Москва:
Я бы пошла на крайние меры.
Недавно в Астрахани закрыли Дом юного техника, и 200 преподавателей, работающих
в интернатах и селах практически на голом энтузиазме, оказались безработными.
Они устроили забастовку и тоже голодали. Я бы бастовала и кричала, ведь так
жить больше нельзя.
Марина Храмова, география, лицей №2,
Саратов:
Я зависимый от зарплаты человек
и пошла бы на забастовки с коллективом. А что делать? До пенсии еще работать. Я
всю жизнь проработала в школе, и что теперь? Люди от отчаяния готовы прибегнуть
к любым возможным способам, лишь бы только не потерять работу. Нет никого, вот
сами себя и защищаем.
Игорь Преображенский, история, школа №19, Москва:
Я бы пошел на крайние меры, но
не уверен насчет голодовки. Я считаю, что школам не нужно принимать участие в
политической борьбе, но если затронуты их личные интересы, то нужно стараться
выжить и бороться.
Раиса Бабушис, русский и литература,
лицей №6, Тамбов:
Если целесообразна работа школы,
если в этом заинтересованы ученики, то, может, и стоит устраивать протесты. Мы
почему-то не думаем о будущем: закрыли детские сады, хотя мест в них не
хватает, и через несколько лет не будет хватать и школ. Вот в чем наша проблема.
Можно, конечно, бастовать, вот только научить людей думать не так просто.
Серафима ГЛУШКО
газета «Московский
Комсомолец» № 25401 от 15 июля 2010 г.
http://www.mk.ru/social/article/2010/07/14/516540-uchebnoe-golodanie.html